Пангоды

МУЗРЕВОЛЮЦИОНЕРКА

Наталья Ивановна говорит чуть напевно, иногда руки согласно волнам речи мягко взлетают с подлокотников кресла и, сделав несколько плавных движений, как послушные крылья, смиренно возвращаются на место.

Отца Натальи Ивановны Шур, офицера, после Отечественной войны направили служить в Сумгаит. Там, у Каспийского моря, в солнечном Азербайджане и появилась на свет Наталья, выросла, вышла замуж, там родился ее сын.

— Мы с мужем никогда не планировали уезжать насовсем, — говорит Наталья Шур, — нам там было так хорошо, как бывает хорошо людям только на Родине. Мысль приехать на Север подзаработать появилась в конце семидесятых.

Первое время они жили в районе самостроя, в «Нахаловке», на окраине поселка, сейчас это географический центр Пангод. Когда «Нахаловку» ликвидировали, пришлось перетаскивать вагончик на новое место. Причем, в этом не было большой технической сложности: балки строили на санях, сваренных из прочных толстых труб, и даже проушина для возможной транспортировки «безпогрузочным», прицепным способом делалась сразу же. Сейчас, живя в квартире, муж Натальи иногда говорит: ну ее, эту квартиру, лучше бы в балке остались жить — ничем не хуже, никакого соседства через стенку, сам себе хозяин, как в собственном доме (даже дворик был). Мне кажется, есть в этом доля здорового лукавства — от квартиры на Севере еще никто не отказывался.

В год, когда Наталья Ивановна, учитель музыки с десятилетним стажем, появилась в Пангодах, музыкальная школа была лишь в пожеланиях, мечтах местных жителей. Для мужа работы хватало, а вот с трудоустройством Натальи, как и со многими тогдашними северными женами, были проблемы. Пришлось учиться новой специальности, окончила курсы операторов котельной, стала, попросту говоря, кочегаром.

— Жутко было подходить к котлам: все гудит и пышет жаром, даже стены, а внутри этого страшного тела — пылающая преисподняя. Первый раз разжигала котел — чуть не взорвался он, так мне показалось. Может, я чего не так сделала — оно как ухнет!.. Приборы там разные, трубки с этого котла чуть не послетали. После этого напарница, хорошая женщина, мне говорит: близко сюда не подходи и руками своими «рояльными» ничего не трогай. Так вот и работали дальше, я на вторых ролях.

Потом появилась музыкальная студия — что-то типа любительского кружка.

Несколько энтузиасток с музыкальным образованием, волею разных судеб оказавшихся в маленьком северном поселке, взялись, как они были уверены, за большое дело для настоящего и будущего своих нынешних земляков. Работали первый год на общественных началах, бесплатно, в свободное от основной работы время. В тех условиях это был единственный наглядный способ доказать, что в Пангодах есть люди, желающие и умеющие работать музыкальными преподавателями, и что пангодинцы готовы обучать своих детей настоящей музыке.

Не имея собственных помещений и инструмента, студия, тем не менее, работала. Сейчас многие ветераны Пангод говорят, что такое было возможно только в эпоху зарождающегося поселка, когда активисты какого-либо новшества чувствовали себя первопроходцами, верили в себя, в тех, в кто рядом, в результаты своего жертвенного труда. Признаться, у меня иное мнение о пангодинцах: энтузиасты, «чудачеством» которых приумножается живая природа Пангод, были, есть и будут.

Интересным был процесс «создания» музыкальной студии, само действо, которое ознаменовало, зафиксировало: студия — есть! Этакая полутайная вечеря. А если конкретно — сели пангодинские музреволюционерки за чашкой грузинского чаю, посчитали, сколько их, потенциальных преподавателей. Пальцев на одной руке вполне хватило. Пианино имелись на некоторых предприятиях Надымгазпрома, руководители разрешали их использовать, но только в некоторые дни и только в светлое, рабочее время суток. Вечером «залы» использовались профсоюзными массовиками. Худо-бедно, но культурная жизнь на «производствах» не замирала: устраивались вечера отдыха, детские утренники и т. д.

Первые уроки…

— До-ре-ми — большой пальчик переставляй — фа-соль!..

Наталья учила первым гаммам маленькую шестилетнюю девочку, одну из первых северных учениц, которая во время урока однажды соскочила со стула и побежала к маме, ожидавшей за дверью. Теперь на занятия эту крошку водил отец, «товарищ Аверин», монтажник из ПМК. Вот и сейчас Аверин сидит в углу комнаты, пытается читать, клюет носом, борется с усталостью. Сразу после работы, видимо и поесть-то толком не успевает перед тем, как вести дочь «на музыку».

Занятия проходили в красном уголке Пангодинского АТП, на втором этаже металлического здания, первый занимали ремонтные мастерские. Можно представить, сколь немелодичные звуки доносились оттуда: что-то пугающе стукало, скрежетало, визжало. Да и само пианино, казалось, из солидарности с родными производственными стенами пыталось досадить своим «интеллигентным, больно грамотным» арендаторам. Сто лет не знавшее умных рук настройщика, весело фальшивило, отвечая на прикосновение не только неумелых детских, но и грамотных пальцев Натальи. Этот «музыкальный ящик», пропахший как кабина водителя, табачным дымом, всегда невинно улыбался желтыми зубами, кое где оплавленными от когда-то успешно затушенных окурков. И все-таки Наталья любила свой единственный инструмент…

Сегодня, в понедельник, «ящик» улыбался необычно щербато. Некоторые клавиши топорщились, чрезмерно возвышаясь над своими бедными собратьями, две наоборот «запали» и не подавали при нажатии признаков жизни. Видно, «вечер отдыха автомобилистов» удался на славу. Пока папаша раздевал девочку и усаживался в уголке с книгой, Наталья открыла крышку, поправила упавшие молоточки. Пробежала пальцами по «ступенькам тротуара», и, выслушав жалобу деревянного друга, начала урок. Как хорошо, внизу притихли индустриальные шумы, тишина.

— До-ре-ми, — большой пальчик переставляй!..

«Бух!»

Наталья вздрогнула.

Это выпала книга из рук уснувшего на стуле товарища Аверина.

В конце учебного 1985 года комиссии Надымгазпрома и отдела культуры надымского горисполкома проанализировали работу любительской музыкальной студии. Как результат — в сентябре в одном из высвободившихся поселковых зданий, одноэтажном строении, открылся подготовительный класс на тридцать учащихся — пионерный класс первого в истории Пангод музыкального учебного заведения. Это была победа!

В настоящее время в музыкальной школе постоянно обучается более трехсот юных пангодинцев.

— Музыкальной школы сегодня катастрофически не достаточно, Пангоды уже морально готовы к тому, чтобы иметь школу искусств! — говорит Наталья Ивановна.

Мы сидим вечером в учебном классе, который также служит ей, завучу пангодинской музыкальной школы, «административным» кабинетом. Здание старенькое (то самое, первое), слышимость «хорошая»: кое-где еще идут поздние уроки. Наталья Ивановна сидит возле темного, со светлыми потертостями на углах, не нового пианино…

— Требования жизни опережают нас, и если не реагировать на этот бег, пангодинцы безнадежно отстанут. Ну ладно — мы, взрослые! У всех нас была настоящая, полноценная, как нам всегда казалось, — вечная родина, где не было ощущения временности нашего там пребывания. Там мы сформировались — на «вечных» для той территории традициях. Это прекрасно, потому что именно традиции ставят каждого человека и все общество в нравственные рамки, делая жизнь относительно спокойной и предсказуемой. Думаю, вы понимаете, я говорю это в первую очередь применительно к Пангодам. Какими традициями воспитываются наши дети, которые с мала слышат, что родители вскорости с Севера уедут, что вот бы получить квартиру там, где потеплее, поуютнее? А я скажу: они воспитываются тем, что еще в нас, в их родителях, сильно, что от нас еще остается (но время-то, их время, убегает вперед!). Плюс эрзац-культура телеэкрана. Словом, процесс неуправляем. А что мы можем им «безошибочно» предложить?..

Как уже неоднократно в течение беседы, Наталья Ивановна волнуется. Ее беспокойство выдает нерезкая, музыкальная жестикуляция, голос мягко вибрирует. Она уверена: есть то, что несет в себе вечную мудрость веков, которое расшифровывается для разных поколений по-разному — в гармонии с данным временем. Это — искусство. Поэтому, приобщая к искусству детей…