Парень в шагающем саркофаге

Прощай, Земля!

— Центр управления — «Прометею». Центр управления — «Прометею».

— «Прометей» на связи, — ответил я.

— Шаттл отстыкован, начинайте процедуру запуска, четырехчасовой отсчет.

— Вас понял. Начинаем процедуру запуска.

Мои ответы — просто актерская игра по наперед написанному сценарию. Шаттл, который якобы привез последних колонистов, на самом деле привез последние грузы. «Колонисты» входили в шаттл под прицелом сотен объективов, махая провожающим и навеки прощаясь с Землей, а затем спускались через люк под стартовую площадку и по тоннелю выходили в специально оборудованное помещение. Актеры.

Я сижу внутри «дредноута» — так я назвал самый большой из моих мехасьютов — и смотрю фильм: мне просто нечего делать. Кораблем управляет искин, все автоматизировано. Я только буду принимать решения, если понадобится.

Мне вполне себе спокойно и уютно — просто потому, что я уже ничего не чувствую. Система жизнеобеспечения не позволяет мне чувствовать боль, зуд и так далее, у меня остались только внешние чувства — зрение, слух, нюх и осязание. Ну и вкус, но если вариант, когда мне придется принюхиваться, еще возможен, то вкус уже ни к чему. Мне просто нечем есть. Зубы заменены на титановые импланты — на Авроре у меня стоматолога не будет — но эти импланты нужны лишь для того, чтобы я не чувствовал себя старым беззубым дедом и мог давать искину четкие команды. Вся пищеварительная система удалена полностью, питание я получаю прямо в кровь.

Согласился я не сразу — пытался найти выход и так, и сяк. Миллион евро — круто, но тут и без комментариев понятно, что это отнюдь не подарок. Если потрачу и не полечу — будет уголовное дело за кражу карточки.

Так-то с миллионом я мог бы устроиться: все тот же нейролинк, только гражданский, и три продвинутых протеза обошлись бы мне тысяч в семьсот. С этими протезами — хотя мне продвинутый только один нужен, рука — я мог бы продолжать играть в «Старкрафт 4» и зарабатывать на жизнь. Вот только протезы нуждаются в обслуживании, а это дорого, оставшиеся триста тысяч кончатся через несколько лет. То есть, перспективы не аховые даже если бы этот миллион я получил в подарок — но это не подарок. Не получится не полететь и остаться с протезами, конфискует суд. Короче, так и так жопа.

Да, как ни крути, полететь на Аврору с самоубийственной миссией может только человек, которому нечего терять, вроде меня.

С другой стороны, кое-что я все-таки получаю: смысл существования и потенциально шанс войти в историю. У меня есть цель, моя миссия играет огромную роль, и без меня дела были бы совсем швах. Ну просто потому, что если ты приходишь просить помощи у калеки — значит, все хуже некуда.

К тому же потенциально моя задача не настолько «кровавая», как я думал вначале: задача стоит «уничтожить колонии», а не «убить всех». Это не совсем одно и то же: при уничтоженных колониях люди могут выжить на Авроре как дикари, и это даже предпочтительнее, потому что хомо сапиенсы как вид получают какую-никакую, а страховочку. Тысячелетия спустя каменный век на Авроре может смениться новой цивилизацией. Маловероятно, но шансы есть.

Даже более того: «уничтожение колонии» тоже не следует понимать супербуквально. Колонии как таковые могут остаться и продолжать жить — важно, чтобы никто не сообщил на Землю о победе.

«Гонка колоний» заключается в том, что победит та колония, которая сумеет отправить на Землю отчет об успехе. Ни на одном корабле нет оборудования для передачи радиосигнала с поверхности планеты на Землю, а сами корабли устроены таким образом, что высадка на планету осуществляется прямо в отсеках корабля. Он распадается на части и каждая садится самостоятельно. Это позволяет минимизировать риски, потому что неудачная посадка одной части — это гибель малого количества людей и потеря малой части имущества. На орбите остается только «скелет» корабля — кабина управления, двигатели и все такое, но даже без источника энергии, потому что реактор корабля понадобится колонистам внизу. А потому — по прилету корабли отправят радиосигнал о том, что они прибыли и начинают колонизацию — а потом все, корабль прекращает существовать как единое целое.

Таким образом, единственный способ отправить сигнал об успехе — построить мощный передатчик с огромной антенной и мощным источником энергии. Это задача очень сложная, а если есть враги — то еще в миллион раз сложнее. Таким образом, если на Землю прилетит сигнал, допустим, «Боже, храни Америку», то это будет значить, что, во-первых, американская колония самая успешная технологически и самая процветающая, и во-вторых, враги не смогли помешать постройке передатчика. То есть, либо враги уничтожены, либо подчинены, и значит, американская колония доминирует на Авроре.

А отсюда следует моя программа-минимум: нанести колониям такой ущерб, который воспрепятствует постройке передатчика. Если колонии выживут, сохранив технологический уровень восемнадцатого-девятнадцатого века — моя задача выполнена, на Земле будут думать, что колонии погибли или пришли в упадок, в то время как люди на Авроре все-таки будут жить и это для человечества хорошая страховка на случай, если на Землю прилетит метеорит или война все же случится.

При этом я не опасаюсь, что с Земли прилетит еще один корабль и увидит, как на самом деле все обстоит: постройка даже беспилотного разведчика, который долетел до звезды Росс-128 и передал назад данные о том, что расчеты оправдались и Бета Росса действительно похожа на Землю процентов на девяносто пять, потребовала многих лет и огромных усилий ведущих стран. Построить еще один такой не получится, потому что строительство колониальных кораблей высосало слишком много ресурсов. Процесс и так сопровождался многочисленными народными протестами практически во всех странах, поскольку многие считали, что ресурсы и деньги стоит тратить на нужны людей на Земле, а не на то, чтобы послать горстку хрен знает куда. Если теперь кто-то заикнется о том, чтобы построить еще один корабль — получит революцию, земляне уже по горло сыты колонизацией, от которой им пользы никакой, одни убытки. Сказка про светлое будущее и экспансию по галактике красива, но работала недолго.

Так что в принципе моя миссия сложна, но шансы есть. Конечно, я себя не обманываю: да, мне придется убить кучу народа. И да, успех моей миссии не гарантирует жизнь Земли, а только повышает шансы. Когда на планете, перенаселенной и нуждающейся во всем, шестнадцать ядерных государств, многие из которых страшно ненавидят друг друга по историческим причинам — ну, это бочка с порохом. Если рванет — толстая полярная лисичка придет за всеми без исключения.

Деньги я спустил буквально за три дня, трахнув трех разных порноактрис примерно второй звездной величины. Ну, это не совсем точный термин, потому что когда у тебя нет ног — первую скрипку уже не сыграешь, скорее наоборот, они меня трахнули. Самые-самые не то чтоб сильно дорогие — сто или двести тысяч большие деньги и для них — но самые известные уже слегка того, затасканные. А вот молоденькие шикарные старлетки — самое то. Я выбрал трех — и три «бинго», кочевряжиться не стала ни одна, только поторговались маленько. Ну а что, работа как работа, просто без камеры, вот и вся разница. Полмиллиона ушло на них.

Еще за двести тысяч я купил Николаю машину — лазурный «Комета Ультралайт», на который он сам бы нипочем не накопил — и подборку редких бумажных книг. В конце концов, мой единственный друг, который не бросил меня в беде.

Николай, правда, от такого подарка пришел в ужас, заподозрив, что я продался органлеггерам. Ну а что, я бы то же самое подумал, ведь откуда у калеки такие деньги могут взяться?

— Брось, дружище, какие там органлеггеры, — ответил я. — Я просто улетаю к далекой звезде. Это моя зарплата за всю жизнь, так сказать, потому что там, на Авроре, деньги не нужны.

— Кого ты пытаешься обдурить⁈ — возмутился Николай. — В экспедицию отбирают лучших из лучших, зачем там нужны калеки⁈

— Именно потому, что инвалид. Мне сделают операцию, имплантируют нейролинк, и я буду оператором различной техники. Вникни, я вешу вдвое меньше, чем здоровый человек, и нуждаюсь во вдвое меньшем количестве еды, места и кислорода. Экспедиция может взять десять операторов-инвалидов вместо пяти нормальных водителей. Лишние пять человек — это очень много, если вся экспедиция — только двести.

Николай не верил, так что я настоял на том, чтобы его пропустили на базу, где я учился делать первые шаги в учебном мехасьюте, и там мы с ним увиделись в последний раз.

— Больше не увидимся, брат, — сказал я, — сигнал о том, что я долетел и высаживаюсь, придет только через тринадцать лет. Такая вот хрень с этими космическими расстояниями. Но, в общем, порадуйся за меня: я буду в числе первых, кто ступит на другую планету. Не своими ногами, правда, но то уже такое.

— Шуткарь, блин…

Обняться мы не смогли: высота мехасьюта была больше двух метров.

Последние триста тысяч я некоторое время подумывал отослать Светке, все-таки у меня о ней так много хороших воспоминаний… Но передумал и потратил на благотворительность.

— … Центр управления — «Прометею». Мы готовы начинать.

— «Прометей» готов. Все на своих местах. Начинаем отсчет до запуска.

Процесс, конечно, проходит без моего участия, я просто наблюдаю и в последний раз рассматриваю родную планету. Нейролинк позволяет мне подключаться к любым сенсорам, изображение попадает сразу в мой зрительный центр. Прощай, Земля, больше я сюда не вернусь, но надеюсь, что у тебя все будет хорошо.

Меня ждет долгий путь к Солнцу: корабль огромен и очень неповоротлив. Все это время я буду сидеть в своем «саркофаге» и тренироваться в симуляциях: прелесть продвинутого нейролинка в том, что он может полностью подменять все сигналы, поступающие от органов чувств. По сути, виртуальная реальность, неотличимая от реального мира, и в ней я могу тренироваться во всех аспектах своей будущей деятельности: обустраивать базы, собирать механизмы, управлять мехасьютами, воевать и так далее. Этих самых мехасьютов у меня аж пять: самый большой, «дредноут», универсальная машина для всего, два рабочих мехасьюта ростом два и два с половиной метра и два боевых мехасьюта, один трехметровый и один в два с чем-то метра. Боевые — на всякий случай, если вдруг мне потребуется «тело» меньших габаритов. Всеми ими я могу управлять и дистанционно, но как будто я сижу в них. Все они обладают встроенной «внешней» системой жизнеобеспечения, плюс мой «чемодан», из которого торчит мой торс. Кроме того, у меня есть легкий разведмобиль с кабиной для меня. Короче говоря, «экипирован» на славу, и все это надо освоить. Буду осваивать взаимодействие с искином и прочие премудрости. Единственный изъян симуляций в том, что физически я остаюсь неподвижен, мой «дредноут» ведь на самом деле не двигается, возникает диссонанс между чувствами и вестибулярным аппаратом.

Больше всего я боюсь, что не выдержу или просто сойду с ума. Я в роли придатка к машине только третий месяц и пока вроде как привыкаю, хоть порой мучают фантомные боли в конечностях и желудке. Мой «рацион» пока что содержит небольшую дозу успокаивающего, хотя на месте мне, возможно, придется отказаться от этого. Да, мое существование ВОТ ТАК, черт бы его побрал, мучительно — но не более, чем просто существование калеки. Все-таки, когда сидишь в четырехметровом «дредноуте», который может разорвать кого-то на части или растоптать — не так сильно ощущаешь собственную калечность.

Но это пока. Меня ждет десять-двадцать лет непрерывного труда, перемешанного с борьбой. Вся отдушина — громадная база фильмов, книг и прочего. Надеюсь, мне этого хватит. Как я буду держаться под непрекращающимся давлением на психику — покажет жизнь. На всякий случай я поставил условие, что у меня должно быть средство для самоубийства — цианид и опасная бритва.

— А бритва-то зачем? — спросил Серов.

— На случай, если вы мне вместо цианида положите витаминку.

Серов, правда, тоже немного подстраховался: цианид и бритва хранятся в стальной коробке с цифровым кодом из четырех барабанчиков. Десять тысяч комбинаций. Ну то есть, перебрать все можно за несколько часов или за день, что не даст мне убить себя спонтанно, если вдруг «нахлынет» внезапно.

Начинается согласование с капитанами других кораблей о том, в какой точке мы примерно встретимся и кто в каком эшелоне пойдет: как ни крути, в путь к Солнцу отправляется шестнадцать кораблей. Израиль и Северная Корея не строили своих кораблей, но Китай и США построили по два.

Согласование происходит без меня, искин отвечает голосом несуществующего первого пилота, я как капитан только приветствую других капитанов. Чистая формальность, разумеется. Впрочем, наш путь к Солнцу, скорей всего, обойдется без конфликтов, потому что в этом никто не заинтересован. Вот когда мы окажемся в зените или надире Солнца — точки, оптимальные для прыжка — и сиганем сквозь безумное расстояние к чужой звезде… На той стороне уже может случиться что угодно. Как бы там ни было, все корабли имеют кое-какие средства противоракетной обороны и, может быть, наступательные ракеты. У меня они имеются, и вообще мой корабль, вероятно, самый вооруженный. Но я надеюсь, что все обойдется, потому что уничтожить остальные пятнадцать кораблей мне не под силу.

Есть и другое соображение: корабль, атаковавший другой корабль, сразу станет для всех врагом номер один и подпишет себе приговор, даже если успешно заложит колонию. То есть, мы все понимаем, что нас ждет борьба, но многие надеются, что борьба будет технической, а не военной. И даже те, кто планирует вооруженную борьбу, вот как я, поначалу надеются получить время на подготовку. Стоит кому-то изначально проявить свои жестокие намерения, как против него сразу же образуется временный альянс.

— Ну, с богом, джентльмены, — говорит в общий канал американский капитан, тот, который их них старший, — да будет Вселенная милосердной к нам на нашем пути.

На месте Вселенной я бы ответил, мол, а я тут при чем? Самые страшные беды вы, люди, накликали на себя сами. Но решил промолчать, чтобы не портить торжественность момента.

А заодно отметил, что китайцы наверняка что-то замышляют, инфа сто сорок шесть процентов. Они же вечно соперничают со США, и вот американец роняет фразу, словно он как бы главный из капитанов… Я ждал, что китаец тоже что-то скажет, торжественное или в пику американцу — ан нет. Молчат тихонько.

Идет отстыковка от орбитального дока, по кораблю прокатывается вибрация — запускаются маневровые двигатели.

Прощай, Земля, меня ждет новый мир. Я не жду для себя уже ничего хорошего — но надеюсь, что мне хотя бы не будет скучно.

Глоссарий

Зенит и Надир Солнца — точки над и под Солнцем, если считать горизонтом плоскость орбит солнечной системы. В более широком смысле «зенит» и «надир» обозначают направление, зенит — над точкой отсчета (отсюда зенитное орудие — орудие, стреляющее вверх, и понятие «солнце в зените» = «солнце над головой»), надир — под.

Однако в случае с Солнцем было выявлено, что именно в точках на оси, перпендикулярной плоскости орбит, наблюдается максимальная пространственная нестабильность. Именно из этих точек легче всего открыть «тоннель» к аналогичной точке другой звезды. Эти точки так и назвали — Зенит и Надир.

Тоннельный привод, он же прыжковый привод — устройство, позволяющее создать «прокол» пространства между двумя точками и таким образом за одно мгновение преодолеть световые годы.

Мощность существующих тоннельных приводов позволяет совершать прыжки только из зенита или надира звезды к другому зениту или надиру, которые находятся на расстоянии не слишком маленьком и не слишком большом. По этой причине прыжковый двигатель не может работать внутри солнечной системы.