Паутина. Книга первая «Геныч»

Глава 8. «Призывник»

* * *

А потом наступил ноябрь 1968-го года. Все хорошее когда-нибудь заканчивается. Закончилось детство, закончилась юность. И долгие увлекательные дискуссии с Эдиком о смысле жизни, и Вероника с её безумными выходками, и ребята из клуба Каврецкого — все это осталось в прошлом. Для Будникова прежняя размеренная жизнь закончилась, когда его и еще двадцать призывников посадили в автобус и отправили до ближайшей железнодорожной станции.

Уже в автобусе Геныч почувствовал какой-то внутренний дискомфорт. Дорога до станции была не асфальтирована, поэтому автобус, маленький "пазик", сильно трясло на ухабах. Геныч смотрел в окно, за которым проплывал знакомый пейзаж с бесконечной вереницей елей и сосен, запорошенных снегом, и вспоминал вчерашний вечер.

Он зашел в общежитие швейной фабрики чтобы проститься с Вероникой. Поднялся на третий этаж, нашел нужную дверь, долго стоял в нерешительности... Дверь открыла Нина. Это было для него полной неожиданностью. С той памятной встречи у кинотеатра он никогда больше Нину не видел, но до сих пор помнит её прощальный взгляд. В нем столько было сожаления и невыносимой тоски — такое трудно забыть. Наверное она до последней минуты надеялась, что он останется с ней. Но этого не случилось. И вот она стоит перед ним удивленная и растерянная. В глазах застыла слабая надежда: "Неужели ты пришел ко мне? А ведь я тебя ждала! Я все это время думала только о тебе!"

Она стояла в простеньком халатике, в стоптанных тапочках на босу ногу. Волосы зачесаны назад, на губах никакой помады. Он был прав — без помады ей лучше. Некстати вспомнились слова Вероники: "Ты уверен, что сделал правильный выбор?" И действительно, почему он тогда не пошел в кино с Ниной?

— Ты наверное пришел к Веронике? — прервала молчание Нина. — А её еще нет. Она решила по пути зайти в магазин, да вот задержалась что-то.

Он хотел ей ответить, но слова застряли в горле. "Что? — встрепенулись её губы. — Что ты хотел мне сказать?.. Ну скажи, что ты пришел ко мне! Я тебя умоляю, скажи! И мне сразу станет легче!" ...Геныч встряхнулся, отвел глаза. Это было молчаливое признание в любви, но что он мог ей ответить?

— А я и не знал, что вы живете вместе, — с трудом выдавил он пересохшими губами... "Это просто невыносимо! Почему я чувствую себя перед ней виноватым? И она смотрит так, словно я должен сейчас ответить. Но она же не может знать, что я читаю её мысли!"

— Да, как видишь! — сказала она. Мы с Вероникой выросли в одной деревне. Вместе приехали устраиваться на фабрику, вместе нас и поселили в этой комнате. Она конечно старше меня, но это не мешает нам быть подругами...

— А тебе лучше без помады.

— Я знаю! — грустно ответила Нина. — Ты тогда так на меня посмотрел!.. Я сразу все поняла. С тех пор я больше не крашу губы... Ты войдешь?

Будников не вошел. Сказал, что подождет на улице.

Веронику он увидел сразу, как только вышел из подъезда. Она появилась из-за угла соседнего дома и уверенной походкой быстро приближалась к общежитию. Увидев Будникова, ускорила шаг... Последние метры она уже летела...

— Привет! Давно меня ждешь? А я тут зашла в магазин, вкусностей разных накупила. У нас получка сегодня... А ты как меня нашел? Ой, да я же сама тебе говорила. Я уже и забыла!.. А давай зайдем ко мне. Чаю с пряниками попьем, я тебя с Ниной познакомлю. Хотя, что я говорю! Ты же знакомился с ней... Помнишь?.. Мы еще хотели в кино пойти на Фантомаса, а Эдик принес только четыре билета... Что это со мной сегодня? Все забываю! — она была весела и беспечна. Она конечно ни о чем не догадывалась.

— Ника, меня в армию забирают. Сегодня утром повестку принесли.

— Ах вот оно что! Значит, проститься пришел! — Вероника как-то сразу поникла. — Вот и закончился наш роман.

— Ну почему сразу, закончился? Мы можем переписываться. Ты же будешь отвечать на мои письма?

— А какой смысл, Гена? Я же старше тебя почти на пять лет. Когда ты вернешься, я уже стану старой девой. А вокруг тебя будет столько хорошеньких девушек, ты на меня даже не посмотришь. Нет, хороший мой! Если уж рвать отношения, то только сейчас! Чтобы не мучиться!

Она взглянула на него глазами, в которых стояли слезы, и Будникову стало невыносимо стыдно. Он понял — ему просто нечем возразить этой удивительной женщине. Она столько времени так отчаянно и безвозмездно дарила ему свою любовь, а он даже не может подобрать слова, чтобы успокоить её.

— Я все же напишу! — прошептал он. — А ты сама решишь отвечать мне или нет.

И тут Вероника не выдержала. Слезы потекли по щекам, она прильнула к его груди, её шепот походил на стон:

— Что мне теперь делать, Гена? Ты для меня был как глоток свежего воздуха. Я же крылья расправила, думала полечу!.. И что теперь? Мне сейчас этот воздух словно перекрыли. Стало трудно дышать!

— Зря ты так. Ты красивая женщина, выйдешь замуж...

— Ты шутишь? Да — красивая! Но с изъяном! Ты же знаешь, какая я. Кому я такая нужна?.. Да и мне, если разобраться, никто больше не нужен. Всё равно такого как ты у меня никогда уже не будет. Был в моей жизни праздник — теперь этот праздник закончился!

Утром у военкомата садясь в автобус, он увидел её в толпе провожающих. Вероника не подошла, она просто смотрела на него и плакала.

* * *

Деревья за окном начали редеть. Автобус остановился у шлагбаума, за которым виднелись первые кварталы станции Таежная. Призывники понимали: там, за шлагбаумом, для них начинается новая жизнь.

По рельсам с грохотом пронесся состав. Автобус тронулся; ребята, прильнув к окнам, с удивлением открывали для себя новый мир, где все было не так как дома. Первое, что бросилось им в глаза: на привокзальной площади много мусора. И люди все нервные какие-то! Бегают с озабоченными лицами, куда-то спешат, суетятся. Наверное такая нервозность и суматоха здесь обычное явление? Вокзал без суеты не бывает!.. Они почти все родились в деревне и дальше Зареченска никуда не выезжали — откуда им это было знать? Но увиденная картина ошеломила, заставила многих задуматься: а как там будет дальше? Неужели тоже бардак? Каждый надеялся: дальше — будет лучше! Значит просто нужно немножко потерпеть. Вот посадят в поезд, там уже можно будет расслабиться.

Однако с этим-то как раз и вышла заминка — не было никакого поезда. То ли станционные чиновники не подсуетились, то ли еще что?.. Новобранцы бесцельно слонялись по перрону или сидели в зале ожидания и резались в карты. Хорошо хоть у каждого имелись деньги, и можно было в станционном буфете купить себе бутерброды и кофе. А то так бы и голодали!

И только ночью на первый путь подали спецсостав. Ребят разместили в вагоне, где им предстояло прожить много однообразных до одурения суток, пока состав не прибудет в пункт назначения. Но состав, похоже, не очень-то и торопился прибывать в этот пункт. На крупных станциях его постоянно загоняли на запасные пути, где он простаивал часами, ожидая прибытия новой партии призывников. Уставшие от безделья и неопределенности, многие напивались. Сопровождающие — офицер и группа сержантов — тщетно "пытались" выяснить источники проникновения спиртного в вагоны. Безуспешно! Все их "старания" ни к чему не приводили! А причина была проста — спиртное приносили сами сержанты. Только они могли выходить из вагонов во время стоянки — призывникам это было строго запрещено. Сержанты с вещмешками сходили с поезда на каждой станции, отоваривались, а потом продавали по очень завышенной цене. И все делали вид, что никто ни о чем не догадывается. А чего теряться-то, если имеется возможность заработать легкие деньги! Офицер ничего не скажет — он тоже имеет с этого свой процент... Нет, он конечно же скажет! Он будет "искренне" возмущаться и проводить по всем вагонам "шмон", изымая у призывников водку. Грозить негодяям, которые ухитряются таки пронести её в поезд, страшной карой! Но в итоге эта же водка опять попадает к призывникам. Естественно, за ту же цену. Вот такая нехитрая схема.

Куда их везли? Этого не знал никто. Но было очевидно: поезд шел на юг. Об этом свидетельствовал пейзаж местности, по которой они проезжали. На полях не видно снега, да и деревья не обронили листву. Здесь все еще стояла золотая осень... Об этом рассказывали вновь прибывшие призывники, до отказа забившие все места в вагонах.

На верхней полке разместился худощавый паренек, с которым Будников очень быстро нашел общий язык. Паренек прибыл с последней партией и, осмотревшись, сразу же обратился к нему. Видимо, посчитал его старшим.

— У вас кажется есть свободное место? Я пожалуй его займу!

— Занимай, — кивнул головой Будников — Положи туда свой чемоданчик. Теперь это место будет твое. У нас тут все просто: кто первый занял, тот и хозяин. Не забудь потом у проводника взять постельное белье.

Паренек застенчиво улыбнулся:

— Я смотрю, у вас здесь спокойно. В соседних отсеках много пьяных. Все чего-то выясняют, того гляди передерутся... Я этого не люблю. Он разделся, аккуратно сложил на свою полку одежду и присел напротив. Его живые умные глаза понравились Будникову. Он тоже улыбнулся в ответ:

— Ну значит поедем вместе. Я вот тоже как и ты не люблю пьяных. У нас в купе все трезвые... — тут он взглянул на высокого верзилу с внушительным чубом, громко храпевшего у окна, и поправился. — Почти все. Тебя как звать-то?

— Меня — Павел! — паренек протянул руку. — Можно звать просто Пашкой. Фамилия — Анохин, а родом я из Саратова.

Рука у Пашки была сухая и теплая, и это Будникову тоже понравилось. Он давно научился распознавать людей по самым незначительным признакам. От этого парня исходят правильные волны и аура у него светлая. Он не способен на подлость и предательство.

— А меня Геныч! — назвался Будников.

— Геныч? — Пашка удивился. - Это имя или фамилия?

— Имя. Вообще-то я Геннадий, но все почему-то зовут Геныч. Я к этому давно привык...

* * *

А в соседнем отсеке намечалась драка. Там уже говорили на повышенных тонах. Нормальная человеческая речь перешла на нечто совсем уж непотребное. Через каждое слово — трехэтажный мат такой невероятной конфигурации, что оставалось только удивляться, насколько изобретательной иногда бывает загадочная русская душа, если ее задеть за живое. Чубатый верзила проснулся, насторожился... Быстро сообразил, что там без него никак не обойдутся, и решительно встал со своего места. Вскоре он был в самой гуще событий!

У этого парня оказался невероятный бас. Его могучий голос пронесся по вагону и заставил многих замолчать. Все с испугом затихли пытаясь понять, что там происходит в середине вагона.

— Шаляпин! — восхищенно прокомментировал парень с верхней полки. Пашка прислушался.

— Сейчас махаться будут! — сказал он. — Не нравится мне все это!

— Да уж! — согласился с ним парень с верхней полки. — Если там начнут, нам тоже мало не покажется. Что скажешь, Геныч, сможем отбиться?

Будников невозмутимо произнес:

— Не бери в голову, отобьемся! Ты не слезай, мы и без тебя управимся. У меня здесь хороший помощник есть, ты нам только помешаешь. Правильно я говорю, братишка?

— Да-а!.. — протянул Пашка. — Тебе хорошо говорить, ты вон какой здоровый! А я даже драться не умею.

— А что же ты так? Мужчина должен уметь драться. А вдруг понадобится за девушку заступиться? В жизни всякое может произойти!

— Я и сам это понимаю! — удрученно развел руками Пашка. — Если бы у меня был старший брат, может он и научил бы. Но у меня только сестры, я воспитывался в женском коллективе. Одна надежда на армию, может там научат...

В соседнем отсеке страсти накалились до предела. Повышенные тона перешли на крик, послышались хлесткие удары. Чубатый парень с грохотом вывалился в проход, но тут же вскочил и, обводя безумными глазами притихших ребят, остановил свой взгляд на Геныче.

— Земляк! — прохрипел он, сплевывая кровавую слюну. — Дай мне нож!.. Мне нужен нож!

"Ага, обрадовался! Так я тебе сразу его и дал... Кто вообще просил тебя туда идти?"

— А зачем тебе нож? — спросил Геныч.

— Резать их буду!..

Дальше пошел сплошной мат. Грозный голос Чубатого уже перекрывал все звуки в вагоне. Даже за перегородкой затихли и стали прислушиваться. А Чубатый разошелся не на шутку. Он возбужденно размахивал руками, выкатывал огромные глаза и объяснял всем присутствующим в этом купе, какой он крутой. Оказывается, в Казани есть район Дербышки и там он — король! Там его все боятся!.. Если он выйдет на улицу, все сразу становятся тише воды, ниже травы... А эти, за перегородкой... Он сейчас пойдет и всех их там задавит!..

За перегородкой возмутились. В ответ пошли угрозы не менее страшные. Вот только голоса у этих парней были не столь внушительные — перекричать Чубатого им было не по силам. Геныч посмотрел на Пашку:

— Вот дает!.. Не знаю как тебе, а мне это порядком уже надоело! Пойду, успокою их всех.

Он встал, легко подмял верзилу под себя. Потом поднял и вытолкнул его обмякшее тело из отсека. Подмигнул Пашке, скрылся за перегородкой и стал наводить порядок уже там. Пашка Анохин напрягал слух, пытаясь угадать, что там происходит? Заглянуть за перегородку он не решался. А вдруг, не дай бог, прилетит и ему!.. А там крики и грохот затухали, сменялись короткими повизгиваниями. Так повизгивают обиженные щенки, когда их пинают ногами. Но скоро и это смолкло — в вагоне наступила тишина.

Геныч вернулся на свое место и взглянул на Пашку. Тот совершенно ошарашенными глазами, не мигая, смотрел на него.

Геныч рассмеялся:

— Ты чего? Расслабься, все уже закончилось! Вот видишь, без драки иногда никак не обходится.

— Ну ты даешь! — наконец выговорил Пашка. — Знатно у тебя получается, никогда раньше ничего подобного не видел. Ты где так драться научился?

— А вот будем служить вместе, — сказал Будников, — я и тебя научу. Ты только держись поближе ко мне. Я в Зареченске тренировал пацанов и имею большой опыт.

— Зареченск? — Пашка задумался. — Нет, не слышал! А где это?

— Это в Сибири. А край наш называется Замежье. У нас там знаешь какие места! У нас там воздух сладкий! У нас лоси, бывает, в деревню просто так заходят. Совсем людей не боятся... А река! Знаешь, какая там вода прозрачная — на дне каждый камушек видно!

— Там у вас наверное и рыба лососевая водится? — предположил Пашка.

— А как же! У нас там чего только не водится: и семга, и ленок, и хариус... и даже таймень. Ты когда-нибудь пробовал уху из тайменя?

— Нет, не пробовал.

— Многое потерял! Мясо у тайменя особенное, целебное. А вкус... Словами передать это нельзя — здесь надо пробовать!

— А вы что, просто так эту рыбу ловите? — удивился Пашка. — Она же промысловая! А рыбнадзор как на это смотрит?

— Нормально смотрит. Чему ты удивляешься? Это наша река! Значит и рыба в этой реке тоже наша. А у вас разве не так? Вы тут на Волге наверное черную икру ложками едите!

Анохин посмотрел на Будникова как на ненормального:

— Обрадовался!.. Может, кто-то и ест, но только не мы. Ну конечно есть люди, которые тайно вылавливают осетрину во время нереста. Но мы об этом молчим. У нас браконьерство преследуется законом.

— Это что, намек? — строго спросил Будников. — Ты прекращай, братишка! У нас в Замежье нет браконьеров. Браконьер ведь что? Он вылавливает рыбу в огромных количествах с целью наживы и совсем не задумывается о том, какой урон наносит природе. Мы же хозяева на своей земле и никому не позволим наши богатства разбазаривать! Если и ловим рыбу, то только для себя. Излишками делимся с соседями. А чужих людей там нет. Места у нас непроходимые, для пришлых недоступные. Так что, все что там есть — все наше! И зверье, и рыба, и грибы с ягодами. В кедраче орехи собираем... Мы там, Паша, не голодаем!

Анохин взобрался на верхнюю полку и оттуда мечтательно произнес:

— Ты так аппетитно все рассказываешь, что мне и самому уже захотелось побывать в ваших краях. Посмотреть, как вы живете, попробовать вашего тайменя... А где все это находится? Я-то смогу туда добраться?

— Добраться можно куда угодно, было бы желание. Вот отслужишь, приезжай к нам в Замежье. Я тебе такого тайменя отловлю — удивишься! И сам наешься досыта, и домой еще заберешь кусочек этак килограмма на три. Угостишь своих родных. Ты вроде бы говорил, у тебя сестра есть.

— Не одна, а целых три!.. — уточнил Пашка позевывая. — Ольга, Вера и Надежда. Они у меня красивые!..

— Ну вот видишь, значит есть кого угощать. Запоминай, как к нам добраться. Сядешь на поезд, идущий по Транссибирской магистрали, сойдешь на станции Таежная. А оттуда уже на автобусе до самого Зареченска. Приедешь, спросишь Геныча — меня там все знают...

Они проговорили до поздней ночи. Все вокруг давно уже спали. Заснул и Пашка, в вагоне наступила долгожданная тишина. Только мерный перестук колес, да кое-кто всхрапнет или вскрикнет во сне. Но Генычу почему-то не спалось. В голове поселилась тревожная мысль, которая не давала покоя. События последних дней показывали, что этот мир совсем не такой, каким он себе его представлял. Он судил об этом мире по прочитанным книгам, по фильмам, которые крутили в местном кинотеатре. На самом деле все выглядело совсем не так. А ведь он даже еще и не окунулся в него по-настоящему. Интуиция подсказывала: дальше будет еще хуже!

* * *