Пасынки Апокалипсиса

«34»

Снов не было. Перед глазами металась фиолетовая муть, а застопоренный провалом в глубокую дрему организм, получил, наконец, власть над сознанием, и видимо не хотел больше небезопасных экспериментов.

Странно, но моё «погружение» в темноту был глубоким лишь в самом начале. Так ныряльщик уходит для начала на возможный максимум, а лишь потом всплывает на поверхность.

Хотя «омут» мой оказался глубок. Внешняя сторона сначала никак себя не проявляла, пока опять не началась болтанка.

Первая же глубокая воздушная яма чуть не отправила меня в состояние невесомости и заставила мой желудок приблизиться к опасной отметке.

Открывать глаза все-таки не хотелось — «омут» был еще глубок, и я инстинктивно боялся резкого «всплытия». Когда же резкий крен самолета чуть не сбросил меня с нагретого местечка, и я все-таки удержался, лишь уцепившись за край брезентового тюка, мне ничего не оставалось кроме как выбраться из сонного морока.

Внешне в салоне транспортника ничего не поменялось, вот только странная мысль, усевшаяся занозой в моей голове, не давала покоя.

Невзирая на малый отдых, пульсы разогнанные сывороткой с «птичкой», не угасали. Напротив. «Колдовской клубок» «вращался» сейчас вокруг меня «посматривая-поглядывая» на чем же сейчас «размяться».

Мне такая ситуация не совсем нравилась. Оно, конечно, неплохо ощущать себя «Капитаном Америкой» спасающим мир, но это касалось лишь боя, а вот как жить с этим в быту и повседневности я еще попробовать не успел. Мне вовсе не улыбалось, чтобы простой прием пищи или стакан воды выбивали у меня множественные ощущения переваривания-всасывания разжеванных кусков со всеми последующими оттенками физиологии.

Невольно вспомнились мои студенческие эксперименты с анашой, когда, накурившись ганжа вместе с товарищами, я догонялся бутылочкой «Жигулевского». Никогда не забуду своего немого удивления от того что практически увидел как напиток стекает по пищеводу и, добравшись до желудка, поднимается там пенкой, будто в пивной кружке.

Походило, что мне теперь придется учиться выключать свои способности, вызывая их к жизни лишь в определенные моменты. Твердо решив не замечать чужих всплесков эмоций и скрытых соображений, я поднялся со своего лежбища и повернул ручку пилотской кабины.

Хорошо хоть держался я крепко, потому как очередная яма заставила меня присесть и ухватиться за полуоткрытую дверцу, буквально на ней повиснув.

— Тайфун! — проорал мне Франсуа. Легионер уже перебрался со своего насиженного местечка за «мой» штурманский столик и, похоже, уступать его не собирался.

Изменений на мониторе не было никаких, а вот Малыш переместился, и теперь зарядное устройство было воткнуто в розетку около Джинна, а корпус телефона удобно устроился в пластиковом стаканчике для воды, закрепленном на подлокотнике.

— Навигация аут! — повернулся ко мне шеф.

На лбу его была даже не испарина. Блестящие капли прямо на глазах выступали на коже и катились вниз, заливая ему глаза. Во взгляде долговязого американца вращалась злость, а еще было видно, что матерый легионер сильно устал. На мой вопросительный взгляд он, правда, довольно живо моргнул и предложил жестом сменить близнеца. Выходило, мне доставалась четвертая смена, в то время как Джинн не выпускал штурвала уже много часов.

«Сколько?» — спросил я себя, и, будто услышав меня, Франсуа заорал сквозь рев винтов:

— Соти минитс, Фэйс! Факинг соти минитс! Ме би фотин…

«Максимум пятнадцать минут…» — задумался я и до того как шевельнуть за плечо близнеца латиноса, предлагая меняться местами, сунулся с кружкой к почти опустевшему бачку. Вкус мутноватой и отдающей пыльной дорогой воды показался мне необыкновенным. Никто даже не обратил внимания на мою выходку и не предложил быть экономным — действительно какой смысл от чего-то отказываться, когда топлива осталось, со слов Франсуа, на какие-то тридцать или даже сорок минут…

Предложил воды Джинну и аккуратно попоил его с рук, а после достал носовой платок, разорвал напополам и связал- устроил у него на лбу неровную ленту на старорусский манер.

— Рашен гаджет! — хлопнул я его по плечу и засмеялся.

Шефу по-моему было плевать на эдакое панибратство. Руки его явно устали бороться с непокорным штурвалом, а синие вены, вздувшиеся на запястьях, явно говорили о неимоверном напряжении.

«Как же его зовут? — перебрался я до кресла второго пилота ворочая в голове пару непростых имен латиноамериканских братьев, — Атилио? Густаво?» — пытался я сообразить, кто же сейчас передо мной.

Однако нужды в этом не оказалось. Парень четко понимал, зачем я тут, и лишь благодарно кивнул, выбираясь наружу.

Штурвал отдался в руках уже знакомой вибрацией, и я кивнул Джинну, мол, держу — можешь ослабить хватку.

Тот понимающе кивнул, но рук все-таки не разжал. Я понимал легионера — выходило, что пилотов в команде кроме него не было, а рисковать в последние полчаса лёта, пройдя такое количество испытаний, ему не хотелось.

Все было ясно, и ситуация наша лежала сейчас как на ладони кроме проклятого вопроса «что же дальше?» Именно об этом я и проорал Джинну на ломаном английском. Мол, куда летим-то, если навигация не работает?

— Ноу навигашен, — подтвердил шеф и Франсуа покивал, молчаливо соглашаясь с ним, — Ноу… Бат ви хэв мап.

— Мап, мап, — подтвердил сапер и наклонившись к стаканчику где стоял Малыш одобрительно по нему похлопал.

— Мап энд курс! — проорал Джинн, радостно улыбаясь, — Майкл, — неожиданно обратился он ко мне по имени, — Сэнкс фо зи рашен гаджет…

Я глянул на его голову, куда повязал разорванный платок и увидел, что приспособление наших предков все-таки работает. Крупные капли пота, достигая повязки, впитывались в нее, и Джинну не было теперь нужды вытираться локтем или как он там это делал.

Однако меня интересовало сейчас не это. Все-таки пока я спал, Малыш даром времени не терял. Видимо повторив свой излюбленный фокус и забравшись через источник питания в электросети, он добрался-таки до неисправного бортового компьютера. После скачал там каким-то образом ту самую «мап» (карту) и пытался выступить сейчас в роли штурмана, пытаясь предположить курс до неизвестной пока мне точки.

— Фэйс, — крикнул мне Джинн и тут же поправился, — Майкл, ви флай ту рашша. Чайна — кэннот. Америка — ноу газолин… Вот ду ю синк?

Что я мог подумать, услышав такое? Решение о полете до России было для меня таким же неожиданным, как и все предыдущие приключения со множественными поворотами-хитросплетениями.

Крикнул Джинну, мол, хватило бы топлива, и с удовольствием отметил, насколько я могу контролировать свои необычные способности.

Походило, что погода к вечеру улучшается. Болтанка становилась все тише и наконец, солнце, клонившееся к закату, ударило первыми лучами по стеклам пилотской кабины.

— Фо лак! — проорал в никуда Джинн, и это его пожелание нашей удачи напомнило мне сейчас молитву.

— Фифтин минитс! — неожиданно напомнил про оставшееся время бесстрастный Франсуа и я понял что он, скорее всего, выполняет распоряжение Джинна, отслеживая время и играя сейчас роль говорящего таймера.

— Банзай! — неожиданно прокричал шеф легионеров клич японских камикадзе, — Гоу даун… — Качнул он от себя штурвал.

Скажу честно мне от такого юмора на миг стало не по себе — нынешняя ситуация была куда как ближе к «юмору» японских камикадзе нежели наш «Банзай» в вонючем трюме сухогруза.

— Банза-ай, — с мрачным удовлетворением завторил в пространство пилотской кабины сапер, — Банза-ай…

Мне горланить не хотелось, и я сосредоточился на пейзаже, неожиданно проявившемся в разрыве облаков. Пока все шло не очень плохо за исключением почти полного отсутствия топлива, но было бы еще хуже не будь у нас прямой видимости.

Скорее всего, независимо от обзора Джинн так и так бы начал снижение пробивая облачность, а вот к чему бы мы все пришли никто сказать сейчас не мог… Сколько раз в той оставленной жизни смотрел я телепередачи о лайнерах и мелких самолетах разбившихся в тумане на склонах гор.

Мысленно представляя себя на их месте, я всегда ежился от неприятного холодка-понимания насколько неприятно так умирать.

Теперь же мои «демоны» оживали, хоть и я был уже не тот. Не знаю, как повел бы себя ранешный Птахин, очутись он в подобной ситуации. Сегодня же я лишь улыбался, наслаждаясь этими возможно последними минутами. Действительно, какой резон паниковать — мы и так сделали все что могли, вырвавшись из трижды клятого Гуанчжоу, куда закинула нас чуждая воля «Матери Сети», на ее же погибель.

Оказывается все это время во мне жил какой-то странный зов. И только сейчас, когда Джинн назвал Россию конечной целью этого дикого перелета, этот зов ожил.

Он пел сейчас там внутри, подстраиваясь под неумолкающий «Банзай» легионеров. Мне казалось в эту минуту, что где-то там, вдали, на аппарели остатки команды тоже вторят сейчас нам и каждый на свой лад…

Мой внутренний голос пел. Непонятные звуки отстроенного наконец-то неизвестного «инструмента» выводили, перекликаясь с легионерами лишь одно слово «Домо-о-ой».

— Тен минитс, — отсек следующую пятиминутку Франсуа.

— О’кей! — гаркнул Джинн, выравнивая машину после небольшой ямы, — О’кей! Майкл. Луук. Рашша из?

Да уж, картинка, открывшаяся с первыми лучами солнца российскую никак не напоминала.

Гольцы в туманной дымке, да зеленый ковер без малейших признаков леса-городов.

«Может Чита? — спрашивал я себя, — Но там кроме степей много чего есть…»

Глянул на альтиметр. Мы шли на высоте каких-то полутора километров.

Неожиданно за очередными гольцами на поле, высвеченном ярко зеленом вечернем солнцем, мелькнули какие-то разноцветные пятаки.

Штук десять.

Картина внизу напомнила мне сейчас праздничный торт разукрашенный карамелью.

«Что за черт?» — таращил я глаза, и неожиданно увидев огромное пятно темного стада растянувшееся по яркой зелени сообразил что это не больше не меньше чем юрты…