Пасифик (СИ)

Глава 1. Траум

Чёрт знает, чего он ожидал, какой такой экзотики. Но город был попросту сумрачным. Гранитно-серым и опасным как лезвие.

С неба опять сыпался то ли мокрый снег, то ли твёрдый дождь. Клёклая изморозь налипала на веки, лезла за воротник. Лица прохожих казались сделанными из сырой бумаги, и когда Хаген попытался обратиться с вопросом к человеку, закутанному плотнее других, а значит, меньше страдающему от холода, тот просто ускорил шаг, вжав голову в плечи.

Прелестно!

Виски всё ещё ломило. Сказывался перепад давления и смена часовых поясов. В Пасифике дело шло к полудню, здесь же едва рассвело. Появляться раньше шести не имело смысла, но он невольно подгонял себя, ускорял шаг и сам не заметил, как очутился перед «Кроненверк». Белое сорокаэтажное здание сужающимся параллелепипедом взлетало над плоскими фабричными кубами, утыкаясь антенной прямо в облачный пласт. Пять-сорок пять. Слишком рано.

Он отошёл к кирпичной будке шлагбаума и встал, нахохлившись, стараясь сохранить в рукавах остатки тепла. Пятнадцать минут. Реестр? Всё должно быть в порядке, и встроенный под кожу чип отзывался успокоительным покалыванием. Пятнадцать минут. Да.

Мысли текли вяло, спотыкаясь одна о другую и постоянно возвращались к тому, что было вчера. Или позавчера? Закрыл ли он окно в спальне? Лидия о чём-то спрашивала, просила посмотреть то ли глазурь, то ли саму глину, особую, с местных заводов. А может, какой-то инструмент — экструдер, стек или раскатчик — напрочь вылетело из головы. Конечно, она не рассчитывала всерьёз на то, что он будет заморачиваться поиском этой ерунды, но почему бы и нет, главное вспомнить, что требовалось. Штампы? Фольга? Э, чёрт!

Остроугольная башня Ратуши, словно насмехаясь, демонстрировала ему тёмный бездействующий циферблат. Фигурные стрелки замерли, зависнув симметрично-покорной, обращённой вниз буквой «V», и даже ветер был бессилен подтолкнуть их. Время существовало и двигалось ниже: загадочное табло электронных часов подмигивало рубиновыми цифрами, различимыми даже с такого расстояния.

Десять минут. Ещё долго.

Ровно в шесть он шагнул в вестибюль, откуда после краткого досмотра был препровождён в распределитель.

Рыжеволосая женщина с квадратной челюстью раздражённо поелозила по запястью сканером. Хаген попытался расслабиться, но во рту стало сухо, и сердце застучало чаще, отчаяннее. «Всё будет тип-топ», — заверял Инженер. Может быть.

Он сглотнул, и женщина посмотрела на него с недоверием. «Анна» — значилось на бейдже с фотографией, сделанной словно за пять минут до его прибытия. Та же раздражённая складка у губ, пулемётный прищур глаз. Добро пожаловать в Траум.

— Юрген Хаген. Техник?

— Старший техник. Проверьте обновление реестра.

— А, вижу, — она примирительно кивнула, но продолжила изучать текст, постепенно выползающий на экран. — Старший техник. Поздравляю. Прямиком из столицы? Как там сейчас, кстати?

— Примерно так же, — напряжение медленно отпускало, и он позволил себе улыбнуться уголком рта, сдержанно, чтобы не вызвать подозрений. Безопасница выглядела как сука первого ранга. Её кудри напоминали витушки из медной проволоки, а о кончик носа можно было порезаться. — Погода дрянь.

— За грехи наши, — она по-прежнему не отрывала глаз от монитора. — Личные вещи в камере хранения? Боюсь, у нас нет свободных машин, техник.

— Старший техник. У меня мало вещей. Скорее всего, в ближайшее время они мне не понадобятся. — Возьмите выписку, — неожиданно ловким движением она перебросила через барьер выведенные принтером листы. На первом в нескольких абзацах содержалась вся его вымышленная биография. Второй отличался по текстуре и представлял собой чёрно-белый снимок, распечатанный на плохой фотобумаге. Старший техник — личное имя: Юрген, системное: Хаген — таращился с серого листа так истово, словно был запечатлён в момент принесения присяги. Аккуратное лицо, высокий лоб, кажущийся ещё выше из-за зачёсанных назад волос. Широко распахнутые тёмные глаза. Правоверный гик, научный потенциал, начинающий карьерист и неоперившаяся сволочь.

— Вы же не просто техник, вы… игротехник?

На сей раз она уделила ему внимание. Хаген без труда расшифровал игру лицевых мускулов. Он был готов к такому приёму и попытался внутренне собраться, подарив Анне фирменный диковатый взгляд компьютерного задрота.

— Да, я…

— Интересная у вас работёнка, наверное.

— Можете не сомневаться.

«Ничуть не сомневаюсь», — прочёл он в её нагловатой каменно-сжатой усмешке.

— Меня ждут?

— Как манны небесной, старший игротехник. Лабораторный корпус, третий этаж, комната двести шесть. Позвольте ваш браслет.

Подушечки её пальцев царапали кожу как наждак.

Здесь меня не любят. И не полюбят никогда. Добро пожаловать в Траум, город скорби!

Но я вернусь. Скоро. Как можно скорее.

***

Встречи с будущим начальником он ожидал в приёмной — просторном светлом помещении с имитацией окон, меняющейся подсветкой напольного покрытия и дьявольски неудобными стульями из переплетённых резиновых трубок. Хай-тек. Что означает «хай-тек»? Откуда взялось это слово? Лидия сказала бы: «Не морочься!» Лидия… О чём же она просила вчера или позавчера? Чёртова головная боль!

От размышлений о головной боли отвлёк шум отодвигающейся панели. Полноватый мужчина в жемчужно-серой униформе поприветствовал его небрежным, каким-то карикатурным взмахом руки. Хаген выпрямился, ловко щёлкнув каблуками. Начальник, Байден, едва заметно улыбнулся пухлыми детскими губами. Всей своей фигурой он напоминал ребёнка-переростка, раздувшегося вверх и вширь и засунутого во взрослую, слишком тесную одежду. Расстёгнутая не по уставу верхняя пуговица рубашки позволяла увидеть белизну мягкой шеи, перечеркнутую красной полосой от натирающего воротничка.

— Оперативно вы прибыли, техник, очень оперативно. Это позволяет надеяться на то, что сообщение налаживается и вообще — наши просьбы услышаны. Очень вдохновляет, н-да, невероятно вдохновляет. Ну… давайте же мне свои бумаги, они вам мешают. Поговорим. Тут все серьёзные, экономят секунды, а вот я люблю поговорить. Вы же прямиком из Индаста? Как там погода?

Хаген попытался изобразить вежливый оскал — сдержанную улыбку с оттенком лёгкого подобострастия. Лицевые мускулы повиновались с трудом.

— Снег, дождь… Как здесь.

— Ну конечно. И вы устали, естественно. Я отпущу вас, когда вы познакомитесь с отделом, Хаген, но вначале вы должны познакомиться со мной. У вас усталый вид, техник, эти тени под глазами… Не беспокойтесь, я дам вам отдохнуть.

— Я не устал.

— Ну конечно. «Отрекись от своей усталости во имя Райха и Лидера». Но мы не на присяге и не на параде, и вы можете позволить себе немного расслабиться. Присядьте.

Сам он опустился на мягкий пуф, единственное более-менее уютное сиденье во всей приёмной. Хаген осторожно подтянул к себе холодный металлический табурет.

— Садитесь-садитесь. Не стесняйтесь.

— Благодарю.

Табурет оказался на удивление удобным. Байден задумчиво шевелил пальцами, по очереди постукивая ими по колену.

— Индаст — город учёных, Хаген, а мы здесь практики. Вам придётся с первого же дня окунуться в решение сугубо практических вопросов. Ваша специализация — моделирование? Вы должны понимать, что мы живём практически на передовой. Территория наступает, вы знаете, и делает это гораздо успешнее, чем мы обороняемся. Удивлены?

— Признаться, да. Последние сводки…

— Бросьте, ну что вы, право слово! Можете расслабиться и не повторять всю эту ерунду. У нас не слишком много времени. Хотите кофе? Я — хочу.

Он зевнул, продемонстрировав великолепные зубы, вероятно, вставные, и свежий розовый язык. Хаген с трудом удержался от ответного зевка. В висках всё ещё шумело, но теперь к этому шуму добавился новый, на границе слышимости, практически неразличимый и всё же узнаваемый.

— Что?

Смеющийся взгляд Байдена обволакивал его словно тёплое желе. Мысли путались в комок вокруг звука, становящегося всё определённее.

— Что-то не так?

— Вы ничего не слышите?

— Я ничего. И вы ничего не должны слышать. Забавно, правда?

— Что именно?

— Слышать то, чего не слышат другие.

По-прежнему улыбаясь, начальник прикоснулся к браслету, и уши Хагена оглохли от тишины.

— Это крики. Женские, мужские. А вот детских нет, по известным причинам.

— Простите, я не совсем…

— У вас восьмой эмпо-уровень, м-м? А, может, уже девятый? Неплохо бы замерить. Я хотел проверить порог вашей чувствительности.

— Слуховой?

— Слуховой. И эмпо. Это реальная запись с обработки. Вы среагировали не на звук, Хаген, точнее, не только на звук. Простите наш убогий профессиональный юмор. Мы все здесь циники, и вы тоже станете циником, если не сойдёте с ума.

— Так это проверка?

— Мне же нужно знать, как именно вас использовать. Давайте начистоту. Я не очень люблю взаимодействовать со Штабом, но мне нужен был техник, а вас порекомендовали. Вы внутрист, Хаген?

— Что?

— Ничего. Вы техник, просто техник. Мне и нужен просто техник — старший техник — не сотрудник внутренней службы. У нас здесь и без того достаточно надзирателей.

— Я… понимаю.

— Надеюсь, что понимаете. Меня смутил ваш эмпо. Он, знаете ли, сильно ограничивает и вас, и меня в выборе подходящей вам деятельности.

— Я вам не подхожу.

Хаген попытался сказать это максимально бесстрастно, но сгущающееся напряжение грозило разорвать его изнутри. Он посмотрел на свои руки. Пальцы едва заметно дрожали.

— Расслабьтесь, — с ленивым добродушием повторил Байден. — Вы подходите — пока. Можно сказать, я вас и искал, техника с высоким эмпо. Большая редкость, знаете ли. Моим операторам нужен руководитель, обладающий творческой жилкой, фантазией и — не побоюсь этих слов — способностью к сопереживанию. Мы крупно опарафинились, Хаген. Территория ломает нас как гнилые ветки. Нужно узнать, почему. У меня на вас большие планы. Не сейчас, конечно. Сейчас я познакомлю вас с отделом, а потом отпущу до завтрашнего утра. Вам ведь нужно обустроиться, я понимаю. Вы ведь не против общежитий? Настоятельно рекомендую вам «Стрелу», там проживают все наши. Во избежание инцидентов, — он подмигнул со значением, понятным Хагену лишь отчасти.

Стычки между солдатами и техами стали притчей во языцех. Но, возможно, было ещё что-то. Взять хотя бы неожиданную откровенность начальника, упоминание о внутристах. Очередная проверка?

«Я не выдержу, — подумал он во внезапном приступе отчаяния. — Шпион. Я не шпион, а психофизик. Идиотская идея, и с самого начала была идиотской. Странно, как Лидия не поняла этого. Вот уж у кого высокий эмпо».

— Вам не придётся заниматься чистым моделированием — для этого у нас нет ни средств, ни времени. Мы имеем дело с проблемами более насущными. Но обо всём — завтра, завтра. Сегодня обустраивайтесь, отдыхайте, познакомьтесь с городом, сходите в Цирк… Да, сходите в Цирк, Хаген! По количеству культурных объектов мы не можем сравниться cо столицей, но Цирк великолепен. Вот вам наглядный пример того, как минусы обращаются в плюс. Я говорю о нейтралах, конечно. Между прочим, для вас, как для сотрудника «Кроненверк» — семидесятипроцентная скидка. Вы партиец? Тогда имеете возможность пройти бесплатно.

— Благодарю вас, — сказал Хаген. — Интересная мысль. Я обязательно схожу.

Он не планировал похода в Цирк, по правде говоря, местная достопримечательность напрочь выпала из головы. Но идея показалась не лишённой здравого смысла. Всё равно нужно как-нибудь убить время до вечера.

— Вот-вот, сходите. Я вижу, вас не греет мысль, что вы неожиданно оказались на передовой, но даже здесь можно развлекаться, Хаген. Если мы сработаемся, я покажу вам ещё пару-тройку доступных развлечений.

***

Район Шротплац располагался на самой окраине. На это недвусмысленно намекали налепленные на фонарных столбах жёлтые наклейки с треугольным значком Территории.

Граница близко. Не стоит даже предупреждать, достаточно взглянуть на серые лица случайных прохожих. Особый цветовой код. Чёрно-рыжие граффити на выщербленных стенах. А что ощущают нейтралы? Есть ли вообще какой-то смысл в предупредительных лентах и полосатых шлагбаумах, когда отравленный ветер свободно гуляет по строительным лесам и лестничным клеткам опустевших домов?

Нет, это не Пасифик. Пасифик — солнце и вечная весна, а здесь — промзона. Здесь десятками умирают люди, а тела их сжигают и превращают в удобрение, которое никогда никому не пригождается.

Странное ощущение разреженности в висках усилилось. Территория, во всём виновата Территория. Проклятая земля, посыпанная солью и щедро политая кислотой. Правда ли, что здесь случаются кислотные дожди?

Нужную улицу он нашёл достаточно быстро. Ноги сами поворачивали на перекрёстках, как будто карта города была выгравирована на подкорке.

Дом выпрыгнул на него из-за угла. Хаген не ожидал его так скоро — и теперь пожирал взглядом, не в силах оторваться. Приземистое четырёхэтажное строение из красного кирпича казалось смутно знакомым, выползшим то ли из беспорядочных снов, то ли из столь же беспорядочной яви первых дней осознавания. Дней, когда улыбающиеся люди в светлых одеждах напомнили ему о том, что он есть Юрген Хаген, и это хорошо. Нет-нет, воспоминания отдельно — и отдельно сны, серые, полные тоски и незаполненного пространства.

Какая чушь!

Встряхнув головой, он решительно рванул на себя дощатую подъездную дверь и окунулся в пахнущий хлоркой полумрак. Второй этаж. Таблички на дверях ничего не говорили о проживающих. Внутри вполне могли оказаться полуразложившиеся тела. Призраки. Пожалуй, призраки — лучший вариант.

Ключ, самый обычный, не магнитный, легко провернулся в замке. Хаген вступил в комнату с боязливым чувством наёмника, разгромившего замок сюзерена. Всё здесь было приготовлено именно для него — неброская, слегка сумрачная мебель: гардероб, два табурета, письменный стол и кресло, прикрытое шахматным пледом. Рядом с креслом стоял торшер, старинный, ламповый, с тканевым абажуром. К такому бы торшеру да пару-тройку книжных полок, уставленных раритетами. Но книг в комнате не оказалось. Зато на столе чернел заветный чемоданчик. В этом весь Инженер — оставить коммуникатор на виду, упаковав его лишь в ненадёжную оболочку из псевдокожи. Любая проверка — и вся конспирация летит к чертям!

Он ворчал, но пальцы уже возились с застёжками, разворачивали промасленную ткань, разбирали, собирали, распутывали и скручивали. Допотопный прибор, динозавр — тем и ценен. Сложные электронные дешифраторы вряд ли среагируют на низкочастотный «пиип», практически не нуждающийся в расшифровке.

«Вот теперь я настоящий шпион, — подумал он со злорадным удовлетворением. — С рацией и секретным убежищем. Берлогой. Явкой. И дай Бог, чтобы труды оказались не напрасны. Если нет — впору застрелиться. Из пистолета, который непременно выдадут в „Кроненверк“ сразу после зачисления в штат. Нет, правда, что если рация не работает?»

Но она работала!

Полосатый динамик издал прерывистый звук, похожий на першение в горле. Хаген воровато оглянулся и убавил звук, повернув верньер практически до упора.

— База? Как слышно? Меня слышно?

— Отлично слышно, — бодро пророкотал динамик. Звук был настолько чистым, что создавалось ощущение, будто Инженер сидит где-то рядом, в соседней комнате. — Великолепно слышно, просто изумительно! Чистый канал, как я и рассчитывал. Как вы там, Юрген? Вы один?

— Один. А что, должен быть кто-то ещё?

— Нет-нет, не обращайте внимания — волнуюсь.

В динамике зашипело. Должно быть, Инженер издал смешок. Хаген представил, как он сидит в своём пластиковом скворечнике, согнувшись в три погибели и вытянув трубочкой полные губы. Конечно, при костюме и в галстуке. А кончик галстука, само собой разумеется, утонул в стакане чая с лимоном. Во рту моментально стало кисло и влажно. Лимон. Интересно, есть ли в Трауме лимоны? И чай?

— Вы уже были в «Кроненверк»? А в лабораториях?

— Я представился, — сказал Хаген. — Отрекомендовался начальству. Познакомился с отделом.

— И как?

— Напряженно. И как-то, знаете, хмуро. По-моему, они думают, что я внутрист.

— Внутрист, — рассеянно повторил Инженер. — А, да-да, помню, внутренняя служба. «Наблюдай за наблюдающим». Скверно, скверно… У вас теперь будут проблемы?

— Сложно сказать. Должно быть, меня теперь зауважают, а впрочем, вряд ли. Доносчиков никто не любит. Вероятнее, что подставят или даже сделают «тёмную».

— Скверно, ах, как скверно!..

— Поживём-увидим. Может, ещё и ничего. Вы лучше скажите, как там Лидия? Я ведь не предупредил, что так надолго, понадеялся на вас. Чёрт его знает, вернусь ли вообще.

— Не волнуйтесь, Юрген, я за всем прослежу, мы же договорились. Ну что за пораженческие настроения! Конечно, вернётесь. К сожалению, наши возможности ограничены, и вы должны быть осторожны, но если что-то будет в моих силах, то я непременно, непрм…сдлв ссштв ншсилх…

От волнения он, видимо, слишком придвинулся к мембране, и речь превратилась в шипяще-свистящую невнятицу.

— Простите, ради Бога! Я сказал, что непременно…

— Я буду осторожен, — сказал Хаген. — Но нужна хоть какая-то определённость. Смешно, но вот совсем не могу вспомнить, о чём мы говорили. Омерзительное чувство. Нет, я помню суть, в общих чертах, но вот конкретика, детали… Вы только не пугайтесь. Ничего серьёзного. Голова болит, и мысли путаются, как будто я заболел. Помню, что мы обсуждали, как перебраться через границу, а вот то, что должно быть потом…

— Это очень скверно, что вы заболели, Юрген! — голос Инженера завибрировал от волнения. — Я даже не знаю, что мог бы для вас сделать. Там же есть медики? Там точно должны быть медики, но, конечно, опасно — к ним обращаться, и всё же…

— Я в порядке. Просто запамятовал кое-что относительно задания.

— Ах, да-да… В общем виде… но задания-то можно сказать практически нет… в самом общем виде, нужно выяснить, что там назревает по поводу партийного проекта. Они же теперь увлечены проектами? Подбирают им пафосные названия. Но то, что слышно о новой партийной игрушке, мне категорически не нравится. Чувствуется в этом какая-то угроза, хотя их лидер, этот сумасшедший Райс, в последнее время надел дипломатический фрак… и это не нравится мне ещё больше! Что-то происходит, Юрген. Нужно выйти на Сопротивление, у них есть информаторы, но, к сожалению, связь рвётся. Можно понять, всё это завинчивание гаек, холодная война, которая абсурдна, а головы-то летят… Я могу назвать человечка, но совершенно точно он вам не обрадуется. Вряд ли донесёт, но не уверен, что поможет. Нужен?

— А как вы полагаете? — несмотря на все усилия, реплика прозвучала раздражённо, но Инженер не обиделся. Напротив, загудел ещё оживлённее:

— Ну и очень хорошо, ну и славно. Он музыкант, точнее любит называть себя музыкантом, но после декрета о «лишних людях» быстро переименовался, так что вы тоже не усердствуйте. Адрес запомните или всё-таки запишете? Только аккуратно, вы понимаете, лучше, конечно, запомнить, но только если уверены…

— Я сейчас ни в чём не уверен, — сумрачно ответил Хаген. — Я запишу. Диктуйте.

Инженер продиктовал, немилосердно растягивая буквы, словно не был уверен в способности Хагена без ошибок записать несколько названий улиц.

— И как вам впечатления от Траума, — спросил он с любопытством. — В двух словах?

— Ощущение, как будто в центре города что-то сдохло, и теперь жители коллективно закапывают труп.

— Гм… понимаю, запах. Химический завод?

— А ещё мыловарня, не забывайте. Вы, кстати, знаете, из чего здесь варят мыло?

— И знать не хочу, — жалобно сказал Инженер. — Юрген, вы извините, если бы я мог, то я бы сам…

— Господи, да разве ж я обвиняю?

— Да если бы и обвиняли. Прекрасно понимаю ваш настрой…

— Нет у меня никакого настроя! — возразил Хаген резче, чем намеревался. — Глупости вы говорите. В мыслях у меня не было вас обвинять. Просто будьте на связи. Без вас я загнусь!

Выключив коммуникатор, он долго сидел, болтая ногой и бездумно колупая шершавую тёмно-коричневую крышку. Псевдокожа. И совсем не похожа на кожу. Говорят, из кожи они делают сумочки и украшения. А также из зубов. Чтобы ничего не пропало даром. Чтобы не связываться лишний раз с Пасификом. Должно быть, в их представлении Пасифик — богатый купец, вздыхающий от собственной тучности. А Траум, конечно, телохранитель этого купчины, стройный и подтянутый, с безупречной солдатской выправкой и звяканьем шпор. Шпоры… что такое «шпоры»? Шпоры — значит «лошади», но у нас нет лошадей, а я знаю, что их нет и что они такое… откуда?

«Я не хочу, чтобы из меня сделали дамскую сумочку, — подумал он ожесточённо. — Ни из меня, ни из Лидии, ни из кого-то ещё. Хорошо, что здесь нет детей. То есть, плохо, но всё-таки хорошо, потому что они приспособили бы и их — на сумочки, кожаные шлёпанцы, портсигары, ключницы. Влияние Территории, не иначе. Люди не способны к такому зверству».

Внезапно ему остро, до боли, захотелось опять включить коммуникатор и обсудить эту тему с Инженером. Тот начал бы с квохтанья, сожалений о том, что не может помочь, но потом нашёл бы нужные слова или хотя бы нужные междометия. В конце концов, что требуется от собеседника? Уши, сочувствие и согласие с твоей точкой зрения.

А есть ли точка зрения? Очень может быть, что и была. Память как крупноячеистое сито: мука просеивается, на дне остается шелуха и мусор. Проклятая головная боль! Вчера я уехал или позавчера, нужно было спросить. А ведь в следующий раз забуду, о чём забыл.

Дети. А в Пасифике есть дети. Зачатые и рожденные естественным путем, не в пробирке; вот и доказательство, что во всём виновата Территория. Хотя у нейтралов тоже рождаются дети — редко, в виде исключения, но рождаются же. Что это доказывает? Что закономерность кроется глубже, что есть скрытый фактор, возможно, даже принципиально непознаваемый. И если бы я был ученым, то обязательно бы сосредоточился на выяснении именно этого фактора. Всё остальное — чепуха и бред, главное — понять, почему в Райхе не рождаются дети. Если бы я был учёным…

«Но я не учёный, — подумал он с облегчением. — Я шпион. Разведчик под прикрытием. А что делают разведчики? Стараются слиться с окружающей средой, поменять окрас шкурки под цвет прибрежной гальки. Делают то же, что и окружающие. Пьют, едят, работают, развлекаются. На работе я уже побывал, осталось определиться с развлечениями. Байден рекомендовал цирк — играл глазами и настоятельно, настоятельно рекомендовал. И, между прочим, там выступают нейтралы. Возможно, даже дети».

Выходя из квартиры, он тщательно запер за собой дверь. Даже подёргал за ручку, чтобы убедиться, что надёжно закрыто. В подъезде царила мёртвая тишина, только с верхнего этажа доносились призрачные отголоски неумелой игры на синтезаторе.

Перво-наперво стоит наведаться в общежитие. Так сделал бы старший техник — затребовал полагающийся ему спецпакет с личными вещами, придирчиво осмотрел и обнюхал каждую, заменил то, что не подходит по размеру, полаялся с комендантом, познакомился с соседом или соседями — как уж повезёт, смахнул пыль с поверхностей, отоварил пищевые талоны и уже потом, с чувством исполненного долга, отправился развлекаться. Так, стало быть, и поступим.

Снаружи ничего не изменилось. С небес по-прежнему трусил издевательский кашицеобразный снег, и стёкла подъехавшего автобуса сочились крупными ржавыми слезами прямо на окаймляющую борт рекламную надпись — «Райдо: доставим в пункт назначения».

Хочу домой. Боже, как же я хочу домой!

Он чувствовал дыхание Пасифика — морской бриз и клубничную сладость полуденного солнца — и понимал, что это иллюзия. Галлюцинация. Бред. Реален лишь снег, бензиновые пары и вонь мыловаренного завода, планомерно перерабатывающего «лишних людей».

— До конечной без остановок, — предупредил кондуктор. — Корпоративный рейс. Вы из «Кроненверк»?

— Я техник, — сказал Хаген. — Старший техник. Неужели не видно?

Автобус тряхнуло. Столб с жёлтой наклейкой медленно поплыл вправо и затерялся в усиливающейся метели.

— Простите, — сказал кондуктор. — Я так и подумал.