Когда днем первого января зазвонил телефон, я решила, что это Джимми. Но голос был женский, довольно манерный, и незнакомый.
— Здравствуйте, это Лиз?
— Да.
— Меня зовут Барбара Меллиз. Мы с вами как-то говорили. Я знакомая Джимми, с семинара.
— Да, конечно.
— И он делал у меня ремонт.
— Да, я помню. Джимми сейчас нет дома. Ему что-то передать?
— Пожалуйста, попросите перезвонить, когда у него будет время. Это не срочно, я просто хотела узнать, не возьмется ли он за одну работу. Это не к спеху.
— Я передам.
— А как ваши дела, Лиз? Как встретили Новый год?
— Неплохо. Тихо, в кругу семьи.
— Тоже дело. Ну, рада была вас услышать.
— Спасибо, всего хорошего.
Джимми вернулся в третьем часу дня. Энн Мари была у себя, я сидела в гостиной. Он обошел диван и поцеловал меня в щеку.
— С Новым годом!
— Ну, привет.
— Угадай, где я был, - он помахал рукой – на большом пальце был налеплен пластырь. Я молча взглянула на него.
— В «Вестерне». В парке белка укусила.
— Молодец.
— Пришлось делать прививку от столбняка.
— Завязывал бы ты с этой медитацией, а то скоро без пальцев останешься.
— Это как?
— Да никак. Тебе Барбара звонила. Просила перезвонить.
— А, наверно, в дальней комнате ремонт затевает?
— Не знаю, что она там затевает. — Он сел на стул напротив меня. — Или что ты с ней уже затеял.
Он наклонился и протянул ко мне руку. Из-под пластыря выбивалась вата, палец выглядел как-то глупо и трогательно.
— Погоди, Лиз, ты ведь так не думаешь на самом деле?
— Как не думаю?
— Что у меня с этой Барбарой что-то есть.
— А разве нет? Сначала торчишь у нее целыми днями, потом это твое воздержание…
— Ну, это же значит, что я вообще…
— Ни с кем не спишь? Да неужели? А может, ты просто двух не тянешь?
— Лиз, не мели ерунды. Я и не видел ее с… октября.
— Когда ты и завел шарманку про воздержание.
— И что?
— А может, у тебя выхода не было.
— Это как?
— Джимми, я тебе не дурочка с переулочка. А может, ты с ней спал, а потом узнал, что тебе достался некий подарочек? И теперь ты боишься меня заразить?
Сама не знаю, как это вышло. Я этого вовсе не думала и не верила, что Джимми спал с этой Барбарой. Просто хотела его уколоть. И вдруг эти слова слетели с языка.
Джимми сидел на стуле и смотрел на меня.
— Лиз, я ушам своим не верю. Ты… как будто не ты говоришь. А совсем чужой человек.
— Могу сказать тебе то же самое.
Эту ночь он провел в другой комнате, а на следующий день сложил кое-какие вещи в рюкзак и ушел в Центр. На самом деле, мы даже не говорили об этом. Полагаю, оба думали, что это временно. Впрочем, я, если честно, даже не думала – просто ощутила облегчение от того, что он ушел, и одной заботой у меня стало меньше. Странно – ведь мы женаты больше тринадцати лет; конечно, иногда я страшно злилась на него, и не все между нами было гладко, но было бы естественно, если бы я начала скучать по нему, или хотя бы по его обществу. Но я всего лишь испытала облегчение. И хотя поначалу он почти ничего из вещей не забрал, в доме стало будто просторнее - мне стало как-то легче дышать.
Энн Мари, похоже, отнеслась к его уходу спокойно. На самом деле, это единственное, что меня тревожило – как она это воспримет. Спустя пару недель я убедилась, что она не переживает, и успокоилась окончательно. Все-таки, Джимми почти каждый вечер ее навещал, даже ужинал с нами – то есть, на самом деле он был рядом. Энн Мари повзрослела, стала больше времени проводить у себя или с Нишей общаться по телефону. Так что я решила, вряд ли ей так уж плохо. К тому же я не думала, что это надолго – мне казалось, однажды он вернется и наша жизнь наладится.
Объяснить другим, что случилось – вот это было непросто; но впрочем, много говорить не пришлось: один человек узнал – и новость разнеслась. Сначала все звонили и спрашивали, не хочу ли я пойти куда-нибудь, или может меня навестить, и прочее в том же духе, но, честно говоря, у меня просто не было сил. Ни с кем не хотелось ничего обсуждать - да я и не знала, что говорить. То, что случилось, касалось только меня и Джимми, и пусть порой мне хотелось его задушить, я ощущала, что у меня есть некий долг перед ним. Слишком это личное, о таком не болтают вот так, за чашечкой кофе.
Помню, что Никки, когда расходилась с Мэттом, всем и каждому, кто готов был слушать, излагала мельчайшие подробности. Он спал с какой-то женщиной, коллегой по работе, о чем она узнала, найдя в постели лобковый волос рыжего цвета — а Никки и Мэтт брюнеты. Понимаю, что ее душила обида, но, по-моему, нельзя себя так вести. И теперь мне ужасно неловко: Мэтт работает в банке, и всякий раз, как я его вижу, вспоминаю ту историю. Но они, по крайней мере, не завели детей. Энн Мари я втягивать ни во что не хотела, она-то не виновата ни в чем – и мы оба ее родители. Так что я держала свои мысли при себе.
А недели через две после того, как Джимми ушел, я осознала, что мне это даже нравится. Понимаю, это странно, но я стала как-то свободнее без него.