Парадокс одиночества. Глобальное исследование нарастающей разобщенности человечества и ее последствий

Одиночество – это не просто субъективное состояние ума. Это также коллективное состояние бытия, которое наносит огромный ущерб нам как отдельным людям и обществу в целом, способствуя гибели миллионов людей ежегодно, обходясь мировой экономике в миллиарды и создавая серьезную угрозу толерантной и инклюзивной демократии.

Еще до того как разразился коронавирус, это был век одиночества. Но вирус еще больше продемонстрировал, насколько многие из нас чувствуют себя оставленными и лишенными поддержки не только со стороны друзей или семьи, но также со стороны наших работодателей и государства, насколько многие из нас оторваны не только от тех, с кем мы наиболее тесно связаны, но и от наших соседей, наших коллег по работе и наших политических лидеров.

Если мы хотим смягчить одиночество не только на индивидуальном, но и на общественном уровне, нам срочно нужно, чтобы доминирующие силы, формирующие нашу жизнь, проснулись и осознали масштаб проблемы. Правительство, бизнес и мы как отдельные лица должны сыграть важную роль.

Именно здесь я отличаюсь от ряда других политических и экономических мыслителей, писавших об одиночестве. Мало того, что они определяют одиночество более узко, часто наблюдается тенденция к менее целостному и более откровенно одностороннему подходу.

Консерваторы часто возлагают вину на распад «традиционной семьи», снижение посещаемости церкви и чрезмерно сильное государство всеобщего благосостояния, которое они демонизируют за уклонение от личной ответственности, а также нашей ответственности по отношению к другим. Таким образом, они обычно утверждают, что решения кризиса одиночества прочно зависят от человека. «Если бы мы делали больше для себя и для окружающих», – взывают они.

У левых, напротив, часто возникало искушение сформулировать данную проблему как проблему слишком малого, а не слишком большого правительства. Представляя граждан как жертв обстоятельств, они вместо этого делают акцент на том, что должно делать государство. Отдельным лицам предоставляется относительное освобождение, по крайней мере, когда дело доходит до того, чья ответственность заключается в исправлении сообщества и лечении социальных болезней.

В обеих крайностях такой бинарный взгляд на движущие силы одиночества в конечном счете бесполезен и обречен на провал. Несмотря на то что в обеих этих политически окрашенных перспективах есть элементы истины, ни одна из них не дает ни полной картины, ни эффективного пути к разрешению кризиса. Как мы видели, структурные факторы одиночества коренятся в действиях государства, отдельных лиц и корпораций, а также в технологических достижениях двадцать первого века, говорим ли мы о нашей зависимости от смартфонов, слежке на рабочем месте, экономике свободного заработка или нашем все более бесконтактном опыте.

Более того, эти факторы часто тесно взаимосвязаны. Если ваш работодатель не дает вам время для ухода за вашими пожилыми родителями в чрезвычайной ситуации, как бы вы ни хотели быть рядом с ними, вы не сможете обеспечить им общение и поддержку, в которых они нуждаются. Если вы не знаете своих соседей, потому что ваша арендная плата регулярно повышается и вам постоянно приходится переезжать, у вас гораздо меньше шансов помочь им или внести свой вклад в местное сообщество. Если вы зависимы от высоких доз дофамина в Instagram или предпочитаете постоянно проверять электронную почту, когда находитесь вне офиса, вы неизбежно будете тратить меньше времени каждый день на личное общение с семьей или друзьями, а когда вы это делаете, вы, скорее всего, будете отвлекаться на свой телефон. Если единственная скамейка, на которой можно сидеть на вашей улице, специально спроектирована так, чтобы быть неудобной, чтобы помешать тем, кого считают «нежелательным», вы не захотите посидеть на ней и поболтать с прохожим. Если вы не уверены, когда именно собираетесь работать на этой неделе, потому что у вас нет стабильного рабочего времени, вы не сможете взять на себя обязательство тренировать футбольную команду вашего ребенка во воскресеньям.

Поэтому, если мы хотим остановить кризис одиночества, нам потребуются системные экономические, политические и социальные изменения, и в то же время мы должны признавать нашу личную ответственность.

Воссоединение капитализма с заботой и состраданием

В качестве отправной точки это означает, что мы должны признать, что сегодняшний кризис одиночества не возник из ниоткуда. Его в значительной степени подпитывал конкретный политический проект – неолиберальный капитализм. Зацикленная на себе, своекорыстная форма капитализма, нормализовавшая безразличие, сделавшая положительной чертой эгоизм и принижаюшая важность сострадания и заботы. Форма капитализма, основанная на принципах «сделать себя самого», «больше работать», которая отрицает ключевую роль государственных служб и местного сообщества, исторически игравшуюся в содействии процветанию людей, и вместо этого увековечивает нарратив о том, что наши судьбы находятся исключительно в наших собственных руках. Не то чтобы мы никогда раньше не были одиноки. Дело в том, что, переопределяя наши отношения как транзакции, переделывая граждан в роли потребителей и порождая все большее разделение доходов и богатства, сорок лет неолиберального капитализма в лучшем случае маргинализировали такие ценности, как солидарность, общность, единение и доброта. В худшем случае они просто отбросили эти ценности в сторону. Нам нужно принять новую форму политики, в основе которой лежат забота и сострадание.

Политическая цель заставить граждан чувствовать что кто-то прикрывает их спину, не является несовместимой с капитализмом. Более того, считать, что его неолиберальный вариант «человек человеку волк», «каждый сам за себя» является его единственной формой, – это фундаментальное непонимание капитализма. Даже Адам Смит, отец капитализма, наиболее известный как красноречивый защитник свободных рынков и личной свободы, много писал в «Теории моральных чувств» (предшественнике «Богатства народов») о важности эмпатии, общности и плюрализма. Он понимал, что государство играет четкую роль в обеспечении инфраструктуры сообщества, и что, когда рынки необходимо обуздать для защиты общества, их следует обуздать. В других местах азиатские, скандинавские и даже континентально-европейские формы капитализма на протяжении большей части двадцатого века отличались от неолиберальной традиции большей ролью, которую они отводили государству, и акцентом, который они делали на коммунитарных ценностях. Капитализм никогда не был единой идеологией.

В то время как неолиберальный капитализм – с его узким фокусом на свободных рынках и дерегулировании, первенство, которое он придает правам капитала и его антагонизму по отношению к государству всеобщего благосостояния, даже когда это происходит за счет социальной сплоченности и общего блага – доминировал в большей части мира в течение последних четырех десятилетий, это не единственный наш вариант будущего. Вместе мы должны определить и создать более кооперативную форму капитализма, которая приносит пользу не только в экономическом, но и в социальном плане.

И сейчас настало время сделать это. После Великой депрессии в 1930-х годах президент Франклин Д. Рузвельт инициировал «Новый курс» – масштабную программу государственных расходов и регулирования, целью которой было оказание помощи, восстановление и расширение прав тех, кто больше всего пострадал от экономической разрухи. В Соединенном Королевстве Национальная служба здравоохранения, стремящаяся обеспечить всеобщее медицинское обслуживание, была основана после Второй мировой войны: мощный символ нового стремления к справедливости и состраданию.

Как минимум правительства должны заверить своих граждан в том, что укоренившееся неравенство, которое одновременно выявила и усугубила пандемия, будет активно решаться, и что в неизбежно трудные времена они будут рядом, чтобы поддержать их. Во многих странах это означает выделение значительно больших ресурсов на поддержание благосостояния, социальное обеспечение, образование и здравоохранение. Еще до пандемии Соединенным Штатам, например, нужно было увеличить свои расходы на социальные услуги (сюда входят расходы на жилищное пособие, пособие по безработице, программы создания рабочих мест и пенсионное обеспечение) на 1,4 % ВВП только для того, чтобы достичь среднего показателя по ОЭСР. И политики могут брать на себя такие обязательства, зная, что общественность их поддержит. В опросе, проведенном сразу после того, как в марте 2020 года президент Трамп подписал законопроект о стимулировании борьбы с коронавирусом на сумму 2 триллиона долларов, более трех четвертей демократов и республиканцев выразили одобрение закона, даже после того, как им напомнили об ошеломляющей цене. Другой опрос, проведенный в то же время, показал, что до 55 % избирателей в США теперь поддерживают национальную программу медицинского страхования «Медикэр для всех», что на девять пунктов больше, чем в январе того же года.

Между тем, в Соединенном Королевстве общественная поддержка увеличения расходов на социальное обеспечение для помощи бедным, даже если это привело к повышению налогов, уже в 2017 году достигла самого высокого уровня за четырнадцать лет. А в мае 2020 года, во время кризиса с коронавирусом, даже самые ярые аналитические центры, выступающие за свободный рынок, призывали правительство избегать снижения налогов и мер жесткой экономии и вместо этого увеличивать государственные расходы.

Необходимость в смелых шагах и беспрецедентном масштабе обязательств станет особенно острой сразу же после пандемии, учитывая вызванное ею экономическое давление и конкурирующие потребности в государственных ресурсах. Тем не менее крайне важно, чтобы по мере того как мы удаляемся от центра бури, правительства понимали, что потребность в дополнительной поддержке будет сохраняться из-за таких факторов, как быстрое старение населения (а именно на Глобальном Севере), долговременный экономический ущерб от коронавируса и дополнительные (и серьезные) потери рабочих мест из-за автоматизации, которые мы можем ожидать в ближайшие годы.

Пусть роботы приходят медленнее

Когда дело доходит до безработицы, поддержка государства не может быть только финансовой.

Кроме того, учитывая проблемы, с которыми в настоящее время сталкивается частный сектор, правительствам необходимо будет на данный момент играть роль работодателя последней инстанции и создавать новые рабочие места в больших количествах либо непосредственно через крупные государственные проекты, либо косвенно через фискальную политику. Так как именно через работу – если она достойна – мы можем найти и товарищество, и цель, а также в своих лучших проявлениях дух общности.

Однако программы общественных работ в двадцать первом веке должны заключаться не только в том, чтобы направлять людей на строительство дорог или сбор фруктов. Реальная приверженность ветровой и солнечной энергии создаст значительное количество новых рабочих мест, равно как и обещание местных властей посадить больше деревьев, модернизировать муниципальные здания и установить зарядные станции для электромобилей. А правительства должны создавать рабочие места, специально предназначенные для восстановления структуры общества, будь то строительство библиотек, молодежных клубов или общественных центров или заказ работ у тех, кто духовно питает общество – художников, писателей и музыкантов. Подобное произошло во время «Нового курса», когда художников по всей территории США нанимали для росписи фресок, создания скульптур, проведения уроков рисования и постановки театральных спектаклей – с намерением, как выразился Рузвельт, показать американцам возможности «полноценной жизни». Наши политики сегодня должны быть не менее амбициозны.

Есть кое-что еще, что правительства могли бы сделать: превратить сегодняшние проблемы с безработицей в возможность создать новую рабочую силу из людей, которым платят за то, чтобы они помогали справляться с одиночеством. Здесь мы могли бы черпать вдохновение политического курса Великобритании, который известен, как «социальное предписание», в соответствии с которым социальные работники, прикрепленные к клиникам общей практики, направляются, чтобы помочь людям, которые борются с проблемами психического здоровья, изоляцией или одиночеством, найти местные ресурсы, которые могут помочь им лучше справляться, будь то уроки рисования, уроки физкультуры или мужские группы. Однако такие инициативы имеют смысл только в том случае, если они сопровождаются намерениями надлежащим образом финансировать такие занятия, чтобы у «клиентов» были реальные возможности выбора и они могли позволить себе участвовать в них.

Конечно, для всего этого государству нужно будет пополнить свою казну. Учитывая масштаб проблемы, правительства не смогут брать взаймы или печатать деньги на неопределенный срок, не причиняя значительного долгосрочного экономического ущерба, какими бы низкими ни были процентные ставки в настоящее время. Это означает, что самые богатые слои общества неизбежно должны будут облагаться более высокой налоговой ставкой. Это справедливо. Но с этим дополнительным налоговым бременем должны столкнуться не только богатые люди. Многонациональные корпорации, которые продолжают регистрировать свою прибыль в юрисдикциях с низким или нулевым налогообложением, также должны столкнуться с жестким законодательством, которое вынудит их платить взносы странам, в которых они продают свою продукцию. Миллиарды фунтов налоговых поступлений, которые можно было бы направить на общественные проекты, уже потеряны в результате этой гнусной корпоративной практики. Возможно также, что те компании, которые особенно хорошо себя чувствовали в финансовом отношении во время кризиса коронавируса, такие как интернет-магазины продуктов питания, могли бы обоснованно облагаться единовременным налогом на сверхприбыль. Опять же, этому есть исторический прецедент. В Соединенных Штатах налоги на «сверхприбыль» применялись во время двух мировых войн, а также войны в Корее.

Тем не менее, мы должны быть еще более амбициозными. По мере того как мы восстанавливаем наш мир после COVID-19, у правительств есть редкая возможность воспользоваться моментом, действовать конструктивно и переосмыслить приоритеты на фундаментальном уровне. Здесь мы можем черпать вдохновение у премьер-министра Новой Зеландии Джасинды Ардерн, которая объявила в мае 2019 года, что ее правительство больше не будет использовать только традиционные экономические показатели, такие как рост и производительность, для определения государственной бюджетной политики и целей. Вместо этого, «движимое добротой и состраданием», ее правительство обязалось включить более широкий, более социально сознательный и обоснованный набор критериев. К ним относятся: насколько хорошо страна справляется с защитой окружающей среды, предоставлением достойного образования, увеличением продолжительности жизни и, что важно для наших целей, показателями, связанными с одиночеством, доверием к согражданам, доверием к правительству и общим чувством принадлежности. Шотландия и Исландия рассматривают аналогичные подходы к своим собственным процессам составления бюджета.

В то время как другие правительства, в первую очередь Великобритании и Франции, в последние годы только начали измерять благосостояние, бюджет на благосостояние Новой Зеландии считается до сих пор самым смелым шагом, предпринятым страной ОЭСР, учитывая его непосредственную связь с принятием политических и бюджетных решений. Инициативы Франции и Великобритании на сегодняшний день не оказали существенного влияния на политику или решения о государственных расходах. Было бы упущением не упомянуть крошечную и отдаленную страну Бутан, которая фактически проложила путь в этом отношении, включая свои показатели валового национального счастья в определении политического курса на протяжении десятилетий.

и признать, что традиционные способы определения успеха больше не соответствуют цели.

Изменение расчетов капитализма

Даже этого недостаточно. Если мы хотим справиться с чувством покинутости, которое испытывают многие, мы должны пойти дальше, чем просто обеспечить всех граждан эффективной системой социальной защиты, более четко согласовать цели государственного бюджета с общим благополучием граждан и устранить структурное неравенство, в том числе в отношении расы и пола. Мы также должны обеспечить надлежащий уход за людьми и их защиту на работе, а также защиту от любого потенциального вреда, который может причинить крупный бизнес в общем плане. Неолиберальный капитализм с его подходом «минимум государства, максимум рынков» никогда не давал гарантий ни в том, ни в другом. И это не только проект для правительства, бизнесу и его лидерам тоже необходимо приложить усилия в этом направлении.

Так, отчасти в знак признания этого в августе 2019 года Business Roundtable (BRT), группа влиятельных руководителей ведущих американских корпораций, включая Джеффа Безоса из Amazon, Тима Кука из Apple и Майкла Корбата из Citigroup, отменила давний принцип Милтона Фридмана о том, что единственное дело бизнеса – это служить своим акционерам, пообещав вместо этого служить всем заинтересованным сторонам – да, акционерам, но также и поставщикам, сообществам и сотрудникам, которым были обещаны «справедливые компенсации и важные льготы», а также содействие «разнообразию и инклюзивности, достоинству и уважению».

Хотя я приветствую подобный настрой и надеюсь, что подобная риторика перерастет в конструктивные действия, реальность такова, что до тех пор, пока давление на компании, направленное на получение краткосрочной финансовой прибыли, не будет ослаблено, а стимулы их руководителей не перестанут быть связаны с ней, акцент на узком определении «прибыль акционеров», вероятно, будет продолжать доминировать, особенно в случае компаний открытого типа. Таким образом, если такие стратегии, как внедрение цифрового наблюдения или замена штатных сотрудников недорогими работниками по контракту с нулевым рабочим днем или работниками по срочному трудовому договору с ограниченными правами продемонстрируют повышение эффективности, прогрессивно настроенным генеральным директорам будет сложно удержаться от их использования, даже если они враждебны интересам работников и коллективному благу. Это особенно актуально сейчас, учитывая экономический климат и стремление сократить расходы.

Уже сейчас действия некоторых сторон, подписавших новое обязательство BRT, выглядят словно насмешка над поставленными целями. К примеру, Amazon. По мере того как число случаев COVID-19 в Нью-Йорке росло, сотрудник Amazon Кристиан Смоллс все больше беспокоился об отсутствии средств защиты и плохих санитарных условиях на складе в Статен-Айленде, где он работал «сборщиком». Когда руководство проигнорировало его опасения, Смоллс организовал забастовку, требуя большего количества средств защиты, оплачиваемого отпуска по болезни и прозрачности случаев коронавируса среди сотрудников Amazon, которые тесно сотрудничают на складах. «Люди боялись, – объяснил Смоллс, – мы пошли в офис генерального директора, чтобы потребовать закрыть здание на санитарную обработку.

Какова была реакция Amazon? Сначала Смоллса поместили на подозрительный «медицинский карантин» (хотя других об этом не просили). Затем, когда он все равно вышел на забастовку, его уволили. Генеральный прокурор Нью-Йорка Летиция Джеймс назвала увольнение «позорным» и призвала Национальный совет по трудовым отношениям провести расследование.

Конечно, я не говорю о том, что крупные корпорации в принципе не могут относиться к своим работникам с сочувствием и заботой, мы видели вдохновляющее поведение со стороны некоторых крупных корпораций в период локдауна из-за пандемии. Microsoft, например, объявили в начале марта 2020 года, что контрактные работники в своих кампусах на северо-западе Тихого океана, включая водителей маршрутных такси, работников кафе, обслуживающий персонал и уборщиков, будут по-прежнему получать оплату, даже если меры, принимаемые в рамках работы на дому, означают, что их очные услуги больше не нужны. Но если расчеты капитализма не изменятся, слишком часто такие акты доброты и духа общности рискуют стать исключением, прерогативой только самых дальновидных руководителей компаний и наиболее ориентированных на долгосрочную перспективу и сочувствующих акционеров.

Имея это в виду, и как я подчеркивала на протяжении всей книги, нам нужен новый свод законов для защиты прав трудящихся, отвечающий целям двадцать первого века, особенно когда речь идет о людях с низким доходом, самозанятых, работающих в экономике свободного заработка и тех, кто работает по временным контрактам или контрактам с нулевым рабочим днем. Многие из этих групп оказались «основными работниками», на которых мы все так полагались во время локдауна, но им приходится бороться с низкой заработной платой, ограниченными (или отсутствующими) льготами, большей рабочей незащищенностью и в некоторых случаях небезопасными условиями труда.

Если люди должны чувствовать, что о них заботятся, нам также нужен новый свод законов, защищающий общество от вредных действий определенной группы субъектов: компании социальных сетей. Точно так же, как разным предприятиям сегодня – в большинстве стран – не разрешается безнаказанно загрязнять наш воздух и воду или продавать табак нашим детям, так же должно быть сокращено негативное влияние таких компаний на общество, сплоченность, инклюзивность и благополучие, особенно если речь идет о детях и подростках. В предыдущих главах я предложила целый ряд потенциальных регулирующих рычагов, которые мы можем использовать для обеспечения этой защиты. Только из соображений предосторожности правительства не имеют права позволять себе проявлять сдержанность.

Кроме того, на такие действия растет спрос, и не только среди общественности. Политики на обоих концах политического спектра теперь признают, что нельзя ожидать, что люди защитят себя от бед крупных технологических компаний без определенного вмешательства государства, и что, если эти компании не столкнутся с соблазнительным регулированием, они не примут достаточно осмысленных мер по устранению своего коррозионного воздействия.

Обеспечение людей тем, чтобы они чувствовали себя увиденными и услышанными

Если люди должны чувствовать себя менее изолированными или брошенными, нам нужно сделать еще больше. Ибо, как мы видели, одиночество связано не только с ощущением ненужности, но и с ощущением невидимости. Поэтому частью решения кризиса одиночества этого века должно быть обеспечение того, чтобы людей видели и слышали.

Профсоюзы, несомненно, играют здесь решающую роль в усилении мнений работников, в том числе работников экономики свободного заработка и удаленных работников, которые рискуют остаться вне поля зрения и внимания своих работодателей. Крайне важно, чтобы рабочие всех мастей имели свободу объединяться, а также чтобы профсоюзы решительнее отстаивали свои интересы.

Более того, в веке одиночества наше ощущение невидимости проистекает из ощущения, что многие люди никогда бы не одобрили решения, которые принимаются от их имени политическими лидерами, глухими к их опасениям или крикам.

Конечно, неизбежным следствием представительной демократии является то, что интересы не всех будут приниматься во внимание или взглядам всех будет придан равный вес. Тем не менее, одна из причин, по которой связи между государством и гражданином в последние годы так ослабли, заключается в том, насколько поляризованы дебаты, насколько непрозрачным является процесс принятия решений и насколько пристрастными являются последствия. Пересечение отсутствия права голоса и социальной и экономической несправедливости означает, что сейчас как никогда необходимо, чтобы те, кто был наиболее маргинализирован, получали приоритет, когда дело доходит до распределения ресурсов, и что люди, которые больше всего выигрывают от реформ в области регулирования и от щедрости правительства, не являются просто теми, у кого самые толстые кошельки или самая большая лоббистская власть или какой-либо конкретный цвет кожи, пол или класс.

Немаловажно, чтобы граждане имели возможность высказывать свое мнение чаще, чем раз в несколько лет на избирательных участках.

Дело не в том, чтобы проводить больше референдумов. Речь скорее про изменение грубого правления большинства, которое игнорирует интересы маленьких групп, особенно в эпоху «фейковых новостей». Вместо этого мы можем извлечь уроки из современных инициатив совещательной демократии.

Например, Лондонский городской совет Камдена летом 2019 года выбрал 56 жителей – строителей и студентов, предпринимателей и государственных служащих, иммигрантов и пенсионеров. Их пол, этническая принадлежность и социально-экономическое происхождение соответствуют переписи. Собраны они были для того, чтобы помочь решить проблему изменения климата. Как привлечь людей в местные рестораны? Как сделать экологичные инициативы более доступными? Должны ли новые дома быть с нулевым выбросом углерода? Вот некоторые из вопросов, на которые группу попросили ответить.

У участников оказались разные точки зрения. Явных эко-противников не было, но некоторые были настроены более скептически, чем другие. В это же время кто-то был довольно плохо знаком со всей проблемой. Тем не менее, благодаря четко структурированному процессу, обученным координаторам, ведущим обсуждения к концу 2 вечеров и 1 полного дня встреч группа согласовала 17 рекомендаций. Самое главное – каждый имел право голоса, даже если представитель мнения был один. Предложения группы варьировались от более широких – например, дни, свободные от автомобилей – до более специфичных, таких как выделение большего количества велосипедных дорожек. В совокупности эти рекомендации стали основой действий для Совета по климату в 2020 году.

На Тайване происходит аналогичный процесс, но в большем масштабе. С 2015 года в совещательной демократии приняли участие 200 000 человек. И это в режиме онлайн. Вопросы обсуждались следующие: регулирование дронов, выход Uber на тайваньский рынок, онлайн-продажа алкоголя, запрет пластиковых соломинок и публикация интимных изображений без согласия, то есть «порноместь». В 80 % случаев правительство действовало в соответствии с идеями участников. Если правительство не прислушивалось к гражданам, то им предоставлялись подробные причины, почему были приняты другие решения.

Подобные инициативы могли бы сыграть существенную роль в том, чтобы помочь нам объединиться. Конечно, при условии, что голоса не будут попросту игнорироваться. Когда консенсус становится целью, сам процесс вынуждает участников идти по пути демократии, что означает активно обдумывать и согласовывать взгляды друг друга, учиться управлять своими разногласиями, не замалчивать их.

При просмотре видеозаписей собраний в Камдене меня поразили обнадеживающие улыбки участников в сторону того, кто говорил, зрительный контакт между ними, их наклоны вперед, чтобы выслушать друг друга, даже когда они были против. Принципы демократии крайне важны, если мы стремимся к более инклюзивному и толерантному обществу. Собрания в Камдене были институционализированной, тщательно откалиброванной формой именно этого.

Демократия на практике

На самом деле

А также развивать навыки, важные для жизни в обществе – вежливость, доброту и терпимость. Моя импровизационная группа по понедельникам вечером, Ассоциация родителей и учителей или организационный комитет для ежегодного церковного праздника – все это вполне подойдет для наших целей.

Наши рабочие места также могут предоставить возможности в этом плане. Например, мы могли бы ввести практики благодарности внутри различных организаций, как в американской компании Cisco. Даже на микроуровне внутри наших семей сам факт выполнения работы по дому является хорошим способом укрепить отношения. Таким образом мы развиваем другой ключевой принцип инклюзивной демократии – идем на жертвы или просто бескорыстно тратим свое время на общее благо.

Даже в наших районах есть возможность практиковать общность. Конечно, чувство общности напрямую не связано с географией. Ведь даже соцсети несмотря на все их недостатки все равно помогают сократить расстояния между людьми и утолить жажду общения. Тем не менее, людям легче чувствовать связь, когда взаимодействия происходят лицом к лицу и повторяются. Для большинства из нас это означает необходимость находиться в одном географическом местоположении.

Короткие встречи с жителями в магазине, небольшой разговор с бариста, у которого мы каждое утро покупаем кофе, приветствие по имени в местной химчистке, а также более глубокие отношения с теми, кто живет недалеко от нас – благодаря таким мелочам разрушаются барьеры, незнакомцы становятся соседями, а сообщества строятся.

Вот почему следует поощрять меры, такие как стабильная стоимость аренды или налоги на дома, в которых живут менее полугода. Это помогает уменьшить отток из одного района в другой. Для функционирования сообщества необходимо, чтобы магазины и кафе не пустовали, а главные улицы были заполнены.

В бельгийской Руселаре налог на пустующие магазины оказался очень эффективным средством. Арендодатели перестали держать свои магазины пустыми в ожидании более высокой платы за пользование помещением. А местным строительным магазинам особенно потребуется поддержка со стороны правительства и муниципалитета. Они сталкиваются с напором со стороны интернет-маркетов, больших магазинов за городом, а также с экономическим спадом. Сниженные ставки для бизнеса и кредиты, обеспеченные государством, – это практические шаги, которые могут помочь. Местные центральные улицы стоит воспринимать как общественное благо.

Некоторые предприниматели ставят инклюзивное сообщество в основу своей миссии – будь то книжный магазин Kett’s с его общегородским литературным клубом, или кафе Mission Pie с кружком по вязанию, или южнокорейские колатеки, чьи вступительные взносы намеренно поддерживаются очень низкими. Для них можно предусмотреть дополнительные налоговые льготы и другие формы финансовой поддержки. Это помогло бы поощрять такие инновации, а также обеспечить выгоду не только богатым и популярным.

Люди из одного района, соединяйтесь!

Что еще более важно, власти обязательно должны восстановить общественные пространства в наших районах, которые стремительно разрушались в последние годы. Функционирующая инфраструктура сообщества, которая доступна абсолютно всем, имеет важное значение, если мы хотим обратить вспять кризис одиночества и восстановить связь друг с другом. Сокращение финансирования на городские места идет с 2008 года и должно срочно прекратиться. В то же время необходимо создавать новые виды общественных пространств. За основу можно взять пешеходные «суперкварталы» городского Совета Барселоны с их парками, детскими площадками и ощущением соседства, или жилые комплексы Чикаго, которые строятся вокруг библиотек, где люди независимо от дохода и возраста могут собираться и общаться. Экономический спад после COVID-19 может быть использован правительством в качестве предлога для отказа в поддержке. В наших силах не допустить этого.

Делать что-либо вместе с людьми, отличными от нас – людьми другого социально-экономического происхождения, национальности или политических убеждений, людьми, которые не обязательно разделяют нашу историю, культуру или взгляды, – необходимо, если мы хотим преодолеть различия и найти точки соприкосновения. Общественные места обеспечивают нам взаимодействие друг с другом. Однако однородность многих районов порождает контакты с теми, кто очень похож на нас. Это ограничивает нашу способность встречаться с разными типами людей и получать совместный опыт. А это значит, что мы не можем эффективно практиковать наиболее важные элементы инклюзивной демократии: возможность справедливо примирять наши различия и признавать человечность «других».

Поэтому

В Германии, например, более 40 000 человек приняли участие в программе под названием «Deutschland Spricht» («Говорит Германия»), спонсируемой немецкой газетой Die Zeit. Еще в 2017 году репортеры выступили с инициативой устраивать личные встречи между незнакомцами, поддерживающими полярные спектры немецкой политики. Своего рода «политический Tinder», как они называли эту схему между собой.

Участники объединялись в пары на основе алгоритма, который сопоставлял людей с разными политическими взглядами, живущих в радиусе 20 километров друг от друга. После этого они должны были встретиться. Только четверть участников решилась на это. В кафе, церквях и пивных по всей Германии IT-консультанты встречались с офицерами запаса, полицейские с инженерами, государственные служащие с физиками, неонатологи с судебными приставами. Даже главный редактор Die Zeit Йохен Вегнер встретился с оператором станков и механизмов. Люди, которые были категорически против иммиграции, разговаривали с беженцами, убежденные противники атомной энергетики отправились пить кофе с ярыми сторонниками, те, кто поддерживает Евросоюз, пили пиво с теми, кто призывал к возвращению немецкой марки. Но у всех них была общая цель – получить представление о точках зрения друг друга.

Что касается результатов, то опросы участников до и после их выступлений показали, что даже двухчасового разговора было достаточно, чтобы они начали понимать друг друга, и избавиться от предубеждений. После бесед участники считали людей с другими взглядами менее злобными, менее некомпетентными, а также и более информированными, чем раньше. Они выражали большую готовность включать таких людей в свои собственные социальные группы и сообщали, что получили более четкое представление о том, что у них общего – как правило, то значение, которое каждый из них придавал семье. И что интересно, участники стали больше доверять своим соотечественникам. Они согласились, что немцы в целом заботятся о благополучии других, хотя перед дискуссией мнение было противоположное.

Вдохновляющие инициативы, специально направленные на объединение разных людей, есть по всему миру. В Бристоле, Великобритания, проект «91 способ построить глобальный город» использует еду в качестве объединяющей силы. Задача – свести людей с разным культурным и этническим наследием. Во время нарезки лука, готовки картофельного пюре и замешивания теста разрушаются барьеры, устанавливаются настоящие связи и находятся точки соприкосновения. В Нью-Йорке Публичный театр опирается на древние традиции, которые объединяют людей из разных социально-экономических слоев и 5 районов Нью-Йорка. Они вместе ставят и обсуждают спектакли. Таким образом создается театр «не только для людей, но и о людях». В проекте участвует около сотни граждан.

Свою роль играет и спорт. Так, футбол сплочает бывших партизан революционных вооруженных силы Колумбии с гражданскими жертвами там же, беженцев с местными жителями в Италии и на Ближнем Востоке, израильских детей с палестинскими школьниками.

Так мы можем тренировать сотрудничество, сострадание, внимание, глубокие связи и сопричастность.

Проектирование разнообразных сообществ

Во всех случаях, которые мы рассмотрели в этой главе, участие было добровольным. Однако есть еще один вопрос – как побудить людей, которые не решаются собираться вместе, сделать это?

Руанда. Дороги Кигали, холмистой столицы страны, обычно полны жизни. Мототакси петляют между расшатанными седанами 1980-х годов и стильными импортными внедорожниками правительственных кортежей. Покрытые грязью джипы и лендкрузеры толкаются среди машин, многие из которых возвращаются из национального парка Бирунга. Там шестичасовой поход позволяет туристам, имеющим разрешение, оказаться в нескольких метрах от неуловимых горных горилл. Тем не менее, в последнюю субботу каждого месяца эти оживленные дороги почти пустынны, если не считать контрольно-пропускных пунктов. Сотрудники полиции обычно вежливо интересуются у проезжающих в этот день, что это за неотложное дело, которое отвлекает от обязанностей в Умуганду?

Умуганда переводится как «собираться вместе для достижения общего результата». Традиция принимает разные формы: некоторые общины посвящают общественные работы строительным проектам. Например, средним школам. Благодаря этим усилиям было построено более 3000 классных комнат с тех пор, как Умуганда была официально восстановлена правительством в 1998 году. Это было сделано в рамках процесса исцеления после разрушительного геноцида в Руанде в 1994 г. Другие занятия Умуганды включают садоводство, обрезку живых изгородей и клумб, уборку мусора и засыпку выбоин. Безусловно, эти часы бесплатного труда имеют свой экономический эффект. Только с 2007 года общая стоимость работ оценивается в 60 миллионов долларов. Однако эти работы помогают создавать сообщество: «Большинству людей это нравится, потому что Умуганда – единственный день, когда вы встречаете своих соседей», – говорит Фостин Зихига, работник банка в Кигали. Он вместе с группой мужчин из своего района работает в саду, во время чего поддерживает оживленную беседу. «Видите вон тех людей, которые разговаривают? – указывает Зихига, – они не виделись всю неделю, а теперь встретились.

Столь же важным, как и 3 часа общественной работы, является часовое собрание сообщества. Оно обычно происходит после всего сделанного, и на нем соседи обсуждают важные вопросы. Собрания Умуганды уходят своими корнями в сотни лет коллективного труда и принятия решений. Это практика, существовавшая задолго до колониальной оккупации Руанды бельгийскими и немецкими войсками, начавшейся в 19 веке. Здорово, что эту деятельность возобновили всего через 25 лет после того, как страну разорвало насилие, которое поругало соседей.

Действительно, Умуганда восстановила доверие в общинах Руанды, потому что это гораздо больше, чем просто благоустройство дорог и строительство школ.

– говорит Зихига. Или «если мы увидим пожилого человека, который испытывает трудности, например, ему нужно построить новую крышу, тогда люди построят ее вместе». Особенность Умуганды в том, что в местном контексте членами сообщества могут быть как жертвы геноцида, так и его виновники.

Но у этой обязательной волонтерской программы есть противники. Есть те, кто рассматривает Умуганду как еще одно средство государственного контроля. К тому же в Руанде жестокое квази-авторитарное правительство. Некоторые обеспокоены тем, что богатые руандийцы, как правило, просто платят штраф за неучастие. Другие считают, что распределение их работ проходит по ранее существовавшим классовым, силовым и гендерным признакам. Однако основная мотивация правительства – принять национальную традицию общественной работы и использовать личную и совместную деятельность для укрепления связей между всеми гражданами. Иначе если лишь отдельные лица начнут преодоление барьеров, то, скорее всего, это будет делать лишь относительно небольшая группа добровольцев. Нам нужно найти способы, которые заставили бы объединяться действительно всех.

Это более реалистично, чем может показаться. В Швейцарии, Южной Корее и Израиле, к примеру, есть воинская обязанность. Поэтому для правительств этих стран не будет сложным ввести обязательные общественные работы. А кое-где схемы-прототипы уже проходят испытания. Летом 2019 года президент Франции Эммануэль Макрон ввел обязательную гражданскую службу для подростков. В ее первой версии 15– и 16-летних подростков отправили на месяц жить в случайно выбранной группе. Первые 2 недели они знакомились друг с другом благодаря ряду мероприятий: ездили в экспедиции по спортивному ориентированию и походы, участвовали в семинарах и обучались оказанию первой помощи. Каждый вечер после ужина они обменивались идеями и мнениями, обсуждая различные социальные вопросы, дискриминацию, гендерное неравенство. Дискуссию модерировал куратор. Во второй половине программы они работали волонтерами в местных благотворительных организациях или в муниципальных органах власти. Подростки работали вместе не только во время занятий. Они также взаимодействовали в домах, где они жили и решали, как разделить обязанности. В рамках проекта мобильные телефоны были запрещены и выдавались на час в вечернее время, что увеличивало шансы на полноценное общение без отвлекающей техники. Правительства или местные органы власти могли бы также финансировать еженедельные обязательные уроки кулинарии, театрального искусства или спорта, ежегодные походы для детей и подростков из различных социальных слоев.

а также определять общие интересы и, следовательно, ощущать более значительные связи друг с другом.

Будущее в наших руках

Век одиночества ставит перед нами уникальные задачи – экономические, политические, социальные и технологические. Огромные слои населения чувствуют себя одинокими, даже несмотря на то что еще никогда в истории не было так легко с кем-то связаться. Сегодня мы все больше идентифицируем себя на основе различий, но все больше осознаем, насколько переплетены наши жизни с другими людьми по всему миру. Но каждый день наши местные сообщества все еще отчаянно нуждаются в укреплении.

Это век великих испытаний и противоречий. Но наступает время надежд. Прямо сейчас у нас есть реальная возможность собраться вместе и создать совершенно другое будущее. Мы соединим капитализм с чувством общности и состраданием, обеспечим гораздо лучшую работу, если будем слушать людей из всех слоев общества и позволять им иметь право голоса, активно участвовать в сообществе, причем в инклюзивной и толерантной форме. Нам больше не придется чувствовать себя одинокими или разобщенными.

Для реализации этих амбиций потребуется изменение приоритетов в законодательной сфере и финансировании. Наши политики и бизнес-лидеры должны обеспечить социальную и расовую справедливость и защиту рабочих. Но

Принести печенье в офис, чтобы поделиться с коллегами, отложить телефоны, чтобы больше быть рядом с нашими партнерами и семьями, пригласить соседа выпить кофе, сделать покупки в местных магазинах и посетить мероприятия в районном общественном центре – все это в наших силах. Другие шаги потребуют от нас большего: кампания за политического кандидата, выступающего за сплоченность, солидарность с группой, которую несправедливо демонизируют или дискриминируют, бойкот фирмы с неприемлемыми условиями работы, даже если нам нравится ее продукт или услуги.

В более широком смысле нам необходимо изменение мышления. Нам нужно превратиться из потребителей в граждан, из случайных наблюдателей в активных участников. В контексте работы, нашей семейной жизни или в нашей дружбе мы должны уметь слушать. Иногда нужно уметь признавать, что лучшее для коллектива не всегда соответствует нашим собственным интересам. И даже если мы сами можем попасть под удар, все равно нужно использовать свой голос там, где это возможно. И еще одно важное обязательство в обществе – проявление эмпатии, о которой мы часто забываем в суете.

Некоторые могут осуждать призывы уделять больше внимания «более мягким» ценностям. Но только доброта и внимание к другим может стать нашей путеводной звездой. Мы можем черпать вдохновение в самоотверженных поступках многих людей по всему миру в разгар пандемии. Например, волонтер из Уэст-Мидлендса во время локдауна искал магазин, где продавалось бы молоко в стеклянных бутылках. Так он помогал слепому человеку, которому они были нужны, чтобы различать разные жидкости в холодильнике. Или итальянские студенты, которые оставили записку на лестничной клетке многоквартирного дома в южном городе Бари, предлагая помочь пожилым или социально незащищенным жителям с покупкой продуктов и другими задачами. А подросток из Арканзаса написал в The New York Times, что он пытался приложить усилия, чтобы поговорить с людьми, с которыми он обычно не разговаривает, просто предлагая весело поболтать, чтобы отвлечься от мира.

Есть потребность вырваться из пузырей цифрового уединения и взаимодействовать с людьми вокруг нас, даже если мы привыкли надевать наушники и листать ленту в телефоне. Необходимо научить детей спрашивать сверстника, сидящего в одиночестве за обедом, не нуждается ли он в компании. И мы сами должны делать то же самое для коллеги по работе, который всегда обедает в одиночестве. Нужно проявлять больше благодарности к партнерам, коллегам или даже новым помощникам с искусственным интеллектом, таким как Алекса.

Безусловно, проблемы, с которыми столкнулось человечество, сложны. И мы не всегда сможем с ними справляться. Но поглаживание руки больного родителя, разговор по телефону с другом, который переживает трудные времена, или даже просто улыбка соседу – все это оказывает полезный эффект. Ведь чем больше мы пренебрегаем своей обязанностью заботиться друг о друге, тем быстрее мы разучимся делать все эти вещи. И тогда наше общество неизбежно станет менее гуманным.

Лишь нахождение с другими людьми, отличными от нас, время, проведенное с ними, может стать противоядием от века одиночества. Если мы собираемся объединиться в мире, который разваливается на части, меньшего будет просто недостаточно.