ЧЕЗАР ПЕТРЕСКУ И ЕГО РОМАН

Чезар Петреску принадлежит к славному поколению румынских писателей-реалистов первой половины XX века, которые высоко подняли знамя гражданственности и, донеся его до переломного в судьбе румынского народа рубежа — дня освобождения от фашизма, отдали свой талант строительству социализма, созиданию на родной земле свободного общества трудящихся людей.

Реализм в румынской литературе первой половины XX века был самым мощным и самым действенным направлением. И это объясняется тем, что писатели-реалисты, такие, как Михаил Садовяну, Ливиу Ребряну, Ион Агырбичану, Камил Петреску, Джорже Кэлинеску и другие, каждый, сохраняя свое неповторимое лицо художника, имея излюбленные темы, особый художнический подход к решению социальных и этических проблем, вкупе, как бы объединив усилия, произвели критический смотр всему буржуазно-помещичьему румынскому обществу, единодушно признав его социальную и моральную несостоятельность. Весьма существенный вклад в этот «смотр» внесло и творчество Ч. Петреску.

Чезар Петреску (1892—1961) родился в семье директора Школы агрономии и садоводства Димитрие Петреску. Отец писателя и сам был человеком незаурядным. Сын нищего крестьянина-издольщика, он во что бы то ни стало хотел получить образование. В двенадцать лет окончив начальную школу, он убегает из дома отчима в Бухарест и нанимается там в работники к своему же помещику, проживающему в столице. Через два года ему удается сдать экзамены и поступить в гимназию-интернат «на казенный кошт». Потом следуют годы студенчества в Бухаресте и Париже, где румынский парень, перебиваясь с хлеба на воду, получает диплом «доктора агрономических наук». Вернувшись на родину, Димитрие Петреску «делает блестящую партию» — женится на дочери крупного помещика и получает за женой солидный надел земли. Первым сыном от этого брака и был будущий писатель. Вспоминая много позже об атмосфере, царившей в доме родителей, Ч. Петреску писал: «Крестьянское самосознание отца, который не забывал, что он сын издольщика, и классовый дух матери, которая впитала все хорошее и все дурное, что присуще привилегированному социальному слою, остро спорили и при моем духовном формировании, сказывались в оценках и противоречивых суждениях. Я ощущал в себе и социальное возмущение, и «одиозного реакционера», в зависимости от того, какая — отцовская или материнская — кровь говорила во мне»[1]. В конечном счете «материнской крови» писатель был обязан глубоким проникновением в быт и психологию имущих классов. Но стать писателем-реалистом, дать подлинную оценку буржуазному злу помогла Ч. Петреску «отцовская кровь».

Годы учебы завершаются для Ч. Петреску в 1915 году с получением в Бухарестском университете диплома юриста. Со студенческих лет и до начала 20-х годов Ч. Петреску чрезвычайно активно и даже несколько беспорядочно занимается журналистикой. Трудно перечислить все газеты и листки-однодневки, в которых сотрудничает Ч. Петреску, по временам, по его признанию, ведя полемику с самим собою на страницах разных газет и под разными псевдонимами. В эти годы будущий писатель только нащупывает свое призвание, формирует свои убеждения, копит жизненный опыт.

Уже в студенческие годы Ч. Петреску свойственен демократизм общественных взглядов. Об этом периоде своей жизни Ч. Петреску писал: «Я не мог бы теперь восстановить все этапы духовного развития, которое вовлекло меня в студенческую борьбу, весьма, по тем временам, ожесточенную против сторонников «кузизма» и «иоргизма». Возможно, на меня повлиял гуманизм русской литературы. Возможно, дух противоречия и желание мыслить самостоятельно»[2]. Это признание уже зрелого писателя, автора нескольких сборников рассказов и романов, прозвучало в 1929 году, когда Румыния находилась в тисках экономического кризиса, и было не просто воспоминанием о минувших временах, во гражданским и писательским кредо, ибо и «кузизм» и «иоргизм» были двумя «формами» шовинистической буржуазной идеологии, зародившимися еще до первой мировой войны и процветающими в межвоенный период. В первую очередь они были направлены против новой волны рабочего движения: историк Николае Иорга, возглавляя организованную им еще в 1910 году Народно-националистическую партию, продолжал пропагандировать «интеллектуальный» национализм, призывая к созданию единой национальной культуры, которая объединяла бы и цементировала все социальные классы и слои в единое целое, а бывший сподвижник Иорги по этой партии, профессор политической экономии, Александру К. Куза организовал в 1923 году фашиствующую Лигу национально-христианской защиты, из членов которой сформировалась впоследствии пресловутая фашистская Железная гвардия.

Первым опубликованным произведением Ч. Петреску был рассказ «Письма», напечатанный в журнале «Сэмэнэторул» («Сеятель») в 1907 году, когда автору не исполнилось еще полных пятнадцати лет. Но это был лишь символический дебют: он не заявил о рождении писателя, а лишь свидетельствовал о желании автора стать им. Подлинный литературный дебют Ч. Петреску состоялся в 1922 году, когда вышел сборник его рассказов «Письма рэзеша». Книга эта родилась на страницах возникшего в начале 20-х годов журнала «Гындиря» («Мысль»), печатаясь в нем отдельными фрагментами. «С этого момента, — писал Ч. Петреску, — газетное дело стало для меня только ремеслом, поскольку я старался сохранить неприкосновенным тот дух, который, как я верил, и является моим внутренним литературным призванием»[3].

Переориентация с журналистики (которую, надо сказать, Ч. Петреску никогда окончательно не бросал) на литературное творчество была связана с утратой юношеских иллюзий и прояснением мировоззренческих позиций, чему писатель был обязан первой мировой войне. По его собственному признанию, он пережил «драму поколения, которое ожидало от войны морального очищения и правильной оценки гуманности, но с отчаянием увидело, что в мире ничего не изменилось»[4]. Это была драма того поколения, которое известно в литературе как «потерянное», чье умонастроение отразилось в произведениях Ремарка, Олдингтона, Хемингуэя и других писателей. Душевное смятение румынского представителя этого «потерянного поколения» Ч. Петреску показал в романе «Затмение» (1927).

Вместе с утратой надежд на моральное очищение и обновление, которые должны были якобы явиться следствием войны, сам Ч. Петреску, как и многие другие писатели-реалисты этого времени, изживает давнюю для румынского общества иллюзию, связанную с идеализацией деревенской патриархальности, веры в непоколебимость ее моральных устоев, а отсюда и в ее оздоровляющее моральное начало. Весь этот комплекс идей, получивший в истории румынской литературы название «сэмэнэторизма», по названию журнала «Сэмэнэторул», на страницах которого он и был сформулирован, Ч. Петреску начинает критически пересматривать уже в первых сборниках рассказов «Письма рэзеша» (1922) и «Дорога меж тополями» (1924).

В 1930 году выходит роман Ч. Петреску «Патриархальный город». Писатель не вступает в словесную полемику с идеями «сэмэнэторизма», он художественно, образно убеждает, что никакой незыблемой «патриархальности» не существует, что за внешней, призрачной оболочкой «патриархальных», якобы семейственных отношений царит все то же корыстолюбие, стремление к чистогану, ставшему движущей силой в современном ему обществе.

Освобождение от «сэмэнэтористских» иллюзий укрепляет Ч. Петреску на позициях критического отношения к современной буржуазной действительности. «Патриархальный город» был уже четырнадцатой книгой Ч. Петреску. И писатель, осмысляя пройденный творческий путь и намечая перспективы на будущее, задумывает сгруппировать уже написанные и еще не написанные романы в циклы и создать «румынскую хронику XX века». Писатель осознает себя социальным летописцем своего времени и своей страны. Румынское буржуазное общество видится ему как диалектическое единство социальных противоречий, и поэтому, как пишет о его творческом кредо академик Дж. Кэлинеску, «он стремился «изучить» все слои румынского общества на определенном отрезке исторического времени, проанализировать образ мышления всех социальных классов (боярства, буржуазии, крестьянства), выявить политические отношения между деревней и городом, определить уровень культуры и установить источники некоторых тенденций»[5] (политических и идеологических. — Ю. К.).

Один из циклов своих романов из «румынской хроники XX века» Ч. Петреску назвал «Столица, которая убивает», другой — «Городишки, в которых гибнут». Из первого цикла советскому читателю известен роман «Улица Победы», в румынском звучании — «Каля Викторией» (по названию главной улицы Бухареста). «Патриархальный город», роман, с которым предстоит познакомиться советскому читателю, принадлежит ко второму циклу. Даже по названиям циклов нетрудно заметить, что и столицу и «патриархальный», то есть провинциальный город Ч. Петреску расценивает как место гибели людей, если не всегда в прямом смысле, то всегда в смысле гибели всего человеческого в людях, всего гуманного.

Главный герой романа «Улица Победы» провинциальный прокурор Константин Липан приезжает в столицу по приглашению своего бывшего однокашника по университету Джикэ Элефтереску, ставшего министром юстиции, и становится прокурором Высшего апелляционного суда. У Элефтереску свои обширные замыслы: с помощью Липана, прослывшего в провинции неподкупным, он собирается убрать с дороги конкурентов и стать главой кабинета. Когда Липан осознает, что его честность и неподкупность служат оружием в грязной и подлой политической игре, он чувствует себя морально уничтоженным. Если «моральную гибель» Константина Липана можно уподобить самоубийству, когда человек бросается вниз головой с самой высокой ступени социальной лестницы, то картина «моральной смерти», как она предстает в романе «Патриархальный город», выглядит совсем иначе: человек окончательно теряет свое собственное «я», вполне успешно поднимаясь вверх все по той же социальной лестнице.

Тудор Стоенеску-Стоян, молодой «адвокат с кое-какой клиентурой, кое-как сотрудничающий в кое-каких литературно-художественно-социально-политических изданиях», навсегда уезжает из столицы в «патриархальный город». «Мы здесь живем по-другому, — сообщает ему друг, Санду Бугуш, — другими радостями и заботами. Живем тесной большой семьей». Уже в приглашении приятеля-доброхота предначертаны этапы будущей карьеры Стоенеску-Стояна: сначала он сможет стать исполняющим обязанности заведующего кафедры, а потом и заведующим. «Есть у нас влиятельные лица, — пишет приятель, — которые не останутся в стороне, если представится случай заполучить в свою партию молодого человека с будущим. Есть у нас и газета… Готов поклясться, что через два-три года ты станешь «нашим выдающимся интеллектуальным светочем, приемным сыном нашего города, надеждой нашей партии… Не смейся! Мы тут все принимаем всерьез, без этой вашей столичной иронии и скептицизма». Но автор Ч. Петреску не скрывает ни своей иронии, ни сарказма. С первых же страниц романа его герой, Тудор Стоенеску-Стоян, выглядит фигурой комической. Он кровный родственник гоголевскому Хлестакову. Такая же «столичная штучка», залетевшая в глубокое захолустье. Но их кровное родство определяет не литературная типология, а типология общества, где человека и встречают и провожают «по одежке», где ценится прикрепленный к нему ярлык, титул или чин, банковский счет, пакет акций, упоминание в газетной статейке или, на крайний случай, молва, сопутствующая этому «человеку». Как Иван Александрович Хлестаков был «с Пушкиным на дружеской ноге», так и Тудор Стоенеску-Стоян выдает себя за ближайшего друга известного писателя, президента Академии Теофила Стериу, художника Юрашку и профессора Стаматяна, с которыми случай свел его на несколько часов в одном купе в поезде. Невольно подслушанный разговор между тремя знаменитостями, «известными половине всей страны», Стоян выдает за дружескую беседу, в которой сам принимал участие, и таким образом обеспечивает себе почет и уважение всего «патриархального города».

«Патриархального города» у холма Кэлимана, который описал Ч. Петреску, не найти на географической карте, но он существует как социально-политический сколок столицы и шире — как сколок всего румынского буржуазно-помещичьего общества. В сравнении со столицей «патриархальный город» всего-навсего «страна лилипутов», но живет он по тем же законам, что и «страна великанов» — промышленных и банковских магнатов, политических заправил, государственных чиновников, газетчиков и проч. И «Патриархальный город» и столица предстают как, уменьшенное в одном случае и увеличенное в другом, отражения одного и того же социального явления.

В разных измерениях — великаном и карликом — видит себя и сам Тудор Стоенеску-Стоян в трехстворчатом зеркале — этом «обрамляющем образе» всего романа. Образы великана и карлика наглядно воплощают несовместимость притязаний Стоенеску-Стояна и его внутренних возможностей удовлетворить этим притязаниям. А притязания его велики: он мечтает стать властителем умов, выдающейся личностью, знаменитостью, но для этого у Стоенеску-Стояна нет ни таланта, ни ума, ни трудолюбия. У него есть только два диплома — юриста и филолога. Он серая посредственность, бездарность, мелкий себялюбец, без души и сердца. Контраст непомерных претензий и заурядности, апломба и трусости и порождает румынского Хлестакова. Это и есть Стоенеску-Стоян «в натуральную величину», которого он видит перед собой и в зеркале, и в жизни, но не желает замечать, предпочитая правде о самом себе ложь. Единожды солгав, выдав себя за друга писателя Стериу, Стоенеску-Стоян отказывается от реальной жизни в пользу призрачной, потому что только ложью может он прикрыть свое ничтожество и хоть как-то удовлетворить свою амбицию. Стоенеску-Стоян лжет самому себе и всем вокруг, выдавая себя за писателя, который намеренно удалился в «патриархальный город», чтобы в тиши трудиться над «эпохальной» исторической эпопеей. Он лжет чувствами, пытаясь соблазнить жену своего друга, Адину Бугуш. Беззастенчиво лжива его поза перед мальчиком Джузеппе Ринальти, задумавшем вернуться на родину своих предков, в Италию, и доверчиво попросившем у него помощи. Стоенеску-Стоян, обманывая всех, обманывает и сам себя, скрывая свое подлинное лицо опять-таки за ложью. Именно ложь приводит его в «партию», которую возглавляет префект уезда Эмил Сава.

Неоднозначное отражение человека в зеркале жизни можно назвать принципом построения образа вообще в романе «Патриархальный город», а не только образа Стоенеску-Стояна. Например, добродушный, честный, слывущий бессребреником, Санду Бугуш, оказывается, занимается скупкой земли. Об этом в романе говорится всего лишь в одной фразе, но и она точно указывает место «бессребреника» в буржуазном обществе. Честность Бугуша тоже подвергается сомнению: он отговаривает жену от публичного разоблачения Стоенеску-Стояна, когда в ее руках оказывается письмо Теофила Стериу, из которого следует, что писатель не был с ним даже знаком. Сама Адина, отказавшись от разоблачения, как бы снимает маску Медузы-Горгоны и Черной пантеры (прозвища, данные ей жителями города) и «капитулирует» перед общественным мнением провинциалов, к которым относилась свысока. Октав Диамандеску, рачительный хозяин, пекущийся о крестьянах, работающих на него, который и сам не прочь встать за плуг или помахать косой, из «прогрессивного помещика» становится бессердечным, жестоким дельцом, стоит зайти речи о покупке земли. В двух планах предстает и фигура Пику Хартулара. То он первый острослов в кафе Ринальти: его шуточки, прозвища, едкие слова «прилипают» к людям, как ярлыки, формируя так называемое общественное мнение города. То он человек совершенно раздавленный тем же самым общественным мнением, когда по городу расползаются слухи, будто бы он сочиняет анонимные письма.

Но есть в романе и образы, данные совершенно однозначно и прямолинейно. Ч. Петреску никак не стремится «очеловечить» образ уездного префекта, этого «сатрапа», который, по словам одного из действующих лиц, «сам вершит суд и расправу». Писатель даже не дает портрета Эмила Савы, как это обычно бывает в романах, но зато, воспроизводя один из его разговоров, развертывает исчерпывающую характеристику-метафору. «Он помолчал, позвякивая в кармане связкой ключей. Каждый ключ символизировал одну из его многочисленных и тяжких обязанностей. Ключ от адвокатской конторы, от кабинета в префектуре, от находящегося еще в колыбели «Румынского акционерного общества развития горной промышленности — «Воевода», от канцелярии коллегии адвокатов, от Народного банка «Кэлиман», от конторы недавно приобретенного поместья с виноградником и парком, рыбными садками и княжеским домом; от множества сейфов! Он прослушал сперва эту приятную металлическую музыку, — сладостный гимн своей жизни». Словно еще один ключ, прикрепляет Эмил Сава Тудора Стоенеску-Стояна к цепочке своих махинаций, отводя ему роль честного и бескорыстного радетеля за общественное благо, прикрывающего на деле их темные дела и сделки. Стоян настолько крепко оказывается прикрепленным к цепочке префекта, что даже женится на «кандидатуре», которую ему предлагает Эмил Сава.

Роман кончается тем, что Стоенеску-Стоян подходит к трехстворчатому зеркалу, подаренному ему женой, и видит «три своих подобия, слившиеся воедино: великан, лилипут и обычный человек. У всех троих было безобразное лицо, изъеденное таинственной болезнью: проказой, гнойниками и язвами, болезнью, которая призывала проклятия древних часословов, болезнью, которая въелась в плоть и кровь патриархального города и не отпустит его до самой смерти».

Роман подошел к концу, но история героя только часть той истории, которую рассказывает писатель. «Патриархальный город» назван виновником болезни героя не случайно. Ибо этот город тоже фикция, тоже мнимость, в нем нет того, что несет в себе историческое понятие «город» — нет культуры, нет традиций городского самоуправления, нет гражданственности, нет сложившихся семейных устоев. За многие века существования города не накоплено никаких духовных ценностей, его патриархальность такой же миф, как и историческая эпопея Тудора Стоенеску-Стояна. Причины этого излагает в своей лекции учитель истории на пенсии Иордэкел Пэун и называет румынскую историю «трагедией городов». В городе нет устоев, нравственности, патриархальности, как нет их у Тудора Стоенеску-Стояна и как Тудор Стоенеску-Стоян город беззащитен перед Эмилом Савой, который и сам лишь звено цепочки, теряющейся далеко за пределами страны и чей конец в руках безымянных воротил и магнатов, качающих прибыли из страны, которую «не могли бы даже отыскать на карте».

Болезнь, разъедающая «патриархальный город» — это капиталистические отношения, это купля-продажа земли, леса, нефтеносных участков, человеческой совести, достоинства, способностей. Как символ разрушения всего, к чему прикасается капитализм с его чисто денежными интересами, высится над «патриархальным городом» холм Кэлимана. Когда-то он был символом национальной славы, ибо на этом месте гетман Митру Кэлиман разбил турецкое войско, грозившее порабощением и насилием. Из рода в род люди почитали этот холм и восхищались им, густо поросшим дубами и буками. Но вот явился некий Лаке Урсуляк, арендовал землю на холме и свел на нет вековые леса. Голый, изъеденный рытвинами и ямами, холм Кэлимана вновь становится «предметом купли-продажи», причиной политических и финансовых интриг, потому что в этом районе предполагаются залежи нефти.

В романе Ч. Петреску прослеживаются две линии: судьба Тудора Стоенеску-Стояна и судьба «патриархального города», линия социально-психологическая и историческая. История, как таковая, воссоздается в рассуждениях и раздумьях пенсионера Иордэкела Пэуна.

Бывший учитель истории и географии, Пэун собирает разного рода старинные документы, расшифровывает их, сопоставляет, размышляет не только над историей родного города и вообще румынских городов, но и старается представить себе историю широко, как судьбу народа. Наивно веря, что Стоенеску-Стоян действительно работает над историческим романом, старик хочет поделиться с мнимым литератором накопленными знаниями, материалами, своим пониманием истории. Пытаясь привлечь на свою сторону будущее «литературное светило», Иордэкел Пэун торжественно провозглашает свое кредо: «Историю творят не императоры, не князья, не генералы, не действительные тайные советники, не послы. Историю творит, ее творил и в давние времена, великий безымянный народ». Исходя из этого твердого убеждения, он позволяет себе заглянуть в будущее, предположить дальнейший ход истории. «У рабочих пчел, — говорит он, — есть обычай выгонять из улья трутней, чтобы избавиться от их бесполезных ртов, чтобы они погибли. Возможно, что это и произойдет в какие-нибудь времена, которых я уже не застану, когда холм Кэлимана станет нефтяным центром, когда рабочие на вышках и нефтеочистительных заводах перевернут новую страницу истории… Что мы знаем? Логически, исторически должно быть так. Причины и следствия…»

Так в романе возникает исторический фон с совершенно определенной перспективой. На этом фоне весьма комически выглядит продолжающееся соперничество двух боярских родов в лице отживших свой век старух, Кристины Мадольской и Султаны Кэлиман. Эта перспектива делает анархиста-террориста Иона Янковича таким же «проходным персонажем» в истории, каким он является и в романе. В этой перспективе представляются тщетными «новые» методы хозяйствования таких «прогрессивных помещиков», как Октав Диамандеску, и финансово-политические «успехи» уездного сатрапа Савы.

«Патриархальный город» можно назвать «ключевым» произведением в творчестве Ч. Петреску, ибо в нем вся «румынская хроника XX века» приобретает динамику исторического движения. Писатель как бы обозревает с холма Кэлимана окружающую его социальную действительность и, верша над нею свой моральный суд, выносит ей исторический приговор.

До того, как этот приговор был приведен в исполнение румынскими рабочими и крестьянами, до того, как трудовой народ, взяв в свои руки власть, изгнал всяческих «трутней», оставалось еще целых пятнадцать лет. Но необходимо воздать должное писателю, который предвидел этот день и своим творчеством способствовал его приближению.

Творческий путь писателя завершается уже в годы народной власти. В «румынскую хронику XX века», в которой сам народ перевернул решающую страницу, Ч. Петреску, осмысляя ход истории уже с высоты восторжествовавшей социальной справедливости, внес и свой вклад новыми произведениями, последнее из которых носит обобщающее и итоговое название — «Люди вчерашнего, сегодняшнего и завтрашнего дня». Но и роман «Патриархальный город» не утратил своего значения, ибо еще в годы самой черной реакции он явился «окном, распахнутым в будущее».


Ю. Кожевников

Загрузка...