Пасынки Апокалипсиса

«22»

«Птахину», — резала глаза до боли родная кириллица.

Неожиданно я понял — даже мертвым Серега все равно остаётся полон загадок и неожиданностей. На задумки этот внешне скромный паренек был горазд всегда. Рафинированная интеллигентность его была скорее природная, а вот под маской внешней вежливости таился хладнокровно-расчетливый боец, умудрившийся переиграть многих.

Мне вспомнились его глаза в хранилище Чжао. Буквально за каких-то двадцать минут до Армагеддона он отобрал у меня еще позорно сомневающегося: «А надо ли?» флэшку со смертоносно программой.

А его лицо, когда он разнес из автомата экран, откуда вещал нам бывший хозяин системной сети, угрожая пытками плененных близких.

— Нет связи, — сказал тогда Серега сразу после короткой очереди, — По крайней мере, их не будут пытать. Флэшку! — глянула мне в глаза черная точка ствола, — Объяснения потом. Не дергайся, Птахин, голову не восстановишь…

Он всегда шел до конца, и планы его работали. Взять хотя бы его задумку с сыворотками перед последним боем — ведь никого не пожалел… Будь рядом я, а не Рубан, вмазал бы и мне прямо через штанину эту гадость с птичкой.

«Хотя почему гадость? — задумался я, — Все-таки это моя частичка, пусть даже и созданная подручным Чжао Андреем…»

При воспоминании этого мрачного персонажа неожиданно всплыла его тошнотворная методика, с помощью которой он меня «разгонял».

Вспомнился наш поединок, когда я впервые видел людей за стенкой лаборатории, почувствовал их эмоции и как они меня боятся.

— Тадах, — снова стрелял в остановившемся времени Андрей, и я опять глядел на кусочек свинца, сверлящий пространство в мою сторону.

Нашему мучителю тогда повезло. Запущенная мною дубинка вращалась по оценкам специалистов со скоростью вертолетного пропеллера, но досталось лишь его руке, хотя целился я в голову…

«Серега, Серега», — закончил я осмотр и вернулся к посланию.

Какая-то мысль останавливала меня сейчас от моментальных действий. Мысль или недоговоренность.

Или понимание…

«Конечно! — досадливо хлопнул я себя по ноге, — Он предполагал что может не пережить какой-либо ситуации. Птахину в случае моей смерти», — продолжил я то, что осталось-таки «за кадром», и все неожиданно встало на свои места.

Товарищ остался верен себе и напоследок все-таки выкинул этот фокус с посмертным посланием.

Решил не ждать и читать прямо сейчас, но на лестнице, ведущей на мостик, опять загрохотали шаги, и в такую беспокойную сегодняшнюю ночь ворвался Сашка Рубан.

Он был не один, следом за ним вышагивал хохол Лева.

— Вперед! — гаркнул легионер с порога, — Валяйте к Джинну! С оружием! Времени мало! Лавер поведет… — И добавил еще несколько словечек на французском.

— Только не вздумай отправить его за борт без нас, — глянул я в глаза легионеру, но его реакция сказала о многом.

— Втереть бы тебе сейчас, Рожа, — злобно оскалился он, — Кто же со своими так поступает? Язва ты все-таки… — и неожиданно в голосе его послышалась даже какая-то детская обида на мое недопонимание.

— Проверять меньше будешь, — парировал я не дрогнув, — Предал славян, так терпи, — и, не дожидаясь ответа, шагнул к выходу с мостика увлекая за собой Сашку.

Легионер-сапер забухал берцами за моей спиной.

Качка определенно затихала, и даже ноги скользили теперь не так уж сильно. Вспомнил первые валы и взгляд Карины, летящей на меня «в обнимку» с легионером по мокрой палубе от безоткатного орудия.

— Меньше качает, — крикнул я Рубану, но Саня лишь досадливо отмахнулся от меня и зашагал еще шире, — Куда гоним-то? — орал ему я в «упрямый» затылок, — Лычки зарабатываешь?

Рубан влетел в палубную надстройку, ведущую в трюм, словно паровоз.

— В трюм идем! — не обратил он внимания на издевку, — Времени мало… — В голосе товарища звучало сейчас явное беспокойство, а мне оставалось лишь перебирать ногами и держаться за поручни, не упуская из виду спины Рубана. Нужно было еще постараться не попасть под берцы идущего за мной француза, если тот вдруг оступится.

Не давало покоя непрочитанное письмо от Сереги — кожей чувствовал, товарищ писал его не просто так и рекомендации его будут не бесполезны. Однако мысли уже беспорядочно метались в голове, сопровождая наш бег в чрево сухогруза, ни за что не цепляясь и подчиняясь лишь непонятной спешке.

Опасность витала в воздухе. Я понимал — Сашка просто так не расстарается и на кону сейчас не меньше чем его собственная жизнь.

«Значит и наши тоже, — успел подытожить я, и мы ввалились в машинный зал, где грохотали судовые дизеля.

Джинна с Кариной я увидел сразу. Они нас ждали. Ждали и надеялись. Надеялись, что мы успеем… — Успеем к чему?» — задал себе вопрос я. Ответила на него Карина, проорав мне в ухо мне сквозь грохот промасленных поршней-шатунов:

— Рукав закатывай. Сыворотку будем ставить! Пока разойдется, все поясню…

— Уверена? — дернул я с себя куртку.

— Решение Малыша! — помогала мне воительница, — Ему нужно твое обоняние и скорость — иначе не справиться, а тут просто все напичкано пластидом…

Разрозненные части сегодняшней головоломки наконец-то становилось на свои места. Сейчас для обнаружения всех до единого ловушек необходима была ищейка и роль ее, как и в походе по зданию дядюшки Чжао, снова исполню я.

— Сыворотка где? — орал я Карине. О запрятанном в моих берцах цилиндрике она могла только предполагать.

— Все у Джинна, — сдернула воительница у меня рубаху с плеча, — В руку ставим! — шлепнула она меня по плечу и выразительно протянула ладонь в сторону, — Гив ми! — рявкнула она, и Джинн покорно подал ей из пакета знакомый цилиндрик.

Картинка шла для меня сейчас в замедленной съемке, а это значило — я волнуюсь, и начни сейчас двигаться, буду на необходимый чуток быстрее любого из окружающих. Всего лишь дар от матушки природы, замеченная в свое время «Системой» и покойным Серегой. Всего лишь данность, но именно она и заставила мир откатиться назад лет эдак на пятьдесят.

Укол в руку вернул меня к действительности, и гадость оказалась все-таки болючей.

— Терпи, — подсел рядышком Сашка, — минуту-другую корчить будет — не больше, но голос его пробивался ко мне с большим трудом через завесу судорог сотрясающих сейчас мой организм, — Карина что с ним? — забеспокоился товарищ, — Со мной такого не было, — а меня уже колошматило так, что сердце пыталось выскочить чуть ли не через горло.

Какие-то новые пульсы-водовороты возникали в моем организме, заставляя ощущать каждой клеткой множественные цепочки нейронов. Они переустраивались сейчас сывороткой, созданной злобным гением Андрея на основе моей же крови.

Жаркая волна переставала быть беспорядочной. Начиная с кончиков пальцев ног, вдруг пошла странная вибрация, мышцы и суставы стали невольно подрагивать вслед этой волне. Не знаю, что уж там видели мои товарищи, а я старался сейчас удержать лишь хаотично мечущееся сердце.

— Дыши, дыши… — доносилось до меня сквозь гул судовых дизелей.

— Голову ему держите, голову…

Волна вибраций прошла уже через ноги, малый таз, живот и коснулась, наконец, основного «мотора», качающего кровь. Сердечная мышца удивленно дрогнула, а потом будто потянулась навстречу, сливаясь с этим потоком и я понял — самое опасное — позади.

Подчинения вибрациям мозга я так и не дождался. Уловив прохождение самой опасной «точки» мой организм попросту отключился, унося своего хозяина в забытьё.

Сначала появились запахи. Едкие и проникающие в самую глубину оживающего сознания они пробуждали что-то забыто-оставленное в том далеком «перевернутом» мире. Следом за запахами пришло понимание — я лежу в мягкой-мягкой постели. Действительно, невзирая на грохот судовых двигателей я не чувствовал жестких выступов рубчато-решёчтатого пола.

Не открывая глаз, попытался сканировать окружающее пространство, но на свое удивление не нашел ни Карины, ни Сашки, ни кого-либо еще.

— Просыпайся, — захрипел неожиданно знакомый до боли голос Малыша, — Просыпайся, Птахин, сейчас нужен твой нос…

Воспоминания, зачем я здесь накатились «курьерским поездом», и я попытался присесть.

Ощущение оказалось непередаваемо. Куда-то неожиданно девалась постоянная тошнота от качки вместе с противным комком, тыкающимся в пищевод изнутри. Головной боли от недосыпа я тоже не ощущал, и состояние мое оказалось отменным.

Пол все-таки остался таким же, как был — жестким, и я не сразу понял, почему мне вначале казалось, будто лежу я на пуховой перине.

Приобретенное чутье не подвело и поблизости действительно никого не оказалось. Малыш лежал рядом в изолирующем чехле. Крышка была открыта.

— А где все? — разлепил я, наконец, губы и почувствовал, как трепещут пересохшие голосовые связки, конструируя слова.

— Шлюпки готовят, — скрипнул Малыш, — На случай неудачи. Нашей неудачи. Как ты?

— Не успел прочитать Серегино письмо, — жаловался я.

— Поздно. Мы писали его вместе. Там опасения насчет сыворотки.

— Чуть не подох, — пережил я еще раз воспоминание о «выскакивающем» сердце. Страха не было. — Слушай, а сапер где? Ну, француз что с нами пришел?

— Наблюдай за собой, — скрипнул Малыш, — Должно быть что-то новое. Ты левитировал пока спал. Будем работать — следи…

— Левитировал? — поразился я и неожиданно сообразил, что это была за «пуховая перина» в моем беспамятстве. — Слушай, а зачем тебе чехол? — вспомнил я нелюбовь своего маленького партнера к любым страховкам.

— Бытие и сознание, — огорошил меня тот философским ответом, — Нас здесь внутри двое, а он не любит рисковать… — Неожиданно я понял: собеседник, ссылаясь на собрата спрятавшегося где-то в глубине корпуса — лукавит и почему-то не хочет рисковать сам, однако развивать эту тему не стал, — Главное захлопни чехол, когда опасность. — Продолжил Малыш, и я его понял, — Работаем? — Хрипло поставил он меня на «боевой взвод»… — Неожиданно на своем «сканнере» я почуял около выхода из машинного отделения французского легионера, что дарил мне гранату, — Ходил за своей сумкой, — пояснил Малыш, — Настраивайся, сегодня ты у нас — нос…