Паутина. Книга первая «Геныч»

Глава 11. «Смятая фотография.»

* * *

19 ноября в день артиллерии выпал первый снежок. Выпал и тут же растаял. По гарнизону был объявлен выходной день. Отменили все занятия. В столовой приготовили праздничный завтрак. В этот раз обошлись без надоевшей всем перловой каши, именуемой за глаза "шрапнелью" и картофельного рагу, взывающего у солдата изжогу. Ох уж это картофельное рагу!.. Тут надо подробно объяснить, что это за блюдо такое. Название интригующее, вызывающее ассоциации с чем-то необычным, приготовленном в элитном ресторане. Человеку искушенному в этих вопросах воображение подсказывает ароматные кусочки картофеля, хорошо прожаренного и красиво уложенного на блюде. Рядышком не менее симпатичные кусочки баклажанов, помидор, соленых огурчиков, пара оливок (куда же без них), а сверху зеленый горошек и лук... На самом деле — это водянистая картошка вперемешку с грубо нарезанной капустой с толстыми прожилками, по большей части недоваренная. Из приправы одна лишь соль, да несколько капель подсолнечного масла. Это чудо армейской кулинарии, при виде которого у ребят начинались приступы ностальгии по домашней еде, почему-то очень часто появлялось на солдатском столе.

В этот раз — слава богу — повара постарались и приготовили гречневую кашу с говяжьей тушенкой. А вместо чая было кофе с цикорием. Ну и неизменный кусок белого хлеба со сливочным маслом. Из столовой солдаты вышли в приподнятом настроении, разошлись по казармам. Многие получили увольнительные в город, остальные страдали от безделья. Будников, пользуясь моментом, провел пару часов у гимнастических снарядов и основательно проработал все мышцы.

После стычки с армянами его никто больше не трогал. В одночасье загадочное имя Геныч стало известно всему гарнизону. Слух о том, что он расправился с самим Суреном, прокатился по военному городку с невероятной скоростью. Говорили, что этот ужасный Геныч владеет приемами строго засекреченной борьбы кендзю. Что он сын советского консула в Японии. Именно там он и обучался этим приемам. Правда, при этом не объясняли, каким это образом сын консула очутился здесь и служит в звании простого рядового.

Вся эта информация передавалась из уст в уста под грифом "строго секретно" и в конце концов так деформировалась, что уже трудно было разобраться, где тут правда, а где выдумка. Сам Будников не прояснял ситуацию. Он делал вид, что вообще не понимает, о чем здесь идет речь. Ну поговорили немножко и разошлись. А то, что Сурен потом попал в больницу? Так он-то тут при чем? Когда они расстались, Сурен был жив и здоров!.. Но такая версия, конечно же, никого не устраивала. Поэтому каждый старался выдумать свою. Наполнял её совсем уж невероятными подробностями, а потом яростно защищал.

Такая шумиха вокруг его имени не могла пройти бесследно. Будников стал замечать, что вокруг него образуется вакуум. Его уважали, даже возводили в степень бога, но боялись. И поэтому старались избегать. Только верный Пашка всегда находился рядом и не задавал лишних вопросов, хотя эти вопросы давно уже крутились в его голове. Геныч это видел и был благодарен своему другу за его тактичность. За его удивительное чутье и понимание ситуации. Этот парень нравился ему все больше и больше. С ним можно было поспорить, поговорить на самые разнообразные темы. Он как-то незаметно заполнил в его жизни нишу, в которой раньше существовал Эдик. В этот праздничный день, когда нечем себя занять, общение с Пашкой было бы как нельзя кстати. Только почему-то его сегодня нигде не видно.

И тогда Будников решил написать письмо Веронике. Он давно собирался это сделать, да как-то все руки не доходили. Кто она ему? Девушка, которая обещала ждать? Так нет же — она ничего не обещала! Их непростые отношения никак нельзя было назвать любовью. Скорее всего это была страсть. Безумная, изнуряющая страсть без продолжения! Она как болезнь, которая однажды закончится, не останется и следа. Нужно только подождать.

И все же в уголках его сознания устойчиво закрепилась мысль: ничего еще не закончилось! Он зря себя обманывает, Вероника по-прежнему живет в его сердце. В минуты отдыха он постоянно думает о ней. Эти несколько месяцев, проведенные вместе, пронеслись ураганом по его судьбе, оставив позади гору пепла и массу ярких воспоминаний. Очень скоро Будников уже не мог обходиться без этой удивительной женщины. Свидания с ней всегда заканчивались непредсказуемыми экзотическими ласками. Он любил её и ненавидел! Расставаясь, клялся себе, что все это было в последний раз. А потом считал долгие часы до новой встречи.

Ей нравилось делать это в экстремальных условиях: в кинотеатре, на последнем ряду; в парке рядом с дорожкой, по которой кто-то может пройти... Вариантов было много! Вероника была чертовски изобретательна! Каждый раз она что-нибудь да и выдумает, каждая встреча таила в себе какой-то сюрприз... "Ты прости меня, дуру, — говорила она. — Ну не могу я иначе! Наверное это мое проклятье! Ты потерпи еще немножко, скоро тебя заберут в армию и все закончится! Но я буду помнить тебя всю жизнь!.." И он прощал!

Будников бережно расправил тетрадный листок, позаимствованный у дневального. Достал ручку с шариковым стержнем... Два года не такой большой срок — они пролетят незаметно. А потом он вернется домой и прежние отношения возобновятся. Он напишет ей сейчас хорошее письмо, где расскажет о суровых армейских буднях. И пусть она ему ответит! Многие ребята в карантине получают письма от девушек. А он чем хуже? Пока что ему пишет только мать, этого для полного счастья недостаточно!

* * *

А в Замежье наступила настоящая зима. С морозами и снегопадами! Люди ходили в валенках и полушубках. Вероника часами бродила по опустевшей набережной, разгребая ногами чистый снег. Но он её не радовал. Дни без Геныча превратились для нее в серые будни. Она впервые почувствовала, что такое одиночество! А прошло-то всего ничего — каких-то полмесяца. Но почему так безнадежно и тоскливо на душе?

По ночам Вероника ворочалась в постели, никак не могла заснуть. Неожиданно поняла: с Ниной происходит то же самое! С того дня, как Геныч побывал в общежитии, Нина сильно изменилась. Она замкнулась, избегала смотреть в глаза... Неужели между ними в тот вечер что-то произошло? Вот так тихоня!.. Вероника почувствовала, что ревнует. Хотя ей-то как раз ревновать и не следовало бы! Она отпустила Будникова. Ценой невероятных усилий выбросила из своего сердца. Так стоит ли возвращаться к прежним иллюзиям?

Она поступила правильно. Не пара она ему — Генычу нужна совсем другая женщина. Такая, как Нина. Иногда ей хотелось поговорить с Ниной, расставить все точки над "i". Но что-то её всегда удерживало. Кто она ей теперь? Соперница?.. Соседка по комнате?.. Но уж точно не подруга!

Однажды вечером гуляя по улице, Вероника столкнулась лицом к лицу с Толиком Устюжановым. Она хотела пройти мимо, но Толик заслонил дорогу. Он был слегка пьяненький, его продолговатое небритое лицо выражало удивление и радость. "Господи, только этого не хватало! — Вероника посмотрела по сторонам. — Как назло, на улице сейчас никого!" Она резко развернулась и побежала обратно. Однако убежать от Толика ей сегодня было не суждено!

— Пусти, я спешу! — она грубо пыталась его оттолкнуть. Не получилось! Толик был сильнее, и он совсем не собирался её отпускать:

— Ты чё, в натуре, как неродная? Я же к тебе по-хорошему, мы же не чужие! Между прочим, я о тебе очень часто вспоминаю. А помнишь?..

Вероника взмолилась:

— Послушай! Ну что ты ко мне пристал? Чего тебе еще от меня надо? Между нами все уже закончилось!

— Я скучал по тебе, Ника! — глаза у Толика повлажнели, на лице проступила виноватая улыбка. — Я прошу, вернись ко мне пожалуйста! Давай начнем все заново. Нам же хорошо было вместе.

Вероника горько усмехнулась:

— И ты опять будешь отдавать меня своим друзьям и балдеть, глядя, как они меня тискают?.. Нет уж, спасибо! Ты извращенец, Толя, я сейчас ничего кроме омерзения к тебе не испытываю. Давай лучше разойдемся по-хорошему и забудем друг друга.

Зря она так сказала! Вероника поняла это уже спустя секунду. Лицо Толика мгновенно исказилось. Непонятно только от чего? То ли от злобы, то ли от охватившего его возбуждения? И опять на улице — никого!

— Извращенец, говоришь!.. А ты-то, чем лучше?

Он прижал её к забору, рука полезла под полу тулупчика... Вероника оглянулась по сторонам, в надежде увидеть хоть кого-то. Но улица была пуста... А рука уже шарила по животу, стремясь проникнуть под одежду...

— Перестань, — прошептала Вероника, — тут же люди ходят!

— Когда-то тебя это возбуждало!.. Да и нет тут никого!

Рука проникала в колготки, и Вероника с ужасом начинала понимать, что не может больше сопротивляться!.. Не хочет!.. Ноги раздвигаются сами...

— У тебя холодная рука... — она уже начала постанывать.

— Ничего, скоро согреется. У тебя тут очень тепло!.. А хочешь пойдем сейчас ко мне домой — там нам никто уже не помешает!

Проклиная себя, она пошла за Толиком. Ей захотелось расслабиться, снова почувствовать себя женщиной...

* * *

Пашку Анохина Будников нашел за казармой. Нашел случайно, когда вышел прогуляться на свежем воздухе. Анохин стоял, прислонившись к стене, и плакал.

Геныч сразу понял, случилось что-то неординарное! Не мог Пашка просто так уподобиться слезливому подростку, которому надавали по физиономии. Не такой он человек! Он подошел к другу, тронул его за плечо.

— В чем дело, братишка, что ты так расквасился? А ну давай рассказывай! Спокойно, по-порядку...

Пашка протянул Генычу смятую фотографию. На фотографии изображены три очаровательные девушки. После длительных расспросов было выяснено следующее:

Когда Будников занимался на гимнастических снарядах, Пашка находился в ленинской комнате и читал письмо из дома. Он зашел сюда чтобы посмотреть телевизор, но увидел почтальона. Окруженный сослуживцами, тот раздавал письма. Нашлось письмо и для Анохина. Окрыленный, Пашка сел на свободный стул и стал вскрывать конверт. Телевизор сразу же отошел на второй план. Письмо было из дома, в конверте находилась еще и фотография. Пашка вынул снимок...

— Ой, какие девочки! — раздался голос. Это сзади незаметно подошел Джавад Аскеров, старослужащий из первой батареи. — Брат, дай посмотреть!

Не дожидаясь согласия, он ловко выхватил фотографию из рук.

— Это мои сестры! — промолвил обескураженный Пашка и приблизился, но Аскеров резко отпрянул назад.

— Постой, дай посмотреть! Куда спешишь?.. Гиви, смотри какие девочки!

Рядом появился невысокий мускулистый Гиви с огромным крючковатым носом, несообразным с его маленьким ростом. Он заглянул в фотографию, словно собирался клюнуть. На него снимок тоже произвел впечатление. С видом знатока Гиви изрек:

— Хорошие русские девочки. Мне они нравятся! Эта посередине хорошо подмахивает, а эта с краю с толстыми губами...

— Это его сестры! — сказал Аскеров, кивнув на Анохина.

— Сестры? — оживился Гиви. — Послушай, дай мне их адрес!.. Вах!.. У меня скоро дембель — поеду к ним!

— Зачем? — сквозь слезы спросил Пашка.

— Зачем? — удивился Гиви. — Послушай, Джавад, он не знает, зачем нужны русские девочки, когда имеется такой грузин! — он горделиво ткнул себя пальцем в грудь. Раздался взрыв хохота... Пашка отчаянно кинулся на обидчиков, надеясь вернуть фотографию, но Гиви перехватил его и сильным толчком отправил назад. Пашка рухнул на стул, который сразу же под ним развалился.

— Ты зачем такой нервный?.. Вах!.. Мы с тобой по-хорошему, а ты драться лезешь? Шутки не понимаешь, да? — Гиви взял фотографию, скомкал её и бросил Пашке в лицо. — Держи свои сестры, не нужны они мне! У меня дома невеста есть! Хорошая девушка, не то что эти... Тут Гиви применил грязное выражение, от которого внутри у Пашки все перевернулось...

...Геныч молча слушал рассказ Анохина, скулы его были напряжены. Тихо спросил:

— Ты знаешь, где их можно найти?

— Знаю, — ответил Пашка. — Они из первой батареи.

— Пошли!..

Казарма первой батареи находилась в том же корпусе, что и карантин. Когда они вошли, дневальный преградил им путь. Но, увидев Геныча, отпрянул назад. Конечно, это прямое нарушение устава — сюда нельзя пропускать посторонних. Если об этом узнает кто-то из офицеров, ему точно не поздоровится. Но это же Геныч, о котором в последнее время столько говорят. Дневальный решил не рисковать... Аскеров и Гиви сидели у печки и что-то оживленно обсуждали. Возможно, недавний инцидент в ленинской комнате. Увидев вошедших, Аскеров побледнел. С надеждой взглянул на земляков, которых в казарме было предостаточно, и с ужасом понял: ему сейчас никто не поможет! Даже земляки! Геныч подошел к нему, протянул вперед смятую фотографию:

— Узнаешь?

Аскеров старательно закивал головой, как бы говоря: "Да, конечно узнаю! Но это же была просто шутка".

— Тогда становись на колени и проси у них прощения!

— У кого? — не понял Аскеров.

— У этих девочек, которых ты замарал своим поганым языком!

Сбоку поднялся Гиви, Геныч схватил грузина за нос.

— Не дергайся!.. Оторву!

Аскеров встал на колени и медленно выдавил из себя:

— Простите!.. Мамой клянусь, я не хотел этого...

Геныч брезгливо посмотрел на него:

— Пошел вон! И передай своим землякам: я каждого буду ставить на колени, кто позволит себе подобное!

Затем он повернулся к грузину. Гиви отчаянно извивался, но железные пальцы Геныча зажали его нос словно тиски. Они тянули его вниз. Уступая этой нечеловеческой силе и мыча от боли, Гиви опустился. Из его глаз текли крупные слезы.

— Ну что, бичо, теперь твоя очередь!.. Значит, говоришь, невеста есть? Интересно, как она посмотрит на тебя с оторванным носом? Прощение просить будешь?

— Я твою маму!.. — прохрипел Гиви. Договорить он не успел — получив сильный удар в нос, Гиви потерял сознание.

* * *

Старики собрались в "качалке". Качалка, это маленькое подсобное помещение, переоборудованное в спортзал. Здесь имелось самое необходимое для того, чтобы в свободное время солдаты могли покачать свои мышцы: небольшая штанга, приспособление для жима лежа, две скамейки и старый избитый боксерский мешок. Молодым путь в качалку был заказан. Сюда могли приходить только деды — солдаты третьего года службы. Когда и кем было установлено это правило — неизвестно. Но выполнялось оно неукоснительно! Здесь деды укрепляли свою мускулатуру. Здесь они расслаблялись с помощью вина и чачи, купленных по случаю у местных жителей. Приняв необходимую дозу спиртного, обсуждали насущные проблемы, связанные с наступающим дембелем. А их оказалось немало! Эти салабоны в последнее время совсем потеряли страх. Постоянно пытаются нарушить субординацию. Тот же Геныч — он же стариков ни в грош не ставит! И откуда он такой взялся?

— Я думаю, с этим Генычем надо что-то решать! — сказал сержант Баранов. — Смотрите, что он с Гиви сотворил!

Все обернулись на Гиви, который понуро сидел в углу. Его лицо было полностью перебинтовано, открытыми остались только глаза.

— А что это с ним? — спросил младший сержант Филипчук и повел своими мощными плечами. Он среди стариков был самым сильным. Имел первый разряд по тяжелой атлетике. Неоднократно ездил на спортивные сборы и участвовал в армейских соревнованиях. Ему было непонятно, как один салага мог так напугать дембелей? Раньше таким "борзым" просто делали "темную", после чего те сразу же становились шелковыми!..

Здесь нужно приоткрыть маленький секрет. Дело в том, что два года назад таким борзым был он сам. Филипчук начинал служить рядовым, и на его погонах не было никаких лычек. Очень скоро он "честным ратным трудом" заслужил себе первую лычку и стал ефрейтором. Деды предупреждали его: не выслуживайся, не беги впереди паровоза!.. Он их не слушал. Ему просто не верилось, что субтильные деды могут наказать. Все закончилось в этой качалке. Его пригласили сюда, накинули на голову одеяло и долго били. Он даже не знал, кто бил и за что?.. Потом, правда, один дед рассказал ему, сидя у печки вечером перед отбоем.

— Зря ты нас тогда не послушал! — сказал он. — А мы ведь предупреждали! Не любят у нас тех, кто выслуживается. И на хрена тебе сдалась эта лычка? Ефрейторов в армии никто не уважает... Ну ничего! Года через два сам станешь дедом и сам будешь таким же борзым темную делать...

Теперь Филипчук — младший сержант. И никто его в этом не упрекает. Уже нет тех стариков, все они давно демобилизовались. Теперь он сам будет воспитывать молодежь. Кажется, этот день уже настал. И кандидат есть — Геныч!..

— Он нашему Гиви нос сломал! — сообщил Аскеров. — А что мы сделали? Мы просто фотку взяли посмотреть... А этот Геныч просто зверь... Мамой клянусь, никогда таких не видел!

Нависло тяжелое молчание... Кто-то добавил:

— Недавно он самого Сурена уделал!

— А пальцы у него железные. Чуть нос не оторвал! — сквозь бинты простонал Гиви.

— Говорят, он какой-то кендзю изучал...

— Послушайте, хлопцы, — сказал Филипчук, — что-то я не пойму! Вы все в штаны наложили что ли? Мы для чего здесь бицепсы свои качаем? Давайте пригласим его сюда и сделаем темную. А чтобы не рыпался, можно блинами от штанги по ребрам настучать. Как говорится, от лома нет приема! Нас здесь десять человек. Неужели не справимся?

Вечером перед отбоем к Генычу подошел старшина Екименко. Пряча глаза, он произнес: "Тут такое дело, понимаешь. Деды тебя в качалку зовут. Знаешь, где это?.. Только я бы не советовал туда ходить, что-то они сегодня агрессивно настроены". Геныч посмотрел на него, но ничего не ответил. Просто кивнул головой и пошел. По пути снял ремень и отдал его Пашке Анохину. Тот недоуменно посмотрел ему вслед... Перед качалкой Геныч остановился, размял кисти рук, сделал несколько вращательных движений плечами и решительно потянул дверь на себя...

* * *