Лео Грей, наш главный герой, лежащий в больнице после автомобильной катастрофы в почти безнадежном состоянии, начинает поправляться. Его уже возят в кресле. Его жена Маргарита готовится к его возвращению домой.
Первого августа Маргарита и Роза отправляются отдыхать. Они сидят в пикапе Маргариты, Лео и Альва на задних сиденьях. Конни стоит на тротуаре и машет им. Несколько дней, прежде чем отправиться на курсы, он побудет дома.
— Что это за курсы за такие? — спрашивает Маргарита Розу, когда они задерживаются у въезда на шоссе.
— Для инженеров, — говорит Роза. — Он ведь участвует в этом кружке усовершенствования специалистов. Теперь съедутся специалисты со всей страны.
— И будут себе развлекаться, — говорит Маргарита. — Знаю я эти курсы. Ну и отлично.
— Нет, там люди очень серьезные, — говорит Роза.
— Да, очень серьезные, — подтверждает Альва сзади.
У Лео на лице обычная улыбка, и Роза берет его за руку. И тотчас осторожно отпускает руку.
— Очень хорошо, что они такие серьезные, — говорит Маргарита.
— Как, по-твоему, Конни хорошо выглядит? — спрашивает Роза.
— Исключительно, — говорит Маргарита. — У вас теперь хорошо?
— Да так, — говорит Роза. — Переменно.
— Но ты все такая же, — говорит Маргарита.
— Сегодня Конни хорошо выглядел, но это за много дней впервые, — говорит Роза.
— Как-то ты неуверенно себя чувствуешь, — говорит Маргарита.
— У папы уже нет револьвера, — говорит Альва.
— Что за револьвер? — вскидывается Маргарита. — Вы держали в доме револьвер?
— Я ничего не знаю, — говорит Роза. — Он запирал ящик. У него во время войны был револьвер, и он его не сдал.
— А, знаю, — говорит Маргарита. — Знаю. У того, с кем я жила до Лео, тоже было огнестрельное оружие. Ему слова нельзя было сказать. Просто невозможный был. Но ведь Конни будет жутко тянуть к нам на природу?
Они выехали на природу. Тускло золотились высокие хлеба.
Маргарита, боковым зрением видя профиль Розы, смотрит на поля, дремотно и пьяно льнущие к опушкам, где бродили они с Франком.
— Сколько воды утекло, — громко говорит она, когда они въезжают в лес, где листва уже скупо процеживает солнце.
— Что? — переспрашивает Роза, тоже погруженная в свои мысли.
— Ты почти не изменилась, с тех пор как мы познакомились, — говорит Маргарита.
Улыбка Розы печальна.
Маргарита думает про Франка.
Альва легонько берется за оборочку материнского платья.
— А мы будем плавать?
— Да, — говорит мать, — там бассейн, и вы с Лео сможете плавать.
Озера слепят глаза, в прорезях холмов, за низким лесом лениво берут с места разнеженные паруса, и быстро отсчитываются промельки голыми телами унизанных купален.
Маргарита резко тормозит у киоска и покупает большие брикеты мороженого.
— А ты точно знаешь, что отец сдал револьвер? — спрашивает Роза, оборачиваясь назад.
— Точно, — говорит Альва.
Альва одной рукой кормит Лео, в другой держит свой брикет.
— Ты не рада, Маргарита? — спрашивает Роза, помолчав после мороженого.
— Нет, — отвечает Маргарита. — Но погоди, может, я и буду рада.
Лео почти не слышно. Лицо его, которое вообще уже может меняться (Альва даже умеет заставить его копировать разные движения губ), теперь застылое и блаженное, когда бы ни взглянула на него в зеркальце Маргарита.
Они мчат вдоль кручи, и мглистый от паутины кустарник широко бежит вниз и вдруг выбегает на плоскую долину, и уже плавится в синей синеве жесть крыш, блестят дальние озера и высокие белые башни.
— Мы отсюда родом, — говорит Роза, — папа вечно об этом вспоминает.
Но была она тут лишь однажды, и то в детстве.
— Хлеб у них пеклеванный очень вкусный.
— А они и сейчас тут живут? — спрашивает Альва.
— Нет, все умерли, — говорит Роза. — Никого не осталось.
К вечеру они добираются до места. Большая вилла с башней обнесена ивовой изгородью. Вид открывается прямо на море, и ради этого вида и еще из-за того, что здесь удобно возить Альву и Лео, они выбрали крутой берег. Перед домом импровизированный бассейн, по краям тронутый ряской и неглубокий, но это и не требуется.
Маргарита выбрала башню с окнами на юго-запад, на запад, на северо-запад и север. В восточном углу, куда не доходит свет, она лежит почти без сна запоздалыми белыми ночами.
Она встает среди ночи. Она крадется в южную комнату Розы и шепчет:
— Роза, Роза.
Роза вскакивает.
— Маргарита.
Тревожа ночную гальку, они бредут вдоль моря и поворачивают назад, навстречу ярко-металлическому небу.
Мужчины в больших американских машинах с откидным верхом снимают и протирают темные очки, когда они, толкая колясочки, идут утром за покупками.
Конни прислал всего одну открытку. У него все хорошо. У всех все хорошо. Курсы потрясающие. И погода хорошая.
Стоящий мужчина тут тоже всего один, тот, что ходит, по-пиратски обвязав голову, может биолог, может музыкант, он как-то заблудился и заходил к ним спросить дорогу. Они его раньше уже много раз видели. Маргарита считает, что не худо б его пригреть.
— Почему бы нет, Роза? — говорит она. — Он ведь на тебя глаз положил.
Но Роза трясет головой и пишет в день по письму. Альва делает большие успехи в плавании. Лео барахтается в купальном поясе, и вид у него блаженный. Роза прекрасно знает, что другого вида быть у него не может, но об этом не пишет.
Они садятся на мостки повыше над берегом. Посреди ночи.
— Китайская картинка, — говорит Маргарита. Она сидит, поджав под себя ноги. Второй раз Роза бросила Альву. Она об этом не говорит. К чему говорить?
Маргарита берет гладкий камешек и взвешивает на руке. Потом она бросает его вниз, по склону, и он с тихим всхлипом падает. Она берет еще камешек, поменьше, потом другой, еще меньше. Она бросает все меньшие камешки все дальше и дальше.
— Теперь совсем не слышно, как падают, — говорит она наконец.
— Да, — говорит Роза. — Теперь совсем тихо.
Море почти немое.
А Маргарита бродит ночами одна. Она обвязывает свитер рукавами вокруг шеи и бродит. Наклонится, бросит камень. Или зарывается животом в полоску нежного песка, бегущую вдоль кручи. Она подкладывает руки под голову, и засыпает, и спит, пока не разбудит солнце.
— Ничего, ничего, — говорит она Розе, как-то утром сбегая к морю купаться.
Они подолгу плавают вдоль берега. Сильно бьет волна, буйков нет, на берегу почти никого. Однажды совсем рядом проходит катер, они машут тянущим канат мужчинам, но те в ответ не машут, а лишь приподнимают подбородки.
Катер уже задирает корму над горизонтом, когда они растираются полотенцами. На море солнечная дорожка.
Альва и Лео медленно ездят взад-вперед по плиточной дорожке за домом. У Лео сдвиги к лучшему. Может быть, он слышит, что они говорят.
Они едут домой в город. Против солнца. Поля сжаты. Утрами сыро. Дорога лесом хлюпает даже в полдень. Они не разговаривают, только слушают Альву, которая воркует с Лео и развлекает его картами.
Конни в первые дни еще нет, и Роза обещала Маргарите пожить у нее и помочь устроиться.
Страшно много хлопот с этими порогами.
Кое о чем уже не упоминается вслух. А он, кажется, начал их узнавать.
В первое утро по приезде они сдвигают и расставляют мебель, чтоб удобней было ездить. Под вечер идут погулять. Вывозят Лео и Альву на тротуар и предоставляют им самим поупражняться. Тротуар идет под уклон, и они чуть спускаются, тормозят, поворачивают и взбираются обратно.
— Еще немного, и мы будем съезжать до самого низа одним махом, — говорит Альва.
Они идут в большой парк под названием Парк поэтов. Тут зеленые лужайки, и склоны, и редкие деревья, и заросли кустов, но главное тут — большая зеленая ложбина, на дне которой мерцает старый прудик. К нему клонится ива. Мальчик ворошит воду трухлявой корягой, рядом, глядя на воду, стоит Взрослый. Их велосипеды прислонены к дереву. К багажнику подвешена сумка. Мальчик швырнул корягу в воду, и оба поднимаются по склону, усаживаются, вынимают из сумки содовую, пиво, пакеты с едой и начинают свой пикник.
Маргарита и Роза идут поверху с другой стороны парка, подталкивая Альву и Лео. Маргарита толкает Альву, Роза толкает Лео.
— Можно? — спрашивает она Маргариту.
Альва, очень довольная тем, что ее везет Маргарита, объясняет ей разные разности.
Дойдя до развилки, где одна тропка идет поверху, а другая сбегает вниз, к пруду, огибает его и взбегает вверх по другую сторону, они усаживаются на скамейку, на солнышке. Маргарита прикрывает глаза.
Альва катается сама и зовет Лео, но его коляска стоит рядом с Розой, сдерживаемая тормозами, и он улыбается. Теперь выражение лица у него может меняться.
Пруд темный и светлый — все вместе; зависит это от того, как наклонять голову. В него опрокинуты деревья, одинокая туча, неспешно плывущая над парком, и голубая глубь неба.
— Мама! — кричит Альва и катится по тропе. Роза встает и идет за нею. На обочине лежит точилка для карандашей, вот, пусть Роза ее подберет.
Лео Грей видит мерцание воды. Он спускает тормоза и так крутит колеса, что коляску разгоняет по тропе. Она летит вниз, и он радостно кричит.
Маргарита открывает глаза и видит, как он исчезает за взгорком. Она кричит:
— Лео, Лео, стой!
Альва с Розой поворачивают. Роза бежит вниз по склону.
Коляска легко, будто это дело привычное, катит вниз по тропе. Не искривляя курса, она все набирает скорость. Роза, оскользаясь, спешит по склону и плачет. Мальчик на другом берегу встает, отец, жуя, тоже встает и берет его за руку.
Пруд совсем близко. Вот-вот в нем отразится Лео Грей. На подлете к каменному краю коляска сперва одним колесом врезается в иву, потом другим косо ударяется о камень, так что сиденье катапультой наоткось швыряет Лео в воду и само, подпрыгнув, обрушивается в пруд. Замшевое пальто взмокает и взбухает наволочкой. Роза бежит, заломив руки. Совсем высоко едет Альва, не решаясь спускаться. Маргарита идет вниз по тропе.
Незнакомец с мальчиком медленно спускаются по склону, у отца в руке пустой пакет из-под еды.
Лео Грей поднимается со дна и плавает посреди пруда, его начинает прибивать к берегу, когда Роза бросается в воду, и бьется с ним, и переворачивает его лицом вверх. Глаза у него большие, выпученные, и рот открыт, словно разодран в крике.
Роза стоит по пояс в воде и держит его, пока не подходит Маргарита и пока наконец не подходит незнакомец.
Теперь все тихо.
Лео Грея кладут на траву.
Незнакомец вскакивает на велосипед, велит мальчику подождать, мальчик ударяется в слезы, но отец мчится от него к дальней уборной, где есть телефон-автомат.
Розу учили делать искусственное дыхание. Она расстегивает одежду Лео, кладет его так, чтоб изо рта вытекла вода. Ложится на него всей тяжестью.
— Не надо, — говорит Маргарита. — Не надо, Роза.
Она видит, что чулок у Розы поехал от пятки до коленной чашечки.
Она поднимается к Альве, та плачет навзрыд. Мальчик стоит рядом.
— Это все я, — всхлипывает она, — мне надо было за ним смотреть.
Маргарита гладит Альву по головке.
— Смотри, едут, — говорит она.
Воет сирена. Запинка перед газоном кончается тем, что машина сминает траву одним колесом. Сильно отстав, крутит педали незнакомец. Он прихватил мороженое для сына. У спасательной группы с собой аппаратура, Лео Грея кладут на носилки и хлопочут над ним. Сбегается много народа. Маргарита с Розой, держась за руки, стоят в толпе. Альва уткнулась лицом в материнский локоть.
Лео Грей не приходит в себя. Медики сменяют и сменяют друг друга. Он все больше синеет. Глаза закатились.
Наконец его увозят. Толпа расходится, оглядывая остающихся. Незнакомцу приходится накачивать шину. В пруду качается обертка от мороженого. Маргарита, высвободясь, выуживает замшевое пальто, Роза вытаскивает коляску. Они идут домой. Маргарита с Альвой. Роза с пустой коляской.
На этот раз она не спрашивала разрешения.
Придя домой, звонят в больницу, ответа нет. Звонят чуть позже.
— Лучше придите, — говорит секретарша.
Маргарита берет такси. Нянечки смотрят на нее, она ничего не видит.
— Эх ты, Лео, — говорит она. Что еще сказать. Это все.
Она сумерничает, не зажигая света, с Розой и с Альвой, которая тихонько плачет и плачет, и они неутоленно пересказывают друг другу, как все было, снова видят незнакомца на другом берегу с этим его пакетом от бутербродов и самих себя. Ведь радовались же, что погода хорошая. И Маргарита решила, что можно позволить себе закрыть на минуту глаза.
Маргарита из них — самая спокойная. Она ждала, она хотела этого.
— Но не так, — говорит Роза. — Но не так, Маргарита. Зачем же так?
— Может, он сам этого хотел, — говорит Маргарита. — У него появилось что-то такое в глазах, чего раньше не было. Он ведь понимал нас, во всяком случае, он понимал гораздо больше, чем нам казалось.
— Да? Ты думаешь? — говорит Роза.
Когда вечером звонит Конни и надо ему все сызнова пересказать, Роза говорить не может. Маргарита берет у нее трубку.
— Мне приехать? — спрашивает Конни. — Мне сейчас же приехать?
— Это уж ты сам решай, Конни, — отвечает Маргарита.
— Когда похороны? — спрашивает Конни.
— В крематории назначат. И мне еще звонить родным и Марку. Но вообще-то не раньше послезавтра.
— Я буду завтра поздно вечером, — говорит Конни. — У меня завтра лекция.
— А, конечно, это важно, — говорит Маргарита.
— Мне дико неудобно, — говорит Конни.
— Ну, что ты, — говорит Маргарита. — И может, все к лучшему.
— По-моему, тоже, — говорит Конни. — Для Лео это была бы не жизнь.
— Не знаю, — говорит Маргарита. — Наверное.
— Ты там передай им привет, — говорит Конни.
Она не передала им привета. Они час целый просидели, обнявшись, с Розой.
Сперва она позвонила Оле.
— Ну вот, — сказал он. — Вот с этим и покончено.
Действительно, что тут скажешь?
— Может, тебе чем-нибудь помочь? — спросил он. — Со всякими формальностями?
— Надо связаться с Марком, — сказала Маргарита. — Он ведь наследник. Я бы купила у него дом.
— Чушь, — сказал Оле. — Живи себе. Ты имеешь на это полное право после всего, что ты сделала для Лео.
— Ничего я не сделала, Оле, — сказала Маргарита, — просто мне подумать страшно о переезде. Марк ведь живет вместе с целой кучей народа. Попробуй действовать через университет или студенческий союз. Надо его известить. Но он не приедет.
Оле взялся позвонить сестре.
— Ну вот, договорились, — сказала Маргарита. — Больше мы ничего сделать не можем.
— Да, — сказала Оле. — Делать нечего.
Роза плакала, Альва безутешно смотрела в потолок, где кругами, кругами ходили отсветы лампы.
— Перестань, Роза, — сказала Маргарита, — а то я тоже начну.
Розе пришлось улыбнуться. Она утерла лицо обеими ладонями и заложила локоны за уши.
Позвонили.
— Пойду приведу себя в порядок, — сказала Роза, оглаживая юбку.
Это оказался сосед с китайскими яблоками и его жена. Сзади сопел пес.
— Как это ужасно, — сказала жена из-за мужней спины. В руке у нее болтался свободный поводок.
— Нам так жаль, — сказал муж.
— Спасибо, — сказала Маргарита. — Это очень любезно с вашей стороны. Очень, очень любезно.
Она посмотрела на мужа, тот был не брит, потом на жену.
— Может быть, что-нибудь… — сказала жена, — так мы…
— Спасибо, — сказала Маргарита. — Конечно, конечно.
По ту сторону показались другие. Секунду присматривались к стоящим на пороге, потом прошли мимо.
В окнах за их головами ярко горел свет.
После похорон у выхода из крематория Маргариту окружили. Она увидела спускавшуюся со ступенек Эрну и хотела окликнуть, но промолчала.
— Поедем к нам, Маргарита, — сказала Роза. — Что ж ты одна будешь сидеть.
— Спасибо, — говорила Маргарита, — спасибо.
Она посмотрела на Оле.
— Я вынужден ехать, — сказал он.
— Езжай осторожней, — сказала Маргарита.
Сестре с мужем тоже необходимо было ехать.
Начальник Лео тепло жал ее руку, держа шляпу в другой руке.
— Нет, Роза, спасибо, — сказала Маргарита, — не сегодня.
— Но почему же, Маргарита? — спросил Конни. — Мы на тебя рассчитывали.
В дверях показался пастор. Начали спускаться со ступенек. Когда стояли на тротуаре, мимо к своей машине прошла Эрна. Она посмотрела в сторону, потом прямо перед собой и уехала.
— Кто это? — спросила Роза.
— Не знаю, — сказала Маргарита. — Сидела в заднем ряду. Со мной не поздоровалась.
— Сотрудница, — сказала Роза.
— Наверное, — сказала Маргарита.
Она попрощалась. Она поехала домой. Переоделась для сада и принялась полоть и мотыжить. Сначала она была одна, но попозже захлопали двери, застучали, натыкаясь на камни, мотыги, заработали языки. За ограду заглядывали, но ее оставили в покое. К ограде прирос было пес, но хозяйский окрик тотчас оторвал его.
К грядкам льнули сумерки; она поработала еще, время от времени поднимаясь для роздыха и выходя к свету, который кружил еще над крышами и отчужденно сиял на небоскребах.
Она и не заметила, как домом в сад прошел Марк. Только увидя под ногами его тень, она к нему обернулась. Левая рука у него была на перевязи, и на щеке пластырь.
— Марк, — сказала она.
— Да, — сказал он. — Я опоздал?
— Да, — сказала она. — Но это ничего.
— Я раньше не мог, — сказал он.
Он был все тот же.
— Войдем, — сказала она и пошла первой. В дверях она обернулась.
— Все равно хорошо, что ты приехал, Марк, — сказала она.
Он молча смотрел себе под ноги. Потом, глядя ей прямо в лицо, спросил:
— Ты имеешь в виду наши расчеты?
— Да, — сказала Маргарита. — В том числе.