Солнце буквально сияло - насколько вообще может сиять солнце над этими широтами в это время года. Городок выглядел чудным, живописным, славным - по американским понятиям, - однако ни в коем разе не старинным, ибо сообразно понятиям западноевропейским, домишко, сооруженный накануне Колумбова путешествия, считается едва-едва обжитым.
Но я припомнил, что в 1945 году отступавшие нацисты весьма целеустремленно и прилежно сравнивали с землей все прибрежные поселения. Страна продолжала отстраиваться и поныне...
- Сюда, пожалуйста!
Мужчина догнал меня посреди кишащего людьми тротуара, поравнялся, окликнул, махнул рукой. Краснолицый, седовласый, жилистый. Невысокий. Шагающий вразвалку, походкой просоленного моряка. Я заподозрил, что именно его и видал подле портового ресторана в Бергене. Темный костюм казался поношенным, темная рубашка - застиранной, и все же галстук был повязан безукоризненно. Это поколение фермеров никогда не объявится в городе без галстука - его числят неотъемлемым атрибутом приличия. А фермера сразу выдавали узластые, мозолистые, не отмывающиеся от земли пальцы.
- Конечно, - согласился я. - Ведите. - Бок-о-бок мы прошагали по главной улице, повернули, остановились - опять перед рестораном. Для маленького Олесунна заведение было просто аристократическим.
- Он дожидается внутри, - сообщил мой спутник.
- Благодарствуйте.
Сразу можно было определить: я вступил отнюдь не в родимую американскую обжорку. У самого входа восседал старец, потчевавший себя послеобеденной кружкой пива и бросавший недоеденные куски растянувшемуся рядом пятнистому, весьма симпатичному псу. Ресторан был очень тих и уютен. Я заколебался. Подплыла пожилая официантка, показала кивком головы на дальний конец зала, где виднелась резная дверь. Я направился к двери, проник в нее и притворил за собою. Очутился в отдельном кабинете. Или банкетной, не знаю.
Во главе длинного стола обретался Хэнк Прист, изучавший тарелку, на которой красовались порция охотничьих колбас и непонятный гарнир. Подняв глаза, капитан жестом пригласил меня устроиться рядом.
- Проголодался? - полюбопытствовал Прист. Я пожал плечами.
- Все равно следует покормить Диану, когда поднимусь на борт. Бедняжка давным-давно заперлась в компании тридцативосьмикалиберного револьвера, тоскует и приемлет медленную смерть от истощения.
- Подождет, она - выносливая молодая особа. Вот, возьми: это ее одежда и краска для волос. А пока что попробуй кусочек poise - колбасы, по-нашему.
- По-нашему это koru, - ответил я. Прист осклабился:
- Правильно! Из шведских переселенцев? А я из норвежских... И переводить, пожалуй, незачем. Извини, сынок. О чем, бишь, вы толковали с Денисоном на пристани?
Вопрос прозвучал небрежно, и все-таки глаза Хэнка чуток сузились. То ли он ожидал, что я начну оправдываться, то ли думал, будто зальюсь краской стыда, услыхав обличение.
- Денисон явился оберегать интересы Линкольна, - уведомил я. - Мы, простые плебейские орясины, почтительно кличем его мистером Котко, но Денисон - особа, приближенная к олимпийцу и удостоенная завидной чести звать сукина сына по имени. Поль буквально млеет, сознавая собственную избранность. Слюни от гордости льет.
- Ты знаешь Денисова? Мой человек сообщил, вы повстречались, точно старые товарищи... Или старинные враги?
- Я знаю Денисона. Прежняя кодовая кличка - Люк. Носил ее до измены и побега.
- Артур не сообщал об этом.
"Артур" означало Артур Борден, или Мак, чье подлинное имя ведали единицы. На правах закадычного приятеля, Прист принадлежал к ним.
- Вы тоже кое-чего не сообщили ему, Шкипер. А уж мне, почитай, вообще никто ничего не сообщал.
- Хочешь разделаться с Денисоном, сынок - разделывайся на здоровье, но только не в ущерб нашему сотрудничеству.
- Конечно, сэр.
Вплыла уже знакомая мне пожилая официантка, водрузила на столешницу блюдо горячей колбасы и кружку пива, хотя я и словечка предварительно не проронил, да и Прист не делал знака. Возможно, колбасу и пиво подавали каждому посетителю без разбора. Я разжевал и проглотил изрядный кусок. Великолепная колбаса, не чета нашим знаменитым сосискам.
- Да будет ведомо, - изрек Хэнк, - что малый, в коего ты вселил Божий страх, умчал из города на спортивной автомашине, и с похвальным проворством. Опасаться его теперь не следует. А подслушанные моим человеком обрывки оживленной беседы свидетельствуют: белобрысого хама, убившего Эвелину, хватил накануне внезапный кондрашка. Весьма своевременно...
Я рассматривал Приста весьма угрюмо. Зигмунд, легендарный герой Сопротивления, воскресший тридцать лет спустя по соображениям непонятным и сомнительным. Следовало, конечно же, распознать себе подобного при первой встрече, во Флориде, но тогда забот у меня был полон рот, основное внимание посвящалось недостойной персоне Герберта Леонарда, и я позорным образом не раскусил матерого истребителя. Не вполне обычную манеру поведения отнес на счет знаменитой флотской закалки, давней привычки повелевать...
Случайному наблюдателю Хэнк предстал бы просто приятным крупным седовласым капитаном первого ранга. Загорелым, остроумным, живым.
Но лишь наблюдателю непосвященному.
Большинство одетых в полковничьи либо генеральские мундиры вояк принадлежат к малопочтенному обществу ДУБ - "Дистанционное Управление Бойней". Ранее уже упоминалось: мы от всей честной истребительской души презираем "дубийц". Высшее офицерье загребает жар и проливает кровь солдатскими руками, храня собственные по возможности чистыми. В особенности справедливо это применительно к флоту, где тяжеленные орудия и ракеты сплошь и рядом находят цель за чертой горизонта, покуда самолеты-разведчики следят из поднебесья и прилежно сообщают количество набранных очков. Морское сражение перестало быть благородной абордажной схваткой, стычкой борт-о-борт, раздольем для пистолета и кортика. Не удивляйтесь: множество корабельных офицеров, повинных в погибели сотен и тысяч людей, ни разу не приближались к врагу - живому или мертвому - на расстояние меньше мили.
Прист был иным. И я запоздало осознал: этот субъект глядел неприятелю в зрачки, рисковал собственной жизнью и отнимал чужие - в ближнем бою хладнокровно, умело. Пожалуй, даже слегка прищуривал при этом свои бледные норвежские глаза. В прямом смысле слова дрался... Я припомнил отзыв Мака: "с величайшей изобретательностью, отменной дерзостью... И полнейшей беспощадностью".
Глубоко вздохнув, я посоветовал себе не торопиться, оценивая ближних и возможные их намерения. И так уже сотворил пару непростительных ошибок...
- Белобрысого хама? - переспросил я невинно. - Да, разумеется. Только его не кондрашка хватил, а я. Ботинком по черепу.
Это звучало выспренней и смехотворной похвальбой. В точности, подумал я, Тарзан, колотящий себя в грудь и голосящий о победе над Властелином Горилл... Должно быть, я непроизвольно пытался произвести на Хэнка, отличавшегося встарь по той же части, выгодное впечатление. А может, хотел подправить впечатление, произведенное прежде.
Безусловно, отставной капитан посмеялся втихомолку, внимая самонадеянному субъекту, искренне полагавшему, что следует наставить новичка, сунувшегося в неведомые, опасные лабиринты сухопутных интриг. Неведомые - ха! Прист начал пожинать колосья с этой нивы гораздо раньше моего. И разбирался в деле досконально. По крайности, разбирался прежде, а такие вещи не забываются.
Что ж, я сам напросился. Чересчур усердно изображал циничного, бесшабашного профессионала, снисходящего до зеленых, наивных любителей и заботливо их пасущего. Но сам даже не потрудился проверить - уж так ли наивны пасомые? Поделом...
Бледно-голубые глаза Приста лукаво блестели.
- Прекрасно, Мэтт. Вероятно, тебе успели сообщить: некогда и я подвизался в... известных занятиях не без определенного успеха. На этом самом побережье, между прочим. И сохранил прежние связи - довольно обширные и надежные. Ты повидал кое-кого из моих былых друзей. Потребуется подмога - местная подмога - проси, не смущайся.
Счастье, рассеянно подумал я, что я не посягаю на престол Норвегии. Судя по размаху отовсюду предлагаемого содействия можно было бы с триумфом занять Осло, не сделав ни единого выстрела.
- Спасибо, сэр. Но покуда требуется лишь уразуметь: как вы умудрились подвигнуть порядочных норвежских подданных на государственное преступление и подбили их ограбить возлюбленное отечество?
Прист улыбался по-прежнему, но слегка щурился. Ответа не последовало. Я продолжил:
- А возможно, сэр, вы говорите Norska партизанам и Amerikanska солдатам совсем разные вещи? Прист осклабился от уха до уха:
- Старинный подпольный трюк, Мэтт! Молодым бойцам Сопротивления, преисполненным патриотизма и глупости, сообщают то, что им невтерпеж услыхать. Разумеется, ни слова правды. Узнают правду - перепачкают штаны. Или в обморок шлепнутся. Или с перепугу проболтаются кому не следует. Нельзя раскрывать идеалисту правды, мистер Хелм, да вы и сами отлично знаете это. Правды идеалист не вынесет.
- А идеалистка?
- Тем паче, - сказал Прист. - А если юная очаровательная идеалистка на время ударилась в противоположную крайность, она еще отнюдь не обрела разума. Верно?
- Пожалуй, вы недооцениваете мисс Лоуренс, коль скоро беседуем об одной и той же девушке, - отозвался я. - Ибо наличествовала еще Эвелина Бенсон. А также субъект по имени Робби, остающийся для меня величиною всецело неизвестной. Уровень смертности меж обращенных идеалистов нынче высоковат...
Хэнк отмолчался.
- Имеется, помимо прочих, некий М. Хелм. К идеалистам - закоренелым или обращенным - не принадлежащий ни в малой степени. Ему дозволено уведать правду?
Прист хохотнул.
- Я не доверяюсь даже людям вроде старого Ларса, который привел тебя в ресторан, сынок. А Ларс, да будет известно тебе, сражался вместе со мною, плечом к плечу, и от верной смерти спас. Чего ради стану разглагольствовать перед малознакомым человеком? Извини, Мэтт, но дело чрезвычайно важное, и секретность надобна чрезвычайная.
- Конечно, сэр, - согласился я. - Разрешите выблевать, сэр? При слове "секретность" неизменно тянет на рвоту.
Хэнк смотрел безо всякого гнева или одобрения.
- Доведется поверить, мистер Хелм. Натыкаясь на раздражающе противоречивые, взаимоисключающие сведения, припоминайте: операцию начали не для вашего личного удовольствия. Что смущает вас, поставит в тупик других - тех, кого настоятельно необходимо ставить в тупик. По возможности, безвыходный. Усомнишься не на шутку - припомни, сынок: затею одобрили в Вашингтоне. Даже твой начальник одобрил. Скажи себе: капитан первого ранга Генри Фарнхэм Прист привык верно служить Америке, а привычка - вторая натура. Да и поздновато в моем возрасте иудой становиться, - улыбнулся Прист. - Либо верь на слово, сынок, либо отрывай задницу от удобного стула и сей же час выметайся вон из Норвегии. Очень пригодился бы, но и без тебя обойдусь неплохо... Решай, гром и молния!
Выдержав надлежаще долгую паузу, я произнес:
- Впечатляющая речь, сэр. Можно внести предложение?
- Какое?
- Не говорите "поверить", "верь" и тому подобного. Верить можно только в Господа Бога. А если меня просит поверить на слово простой смертный, тут же возникают основательные подозрения. Переиграли вы, Шкипер...
Рисковал я умышленно. С Хэнком предстояло работать. И нельзя было выглядеть в его светло-голубых глазах сосунком, готовым немедля клюнуть на вдохновляющую, патриотическую, насквозь идиотскую тираду. Я и без того ударил в грязь лицом - на бергенской улочке.
Одно мгновение Хэнк ошарашенно изучал мою физиономию. Потом откинулся на спинку стула и оглушительно захохотал.
Отдышался, отер выступившие слезы.
- Прошу прощения, сынок! Забыл, что беседую с профессионалом. Обращаясь к впечатлительным штафиркам, приходится добавлять сахару и маслица... Надеюсь, ты не обиделся.
Хэнк протянул руку. Я пожал ее, удивился, не обнаружив ни единого перелома на собственных пальцах, продолжил игру, которая складывалась к моей выгоде:
- Хотите избавиться от меня, сэр, избавляйтесь, дело хозяйское. Мне велели слоняться неподалеку и всемерно вас беречь, как несмышленого младенца. Вашингтон представил капитана Приста беззащитным старцем, способным угодить в серьезную неприятность, ибо вторая мировая давно завершилась, а Генри Прист не желает осознать этого. Итак, потребуется вытереть вам сопли, сэр, или ползунки поменять - просите, не стесняйтесь...
Несколько мгновений Хэнк обуздывал приступ неподдельного гнева. Потом неторопливо ухмыльнулся.
- Отлично, мистер Хелм. Круглая пятерка. Теперь мы выяснили взаимное положение в пространстве, правда?
Я отнюдь не мог согласиться с последним замечанием, но, по крайности, сферы влияния немного перекроились, и это чуток утешало.
- Пожалуй, - ответил я.
- Тогда поживее пожирай окаянную свою poise и стол освобождай: надо расстелить карту и ознакомить кое-кого с общей диспозицией...
- Не рассчитывай запугать Слоун-Бивенса так же легко и просто, как застращал норвежского молокососа, - предупредил Хэнк.
- Я не стращаю, но предупреждаю. Честно, между прочим. А доктор Эльфенбейн едва ли настолько глуп, чтобы бросать профессиональному истребителю открытый вызов. Он прекрасно помнит: записные убийцы - неуравновешенные, вспыльчивые психопаты, способные ополоуметь от ярости, молниеносно превратиться в берсерков... Нет, на это Слоун-Бивенс не решится, ибо наверняка заглядывал в мой послужной список.
- Уж больно много ты ставишь на свое тайное досье, сынок. Столкнешься однажды с умелым, хладнокровным, недоверчивым игроком - и пиши пропало.
- Возможно, - сказал я. - Но Мак отрядил вам агента со смертоносной репутацией и недвусмысленно велел потрясать оной. Конечно, я не безумец, и не намерен испытывать ее на Денисоне; а вот если не сумею заставить седого кабинетного червя извиваться и уползать подальше - сразу подам прошение об отставке... На кого, кстати, работает Эльфенбейн?
- А?
- Кто его нанял?
- Тяжело определить. Насколько понимаю, Эльфенбейн трудится впрок.
- Что-о?
- Сперва намерен обзавестись товаром, а заинтересованного покупателя сыскать впоследствии. Прист пожал плечами, продолжил:
- Нужно, Мэтт, повстречаться с двумя людьми: в Тронхейме и Свольвере. Все условлено заранее, Диана знает связных, поэтому не будем терять времени попусту. Задача твоя - приглядеть, чтобы встреча состоялась без приключений, а материалы перешли из рук в руки, согласно замыслу. Только не забывай: норвежцы уже не столь отважны, сколь были тридцать лет назад, воюя против нацистов. Они помогают мне, да не слишком-то охотно помогают. Свернет работа не туда - и парни тот же час расползутся и разлетятся по добропорядочным своим норкам и гнездышкам... От греха подальше.
- Да, сэр.
- Важнейшая встреча - вторая. Получишь чертежи некоего устройства, сооруженного пьяным, пожилым инженером-нефтяником, который некогда был молод, блистателен и трезв; а вдобавок числился настоящим гением по части взрывных устройств. Он потопил по моему приказу небольшой армейский транспорт - безукоризненно потопил, - но оказался излишне чувствителен. Сам знаешь, как это случается. Молодцу начали являться во сне убиенные оптом гитлеровцы, немчики кровавые в глазах стояли... Тебе никогда не снятся убитые?
- Нет, сэр. Говорят, у меня отсутствует воображение.
Ложь выглядела вопиюще, ибо полтора десятка лет я прилежно писал книгу за книгой, а ковбойские романы требуют воображения изрядного. Но об этой подробности, касавшейся моего прошлого, Хэнк, по-видимому, не знал.
- А у норвежца оно было развито сверх меры. И чуть не доконало парня. В минуты просветления он частенько изобретает какую-нибудь новую великолепную штуку - настолько простую, что никому и в голову не приходило задуматься о подобном: понимаешь? Последнее устройство Диане и доведется забрать. Названо, кстати, в мою честь.
- Наслышан.
- Только не думайте, что это лестно, мистер Хелм, - ухмыльнулся Прист без малейшего веселья. - Парень... впрочем, он давно уже не молод, ненавидит меня, бессердечного, бездушного убийцу, до визга поросячьего. Так и пояснил в сорок третьем, на нескольких языках... А нынче рассудил: паскудное приспособленьице всего уместнее назвать в честь сукина сына Зигмунда, кровожадного садиста, по недомыслию считаемого здесь героем. Пошутил, извольте видеть... Любой соотчич-норвежец почтет сей жест несомненным залогом восхищения; и лишь мы с Иоганном понимаем, где собака зарыта. Разумеется, теперь понимаешь и ты.
- Сложный психологический анализ, - отозвался я, - но, кажется, понимаю, сэр.
- Мне полагалось, - молвил Хэнк задумчиво, - причинять неприятелю наибольший возможный ущерб в человеческой силе, технике, боеприпасах. Так я и поступал. Некоторые ненавидели меня за это, некоторые - их было гораздо больше - боготворили; но плевать и на тех, и на других... Нет, пожалуй, перебрал! Они были славными, надежными бойцами. Очень многие живы посейчас. Подумай... Стая злобных оборванцев, насмерть перепуганных и оттого еще более жестоких и мстительных, рыщет по fjelds, подобно изголодавшимся волкам, а после, на страницах исторических исследований, учебников, летописей, романов, превращается в отряд подтянутых, бравых и благородных патриотов, которых вел за собою святой, оседлавший белого скакуна!
- Знакомо, - вставил я.
- Однажды ночью проскальзываешь в никчемную деревушку Блумдаль, перерезаешь глотки пяти несчастным, безмозглым нацистским ублюдкам - заметь, подкрадываешься к ним подлейшим образом, со спины! - а десятью годами позже читаешь о великой битве при Блумдале, кавалерийском рейде, звонких сигналах горниста и отважной атаке... Тьфу!..
Я промолчал, ибо прибавлять было нечего.
- Не думай, будто каждый и всякий в струнку вытянется и наизнанку вывернется, услыхав имя Зигмунда. Кой-кому из норвежцев эта блумдальская затея вышла боком...
- Каким же, сэр?
- Акульим...
Если не знаете, уведомляю: шершавый акулий бок способен одним-единственным скользящим касанием содрать кожу до самых костей. Я понял. Но изобразил недоумение.
- Несправедливо, нечестно... - хмыкнул Хэнк. - Справедливость, черт побери! Кто вообще слыхал о честных и справедливых войнах?
- Что случилось после Блумдаля?
- Да ты вообще воевал с гитлеровцами?
- Кажется.
- Значит, помнишь: коричневые позаимствовали у красных милейшую манеру брать и расстреливать заложников. Состоялось партизанское нападение - получайте в ответ!.. Но с какой стати норвежцы решили, будто я воздержусь от операции ради вшивых заложников, сынок? Нас нещадно расстреливали в бою, а если кого-то иного расстреливали после боя, мы лишь искренне сокрушались. Партизанские отряды не орудуют иначе!
Я кивнул.
- Бушевала война, и следовало сражаться. А коль скоро окрестные горожане и фермеры не желают бежать в горы и драться вместе с нами, пускай сидят по домам и хотя бы с нами заодно погибают - лишь так и рассуждали мы тогда...
Прист умолк, и в комнате сделалось необычайно тихо. Потом снаружи прокатил грузовик, Хэнк очнулся от раздумья, залпом допил пиво, провел по губам ладонью.
- Старческая болтливость, - криво усмехнулся он. И сухо продолжил: - Вернемся к делу. Помимо чертежей сифона требуются данные о нефтяных разработках. Иоганн разнюхал все необходимое о Торботтене, и все вручит в одном пакете с чертежами. Он обеднел, весьма нуждается в предлагаемых мною деньгах, и все же не сбрасывай со счета возможный подвох... Другими словами: доставь девушку на нужное место, в нужный час - и приглядывай в оба.
- Да, сэр, - ответил я.
Отворилась дверь, и официантка внесла еще две кружки пива. Я мысленно хмыкнул и решил: под ковриком на полу, вероятно, притаилась небольшая кнопка. То ли для международных диверсантов предназначенная, то ли для богатых особей, председательствующих банкетами.
- Касаемо завтрашней встречи в Тронхейме... Не рискуй ни в коем разе. Передадут материалы об Экофиске и Фригге - хорошо; но Фригг нам покуда не шибко нужен. Это газовые залежи, а мы еще долго не сможем откачивать природный газ незаметно. И вдобавок, Фригг располагается аккурат на границе британских и норвежских экономических зон, возможны весьма нежелательные осложнения.
- Понимаю.
- Экофиск ненамного нужнее. Во-первых, между ним и норвежским побережьем пролегла глубокая морская впадина, поэтому нефть перекачивают к западу или к югу, что неимоверно усложняет нашу задачу. Во-вторых, Экофиском заведует целое сборище промышленных компаний: "Филлипс", ОНЕКО и прочие. Неудобно и опасно воровать, разумеешь? Следовательно: если в Тронхейме что-либо не заладится, Аллах с ним. Тронхейм, видишь ли, по преимуществу отвлекающий маневр. Углядят наши эволюции - пускай погадают, куда клонится дело... Но Торботтен важен исключительно.
Я рассматривал расстеленную на столе карту.
- Холодновато под этакими широтами донышко морское сверлить, сэр. Да и воровать зябко.
- Ошибаешься. Там течет Гольфстрим, и воды сравнительно теплы. То есть, можно и задницу отморозить ненароком, но по крайности, ледокола не требуется. Торботтен годится всецело. Небольшие глубины; залежи составляют безраздельную собственность Норвегии, а разрабатывает их одна-единственная компания, "Петролен Инкорпорейтед" - наверняка слыхал о такой, - возглавляемая джентльменом, которому свойственны высокие моральные принципы хорька... Воровать примемся под эгидой американского правительства, негласной, конечно. Ибо норвежцы обнаглели, начали заламывать за свою нефть бешеные цены и ставить малоприемлемые условия. Так со слезами на глазах поведал мой осведомитель.
- Осведомителя вашего, часом, не в честь Президента Линкольна окрестили?
- Не будьте наивны, Хелм, - недовольно заметил Хэнк. - Никто не встречает Линкольна Александра Котко лицом к лицу. Он связывается с нужными субъектами через посредников, а сам обретается отшельником где-нибудь в швейцарском шале или французском замке, созерцая пейзажи, подставляя голову солнышку и следя, чтобы лысина загорала равномерно. Правда, говорят, Котко не лысый, а бритый миллионер, втемяшил себе в башку, будто женщины считают лысых неотразимыми... Имеющиеся косвенные свидетельства по внешности подтверждают сию школу мысли; но подозреваю: женщины считают по-настоящему неотразимыми не всех лысых, а лишь обладателей круглого счета в банке... Хотя не думаю, что сыщется охотник намекнуть об этом самому Котко.
Прист перевел дух и отхлебнул пива.
- Если безволосому олуху и впрямь нужно то, что я намерен предложить, он выберется из укрытия, объявится на люди. Я не собираюсь подставлять заслуженные мужские и красивые женские головы под пистолетные рукояти и крупнокалиберные пули, дабы в итоге вручить приобретенное оборудование и чертежи мелкому хлыщу вроде Поля Денисона...
Откинувшись, Хэнк допил кружку залпом - точно викинг, предварительно осушивший чашу сыченого столетнего меда и промывающий горло пивом.
- Теперь, сынок, пора тебе двигаться. Если что упустил - Диана пополнит рассказ. Я не стану впредь особо высовываться: к северу от бергенского порта чересчур уж многие способны признать состарившегося Зигмунда. Но в урочное время возникну, а до того связь поддерживать будем через посыльных.
- Как опознать их? Прист нахмурился.
- Ох и давненько игрывал я в сыщиков-разбойников!.. Ты говоришь по-шведски; стало быть, норвежское произношение знаешь. Коли человек выговорит слово poise безукоризненно - это мой человек, и прими его. А если скажет "пельсэй" либо "поулсю" - пристрели... Диане привет передай. Как вы поладили, молодежь?
Хэнк неукоснительно держался избранной во Флориде роли. Я был не столь уж молод, сам он - отнюдь не настолько стар, но бывшему капитану и конгрессмену определенно нравилось обращаться к младшим по-отечески.
- Без особого труда, - уведомил я.
И сказал, по сути, чистую правду.
Изрек едва ли не первую и единственную достоверную фразу, прозвучавшую во время беседы в укромном кабинете.