Партизаны

4

Сбор по тревоге был объявлен сразу же после шести часов. Выйдя из мастерской Бычевского, Метек сразу же наткнулся на связную Висю.

— Что за встреча! — широко улыбнулся он.

— Стража, — шепнула девушка пароль.

Метек не выдержал и спросил:

— Боевое задание? Скажи, Вися.

— Не знаю.

— Ну скажи, ты такая хорошая. Если бы ты знала, как я тебя люблю.

— Обманываешь. — В голосе Виси прозвучала нотка обиды. Не сказав больше ни слова, она махнула рукой и побежала дальше.

Он смотрел ей вслед и вдруг понял, что она действительно ему нравится. Ханка Шенкель, конечно, красивее, но все же… В Висе была какая-то доброта и еще что-то такое, что влекло к ней парней. Однако ни один из бойцов сержанта Крогульца не мог похвалиться, что заслужил ее внимание. А вот на Метека она смотрит как-то странно. Он, правда, не мог понять, что, собственно, в ее взгляде было странным. Но сейчас не было времени размышлять об этом. Пароль означал: быть в боевой готовности через полчаса. В течение этого времени нужно взять из дома какую-нибудь еду и явиться на квартиру по улице Вятрачной. Скорее всего это учебная тревога, тренировка рекрутов, как говорил сержант. В последнее время тревоги участились. На каждом сборе неизменно задавался вопрос: «Когда пойдем на боевое задание?» И каждый раз Крогулец отвечал одно и то же:

— Успеете еще хлебнуть войны. Будете сыты ею по горло.

Такие ответы, разумеется, настроения им не поднимали. И по мере того как они овладевали военным делом, росла жажда борьбы.

Отца дома не было. Метек быстро проглотил несколько холодных картофелин, отломил кусочек хлеба, выпил кофе. Остатки хлеба спрятал в карман. На всякий случай взял из тайничка свои сбережения, перочинный нож, спички и фонарик.

Улица Вятрачная начиналась за почтой, потом поворачивала к монастырю и выходила за город, превращаясь в тракт, ведущий в Рышев. За вторым поворотом, несколько отступая в глубь улицы, стоял двухэтажный дом. Вход в квартиру со двора. Двери всегда открывает старая женщина. Крогулец осматривал входящих, движением руки указывал, куда сесть. Молчал. Они тоже не решались заговорить.

— Начинаем, — сказал он наконец. — Мы получили боевое задание. — Взмахом руки он приостановил возбужденный гул. — Виська, раздавай оружие.

Как командир отделения, автомат получил Мак, Метек — парабеллум, две обоймы и гранату. Пистолет он засунул за ремень, гранату положил в карман. Крогулец внимательно их осмотрел, положил на стол листок бумаги, что-то нарисовал на нем и начал говорить:

— Улица Крента, Мицкевича, Костюшко… Мицкевича, семь. Там живет… — Он вдруг замолчал, взглянул перед собой, словно о чем-то еще подумал, и быстро, решительно произнес: — Предатель Борчак. Мы должны привести в исполнение приговор подпольного суда. Выполнит это… — Крогулец на мгновение замолчал и стал всматриваться в побледневшие лица ребят, — боец Молот.

Метек будто не слышал слов Крогульца. Он продолжал смотреть на листок бумаги. Сержант что-то еще говорил, а затем взял Метека за плечо:

— Ты понял?

— Слушаю.

— Рядовой Молот! Запомните: я вхожу первым, вы за мной. Мак подстраховывает нас у дома. Сенк возле калитки. Я читаю приговор, в этот момент… — Он замолчал на мгновение, потом закончил: — Ты уничтожаешь этого сукина сына.

— Так точно!

— Можно курить.

Мак вынул сигареты и пустил их по кругу. Затрещали зажигалки, и дым потянулся узенькой полоской. Метек заметил, что ребята и Вися украдкой поглядывают на него со странным выражением на лицах. Постепенно он осознал значение слов Крогульца. Борчак стал заниматься предательством сразу же после прихода немцев. Подлец и подонок, он давно заслужил пулю. Но одно дело сказать это, а другое — привести приговор в исполнение… Может, сержант ошибся? Метек чуть не сказал вслух, что он не может просто так убить человека. Если бы в бою…

— Идем. — Крогулец посмотрел на часы. — Помните задание?

— Так точно, — ответил за всех Мак.

— Это наша первая серьезная операция. Вы же сами так рвались… Провалите ее — ноги из зада повырываю, отправлю в пехоту. В диверсионной группе все должно идти как по нотам.

Он умышленно говорил грубо, скрывая за словами собственное волнение. Боялся за хлопцев. Вроде бы уже подготовлены… Но одно дело занятия, а другое — боевое задание. За время своей военной жизни он уже повидал молодцов, скуливших, как испуганные щенки. Он прекрасно понимал, что предстоит подлинная проверка людей.

— Виська, ты первая…

Спустя минут десять двинулись остальные. Спускались сумерки. Крогулец так рассчитал, чтобы закончить операцию перед самым комендантским часом. Коваль шел рядом с сержантом и про себя повторял последовательность своих действий: когда Крогулец начнет читать приговор, он должен вынуть пистолет, снять с предохранителя и… Тут мысль обрывалась. Метек начинал сначала и вновь на том же месте останавливался…

В начале улицы Мицкевича мимо них прошла Вися. Кивнула головой, что все в порядке. Крогулец взглянул на Метека. Что-то ему в нем не понравилось, он процедил сквозь зубы:

— В штаны не навалишь?

— Что вы…

— Тогда держись…

Сзади шли Мак и Сенк. Крогулец остановился, потом резко повернул к калитке. Метек — за ним. Сержант был уже возле крыльца. Заскрипели ступеньки. Коваль прижался спиной к стене, проглотил слюну. Кто-то открыл дверь. Крогулец сделал резкое движение вперед, послышался чей-то голос. На кухне вспыхнул свет. Метек увидел стоявшего возле стола Борчака. Он медленно поднимал руки вверх. Сержант вынул из кармана приговор и стал читать. Метек не слышал ни одного слова. Борчак внезапно рухнул на колени и пополз к сержанту. И тогда Коваль медленно вынул пистолет, снял его с предохранителя и, не зная, кончил ли Крогулец чтение, выстрелил в большое, дрожащее и скулящее тело. Толчок пистолета в руку и маленький язычок пламени у кончика дула словно пробудили его от глубокого сна. Он потом сам не мог понять, откуда взялось такое спокойствие и хладнокровие. Выстрелил второй раз, почти приложив дуло к виску предателя. Крогулец наклонился, положил листок бумаги на грудь Борчака.

— Уходим! — резко скомандовал сержант. — За мной!

Прокрались между домами и вышли в предместье.

Жандармы могут примчаться в любую минуту. Следовательно, все зависит от быстроты и ориентировки. К счастью, не встретили ни одного немца. На улице Вятрачной сдали оружие. Крогулец тут же приказал уходить. Метек вышел один. Сразу же возле калитки он натолкнулся на Висю.

— Ты чего ждешь? — спросил он машинально. — Сейчас же начнется комендантский час. Сегодня наверняка будет горячо.

— Стою. Просто так.

— Идем.

— Куда? — спросила девушка, и Метек внезапно подумал, что ничего о ней не знает. Какое у нее настоящее имя, где живет…

— Домой…

— Хорошо.

Свернули на тропинку, проходившую между хозяйственными постройками. Метеку страшно хотелось закурить, но он боялся. Мысли беспрерывно возвращали его на кухню Борчака. Ему казалось, что у него на одежде осталась кровь убитого. Он совсем забыл о шедшей рядом с ним девушке, каждую минуту ощупывал пиджак, ему казалось, что он явственно ощущает пятна липкой влаги.

— Свернем. — Голос Виси вывел его из оцепенения.

— Куда?

— Влево, — ответила она и первая пошла между заборами.

— Ты здесь живешь?

— Немного дальше, — сказала девушка. — А ты не думай о нем.

— О ком? — оторопел Метек.

— Знаешь сам…

— Тебе легко говорить. А я…

— Молчи, — шепнула Вися, и он внезапно почувствовал, что она берет его под руку. Тогда он остановился. Она смотрела на него, слегка закинув голову. Словно чего-то ждала. Он наклонился и как-то неловко поцеловал ее.

— Виська, — прошептал он и прислушался. Она не спала, зашевелилась.

— Что?

— Ты не сердишься на меня?

— За что?

— Видишь ли… — Слова застряли в горле.

Одно дело подглядывать за парочками в кустах возле речки, а другое — впервые остаться с девушкой. Она лежала, быстро и прерывисто дыша. Разгоряченный и растерянный, он прижимался к ней. Боялся, что ничего не получится. А он так жаждал ее… Потом, после всего, он проснулся и прислушался к ее дыханию. Ему было стыдно. Что она о нем подумает? Мальчишка, который хочет казаться взрослым. А она наверняка уже кого-то имела… Несомненно, тот был более опытным. И поэтому он должен теперь об этом сказать прямо.

— Я не умел… — наконец выдавил он из себя.

— Было очень хорошо, — сказала она и придвинулась к нему ближе. В ее глазах он заметил какой-то странный блеск. Тогда он снова обнял ее… На этот раз все было хорошо. Усталые, они лежали рядом не двигаясь. Метек смотрел в потолок и думал о том, что никакие рассказы приятелей не могут передать того, что он сейчас испытал.

Вися… Раньше образ Ханки целиком заслонял ее. А Вися делала вид, что не замечает его равнодушия к ней. Слегка улыбалась при встречах. Однажды Сенк сказал Метеку:

— Стройная деваха.

— Ага, — машинально согласился Коваль, так как думал в этот момент о чем-то другом.

— Мог бы поухаживать за ней.

— Ты тоже можешь.

— Кто знает, — улыбнулся Сенк, и Метеку внезапно стало как-то неприятно.

С той поры он стал присматриваться к Висе. Иногда он думал, что ему, пожалуй, не хватит смелости заговорить с ней так, как это обычно делают ребята, приставая к девушкам. Он не замечал, что она украдкой тоже изучает его. И, наверное, не узнал бы об этом, если бы не этот вечер.

Возбужденный только что пережитым, он поцеловал ее на тропинке, совершенно не задумываясь над тем, как ока среагирует. А она прижалась к нему, и только какой-то момент рот ее был сжат, а потом он почувствовал ее нежные губы. Наконец они разжали объятия, Вися приникла головой к плечу Метека. Он осторожно взял ее за подбородок и стал искать губы. Она отклонилась от него.

— Не здесь.

— А где? — Голос у него вдруг охрип, говорил он с трудом. — Почему ты не хочешь?

— А ты зачем меня целуешь?

— Виська… Сегодня отца дома нет, я один.

Когда молчание затянулось, он подумал, что она, наверное, не пойдет, обидится… Он баялся остаться один, так как воспоминание о Борчаке было невыносимым. Сидеть целую ночь в пустой квартире… Он ни на минуту не перестанет думать о скулящем и дрожащем теле, валявшемся у ног сержанта.

— Идем. — Вися первая тронулась с места. Он шел за ней, уже ни о чем не спрашивая. Девушка шла по направлению к улице Савиньского.

— Знаешь, где живу? — спросил он удивленно.

— Да.

— Откуда?

— Тоже мне вопрос, — фыркнула она.

Правда, глупый вопрос. Связная должна знать, где искать каждого бойца. Он открыл дверь, вошел первым, завесил окна и зажег свет. Девушка стояла у порога.

— Заходи.

— Наверное, давно не прибирал? — спросила Вися. Ему стало стыдно. Действительно, в квартире было ужасно: грязные тарелки и кастрюли, брошенная как попало тряпка, крошки на столе.

— Разожги огонь, — сказала она, внезапно преобразившись. Откуда у нее появился такой уверенный тон? Он вынужден был убрать со стола, подмести пол. Вися нагрела воды, вымыла посуду, потом приготовила кофе. На ужин съели хлеб с мармеладом из свеклы и немного жареного картофеля. Метек поглядывал на девушку и чувствовал, как ему с ней хорошо. Закурил сигарету. Вися сидела на стуле и, подперев голову руками, смотрела куда-то вдаль.

— Поздно уже, — сказала она тихо.

— Ну ведь ты же никуда не пойдешь, уже давно начался комендантский час. Наверняка после нашей операции ходят усиленные патрули.

— Хочешь, чтобы осталась?

Тогда он подошел к ней и поцеловал. Так началась эта необыкновенная ночь.

А теперь он подошел к окну и отодвинул занавеску. На улице было уже светло.

— Который час?

— Около шести.

— Я должна идти.

— Вися…

— Не бойся. Скажу дома, что задержалась по службе.

— Ты часто так говорила?

— Случалось.

— С кем тогда была?

— Ни с кем.

— Не верю тебе! Ты наверняка была с кем-то!

Она стала молча одеваться. Тогда он испугался.

— Вися, слушай. Я вовсе так не думаю…

Она не отвечала. Была уже готова уходить, но он преградил ей дорогу.

— Ты не можешь так уйти.

— Я должна.

— Подожди…

— Чего ждать? Чтобы ты снова меня оскорбил?

— Я вовсе так не думал.

— Не знаю. Во всяком случае, считаешь, что если переспал с девушкой, то уже можешь говорить о ней гадости.

— Вися… Я не хотел тебя обидеть. Я люблю тебя.

— Глупости плетешь.

— Люблю тебя.

— Метек, успокойся, — она взяла его за руку и с нежностью подвела к двери, — оставь это. Тебе кажется…

— Ты убедишься.

— Подожди, ничего не говори. Ты милый парень, и пусть все так и останется. Я должна идти… Связным нельзя надолго пропадать.

Метек смотрел ей вслед, пока она не скрылась за углом. Вернулся в дом и только теперь вспомнил о работе. И никак не мог себе представить мастерскую пана Бычевского. Словно он побывал в другом мире…

На сборе, состоявшемся на следующий день после операции, Крогулец торжественно объявил:

— Командование выражает вам благодарность. — Слова прозвучали торжественно, и разговоры моментально стихли. — Все отделение капрала Мака заслужило похвалу, особенно боец Молот.

Метек встал по стойке «смирно», покраснел.

— Фрицы, — продолжал сержант, — не напали ни на один след.

На другой день город забурлил. В мастерской Бычевского только об этом и говорили. Жандармы приводили собак-ищеек, но они не взяли след. По городу ходили патрули, проверяли документы у всех мужчин, вроде бы даже задержали кого-то. А через два дня все успокоилось.

— Командир был очень доволен. — Крогульца тоже, наверное, похвалили, так как он весь сиял. — Именно так нужно проводить операции. Молниеносно, четко и тихо. Старый Коваль, когда возвратился домой, сразу же спросил сына:

— Борчак — это ваша работа?

Метек молчал.

— Перед кем разводишь конспирацию? — взорвался Матеуш. — Отвечай!

— Наша работа.

— По приговору?

— Разумеется.

— Был там?

— Был.

— Хорошая работа.

— Вроде получилось, папа.

— Порядок, но… — отец замолчал на минуту, — береги себя, сынок.

Метек чуть было не сказал, что ведь он солдат, но удержался. Увидел морщинки у отца вокруг рта, его поседевшую голову и сгорбившуюся спину. За последнее время он очень постарел. Не нужно ему ничего говорить. А отец смотрел на сына и думал, что ему бы сейчас за девчонками бегать, на пляже загорать, а не людей убивать, даже таких, как Борчак.

Отец вновь на несколько дней ушел в Домбровку. Перед уходом он засыпал Метека множеством наставлений: чтобы ел горячую пищу (на два дня супа хватит, а потом сварит сам), чтобы не запускал дом и понемногу подметал, чтобы выкупил все, что дают по карточкам, чтобы не экономил на своем желудке, так как сам он в деревне наестся досыта. Отец всегда так говорил на прощание, а Метек слушал, но все делал по-своему.

Метек понимал, что путешествие отца в Домбровку связано с конспиративной работой. Однажды он даже спросил Крогульца, что тот думает о разгроме полицейского участка в Джевице. Однако сержант только нахмурил брови и сказал, что это дело Метека не касается. В армии каждый знает только то, что ему положено знать. Если командование сочтет нужным проинформировать о чем-то, оно это сделает.

— Говорят, что это работа коммунистов, — вставил Сенк. — Кажется, у них есть партизанский отряд.

— Не знаю, — отрезал сержант.

А Метек долго размышлял об этом разговоре. Все говорит о том, что в окрестностях Мнихова появилась какая-то вооруженная группа. Неужели командование имеет еще одного. Крогульца с диверсионной группой? А отца все время тянет в деревню. Может, Сенк прав? Когда-то братья Козеки говорили о крестьянском отряде. Кто бы подумал, что Матеуш Коваль будет участвовать во всем этом. До сих пор жизнь его протекала в мастерских, и вопросы вооруженной борьбы его как будто не касались.

Метек занимался домашними делами, а сам все время думал о Висе. Ему никак не удавалось встретить ее. Может, она появится теперь только на воскресном сборе? В воскресенье возвращается отец. А ему так хотелось ее увидеть… Он сам не знал, чего в этом желании было больше: подлинной тоски по девушке или обычного влечения к женщине. Вечерами он вспоминал их первую встречу, именно здесь, у него на квартире. И думал о том, как бы ее встретить, где искать. Он уже знал, что она не коренная жительница Мнихова. Приехала сюда год назад, когда немцы выселяли поляков из Великопольши и Поморья. Живет у какой-то тетки. Но где?

Метек уже потерял надежду увидеть ее до сбора, но в субботу, выйдя из мастерской, совсем неожиданно встретился с ней. Она сделала удивленное лицо.

— Добрый день, Вися.

— Ах, это ты, я не заметила тебя.

— Куда идешь?

— Была в магазине.

Она смотрела на него с легкой улыбкой.

— Я должен тоже кое-что купить, — сказал он несмело, — отца нет дома.

— Уехал?

— Пошел в деревню.

— Моя тетя тоже.

Он задумался над ее словами. Может, это намек?

— Вися… — начал он и сразу же замолк.

— Слушаю.

— Идем ко мне.

— Снова надо подмести?

Метек покраснел. Что с ней? Почему она так разговаривает? Выходит, то, что между ними было, минутная блажь?

— Вися…

— Нам нельзя стоять на месте. Это требование конспирации, — прервала она.

— Хорошо, — согласился он покорно.

— Ты хотел что-то купить.

— Да…

Вися пошла рядом, и Метек с удовлетворением отметил, что она не проявляет желания оставить его. Вместе встали в очередь. Она помогла ему сделать покупки. Потом на углу улиц 15 Серпня и Кордецкого Метек остановился.

— Вися…

— Подожди, — прервала она его. — К тебе я не пойду. Я должна быть дома, так как никого не предупредила.

— Но я…

— Тише. Занеси покупки домой и приходи. Через час.

— Хорошо.

Метек как на крыльях полетел домой, бросил покупки — и стрелой к Висе.

Вися готовила ужин. Напевая какую-то песенку, она сновала по кухне. Метек неотрывно наблюдал за ее ловкими движениями. После ужина он помог ей вымыть посуду.

— Знаешь что, — выпалил он внезапно, — давай через год поженимся.

— Через год?

— Да.

— Глупый ты, — фыркнула она.

— Почему?

— Идет война.

— Через год окончится.

— Через год? Пожалуй, нет.

— Ты что? Думаешь, продлится дольше?

— Дорогой мой, — вздохнула Вися, — глупышка ты моя. Год войны… Ты понимаешь, что это значит?

Они замолчали. Метек поцеловал ее. Она обняла его… Потом лежали, прижавшись друг к другу, боясь нарушить тишину.

Часы пробили одиннадцать. И тотчас на улице раздались выстрелы. Совсем близко. Они посмотрели друг на друга. Послышалась автоматная очередь. Метек встал с постели и прислушался.

— Что это? — шепотом спросила Вися.

— Не знаю… — Он быстро оделся и выскочил в сени. Несколько взрывов раздалось за огородами. Автоматы смолкли. Кто-то пронзительно кричал, потом вновь раздались выстрелы, поспешные, беспорядочные. Яростно зарычал мотоцикл.

— Иди сюда. — Вися схватила Метека за плечо и почти силой втолкнула в комнату. — Что случилось?

— Не знаю. Пожалуй, я пойду.

— И не думай! — запротестовала она. — В такой момент?

Пронеслись мотоциклы. Один, второй, третий… По мостовой грохотали подкованные сапоги жандармов. Патрули шли, занимая всю проезжую часть…

Вися погасила свет, осторожно приоткрыла занавеску на окне. Видны были тени людей, слышались резкие команды. Вновь где-то вспыхнула короткая перестрелка. Потом раздался крик женщины. Шум приближался… Несколько жандармов вели кого-то. В блеске ручных фонариков Вися и Метек узнали Ханку Шенкель. Жандарм ударил ее, она упала. Девушку били тяжелыми сапогами, поднимали только затем, чтобы снова бросить на землю. Наконец послышалась резкая команда, двое жандармов подхватили Ханку под руки и поволокли по мостовой.

Метек прижался к стене, смотрел в окно и шептал:

— Интересно, кто это с ними так сражался?

— Наверное, поручник Рысь.

— Почему так думаешь?

— Он ведь живет у Войтушевских.

— Черт возьми! — сорвался Метек. — Я должен мчаться к сержанту.

— Ты с ума сошел! Тебя подстрелят, как утку. Сам видишь, что делается.

— Именно поэтому я и должен быть у него.

— Сумасшедший!

— Проберусь дворами. Я знаю дорогу.

— Пойдем вместе, — решила девушка.

— Исключено, — запротестовал Метек. — Двоим не пробраться.

— Только, пожалуйста, не лезь напролом, — просила Вися. — Как только заметишь что-нибудь подозрительное, возвращайся.

Тогда он даже на мгновение не мог представить, что через полчаса после его ухода в дом Виси ворвутся жандармы… Когда Метек узнал об ее аресте, он горько пожалел о том, что не позволил девушке пойти вместе с ним…

Метек чувствовал, что страх душит его. На улице, в темноте, все это выглядело совсем иначе, чем в квартире. Может, жандармы и полицейские подкарауливают и его? Он шел по задворкам, дрожа от страха. Пробирался вдоль заборов и изгородей почти на четвереньках, осторожно выглядывая из-за стодол и хлевов. Эта предусмотрительность позволила ему вовремя заметить опасность. Дом Войтушевских был еще окружен. Тогда он решил пробираться к Крогульцу, но сначала заскочить к себе домой, взять деньги и хлеб. Кто знает, какой приказ он получит? На соседней улице грохотали сапоги. Вновь послышались крики, и раздалось несколько выстрелов.

Метек шел мимо будто вымерших дворов: даже собаки молчали. Чувствовал он себя как зверь, которого преследуют охотники. Долго стоял невдалеке от своего дома и вглядывался в темноту. Тишина… Наконец отважился войти во двор, потом вдоль забора добрался до крыльца. Дверь была открыта… Метек хорошо помнил, что закрывал ее. Но когда он наткнулся на сваленную в кучу поломанную мебель, распоротые матрацы, разбросанную одежду, разорванные книги, то понял все.

Метек поспешно выскочил из дома, прополз через двор и, тяжело дыша, протиснулся между поленницей дров и стодолой. Потом садами и огородами пробрался к реке. За вторым выгоном переплыл на противоположный берег. Немного заблудился, так как никогда не ходил к Крогульцу с этой стороны. Уже начинало светать, когда он нашел знакомый дом. Здесь царила тишина, которую, судя по всему, никто в эту ночь не нарушал. Усталый и разбитый, он тихонько постучал в окно. Когда увидел в нем светлый силуэт, сказал:

— Это я, — и сел на лавку, не в состоянии сделать хотя бы еще одно движение. Крогулец тотчас же выскочил на улицу и увел парня во двор.

— Что случилось?

Переждав минуту, пока Метек уймет дрожь, побежал в дом и вернулся с бутылкой водки. Полстакана, влитые в горло парня почти насильно, привели его в более или менее нормальное состояние. Тогда он рассказал все, что видел и слышал. Крогулец молча слушал.

— Уже день, — сказал он внезапно. — Теперь не пойдешь.

— Куда?

— В безопасное место. А пока… У меня есть тайник. Только должен сидеть тихо и ни в коем случае не курить.

— Хорошо, — пробормотал Метек. Сейчас он мечтал только о том, чтобы заснуть.

— Жди, пока не приду за тобой.

Ханку бросили в подвал гестапо. Ее били ежедневно, и она медленно умирала. Даже привыкшие к пыткам палачи не могли выносить ее вида. Били всех, но ее мучили с особой ненавистью. Через две недели девушку расстреляли за еврейским кладбищем. Тело сбросили в яму, которую вырыл ее отец. Потом застрелили и его. Третьей была мать, затем подхорунжий Войтушевский и его отец. И Марыся Войтушевская…

В городе еще долго говорили о том, что поручник Рысь перебил много гестаповцев и жандармов. Его хотели взять врасплох. Рысь еще не спал, разговаривал с Ханкой. Вдруг, словно что-то почувствовав, он взглянул в окно и заметил гестаповцев. Тогда он приказал Ханке и Войтушевским уйти на кухню, а сам выстрелил через дверь прямо в лоб подосланного полицейского Робака. Жандармы изрешетили из автоматов всю дверь и в конце концов высадили ее гранатой. Гестаповцы хотели взять Рыся живым.

Поручник поставил все на карту. Выбросил пустые магазины, зарядил пистолет и, швыряя гранаты, пробился вдоль стены дома в садик, а потом на улицу. Одна граната угодила в заместителя шефа гестапо. Он был убит на месте. Рысь же, застрелив жандарма, захватил мотоцикл и исчез.

В хозяйстве было три лошади и три коровы. За лошадями ухаживал Метек. Хозяин, капрал подпольного войска, объяснил, как задавать им корм, поить, убирать навоз, чистить. Дня два наблюдал за тем, как Метек работает, а потом полностью положился на него. Как только начинало светать, хозяин будил спавшего на чердаке парня, а сам возвращался в хату.

Вечерами хозяин отправлялся в деревню. Коваль всегда ждал его возвращения и задавал неизменный вопрос:

— Есть что-нибудь для меня?

— Нет, — так же неизменно отвечал хозяин.

— Спокойной ночи, — говорил тогда Метек и залезал к себе на чердак. Воспоминания о том субботнем вечере обступали его…

Метек не мог не подчиниться, когда Крогулец приказал ему отправиться в деревню. А что ему оставалось делать? Дом разгромлен. Неизвестно, кто из организации уцелел. В течение дня сержанту не удалось восстановить связь. Места явок контролировались гестаповцами.

— Сюда пока еще не добрались, но у них в руках те, кто знает нас и этот адрес. Хотя бы Вися…

— Ее взяли? — выкрикнул Метек.

— Да. А что с тобой?

— Такая хорошая девушка, жаль ее, — уклончиво ответил Метек. Ему хотелось узнать подробности, но он стыдился спрашивать.

— Пойдешь в Каролювку, — приказал Крогулец. — Я тоже должен переждать какое-то время в убежище. — Однако не сказал, где его искать. Приказал ждать, пока кто-либо — может, он сам, а может, связной — не придет и не скажет, что делать дальше. — Все понял?

— Так точно. Я…

— Что тебя еще беспокоит?

— Дело не во мне. Я хотел бы узнать, что с моим отцом и братом. И что… — он заколебался на минуту, — с Висей.

— Попробую узнать. — Крогулец внимательно смотрел на Метека. — Тотчас сообщу тебе, как только я сам что-нибудь узнаю. Можешь быть уверен.

Работы в хозяйстве много. К вечеру все тело болит и очень хочется спать. Только бы скорей добраться до постели на чердаке! И не думать… Не подпускать к себе порожденных воображением и усиленных людскими рассказами картин пыток и казней в гестапо. Не думать, что, может, и отец, и Юзеф… и Вися… Лучше смерть в борьбе, от пули, чем в подвалах гестапо…

Беспомощность ожидания… Может, уже нет никакого войска, конспирации, командования? Может быть, Крогулец просто убежал, спасая голову? А он до конца останется батраком у не очень проворного в работе хозяина? Однако предпринимать что-либо на свой страх и риск он не решался. А впрочем, куда он пойдет? Здесь можно как-то жить, деревня находится вдалеке от шоссе, вокруг леса, в случае неожиданного появления жандармов можно легко укрыться. Даже полицейские из тминного участка бывают тут редко.

Однажды вечером приехал на велосипеде какой-то парень. Спросил, правда ли, что хозяин продает лошадь. Потом попросил воды и, когда остался вдвоем с Метеком, назвал пароль.

— Приказано сказать, — парень понизил голос и еще раз огляделся вокруг, — приказано сказать, что завтра вечером ты должен быть у часовни у Зембице. — Объяснил, как туда идти, и предупредил, чтобы не расспрашивал дорогу у встречных.

— А как с хозяином?

— Скажи, что тебя вызвали. И все…

Хозяин действительно ни о чем не спрашивал. Сказал только, что сожалеет о его уходе, так как Метек, хотя и городской житель, неплохо справлялся с крестьянской работой.

И вот наконец долгожданный час наступил. Налегке — с собой ему брать было нечего, прихватил только краюху хлеба — пошел тропинкой через поля. Миновал Зембице и, идя по течению речки, вышел прямо к часовне. Уселся рядом с ней и осмотрелся по сторонам. Невдалеке паслись коровы, хлеб был уже убран, от ближайшей хаты доносился лай собаки. Тихо и тепло. Метек сосредоточенно курил махорочную закрутку, поглядывал на березы, стоявшие над рекой, на дорогу. Человек, которого он ждал, появился неожиданно со стороны поля. Неторопливо, словно хозяин, оглядывающий поля, он приблизился к Метеку. Был он молод, одет в какие-то потертые штаны и застиранную, старую рубаху. Подойдя вплотную, он произнес пароль и добавил:

— Идем.

— Куда? — вырвалось у Коваля.

Парень слегка пожал плечами. Метек покраснел, поняв неуместность своего вопроса.

За Зембице начинался лес. Проводник шел быстро, и Коваль еле успевал за ним. Некоторое время пробирались по узкой тропинке, потом пересекли вырубку. Прошли еще немного лесом и оказались перед двумя крестьянскими дворами. Когда подошли к плетню, из-за кустов вышел вооруженный человек. Растерявшийся Метек лишь через минуту узнал Сенка. Он улыбнулся, но Сенк не обратил на него внимания.

— Все тихо? — спросил он проводника.

— Все в порядке.

Прошли через двор; проводник велел Метеку подождать на крыльце, а сам вошел в дом. Коваль немного удивился. Во дворе не было ни души. Возле хлева копались куры; собака, видно, уже равнодушная к чужим, лежала у будки. Через минуту из дома вышел проводник Метека и, не глядя в его сторону, двинулся к калитке. Удивленный, Коваль встал, не зная, что теперь делать: идти в хату или ждать, когда вызовут? Он вновь уселся, свернул цигарку и закурил. Едва он затянулся пару раз, как дверь заскрипела. Метек обернулся и увидел Крогульца. Сержант был в мундире, на ремне висела кобура с пистолетом. Метек быстро затоптал цигарку и встал по стойке «смирно».

В избе у окна сидел поручник Рысь. Метек доложил ему по уставу о своем прибытии и взглянул на командира. За это время поручник сильно изменился, лицо избороздили глубокие морщины, рот сурово сжат, взгляд мрачный.

— Ну, что скажешь, Молот? — спросил он после минутного молчания.

— Прибыл по приказанию, — ответил несколько удивленный Метек. Неужели командир не слыхал, как он доложил о своем прибытии?

— Не боишься?

— Я? Нет, пан поручник.

Крогулец стоял сзади, и Метек слышал его дыхание. Поручник встал, подошел ближе.

— Встречаемся при невеселых обстоятельствах, — сказал он.

— Так точно. Не знаю даже, что с семьей, пан поручник.

— Отца не взяли, он скрылся, — отозвался Крогулец.

— Это правда?

— Да, — подтвердил поручник.

— А Юзеф? — прошептал Метек. Он был уверен, что услышит: «Арестован». Между тем поручник отвернулся к окну, а сзади загудел бас Крогульца:

— Предал.

— Кто? — не понял Метек. Это было настолько невероятно, что просто не дошло до его сознания.

— Вы знаете, где он жил? — спросил Рысь.

— Да.

— Знаете эту, его женщину?

— Да, видал ее.

— И она и Лыховский — агенты гестапо. Ваш брат тоже. Отсюда доносы, в результате которых взяли столько людей.

— Это невозможно!

— Почему вы так думаете?

— Ведь жандармы были у нас… Как же так? — Метек цеплялся за последнюю надежду.

— Если продают родину, можно продать и собственного отца. — Рысь был неумолим.

— И брата, — добавил Крогулец.

— Агент гестапо… — прошептал Метек.

— Вся тройка приговорена судом к смерти, — проговорил Рысь.

— Можно мне спросить?

— Да.

— Приговор уже приведен в исполнение?

— Еще нет. Но мы должны как можно быстрее ликвидировать этих предателей, иначе погибнет еще больше людей. Ты это понимаешь, Молот?

— Да.

Юзеф… Он не мог поверить этому. Но ведь поручник не сам это выдумал. Следовательно, это правда… Лыховский, эта Дорота, Юзеф… Знает ли об этом отец?.. Он сам не заметил, что спросил об этом вслух. Тогда Рысь подошел ближе, посмотрел Метеку в лицо. Взгляд его был настолько тяжелым, что Коваль опустил глаза.

— Молот, — сказал он тихо, — мы долго думали о тебе. Одно перевесило чашу весов… Ты не можешь быть предателем, так как не выдал Крогульца. Понимаешь? Ты пришел к нему в ту ночь, но за собой никого не привел. Сенк тоже уцелел. Мака взяли случайно, вместо брата. Мы сумели это проверить. И твой командир поручился за тебя.

После разговора Метек пошел в стодолу, лег в сено и пролежал так до утра, ни на минуту не сомкнув глаз. Все время слышались ему тяжелые, как жернова, слова поручника. Рысь говорил с такой жестокой откровенностью, что Метек понял, что поручник без колебаний выстрелит в лоб каждому, на кого только падет тень предательства.

— Ваш отец принадлежит к коммунистическому подполью, — сказал Рысь. — Их тоже много взяли, но они для нас чужие. Вы можете остаться в рядах Войска Польского, но только при одном условии…

— Каком? — спросил Метек.

— Если сумеете подняться выше семейных сантиментов. Это трудно, но вы должны решиться. Вы можете и покинуть нас, я не буду удерживать.

— Покинуть?

— Да, мы начинаем борьбу, и мне нужны солдаты, готовые на все.

— Я могу обратиться к вам?

— Можете.

— Прошу разрешить мне остаться.

— Вы хорошо все обдумали?

— Да.

— Согласен. Но помни, что выбор сделал сам. Теперь отдохни, а потом сержант определит тебя в отделение.

— Слушаюсь!

Пожалуй, он на всю жизнь запомнит каждое слово, сказанное в избе. И то, что Крогулец добавил уже на дворе.

— Я попросил командира, — сержант понизил голос и наклонился к Метеку, — чтобы он включил тебя в группу, которая должна привести в исполнение приговор в отношении этих гестаповских агентов.

— Меня?

— Да. Но он не захотел. Сказал, что с тебя и так хватит. Пожалел тебя.

Метек лежал на сене и плакал… Он мог себе это позволить, потому что был один. Каков теперь будет его жизненный путь? Теперь ему надо научиться не оглядываться на прошлое, переносить боль утрат… Товарищей, Аптека, теперь отца, любимой девушки и брата. Для него война — это потеря близких, лишения. Каков будет ее последний день? Дождется ли он этого дня?

Утром Метек явился на построение. Крогулец внимательно посмотрел на него, видимо, желая по внешнему виду узнать настроение. А вообще сержант относился к нему тепло, почти по-товарищески. Метек получил пояс с патронами и маузер. Рядом стоял Сенк, единственный знакомый парень во всем отряде, насчитывавшем десятка полтора бойцов. Метека назначили к нему в отделение. Сразу же двинулись в лес. Шли долго, пока не пришли в дом лесничего. Оттуда несколько групп ушли на задание. Метека пока никуда не посылали. Постепенно он втянулся в новую жизнь. А однажды вечером из дома лесничего вышли пять парней во главе с Крогульцем. Все оставшиеся ждали их всю ночь в состоянии боевой готовности. Метек, стоявший на посту, понял: то, о чем говорил Рысь, должно случиться этой ночью. Наверняка они пошли ликвидировать Лыховского и тех, других. Он боялся даже мысленно добавить, что и Юзефа тоже.

Группа Крогульца возвратилась перед рассветом. Люди были настолько измотаны, что сразу же повалились спать. Сержант отправился к поручнику, потом долго умывался в тазу возле дома. Метек подошел поближе и услышал, как сержант говорил Сенку:

— Не удалось нам их схватить. Этот лавочник забаррикадировал дом, как крепость. Да еще, как нарочно, черт принес жандармов. Стах бросил гранату в окно, и мы скрылись.

Метек медленно пошел за поленницу возле хлева, обессилено опустился на землю…