Крик замер, когда воздух кончился. Но паника от неизвестности уже накрывала снова — я вскинулся и принялся осматриваться, совершенно не понимая где нахожусь. Вокруг кромешный мрак, и только где-то сверху-сбоку заметны багряные росчерки, как будто следы когтей на ткани мироздания. Как-то вдруг меня накрыло острыми резкими запахами, чуть болезненным шелестом — лежу на чем-то мягком и одновременно колючем; еще все тело влажное, крайне неприятное ощущение.
Страшно, очень страшно стало — тем более, что я не понимал, что такое происходит. Пытаясь вырваться из странного плена, рванулся вперед, ощущая, как руки и ноги колет все сильнее, а странный шелест становится громче. Шаг, еще шаг — и вдруг пришло понимание, что вообще происходит.
Все просто: я — вернее реципиент, только что спал на сеновале в нагретом за день сарае. А сейчас он — вернее уже я, вспотел и проснулся, наблюдая багрянец небесного сияния сквозь крупные щели сарая-сеновала.
Вот только была одна серьезная проблема: осознал я это на мгновение позже того момента, как потерял опору под ногами. В полете понял еще одну важную вещь: сарай, в котором располагался сеновал, имел мезонин на уровне второго этажа. Именно там складировалось сено, на котором я спал, и именно оттуда я сейчас лечу вниз. Долетел уже — рухнув на утрамбованный жесткий земляной пол.
После падения сохранил сознание, но было очень больно — руку, похоже, я себе сломал, что-то очень уж неприятно хрустнуло. Да, неприятный штраф, причем в самом начале моего похода здесь, должного изменить мир.
Некоторое время лежал, пытаясь прийти в себя. Отсюда был виден светлый проем выхода в сарай — широкий, телега въедет. Чуть дальше вижу двор с изгородью, сплетенной из тонких древесных стволов. В темноте сложно понять, что это такое, но видел я такие в деревнях, удаленных от цивилизации, так что догадался.
Присматриваясь, почувствовал, как холодок по спине пошел и волосы на затылке шевелятся. На прутья изгороди вверх дном насажены самые настоящие печные горшки, утончающиеся к низу, чтобы их ухватом можно было из печки доставать. Но, что приковало взгляд — среди них я увидел узнаваемый и на подсознательном уровне неприятный взгляду силуэт.
На изгороди среди печных горшков висел штальхельм, немецкая пехотная каска. Очень не понравилось мне это зрелище, наводя на самые разные тревожные мысли.
Сломанная рука почти забылась — похоже, могут быть неприятности гораздо хуже.
Пока собирался с мыслями, что делать и куда дальше идти, в широкий проем выхода одна за другой прокрались три фигуры. Поначалу насторожился было, но быстро расслабился: подростки, судя по силуэтам. Все трое залезли по лестнице наверх, где я только что спал, и с громкими криками начали ворошить сено.
Понятно — «я» отправился спать на сеновал, «меня» пришли пугать. Кроме того, спокойствия прибавили крики, в которых промелькнули некоторые современные, назовем их так, обороты. Не на войне я, теперь точно. Где-то неподалеку от привычной современности, из которой сам впервые в Альбион попал.
— Илья? Илья, да где ты? — как раз закричал один из гостей, расстроенный неудачей в попытке напугать меня.
Так, реципиента зовут Илья. И похоже, я подросток — в темноте с этими падениями и переживаниями времени осмотреть себя не было, но есть ощущение, что телу еще расти и расти. Возбужденные возгласы и крики продолжались, в голосах явное недоумение.
— Свалил, что ли? Илья⁉
— Йа… йа с-с-сдесь, — не сразу получилось произнести у меня внятно. — Я упал…
— Куда упал?
Вся троица гульбой слетела по приставленной к мезонину лестнице, наводясь на мой голос.
— Да здесь я, сюда… Аккуратнее, не наступите только, я похоже руку слома-а-а-аа!!!
Когда меня пытаясь поднять, один из подбежавших подростков потянул прямо за сломанную руку. Болью стрельнуло так, что я едва не лишился сознания — и, чтобы избавиться от боли, отмахнулся, извернулся, ударил ногой. Как сумел. Сумел хорошо — от боли или злости, или и от того, и от того.
В фельдшерский пункт нас повезли вместе — у Вовы, такого неосторожного в попытках первой помощи, заподозрили сотрясение мозга. Ну да, просто так тошнить не будет, факт, а зарядил я ему прилично, даже несмотря на хиленькое тело.
Кто я такой, сразу выяснить не удалось. Если бы не сломанная рука, доказать, что от удара головой я слегка (пока сказал, что слегка) потерял память, было бы непросто — судя по словам и поведению взрослых, представленных только неприветливыми дедушкой с бабушкой, первая помощь и сочувствие здесь на невысоком уровне. Если бы рука не распухла, вряд ли бы меня сразу к доктору повезли. Уровень сострадания на: «Голова не жопа, завяжи да лежи», — как пару раз прокомментировал дед, когда Вова говорил, что у него голова болит, и ему бы тоже к доктору нужно.
В общем, рассвет я встречал в фельдшерском пункте, до которого доехали на мотоцикле с коляской. По итогу собранных знаний: оказался я во Рязанской области, куда меня — подростка четырнадцати лет, отправили родители к двоюродной бабушке троюродного дядюшки, если примерно обозначить степень родства. Почему и неприветливые такие, я им все планы спутал — лето в деревне рабочая пора, тут на всякие дурости отвлекаться некогда. Да, сегодня если что уже шестое июля, понедельник. Год на дворе — одна тысяча девятьсот девяносто восьмой.
Девяносто восьмой год, мне четырнадцать лет, я со сломанной рукой в глухой деревне. Вернее, реципиент в деревне — сам «я», если что еще не родился. Даже, если временную отсечку брать, меня в стадии проекта еще нет, мама́ с будущим папа́ познакомится через полгода примерно.
Ладно, это все лирика, пора к насущному. Задача — изменить мир так, чтобы поменялся ход истории, чтобы меня, как жнеца, оторвало от туманного монолита. Интересно, как это сделать — к такому повороту событий, к таким стартовым условиям, я просто не готовился. Почему-то казалось, что все будет гораздо проще. Не знаю как, но не точно так.
Сейчас же, лежа на кушетке фельдшерского пункта, я думал и понимал, что инструментов у реципиента для выполнения задачи просто нет — надо быть честным с самим собой, потому что очень уж удачно я попал.
Мои личные знания… Из исторических знаний об этом времени — «августовский» кризис девяносто восьмого. Который, судя по названию, случится в августе, вроде как доллар тогда сильно подорожает. И это еще при условии, что я попал в «копию» своего мира, где все идет так же, как и в моем. А если нет? Думать об этом не хотелось, поэтому что если так, тогда вообще конец всем задумкам. Буду рассчитывать на то, что мир — все же копия моего.
Но даже если так, как я могу сейчас запустить цепь событий, которые поменяют этот мир? Просто какой-то… тупик.
По мере того как понимал, в каких условиях оказался, вместе с болью в руке накатывало тошнотворное ощущением полной беспомощности. Здесь никаких не просто смартфонов, а даже доступных телефонов нет — для того, чтобы позвонить родителям, дед отвез меня в отделении Почты России, где стояли телефонные кабинки. Родителей дома не было, трубку никто не взял. Дед позвонил моим родственникам, оказалось — родители в Турции. И нет, не отдыхают, за товаром полетели. Челноки — туда налегке, обратно с баулами, потом в павильон на рынок. Бизнесмены. Но поездка не короткая, а какая-то сложная, так что будут только к следующему понедельнику. И до конца недели, как минимум, меня решили оставить в деревне.
Плохо. В разговоре с дедом я попытался как-то предложить вариант моего возращения в город, но отпускать меня не стали категорично. Он даже слушать не стал — право голоса здесь я просто не имел. Только сбегать если, но этот вариант пока решил отложить. Решил — эта итерация для того, чтобы осмотреться. Действовать буду в следующую, сейчас же надо понять, что именно я могу сделать, чтобы достичь цели.
По прибытии обратно в деревню оказался в самом настоящем шоке. В доме только шепелявящее радио и черно-белый телевизор с одним каналом «ОРТ», как он назван в газете в программе передач. Только по единице в эмблеме я догадался, что это тот самый канал на так называемой «первой кнопке». Да и кнопки-то этой не было, у телевизора — огромной коробки с выпуклым серо-синим экраном, только рычаг переключения со значениями от одного до двенадцати. Рычаг отломан, правда, переключают плоскогубцами. Но смысла щелкать каналами нет — показывает только на единице, на остальных серые помехи.
Первый день прошел… удивительно. До вечера я был дома совершенно один — дед и бабкой в огородах, в полях и в работе. Бабушка с пяти или около того утра, дед — как только меня привез из фельдшерского пункта.
Плюс сломанной руки — по словам сотоварищей, с которыми коротко пересекся: мне больше не нужно ездить «на сено». А Юра, Сережа и Вова, несмотря на 'легкую контузию, как дед выразился, с ним поехали. Все трое — подростки лет пятнадцати-шестнадцати, как и я сплавленные на лето в деревню. Парни, кстати, мне не близкие родственники, да и сами не братья ни разу. Просто нас сюда вместо летнего лагеря из самых разных семей и уголков страны отправили, так уж получилось. А как получилось — мне пока никто не рассказал, да я и не интересовался.
В общем, парни укатили с дедом на целый день — после покоса сено надо переворачивать, чтобы оно просушилось, тем и занимались. Я же занялся попыткой набрать информацию. Радио не помогало, а телевизор… Вот с ним сложно. Сначала посмотрел программу «Смехопанорама», с ведущим ее комиком Евгением Петросяном — шутки не зашли, некоторые даже не понял; хотя, я на взводе, какие уж тут шутки, может в обычном состоянии и посмеялся бы.
Выпуск новостей посмотрел с изумлением — совсем другая действительность, я как-то к такому… не привык. Но больше даже почему-то поразили меня не сами новости, а так называемый сурдоперевод — в углу экрана барышня с пышной прической разговаривала на языке жестов для глухонемых. Очень странное решение, текстовые субтритры как по мне были бы намного эффективнее.
Попробовал запоминать события, но таких, чтобы вот взять и получить точку опоры, чтобы перевернуть мир — увидеть не получалось. Находясь практически на грани отчаяния, нашел успокоение в просмотре сериала «Приключения королевского стрелка Шарпа» с Нэдом Старком, который еще в сериале «Игра Престолов» играл. Надо же, я еще не родился, а он почти не изменился. Потом по телевизору шли удивительные передачи, не очень понимаю, кто такое смотрел тогда, так что немного отвлекся от тяжести предстоящей задачи, понемногу кажущейся все более невыполнимой.
В перерывах между телевизором побродил по дому и двору, осмотрелся. Немецкий шлем, кстати, на заборе оказался реально немецким шлемом. Ржавым — распахивая землю нашли, так и оставили на изгороди висеть. Ничего полезного на улице больше не нашел. Газеты… были, но разорванные, в деревенском туалете типа «сортир», стопкой сложенные.
Книг в доме почти не было — несколько томов «Молодой Гвардии», которые уже лет десять в шкафу явно не трогали, и еще пара из тех, что реципиент привез. Он, кстати, никуда не делся — сознание паренька присутствовало в голове вместе со мной, просто без права голоса. Вот он сейчас обалдевает, наверное, наблюдая за происходящим; с другой стороны, я только сейчас понял, что мой шаг в неизвестный монолит — откровенная авантюра. Если бы здесь был кто-то духом сильнее чем я, или просто старше и опытнее, кто знает, чем бы все это закончилось. Просто так тело в управлении мне могли и не отдать.
Пока бродил по дому, нашел еще магнитофон. Кассетный — как и магнитола в мустанге, на котором я ехал в Субурру на Альбионе. Кассет небогато — видимо, товарищи по летнему отдыху привезли. Послушал немного, все сплошь русский рэпчик. Впечатлился.
После обеда дома так никто не появился, и я прогулялся по деревне. Три с половиной пыльных улицы, покосившиеся заборы, через поле лес густой. Как раз когда дошел до леса и разворачивался, мимо проехал раздолбанный москвич, из которого рвался на волю шансон — как назывались в то время в России и блатные, и бардовские песни, я об этом в интернете читал.
— Мамины подружки, мамины подружки…
Голос узнаваемый. Михаил Круг, даже знаю его. Бард из Твери — мне, когда я там бывал, про него много рассказывали.
Мамины подружки, значит. Моей матери сейчас… ну да, на десять лет меньше чем мне, удивительное дело. Плохо вот, что я не знаю ни ее, ни ее подружек, ни вообще никого из этого времени, кто мог бы мне помочь. Нет, если так посудить, кое-кого я знаю, но как их найти? Мои знания из двадцать первого века, когда разговор или даже встреча (хоть реальная, хоть по видеосвязи) с любым человеком находилась в нескольких нажатиях клавиш на экране смартфона. Даже номера телефонов не запоминал, да и где сейчас те номера телефонов? Здесь же… я знаю только ее имя и адрес, где она, по идее, должна сейчас жить. Добраться туда — тот еще квест, тем более что я скажу будущей родительнице?
«Зачем тебе ей что-то говорить?» — неожиданно раздалось эхо чужого голоса.
Вот ведь — в моей голове уже два пассажира. Реципиент, который как бы с ума не сошел от подобного опыта, и второй, так и не представившийся.
Эй, можешь подскажешь что?
Нет, молчит, снова спрятался.
В общем, крайне неудачное попадалово. Я реально в тупике и не знаю, что делать — у меня с собой ни айфона со связью миров, ни феноменальной памяти; даже устройство биполярного транзистора не знаю — а то, что знаю, ну никак мне не поможет. Ну вот Вторая Чеченская совсем скоро начнется, например. Ну так об этом все, кому надо, тоже давным-давно знают уже. Или вот еще я знаю, что Ельцин скоро уйдет — через полтора года, потому что устал. Даже знаю, что он — накатив, скажет в обращении эту фразу, ее покажут в некоторых восточных регионах бескрайней страны, потом опомнятся и переснимут для остальных часовых поясов новогоднее обращение уже без «Я устал, я ухожу», породив многолетние споры говорил он это, или не говорил. И как мне это знание сейчас поможет? Как его конвертировать в то, чтобы безоглядно изменить мир?
Напевая песню про брызгающихся из тазика маминых подружек, я шел в сторону дома, как вдруг остановился как вкопанный. Тверь, славный город Тверь — вот небольшой ключик к тому, чтобы повернуть этот мир на другую дорогу.
Как это часто бывает, обрывки случайных знаний и образов наложились друг на друга, и у меня появилось решение. Я вспомнил того человека, кто мне сможет помочь. Ира Базанова, — всплыло в памяти имя.
Она была старше меня лет больше чем на десяток лет, но, когда мы познакомились, по внешнему виду определить это было совсем непросто. Коллега, руководитель областного филиала, с которой после скучной конференции мы случайно пересеклись в московском баре. И как-то так получилось, что осознавая всю мимолетность знакомства разговорились так откровенно, как ни с одним близким человеком никогда не разговоришься.
Мы провели вместе пару ночей, даже обменялись контактами — дежурно и ради приличия, зная, что встречаться больше не будем; я потом уволился, потом про нее подзабыл, а когда лет через пять случайно зашел на страницу в соцсетях, она уже умерла. Но все это было тогда — сейчас же ей… ну да, лет пятнадцать.
Во время наших недолгих и ни к чему необязывающих отношений, в порыве откровенности случайных бесед случайных людей Ира среди прочего рассказала мне кое-что, что может помочь ее найти. Именно в Твери, практически с привязкой к геолокации ее местоположения. Но самое главное в этом во всем — через нее я могу попробовать получить немыслимую для реципиента сейчас большую сумму денег, а также контакты нужных людей. И все это, если приплюсовать мои исторические знания, можно преумножить и конвертировать в попытку изменить путь этого мира.
Так себе вариант, конечно, но других у меня пока нет.
Парни вернулись с сена только к вечеру. Со мной не разговаривали — Вова, похоже, несколько расстроился после пропущенного удара, затаив на меня обиду, а Юра и Сережа оказались с ним солидарны. Вот ведь, пришли меня пугать в темноте, потом дернули за сломанную руку, и я же еще и виноват.
Странные люди, но в моем положении это хорошо — меньше лезут с расспросами, меньше общения и меньше подозрений. Да и до этого, мне кажется, общение не было слишком уж близким — реципиент младше на несколько лет, он похоже и так не совсем вписывался в остальную компанию.
Из-за неявного бойкота я даже не сразу рассмотрел и понял, что именно за тетрадка у Юры — самого старшего и по умолчанию главного в нашей компании, в которой он что-то старательно вырисовал фломастерами. Когда посмотрел ближе, удивился: оказалось, что Юра где-то узнал цвета флага Коста-Рики и сейчас дорисовывал его в тетради, где он вел записи по идущему в июле чемпионату мира по футболу.
Это сейчас (через треть века, условно) для меня в порядке вещей заглянуть в интернет и посмотреть результаты группового этапа и сетку матчей плей-офф, тогда же подобного и близко не было. И одно из развлечений в деревне и не только — смотреть футбол и конспектировать результаты, зарисовывая на страницах таблицы и схемы. С этим делом были связаны некоторые трудности: на черно-белом телевизоре не понять, как выглядят некоторые флаги, не разглядеть цвета.
Флаг Коста-Рики, кстати, Юра нарисовал неправильно — ему точно сказали и подтвердили, что один из цветов там зеленый, хотя на самом деле синий. Исправлять я его не стал, все равно доказать нечем. Аргумент «я там был», полагаю сейчас не пройдет. Но чуть погодя я, аккуратно спросив, получил ответ — через губу, но все же. Оказалось, такая тетрадка была и у меня.
Нашел, открыл, ознакомился. Флаг Коста-Рики у пациента, кстати, был нарисован правильно — похоже, вопрос синий или зеленый там один из цветов, служил в компании причиной споров. Еще, надо же, среди записей увидел сборную Югославии. Слышал, что была когда-то такая страна, но ее вроде авиация НАТО еще в прошлом веке уничтожила. Хотя, чего это я, сейчас как раз момент в том самом «прошлом веке», в общем-то, все никак влиться в окружающую действительность не могу.
Изучая скрупулезно зарисованную от руки статистику соревнования понял, что групповой этап чемпионата уже прошел. Завтра как раз, во вторник, полуфинал. Играют Бразилия и Нидерланды, но этот футбол мы не посмотрим — потому что показывают его по каналу РТР, а телевизор его не ловит. Показывают чемпионат мира поочередно два канала — ОРТ и РТР, но у нас ловит только первый, так что доступная трансляция только послезавтра. У меня уже понемногу наклевывался план, так что я ждал результатов матчей я уже ждал с нетерпением — не столько записать, сколько запомнить, тетрадку ведь с собой в петлю времени не возьмешь.
Второй день в деревне тянулся бесконечно. Эффект новизны, хоть чуточку скрашивающий происходящее, уже ушел. Деда с бабкой дома снова не было — они опять исчезли из дома с рассветом до вечера, бабушка только кашу сварила. С кашей, кстати, та еще история. Вчера я, по причине шока и травмы есть не очень хотел. Сегодня же меня не порадовало осознание, что меню здесь не меняется изо дня в день: на завтрак теплая каша, сваренная бабушкой пока мы еще спали, на обед холодная каша из той же кастрюли, на ужин — сковородка жареной картошки и тушенка. Чая нет и не будет, но в холодильнике постоянно стоит молоко, пей не хочу. Вчера я его попил вволю, и судя по тому, что живот даже бурчанием не отреагировал, организм реципиента уже к такой диете привык.
Третий день… день сурка. Единственное отличие — каша на кухне рисовая, а не пшенная. Утром, о том, что вчера Бразилия и Нидерланды сыграли вничью в основное время, узнали из выпуска новостей. Голы забивали Роналду (это ж сколько он лет играет⁈) и какой-то Клюйверт, потом была серия пенальти.
В наших тетрадках на каждый матч была расширенная статистика — на те игры, которые шли по ОРТ, «мы» записывали показатели с игры. Но с этим матчем не удалось — за пару минут спортивного блока новостного выпуска даже не назвали фамилии тех, кто пенальти забивал. Сообщили только, что бразильцы забили четыре, а голландцы два. Вот эта полная и безоговорочная недоступность информации — когда не можешь достать смартфон и в любой момент посмотреть обзор матча, оказалась для меня очередным шоком.
Потом парни ушли на рыбалку. Юра с Сережей со мной уже вроде нормально, а вот Вова за разбитый нос и легкий сотряс еще дулся, со мной по-прежнему говорил через распухшую губу. Но я не лез и не навязывался — мне общение с парнями не очень интересно, тут мир менять предстоит, так что этот неявный бойкот меня совсем не волновал.
На третий день, вечером среды, наконец началось какое-никакое движение. В одиннадцать вечера предполагался футбол, и мы все вместе собрались его смотреть. Играли Франция и Хорватия, французы выиграли «2:1». Я занес результат в тетрадь, как и фамилии авторов голов: за французов дубль сделал Тюрам, за хорватов Шукер. В общем, свой — пусть и миниатюрный спортивный альманах, как в фильме «Назад в Будущее», пусть только в памяти, у меня теперь будет.
Правда, полного понимания, как я могу с такими знаниями изменить мир, пока нет. Но, будем пробовать. Тем более что над этой проблемой я думал долго, очень долго. Ночами не спал, ворочался, бродил по двору днем, пялился в телевизор.
С парнями я уже более-менее общался, но без теплоты — мы взаимодействовали как пассажиры в плацкарте. Случайные попутчики, не более. Да и остальная троица в силу старшего возраста больше на своей волне. Был шанс вернуть нормальное общение — мы вчетвером часто играли в «тысячу», но я, как-то не подумав, обыграл их как детей несколько раз, и лишь позже понял ошибку.
В общем, не сложилось общение, а чуть погодя увидел, что они в «тысячу» втроем без меня играют. В иной ситуации было бы обидно, сейчас — так плохо, что даже хорошо. Из остальных развлечений, кроме футбола, запомнилось, как дед учил нас курицам головы рубить — они, оказывается, обезглавленные бегают потом некоторое время. И это «я» еще не присутствовал как свинью забивали — пользуясь моей амнезией, парни мне детально и в подробностях восторженно пересказали, как мы сразу после приезда в деревню делали колбасу, разбирая только убитую и опаленную свинью на самые разные компоненты. Ежевечерняя тушенка в стеклянных банках к картошке, кстати, именно оттуда, а совсем не из магазина.
Неделя между тем подходила к концу, чемпионат мира тоже заканчивался. В субботу был матч за третье место, его мы не смотрели — по РТР показывали, результат потом в новостях узнали. Воскресным же поздним вечером мы все вместе собрались в комнате перед телевизором.
— Три ноль Франция победит, два Зидан забьет, — сделал прогноз Юра.
Он сейчас развалился на диване с вальяжным видом, поставив перед собой стакан молока и тарелку с малосольными огурцами. Магазина в деревне не было, только автолавка — но и на нее у нас не было денег. Так что из вкусного только что, что на огороде и в лесу нашли, поэтому приходилось баловать себя чем получится.
Через пару мгновений после комментария Юры прозвучал стартовый свисток, фигуры в форме разных оттенков серого на выпуклом экране активно задвигались. Когда футболисты начали гонять мяч, я только сейчас — всего-то через неделю понял, что играет здесь не известный мне футболист Роналду, а другой — какой-то Роналдо, по кличке зубастик. Зато, неожиданно, увидел в составе сборной Роберто Карлоса — вот он точно в России играл, я его помню. Но ни Роналдо, ни Роберто Карлос Бразилии не помогли, и через два часа Юра уже принимал поздравления как невероятно проницательный прогнозист. Но довольное от нашего восхищения выражение на его лице держалось совсем недолго.
— … Никто, абсолютно никто, дорогие друзья, не мог предугадать подобного результата! — хорошо поставленным голосом воодушевленно произнес комментатор, обсуждая победу сборной Франции.
— Да ты… да как так, да ты слышишь, эй⁉ — повернулся обескураженный Юра к телевизору.
Комментатор его конечно же не услышал, продолжая обсуждать случившееся в одностороннем режиме общения со зрителями. Пока парни возмущались столь неожиданным «абсолютно никто», я закрыл тетрадку, в которой только что вывел результат и слегка улыбнулся.
Не прощаясь, ушел спать — на сеновал, как уже не первый раз делал. Едва заснув, сразу же очнулся — осознав себя в сером «ничего». Знакомое ощущение: глаза я не открывал, просто как-то вдруг осознание включилось.
Словно парю сейчас в океане белесой мглы, наблюдая себя со стороны. Как и в прошлый раз, я видел туманный монолит «Павелец», как оказывается он называется в закрытых секторах данных. Очень плохо, что доступ к чужим знаниям происходит только вот так — после слияния со мглой, а не до.
Огромный пласт знаний доступен только вот так, и за него надо платить. Как я и догадывался. Но я не предполагал, что все настолько плохо и печально. Когда я был здесь в прошлый раз, осознавая, что меня не размывает мглой и я не подчиняюсь общим правилам, мне казалось это происходит потому, что мы с Викой близнецы и ее душа работает как якорь. Но я был неправ: наше совместное появление в монолите просто дало одному из нас шанс — всего лишь один единственный шанс не слиться со мглой в самый первый раз, когда тело размывает в тумане обновляющегося монолита.
И тогда, и сейчас после смерти я мог отправляться в самые разные монолиты, шлейф которых достался мне в наследство от Октавии и Варрона. Но нахождение в них было оплачено смертью телесной оболочки. Сейчас же, как и во время замены истинного тела, смерти оболочки не было. А вот платить было надо.
Чужая аура — тот самый энергетический слепок, который втягивался в мое тело и после смерти Октавии в теле Вики, и после убийства Варрона. Именно чужая «трофейная» аура — вот что меня защищало от того, чтобы не раствориться полностью в тумане. Словно дополнительная жизнь; как будто запасной якорь, который — уходя из мглы, я оставлял на дне.
Не зная всего этого, свой первый полученный энергетический слепок — оставшийся от Октавии, я истратил, когда изменил истинное тело. Второй — полученный после убийства Варрона, потратил только что. И сейчас у меня был выбор: снова вернуться назад в петле времени, оказавшись на деревенском сеновале, либо же вернуться в истинное тело и выйти из тумана. И, признав неудачу, отправиться вместе с Кайсарой и Юлией следом за ушедшей к Простору Гелиоса эскадрой.
Второй вариант не очень. Уйти отсюда сейчас — значит перенести главное сражение с туманным паразитом. Пока еще можно все сделать малой кровью, потом — только большая, на всю звездную систему, война. Вот только если я сейчас остаюсь, то эта попытка у меня будет последней. Выхода из монолита больше не будет — или я его уничтожу, или я в нем растворюсь, потеряв себя.
Несмотря на напряжение момента рассуждал, познавая новое, я сейчас совершенно спокойно. Эмоции, как и в моменты смертей, отсутствовали. Здесь только разум без тела, потому мысли холодны и рациональны. Рациональным вариантом — для меня, сейчас было бы уйти, вернуться обратно к Кайсаре и Юлии. Шансов — в теле реципиента, изменить мир у меня практически нет. И шансов разрушить монолит не было бы, если бы не одно «но»: в этот раз, когда я коснулся мглы и преумножил знания, я нашел еще одно решение. Так что уже понимаю, как гарантированно уничтожить туманную аномалию даже не прибегая к изменению мировой истории.
Я теперь знаю простой, но действенный способ с гарантированным результатом. Хотя он мне не нравится. Очень не нравится даже в таком состоянии холодного разума, когда отсутствуют живые эмоции.
Решение, тем не менее, я принял быстро и безо всяких раздумий — потянулся обратно, и тут же ощутил приятную тяжесть тела. Эмоции сразу вернулись, причем так, что на лбу холодный пот выступил — понимание, что сейчас я выбрал последний шанс, выбивало из колеи.
Привык уже как-то, что ничего не кончается. А если кончается, то начинается заново, потому страх потерял и совсем расслабился. Пора снова собираться — открыл я глаза в темноте, чувствуя колющееся сено и наблюдая в щели сарая красное небесное сияние.
Понедельник, шестое июля одна тысяча девяносто восьмого года.
У меня осталась всего одна попытка, следующей не будет.