Пенрод

Глава XXV
ВАР

Как только Марджори и Митчи-Митч немного опомнились, они огласили округу протестующими криками. Надо отдать им должное: наверное, даже величайшие мастера вокала не могли бы заставить свои голосовые связки извлечь столь пронзительные звуки. Марджори просто обезумела от ярости. Схватив большую палку, она бросилась на Пенрода. У него оставалось еще достаточно здравого смысла, и он попробовал спастись бегством. Но Марджори устремилась за ним, и они начали бегать вокруг котла. Митчи- Митч предпринял несколько слабых попыток последовать их примеру. Но бегать он не мог. И манерой передвигаться, и цветом Митчи-Митч сейчас больше всего напоминал жука, который попал в чернильницу, сумел выбраться из нее и сохранить жизнь, но еще не оправился от сильного потрясения и не обрел былой уверенности в себе.

Шум привлек Сэма Уильямса, и он перелез через забор. Следом за ним на месте происшествия оказались Морис Леви и Джорджи Бассет. То, что они увидели, настолько потрясло их, что они глазам своим не поверили.

– Маленький джентльмен! – возопила Марджори и изо всех сил ударила палкой по обильно пропитанной варом шапке Пенрода.

– Ай! – крикнул Пенрод.

Только сейчас Сэм Уильямс убедился, что видит своего друга, – он узнал его голос.

– Ба, да это же наш Пенрод! – радостно воскликнул он.

– Пенрод Скофилд! – изумился Джорджи Бассет. – Как это все понимать?

Подобная манера изъясняться во многом способствовала тому, что Джорджи завоевал титул самого лучшего мальчика города.

Марджори оперлась на палку. Она тяжело дышала.

– Я наз-ва-ла его… – она всхлипнула, – я назвала его маленький джентльмен! – она снова всхлипнула. – И вот, что он сделал с моим платьем! И с Митчи-Митчем! Поглядите на него!

Внезапно она опять замахнулась палкой, и удар ее достиг желаемой цели. Потом, волоча за руку Митчи-Митча, она с ревом побежала домой.

– Маленький джентльмен? – спросил Джорджи Бассет, и в голосе его можно было уловить некоторые признаки беспокойства. – Но ведь это меня так называют.

– Конечно, ты такой и есть! – крикнул обозленный Пенрод. – Но меня никто не смеет так называть! Хватит, я и так сегодня натерпелся. Советую тебе, Джорджи Бассет, не задирать передо мной нос! Вдолби это в свою дурацкую башку, ясно?

– Конечно, когда обзывают – это плохо. Тут ты совершенно прав! – изрек Джорджи Бассет с апломбом. – Но я считаю, что каждый имеет полное право назвать кого угодно маленьким джентльменом. Это ведь не ругательство, а, можно сказать, компли…

– Заткнись!

Тело и душа Пенрода горели от ударов, нанесенных Марджори. Неотмщенные раны привели к тому, что власть тайных сил сейчас была особенно сильна над ним. Он напоминал стихийное бедствие и, подобно последнему, готов был щедро нести разрушение и гибель всему, что попадалось на его пути. Куда уж Джорджи Бассету было обуздать такое! Пробка вылетела вон, и джин вышел из бутылки.

– Я же не тебя назвал маленьким джентльменом, – попробовал оправдаться Джорджи, – я только сказал, что каждый имеет право так называть, кого хочет, потому что это не ругательство, а, можно сказать, компли…

– Попробуй только еще раз произнеси это при мне, и тогда…

– Я буду говорить, сколько захочу, – упорствовал Джорджи. – Я считаю, что каждый в нашем городе имеет право говорить «маленький джентльмен», потому что это не ругательство, а, можно сказать…

Взревев, точно помешанный, Пенрод погрузил руку в котел; в следующее мгновение лицо и волосы Джорджи Бассета пришли в самое плачевное состояние.

Но это была лишь разминка, вслед за которой разгорелась настоящая потасовка. Вид двух дерущихся воодушевил Сэма Уильямса и Мориса Леви, и, прыгая вокруг Пенрода и Джорджи Бассета, они кричали, как заведенные:

– Маленький джентльмен! Маленький джентльмен! Врежь ему, Джорджи! Врежь ему! Маленький джентльмен! Маленький джентльмен!

Тут Пенрод совсем потерял контроль над собой. Оснащенный новым запасом вара, он набросился на этих двоих. Для этого ему пришлось отпустить Джорджи Бассета, которому теперь представилась блестящая возможность испортить репутацию «лучшего мальчика в городе». И, надо отдать ему должное, он не упустил своего шанса. Он уже и так был безнадежно обмазан и пропитан варом, и, уже не боясь запачкаться, он решительно запустил обе руки в котел, а затем тщательно вытер их о Пенрода. Конечно, это было все равно, что возить уголь в шахты Ньюкасла, но все же настроение Джорджи несколько поднялось.

Четверо мальчиков совсем неплохо изображали смертные муки Лаокоона и его сыновей, с той только разницей, что их было не трое, а четверо. Сплетенные тела хрипели, издавали какие-то странные звуки и извергали различного рода проклятия. Время от времени кто-нибудь из них отвлекался, чтобы окунуть руки в котел с варом, и каждое обращение к щедрому источнику привносило пару-другую новых живописных штрихов всем участникам битвы. Котел удерживало в вертикальном положении несколько кирпичей. Это была не очень устойчивая опора, и нет ничего удивительного, что котел не выдержал натиска битвы. Один из толчков оказался решающим, и котел накренился. Половина его содержимого вылилась в придорожную канаву, где образовалось глубокое озеро вара.

Именно в этот момент судьбе было угодно привести сюда мистера Родерика Битса-младшего. Как всегда одетый с иголочки, он в этот жаркий день был облачен в матроску из изысканной и холодящей ткани. Праведный путь вел Родерика Битса в дом его незамужней тетки. Но он уклонился от сего чистого и верного пути ради низменного восторга, который испытал при виде четырех гладиаторов, измазанных варом. Радость его была такова, что он начал прыгать по тротуару. Когда же до его ушей донеслись многократно повторенные слова «маленький джентльмен», он, повинуясь какой-то самому ему непонятной силе, подхватил их.

– Маленький джентльмен! – с упоением орал Родерик и продолжал прыгать по тротуару. – Маленький джентльмен! Маленький джентльмен! Мале…

Дальнейшего не последовало. Потому что в этот момент одна из кошмарных личностей отделилась от общей группы и заключила вновь прибывшего в свои объятия, в основном состоящие из вара. Затем Родерик почувствовал сильный толчок и, как подкошенный, рухнул ниц в черное озеро. Кошмарной личностью, проделавшей это, был ни кто иной, как Пенрод. Черная стая тут же снова насела на него. Сопротивляясь, он споткнулся о Родерика и, падая, увлек за собой остальных. С этого момента Родерик тоже начал активно действовать, в чем не уступал остальным. Так началась Великая Битва при Варе, о начале и развитии которой среди родителей ходили самые разные легенды. Произошло это из-за того, что участники давали противоречивые показания. Например, Марджори Джонс уверяла, что начал битву Пенрод. Пенрод сказал, что начал все Митчи-Митч. Сэм Уильямс сказал, что во всем виноват Джорджи Бассет. Джорджи Бассет и Морис Леви говорили, что начал Пенрод. А Родерик Битс не понял, кто атаковал его первым, объявил зачинщиком Сэма Уильямса.

Самое странное, что никому не пришло в голову обвинить парикмахера. Но ведь, справедливости ради, надо сказать, что и парикмахер начал не первый. Потому что – сначала ему села на нос муха. Но, возможно, и муха не была зачинщицей. Никто не может поручиться, что до этого не произошло еще что-нибудь. Вот так и получается, что нам редко удается докопаться до причины того или иного явления.

Что касается завершения битвы, то его ознаменовало появление матери Пенрода. Она выдержала не слишком приятный разговор по телефону с миссис Джонс, матерью Марджори и, как только положила трубку, отправилась за своим блудным сыном. Но и этот период окутан некоторой тайной. Никто так и не понял, каким образом миссис Скофилд отличила своего сына от остальных. Ведь к тому времени, как она пришла, он так охрип, что голос его стал неузнаваем; другими же индивидуальными чертами никто из бойцов при Варе давно уже не обладал.

Мистер Скофилд взял у преступника интервью. Потом он удалился в библиотеку, а затем объявил свой диагноз.

– По-моему, он сошел с ума, – сказал мистер Скофилд. – И это – буйное помешательство. Я бы отослал его в военную школу, только, боюсь, его туда не примут. Вы знаете, как он все объясняет?

– Когда мы с Маргарет пытались его отмыть, он сказал, что его обзывали плохими словами.

– Плохими словами! – усмехнулся мистер Скофилд. – «Маленький джентльмен», вот как его обзывали! И из-за этого он поднял на ноги целых шесть семейств!

– Т-с-с, – шептала миссис Скофилд. – Нам он говорил то же самое. Он все твердил и твердил об этом. Я не считала, но он повторил это, по крайней мере, раз сто. Он прочно вбил себе это в голову. Сколько мы его ни убеждали, он оставался при своем. Кончилось тем, что нам пришлось запереть его в чулан, иначе он бы снова побежал драться с этими мальчиками. Не понимаю, что на него нашло?

– Я тоже, – сказал мистер Скофилд. – Он так и не объяснил, что имеет против «маленького джентльмена». Но зато он твердо заявил, что если кто-нибудь посмеет его еще так назвать, он сделает то же самое. Он сказал, пусть сам президент Соединенных Штатов его так назовет, он и его взгреет. Давно он сидит в чулане?

– Тс-с, – предостерегла миссис Скофилд. – Около двух часов уже. Но, боюсь, душа его не оттаяла. Я повела его к парикмахеру, чтобы состричь слипшиеся волосы. Там мы встретились с Сэмом Уильямсом и Морисом Леви, они оказались там по той же причине. Стоило им только едва слышно прошептать: «Маленький джентльмен!» – как Пенрод стал драться с ними. Даже то, что я стояла рядом, его не остановило. Мы с парикмахером едва оттащили его в сторону. Парикмахер был очень любезен, но Пенрод…

– Говорю вам, он тронулся! – упорствовал мистер Скофилд.

– Тс-с! – снова предостерегла миссис Скофилд. – Мне кажется, он взбесился.

– Что может нормальный человек иметь против того, чтобы его называли…

– Тс-с! У меня это не укладывается в голове, – отозвалась миссис Скофилд.

– Да что ты на меня все время цыкаешь? – разозлился мистер Скофилд.

– Тс-с! – ответила миссис Скофилд. – Там сидит мистер Кинослинг. Это наш новый пастор.

– Где он сидит?

– С Маргарет на веранде. Он останется у нас обедать. Я надеюсь…

– Он что, не женат?

– Да.

– Наш старый пастор с ним вчера беседовал, – сказал мистер Скофилд, – он от него не в восторге.

– Тс-с! Да, он холостяк. Ему под тридцать. Вполне солидный человек, не то, что эти студенты, которые увиваются вокруг Маргарет. Я знаю, ей кажется, что лучше Роберта Уильямса никого нет на свете. Но он только и делает, что смеется. Разве можно его сравнить с мистером Кинослингом. Он такой серьезный, и беседы ведет такие умные… Маргарет хотя бы для разнообразия полезно его послушать. К тому же, он очень возвышенный молодой человек. И, по-моему, Маргарет очень ему нравится, – она о чем-то задумалась и замолчала. – Знаешь, – сказала она через некоторое время, – у меня такое впечатление, что Маргарет тоже им заинтересовалась. Он такой необычный. Он уже в третий раз за эту неделю заходит к нам и…

– Н-да, – угрюмо произнес мистер Скофилд, – если вы с Маргарет хотите, чтобы он и дальше приходил, советую не показывать ему Пенрода.

– Но он как раз хотел с ним познакомиться. Он сказал, что ему хотелось бы узнать всю нашу семью. А Пенрод обычно хорошо себя ведет за столом.

Миссис Скофилд снова немного помолчала. Потом она начала расспрашивать, не применял ли муж во время интервью с Пенродом методов физического воздействия.

– Нет, – мрачно ответил мистер Скофилд, – не применял, но…

Громкий звон разбитого стекла и столовых приборов, крик Деллы и возмущенные вопли Пенрода, не дали мистеру Скофилду довести мысль до конца. Все объяснялось довольно просто. Делла знала о характере помешательства Пенрода, ей взбрело в голову пошутить над ним, и она назвала его «маленьким джентльменом». Реакция Пенрода была мгновенной. Ловким ударом ноги он поверг на пол поднос с посудой, который Делла имела несчастье держать в руках. Родители поспешили на кухню, и там мистер Скофилд договорил начатую фразу.

– Но сейчас применю, – сказал он и тут же подтвердил, что не собирается бросать слова на ветер. Экзекуцию он провел поспешно, но с возможными мерами предосторожности и выбрал комнату, которая располагалась на самом дальнем расстоянии от веранды.

Двадцать минут спустя Пенрод вышел к обеду. Так было решено на семейном совете. Достопочтенный мистер Кинослинг жаждал познакомиться с Пенродом, и надо было во что бы то ни стало создать впечатление дружной семьи, где никогда не возникает даже мелких конфликтов.

В то время как Пенрода, чей дух был опален, но не сломлен, вывели на арену светских утех, другой несчастный, по имени Роберт Уильямс, со скорбью в душе уносил прочь от их дома свою гитару. Если бы он знал, что высшие силы уже вмешались в драму, и он, сам того не ведая, обрел неожиданного союзника!

Экзекуция привела лишь к тому, что сердце Пенрода еще больше ожесточилось. Его смирение стало внешним. С каждым новым поворотом два ненавистных слова все острее ранили его, и негодование его крепло. При этом жажда мести не только не оставила его, но возрастала раз от раза. Вот почему к началу обеда он превратился в некое подобие карающего меча. Абсолютно убежденный в своей правоте, Пенрод принял твердое решение: пусть даже владыки мира сего вздумают его оскорбить, он будет отстаивать свою честь до последнего вздоха.

Когда Пенрода представили гостю, на лице его, обычно открытом, появилось выражение, которое мистер Скофилд истолковал, как фанатичное упрямство. Что касается миссис Скофилд, то, едва взглянув на сына, она вознесла Создателю безмолвную мольбу о спасении. Зато галантный мистер Кинослинг по-прежнему чувствовал себя превосходно. Угрюмые, исполненные подозрительности взгляды Пенрода он расценивал по-своему, и они показались ему добрым знаком. «Раз младший брат рассматривает меня с таким любопытством, значит, в семье уже всерьез обсуждают мою женитьбу на Маргарет», – подумал он и настроение его поднялось еще больше. Он даже погладил Пенрода по голове, хотя голова эта, в силу многих причин, сейчас не очень подходила для подобных нежностей. Во всяком случае, никто не мог гарантировать полной безопасности тому, кто отважится на этот шаг. Пенрод мгновенно учуял нового врага.

– Ой, какой дивный паренек! – засюсюкал мистер Кинослинг. – Ну, как мы поживаем? Уверен, мы станем закадычными дружками!

Надо заметить, что мистер Кинослинг не только произносил сюсюкающие речи, но и до полнял их соответственной дикцией. На слух его обращение к Пенроду звучало так: «Ой, какой дивный пайенек! Ну, как мы позиваем? Увейен, мы станем закадысными дьюзками!» Нет ничего удивительного, что подозрительно настроенный «дивный паренек» расценил тираду мистера Кинослинга, как новое оскорбление. Теперь его манеры и выражение лица могли бы вселить еще меньше надежды тому, кто рвался стать его «закадычным дружком», и миссис Скофилд поспешила позвать всех к столу. Маленькая процессия послушно направилась в столовую.

– Какой прелестный сегодня выдался день! – восторженным и, одновременно сдержанно-благовоспитанным тоном произнес мистер Кинослинг вскоре после того, как все уселись за стол. И, озарив лицо благосклонной улыбкой, обратился к Пенроду, который сидел напротив: – Наверно, маленький джентльмен в такой чудесный денек не упустил прекрасной возможности позаниматься спортом на открытом воздухе? Все школьники, кажется, так поступают во время каникул, а?

Пенрод отложил вилку и, с разинутым ртом, уставился на мистера Кинослинга.

– Положить вам еще кусочек куриного филе? – поспешно и громко осведомилась миссис Скофилд.

– Чудесный! Чудесный! Чудесный день! – воскликнула Маргарет тотчас после того, как голос матери начал затухать.

– Превосходный! Превосходный! Превосходный! – снова вступила миссис Скофилд. Беглого взгляда на Пенрода было совершенно достаточно; она поняла, что он намеревается что-то сказать, и полным энтузиазма голосом продолжила начатую мысль: – Да, превосходный, превосходный, превосходный, превосходный, превосходный, превосходный!

Пенрод захлопнул рот и откинулся на спинку стула, подарив, таким образом, своим родственникам минуты драгоценного отдыха.

У мистера Кинослинга стало совсем хорошо на душе. В этой семье он чувствовал себя все лучше и лучше. А готовность, с которой обе женщины откликались на его восторженные речи, особенно пришлась ему по сердцу. Он грациозно коснулся холеной рукой своего высокого и бледного лба и снисходительно улыбнулся.

– Лето – пора отдыха для детишек, – изрек он приторным голосом. – Что может быть лучше жизни паренька! Он резвится, он легок, раскован, и ничто ему не мешает наслаждаться обществом своих юных дружков. Все пареньки резвятся со своими дружками. Они толкаются, борются, дерутся, но так бережно, словно понарошку. Это, знаете, такие безобидные потасовки. Они только укрепляют паренькам мышцы и никому не приносят вреда. От них одна польза. Они воспитывают в пареньках дух рыцарства! Детишки все очень быстро усваивают. Они даже не замечают, как постигают замечательные истины. Они прекрасно усваивают понятие «благородство обязывает». Они усваивают правила своей касты и знают, что такое благородное происхождение. И что такое принадлежность к хорошей семье. Когда они играют в свои игры, они учатся проявлять вежливость друг к другу. А в других играх они учатся проявлять заботу. Так что, все их развлечения и радости несут в себе пользу. Я с удовольствием участвую в этих ребячьих забавах всегда, когда могу. Мне так симпатичны эти наивные беседы, здоровые радости. И я всегда стараюсь помочь им в их милых трудностях. Видите ли, я понимаю их мир. А это, осмелюсь заметить, не так-то легко. Они такие забавные, эти пареньки и девчушки!

Он одарил каждого из сидящих за столом лучезарным взглядом и, наконец, остановив глаза на Пенроде, спросил:

– А что вы думаете по этому поводу, маленький джентльмен?

Тут мистер Скофилд громко кашлянул.

– Еще кусочек цыпленка, а? Дайте, я вам положу!

– Кусочек цыпленка! – с мольбой в голосе подхватила Маргарет. – Еще только один кусочек! Ну, пожалуйста! Прошу вас!

– Прекрасный, прекрасный! – начала свое миссис Скофилд. – Пре-красный! Пре-красный! Пре-красный! Прекрасный…

Неизвестно, насколько понравилось лицо Пенрода мистеру Кинослингу. Вполне вероятно, что эта гримаса показалась ему знаком почтения к его особе. А, может быть, он вообще не заметил ничего странного, ибо полностью был поглощен собой. Он и вообще-то отличался самовлюбленностью, а сейчас его задача усложнилась. Он одновременно вещал и упивался собственным красноречием, и больше ни на что не обращал внимания. Кроме того, странные выражения на лицах мальчиков взрослые часто игнорируют, что порой приводит к совершенно неожиданным происшествиям. Как бы там ни было, выражение лица Пенрода, посеявшее такой переполох среди родственников, по-прежнему ничуть не смущало мистера Кинослинга.

Мистер Кинослинг наотрез отклонил цыпленка и продолжал держать речь:

– Да, смею заверить, я понимаю мальчуганов, – произнес он, и лицо его озарила вдумчивая улыбка. – Ведь когда-то я и сам был причастен к этому неугомонному народу! О, детство – это не одни лишь забавы. Надеюсь, наш очаровательный ученик не слишком усердствует над латынью и сочинениями классиков? Я вот, например, переусердствовал, и уже в восемь лет принужден был носить очки. Он должен очень опасаться за свои глазки. Во время занятий в школе не надо горбиться за партой. Ах, золотая юность! Вот такой ей и следует быть: золотой, яркой, блестящей! Юность – это ликование, это свет бодрости! Крикет, теннис, гандбол; стихи и песни о доблести и славе, беготня и прыжки; смех и песни, вот что такое юность! Юность поет мадригалы и дифирамбы жизни, щебечет жаворонком, разливается в народных песнях, читает баллады и рондо…

Время шло, а мистер Кинослинг все говорил и говорил. Мистер Скофилд принужден был вслушиваться в каждое слово этой вдохновенной речи. Ведь как только с красноречивых уст мистера Кинослинга вновь сорвется запретное выражение, надо будет вновь громко закашлять, а потом предлагать «еще кусочек цыпленка», чтобы заглушить Пенрода. Маргарет и миссис Скофилд тоже не позволяли себе расслабиться и были готовы в любую минуту прийти на помощь главе семейства. Вот так, в борьбе и напряжении длилась эта славная трапеза. Миссис Скофилд прилагала все силы, чтобы гость быстрее покинул столовую. Ей отчего-то казалось, что перейдя на полутемную веранду, все они окажутся в большей безопасности, и облегченно вздохнула, когда переход, наконец, свершился.

– Нет, нет, благодарю вас, – отказался мистер Кинослинг от сигар, которые предложил ему мистер Скофилд. Усевшись поудобнее в плетеном кресле рядом с Маргарет, он добавил: – Не курю. Вообще ничего не курю. Ни сигар, ни трубок, ни сигарет. Книги – вот моя услада. Сладкие звуки поэзии, изысканные ритмы стиха, яркие образы… Я предпочитаю это всему остальному. Теннисон – один из моих кумиров. Я упиваюсь его стихами, Ни у кого из более поздних поэтов не выходило из-под пера ничего подобного. Моя душа упивается также Лонгфелло; и читая его, я отдыхаю от трудов праведных. Да, я люблю посидеть с книгой в руках, и легкими пальцами листать страницы.

Произнося эту лекцию, мистер Кинослинг наградил удивительно ласковым взглядом свои пальцы. Потом он сделал какое-то очень плавное движение, в результате которого поднял руку к свету, лившемуся из дома, и еще немного полюбовался своими пальцами. Затем он легонько провел ими по волосам и повернулся к Пенроду, который устроился на перилах в темном углу.

Вечер принес с собой легкую прохладу, – изрек мистер Кинослинг, – могу ли я попросить маленького джен…

– Кха-кха-кха, – громко закашлял мистер Скофилд. – Может, все-таки возьмете сигару?

– Нет, нет, благодарю вас. Я хотел бы попросить малень…

– Попробуйте, хоть одну, – принялась уговаривать Маргарет. – У папы отличные сигары. Попро…

– Нет, нет, благодарю вас. Я заметил, что вечер принес с собой легкую прохладу, а я оставил свою шляпу у вас в передней. Я хотел попросить…

– Сейчас принесу, – неожиданно произнес Пенрод.

– Будьте так любезны, – сказал мистер Кинослинг. – Знаете, это такой черный котелок. Я оставил его в холле на столике. Посмотрите, пожалуйста, маленький джентльмен.

– Я знаю, где она.

Как только Пенрод вошел в дом, вся семья облегченно вздохнула, и каждый с радостью отметил, что, похоже, к мальчику вернулся рассудок.

День угас, и тьма настала, – начал декламировать мистер Кинослинг, и принялся читать одни стихи за другими.

Затем он выдержал паузу, во время которой все должны были осознать, какое мастерское чтение стихов только что продемонстрировал мистер Кинослинг. И только после этого он провел рукой по голове и сказал:

– Я думаю, маленький джентльмен, сейчас самое время надеть шляпу.

– Вот она, – сказал Пенрод и вдруг появился на веранде совсем с другой стороны.

Родители и Маргарет решили, что он не хотел мешать декламации и дожидался, пока мистер Кинослинг дочитает до конца. Позже все они припомнили этот эпизод и уверяли друг друга, что еще тогда подобная деликатность со стороны Пенрода показалась им подозрительной.

– Ваше поведение заслуживает похвалы, маленький джентльмен, – сказал мистер Кинослинг.

– Он действительно замерз. Взяв из рук Пенрода котелок, мистер Кинослинг постарался надвинуть его как можно глубже и сразу же ощутил блаженное тепло. Однако еще мгновение спустя мир его чувств обогатился какими-то новыми штрихами. Это, дотоле неизведанное ощущение распространялось на ту область головы, которую укрывал котелок. Не будучи в силах определить умозрительно причину странного чувства, мистер Кинослинг протянул руку, чтобы снять шляпу. Однако тут его ждала неожиданность: котелок явно не собирался сниматься. Он точно прирос к голове.

– А все же кто вам больше нравится, мистер Кинослинг, Теннисон или Лонгфелло? – спросила Маргарет.

– Я, м-м-м, трудно сказать, – ответил он рассеянно. – У каждого, знаете, свой колорит и а-а-аромат, у каж…

Эта невнятная, сбивчивая речь являла такой резкий контраст недавней словоохотливости мистера Кинослинга, что Маргарет порядком удивилась и начала внимательно приглядываться к нему. Его силуэт лишь смутно вырисовывался на фоне сумерек, но ей показалось, что он зачем-то задрал руки вверх. Он проделывал над собой что-то странное, точно хотел открутить себе голову.

– Что случилось? – спросила она с тревогой. – Вы не заболели, мистер Кинослинг?

– Н-нет, н-нет, – снова ответил он в совершенно не свойственной ему вялой манере. – Я-а п-полагаю…

Он отпустил шляпу и резко встал. Куда только девались плавность и изящество его манер!

– Боюсь, я, а-а-а, заработал некоторый, а-а-а, насморк. Мне будет лучше, а-а-а, пойти, а-а-а, домой. Позвольте, а-а-а, пожелать вам, а-а-а, доброй ночи.

Спускаясь по ступеням веранды, он хотел было снять шляпу, но рука замерла в воздухе, и котелок так и остался на голове. Очень холодно пожелав еще раз всем спокойной ночи, он какой-то скованной походкой зашагал прочь от этого дома, чтобы больше никогда не вернуться.

– Ну и ну! – воскликнула совершенно пораженная миссис Скофилд. – Что это с ним случилось? Вдруг встал и ушел, – она всплеснула руками. – Ты его ничем не обидела, Маргарет?

– Я? – возмутилась Маргарет. – Ничем я его не обидела.

– Странно, такой любезный молодой человек, а, уходя, даже шляпу не снял, – сказала миссис Скофилд.

Маргарет в это время шла по направлению к двери. Вдруг до нее донесся злорадный шепот:

– Могу поспорить, он ее не скоро снимет…

Шепот доносился из-за угла, в котором сидел Пенрод. Он явно не ожидал, что кто-нибудь услышит его.

И тут Маргарет заподозрила такое, что у нее все похолодело внутри. Она сразу же поняла, что, если ее подозрения подтвердятся, шляпу, либо придется отмачивать от головы мистера Кинослинга водой, либо сбривать. Она ужаснулась еще сильнее, когда вспомнила, как надолго исчез Пенрод, когда мистер Кинослинг послал его за котелком.

– Пенрод, – позвала она, – а ну-ка покажи мне руки.

Она сама отмывала сегодня днем эти руки. Рискуя ошпариться, она не отступала до тех пор, пока они не стали белыми, как лепестки лилии.

– Покажи руки!

Она схватила Пенрода за руки. Сомнений не оставалось: руки снова были вымазаны варом!