Патриот. Смута. Том 3

Глава 17

То, что было нарыто здесь за несколько дней мне и моим бойцам было хорошо знакомо. Я блуждал здесь несколько раз, осматривал процесс сооружения инженерных полос. Спасибо Жуку, он нам столько стройматериала оставил. Бойцы проходили этот подъем трижды, объединившись группами. Все, что мы делали сейчас, идя наверх — отрабатывалось. Не так много, чтобы действовать на автоматизме, но достаточно, чтобы не совершить критичных ошибок.

Подготовка давала нам много преимуществ.

Татарский арьергард, их ты разворачивался. Получив залп из аркебуз, они запаниковали, но…

Степняки, что противостояли нам, были опытными воинами, преданными лидеру и поняли — здесь они в западне. Впереди острог, слева и с тыла — русские. Рваться направо, но мурза не давал такого приказа.

Кто-то, конечно, поняв всю безвыходность ситуации, сейчас начинает отступать именно там, где нет давления наших рядов. Но центр будет сражаться до последнего.

— Ура! — Заорал я.

Рванулся вперед.

Строя здесь никакого не было. Слишком большое расстояние, слишком много дыма и рвов под ногами. К тому же у татар во время подъема случились большие потери, чтобы сгруппироваться плотными рядами и дать нам яростный, четкий, организованный отпор. Еще они боялись ружейных залпов. Соберись они сейчас для прорыва и пять десятков наших аркебуз уложат целый отряд.

Да, те, кто пойдет вслед павшим не получат пулю. Но первые… Никому не хотелось быть ими.

— Алга! — Разносилось выше нас по склону в дыму.

Мы сошлись. Не строй на строй, а вразнобой, делились на поединки и бой малыми группами. Татары стреляли, у кого не было лука или кончились стрелы — кидались на нас с тем, что было в руках — копья, сабли. Кричали злобно, рычали словно звери.

Налетел один, выбежал из дымки прямо. Замахнулся саблей. Я встретил его, пропустил чуть правее, отмахнулся. Полоснул по боку клинком, вспорол халат и тело. Хрип боли, кровь, некогда смотреть. Слева по диагонали в этот момент на меня уже летел второй.

С копьем и злобой в глазах.

— Ааа!

Укол. Мимо. Я оказался быстрее. Перехватил копье. Он затормозил, чуть не упал, дернул. Попытался вырвать, но моя рука держала крепко. Заорал вновь что есть силы, но здесь это никак не помогло. Шаг, укол, легкая сабля вонзилась степняку в горло. Брызнула кровь, много крови. Хрип боли, он упал на колени, зажимал рану, но уже бесполезно.

А я рванулся дальше. Несколько шагов, впереди неглубокий ров и вал.

Еще один враг с луком, сбоку. Увидел меня, стал поворачиваться, но не успел. Выскочивший Григорий, что шел рядом, но чуть отступал — рубанул его наотмашь. Своим бравым хлестким, пригодным только для конной рубки ударом рассек. А я уже двигался дальше. Два шага, на бруствере.

И тут еще один копейщик на другой стороне рва. Попытался уколоть, не достал. Но и мне добраться никак. Перепрыгнуть — больший риск. Спускаться, подставляться под удобный удар сверху.

Миг размышлений.

Бросил взгляд вокруг. Под ногами рядом убитый татарин, а у него в руках тоже древко.

— Бу! — выпалил я, делая вид, что вот-вот прыгну.

Копейщик изготовился принимать меня в полете. Но я не дурак. Перехватил саблю левой. Рывком подхватил трофейное оружие, взвесил. Увесистое, тяжелое, неудобное, но иного варианта нет. Метнул почти сразу, пока противник не понимает, что происходит. Дергающейся на другой стороне рва степняк тоже попытался что-то предпринять. Отвлекся, и острие угодило ему в грудь. Пробило не сильно, но чуть отбросило. И это дало мне пару мгновений.

Прыжок, теперь безопасный. Я преодолел ров и рубанул раненного. Добил, уколом, тот упал.

Слева с диким криком бежал еще один. Но один из наших доспешных бойцов уже пересек ров. В его руках трофейное, короткое копье. Кольнул, не попал. Татарин отскочил, повернулся к нему. Заорал злобно, выругался на своем.

Завязалась драка.

Я быстро пришел на помощь. Махнул саблей, прыткий степняк вновь отступил, но сзади было дерево. Враг уперся в него спиной, закричал истошно, понимая, что с двумя не совладает. Копье моего сотоварища пронзило его в живот.

Разберется сам. Я рванулся дальше, встретил еще одного. Короткая сабельная дуэль. Клинок противнику улетел в сторону. Он замер смотря на меня ошалелыми глазами. Удар, степняк инстинктивно прикрылся рукой. Кисть полетела на землю, кровь хлынула из раны.

Укол, за криком последовал хрип.

_ Вперед! Братцы! Вперед!

Наступали сумерки. В дыму становилось все темнее и темнее. Видимость уменьшалась, ухудшалась, поле боя вот-вот превратится в непроглядный хаос, где мечутся враги без всякого строя и убивают друг друга. Ночь входила в свои права. Нужно успеть завершить битву с последними лучами солнца. Пока еще хоть что-то видно.

Мы загоняли татар все выше. Измотанных, надышавшихся дымом, лишившихся всякой надежды на спасение и победу.

Шли вперед, кололи, рубили, били, теснили их. Они теряли людей, не знали местности, терялись, пятились. Их передовые части сейчас были наверху. В тылу были те, кто отстал, ранен, или идет в арьергарде, как резерв. Впереди слышались выстрелы. Это отошедшие со склона холма к острогу воронежские казаки из-за еще одной линии обороны, центром которой был острог, постреливали в наседавших на них татар. Держались там, не пускали их через рогатины и вал.

Это была последняя линия. За нее татар пускать было уже нельзя.

Степняки сражались из последних сил. Недавно еще, воодушевленные тем, что выбрались на вершину к острогу, они бросались на штурм. Но сейчас все изменилось. Уже не они, а мы давили их.

Кто-то, оказавшийся справа — уходил, бежал в лес. Его не преследовали. Надо добить центр, дожать элиту, захватить, убить мурзу! И тогда победа за нами.

В какой-то миг все их воинство, истекая кровью, теряя людей, развалилось, перестало существовать как единое целое. Рассеялось. Часть рванулась направо. Те, что бились слева, тоже попытались прорваться, но налетели на копья бывшей посошной рати и стрельцов. Там началась тяжелая жесткая рукопашная. А через нас прорываться не хотел никто. Люди отходили наверх. Пятились, пытались бежать, но упирались в тех, кто был уже там и вел бой.

Никто не хотел идти снова через огненный ад, откуда вырвались еще и русские воины. Это полнейшее безумие.

Наконец-то забрезжил просвет, осеняемый последними лучами заходящего солнца.

В центре, куда мы вышли, между окраиной ласа и рвом острога осталось около сотни татарских бойцов. Может, чуть больше. Это самые преданные, самые надежные воины. Костяк. Такое видно сразу и по лицам, и по вооружению. Многие из них в крепких стеганых халатах. Некоторые даже в металлических доспехах. Ощетинились копьями и саблями, бьют стрелами.

Совсем недавно они надеялись прорваться в острог, но напор их иссяк, и теперь уже они стояли в окружении. И среди них в бахтерце и мисюрке я приметил Кан-Темира. Это точно был он, никаких сомнений. Подле этого отлично снаряженного высокого воина еще четверо и прапорщик, держащий в руках истерзанное знамя на копье.

Белое треугольное поле с красным обводом и черный сокол на нем. Оно терялось в дымке, но смогло сплотить вокруг себя остатки татарских сил.

— Сдавайтесь! — Выкрикнул я громко. — Теслим олмак!

У нас во всем воинстве несколько человек знало татарский. Хотя бы в общих чертах и требование о сдаче все мои воины запомнили. По моему распоряжению. Это было важно и нужно. Оказывало мощный психологический эффект.

Сотни русских глоток выкрикнуло нестройно, но очень бодро, громко и подавляюще.

— Теслим олмак!

Татары топтались на месте, окруженные нашими отрядами. Где-то дальше, за острогом громыхнула залпом наша артиллерия. Уже обычные пушки. Долго их не было слышно. Видимо, там тоже шел бой, хотя по моим прикидкам начался он с некоторым опозданием. Что, в целом нам только на руку. Долго татарские отряды продирались через лес.

Казаки-донцы в полную силу вступили в бой с правым флангом, посланным в обход всех наших позиций. Им тоже было кое-что припасено. И в лесу, и на выходе из него. Может поэтому так долго и шли.

Уверен, шесть сотен во главе с братьями Чершенскими при поддержке пушек совладают и рассеют эти отряды. Вряд ли там самые стойкие бойцы. Все они, те, кто верен своему мурзе — здесь. А там в большей степени прибившиеся к войску, жадные до грабежа беи и их ополчение.

Но, каждый человек на счету. Покончим здесь и двинем туда. Поможем казачкам!

Остатки центральной группировки были перед нами. Толпились, толкались, держали какое-то подобие строя. Они ощетинились копьями и саблями. Усталые, измученные, загнанные и не имеющие возможности куда-то отступить.

Ту часть, что ушла направо, мы не останавливали. Те, что пытались пробиться слева, возможно, как-то частично просочились между моим отрядом и стрельцами с копейщиками. Ушли через дымку.

Вряд ли они вернутся. Они вкусили горечь поражения, разгрома. Будут выбираться лесом до Поля. А там бегом, пешком, как получиться уже до стана Дженибек Герайя. С позором вернуться и будут молить о пощаде. Проклинать русского воеводу, меня то есть. Обвинять в колдовстве и хитрости.

Уверен, количество моего войска в их словах увеличится десятикратно.

Я криво улыбнулся и вновь выкрикнул:

— Теслим олмак!

Мои воины продолжали выкрикивать то же самое.

Кровавый меч, я с трудом видел это в сумерках, вскинул саблю, заорал что-то на своем. Неужели они пойдут на прорыв. Готовность! Полная. Если что — мы залпом аркебуз прорядим их и добьем оставшихся. Но, лучше больше пленных.

Левый берег Дона. У южной стены острога.

Безумие накатывало волнами. Ничто уже не держало его, не останавливало. Разгром. Полный разгром. Даже часть тельников покинуло его. Они ушли, кто-то налево, кто-то направо. Не вернулись. Предатели. Псы!

Как? Как так могло случиться, ведь он…

Он прошел через огонь, он возродился словно феникс из пепла, но…

Именно он, а не русский воевода сейчас с малыми силами, измотанными тяжелым боем, полузадушенными, кашляющими и еле держащимися на ногах стоит в окружении. Отдай русские приказ и по ним дадут стройный залп из сотни аркебуз. Что потом останется от его людей? Сколько еще?

Кан-Темир задыхался, чувствовал, как тошнота подступает к горлу, его мутило. Он озирался, но не видел почти ничего. Ничего хорошего, никакого просвета или решения. Хрипло дышал, пытаясь глотнуть свежего воздуха, но в легкие шел только проклятый дым. Пот заливал ему глаза. За воду он убил бы, не думая. Но, ее не было.

Он перестал что-то соображать. В голове яростными ударами отзывались крики русских.

— Сдавайтесь! — Кричали они, глумились.

Что… что делать⁈ Шайтан!

Перед глазами всплыл образ того атамана, труса, предателя, что корчился у копыт его лошади. Кричал что-то про бесов, турецкого хана, короля немцев, Рим… может быть он был прав? Этот воевода — сущий шайтан. Он превратил холм в геенну.

— Сдавайтесь! — слышалось отовсюду.

Позор! Какой позор, но…

Вон он, этот пес в ерехонке. Стоит в первых рядах, смотрит на него. Лицо закрыто тряпкой, как и у всех них. Они насмехаются над нами!

— Алга… — прохрипел Кровавый меч и сам не узнал своего голоса. Вместо крика, призыва в бой прозвучал сиплый хрип. Язык распух, подступающий кашель и тошнота душили его. Губы двигались с трудом.

Но, он феникс! Это его победа.

Он сделал шаг вперед, вновь просипел…

— Алга.

Кан-Темир двинулся ко мне навстречу. Окружающие его телохранители переглядывались, шли за ним, но медленно, как-то отставая все больше и больше. Они не понимали, что происходит. Хочет ли мурза попытаться прорываться. Повести их за собой. Но тогда почему в этот ад, а не куда-то еще.

Я видел нерешительность в их глаза, непонимание на их лицах.

Что говорить о простых бойцах. Они, видя, что их лидер идет мимо, дергались, расступались, озирались. Начинали переговариваться. Вся сгрудившаяся, оставшаяся в живых кучка в сто с небольшим бойцов, начала перешептываться, подергиваться. Она бурлила все сильнее, словно болотная пучина. И из нее мне навстречу шел сам мурза.

Что он хотел?

Рваться вперед? Глупо. Поединка… Что за бред?

Бросил бы саблю, сдался и дело с концом. Да, я думал о том, чтобы отправить его голову Дженибек Герайю, но это было необязательной частью завершения сражения. Сын хана сам разберется с тем, кто строил против него заговоры. Сам решит судьбу своего подчиненного.

Тем временем ряды расступились и передо мной. Буквально в семи шагах, разделяющих наш строй и сгрудившихся татарских бойцов появился Кровавый меч. Вид его не был бравым. Вовсе нет. Это оказался измученный, изможденный, постаревший лет на десять за этот вечер татарин. Он покачивался слегка из стороны в сторону, ноги держали его еле-еле. Горло хрипело, он что-то бубнил себе под нос, словно безумный. Глаза слезились от дыма.

Он покачнулся, чуть не упал. Дернулся, устоял, уставился на меня пустым взглядом безумца. Это я сделал с ним такое? Что-то уже двое сошедших с ума за последние дни. Жук и этот, татарин.

Победа над таким в поединке — не великое достижение, но… что же он задумал?

Рука с саблей медленно поднялась.

— Рус… — Прохрипел он на русском. — Я, Кан-Темир. Судьбой мне начертано сегодня возродиться фениксом и сжечь все вокруг…

Что он, черт возьми, такое несет? Какой феникс? совсем татарин кукухой потек от поражения. Надышался, что ли? Какое-то легкое разочарование было в моей душе.

Он еле ворочал языком, хрипел.

— … Сжечь все вокруг. Я вызываю тебя! Бейся!

Истерический крик безумца, перемежающийся с хрипом.

Глупо, с его стороны. С моей? Даже если все они сейчас ринутся на меня, в прорыв, думаю, мои люди, что за спиной ударят в ответ. Сойдемся, аркебузы пальнут и им всем конец.

Сейчас сотни пар глаз следят за нами в сгущающейся вечерней темноте.

Я сделал шаг вперед, смотря налево и направо от Кан-Темира.

Что думают его бойцы? Не рвануться ли они всеми на меня. Вот он тот самый момент истины. Либо я, либо он. Казаки с аркебузами уже готовы бить по ним от острога и по флангам. Слева сейчас подходят стрельцы, тоже готовы к стрельбе. За моей спиной еще больше, чем полсотни аркебуз. Да еще в два раза больше пистолей. Мы можем просто расстрелять их здесь всех одним залпом. А тех, кто выживет, прикрывшись чужими телами, добить единым порывом. Им конец.

Но…

Я сделал еще один шаг, поднял саблю.

— Байся, татарин.

— Я, потомок Чингисхана, вызываю тебя… — Он продолжал что-то хрипеть.

Часть на русском, часть на татарском. Сбивался, говорил вновь. Но общий смысл был понятен. Он какое-то богоподобное существо, которое должно вот-вот здесь и сейчас возродиться, вызывает меня, никчемного, убогого воеводу на бой и прочие бла-бла-бла…

— Бейся! — Выкрикнул я, прерывая эту безумную тираду. — Вот он я, русский воевода! Бейся!

Он резко рванулся вперед. Такой прыти от столь измученного и выглядевшего, словно ходячий труп человека я не ожидал. Правда, это не спасло его. Сабли столкнулись, я легко спустил его прямой удар мне в голову. Выставив защиту Святого Георгия, переводя ее в высокую приму. Крутанул кисть и рубанул хлестко, ответным сверху.

Защиты не последовало.

Брызнула кровь. Красивого, победоносного поединка, столь желанного Кровавым мечом, не случилось. Мой легкий нижегородский клинок рассек ему шею. Алый фонтан оросил все вокруг. Рука его выронила оружие. Ноги подкосились. Он захрипел, попытался зажать глубокую рану. Изо рта пошли кровавые пузыри. Смотрел на меня яростным злобным взглядом. Пучил глаза, казалось, вот-вот из орбит вылезут.

Выдавил последнее…

— Как феникс из пепла.

И рухнул ничком.

Я стряхнул кровь с клинка и громко выкрикнул.

— Теслим олмак!

Татары переглядывались, опускали оружие, бросали копья, луки, сабли, поднимали руки. Становились на колени. Склоняли головы.

Это была наша победа!

Махнул рукой, мои люди стали быстро растаскивать их строй, крутить, вязать. Задерживаться нельзя. Нужно идти на помощь братьям Чершенским. Уверен, они справятся сами, но чем быстрее подойдут мои сотни, тем меньше потерь понесут казаки.

— Все, кто с аркебузами, заряжать и за мной! — Выкрикнул громко. — Яков! Сераифм! Вы здесь за главных.

Подьячий оказался рядом, кивнул. Батюшку я не видел, жив ли? Думаю да. Такой опытный боец просто так не погибнет. Уверен, мой громкий крик он услышал.

Оставив за спиной отряды, вяжущие пленных, я повел в обход острога всех воинов огненного боя туда, где донские казаки бились сейчас с правым флангом войска Кан-Темира. Татары еще не знали, что их мурза мертв, не ведали, что войско их разбито. Нужно было дать им это понять. Показать в полной мере значение фразы: «Горе побежденных»:

— Вперед! — Выкрикнул я.

✅ Новинка от Кирова. История о настоящей дружбе и братстве

✅ Мы вернулись из Чечни в 96-м — молодые пацаны, повидавшие всякое. Потом наши пути разошлись. Но я снова оказался в прошлом, и мне выпал шанс заново собрать наше боевое братство. Вместе мы выстоим

https://author.today/work/474133