Перед пробуждением - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора (Глава 9) #11

Глава 9

Кабинет Директора Фуюцки выглядел так же, как и кабинет профессора Фуюцки десять лет назад, то есть был сугубо функциональным помещением, в котором ученый и исследователь чувствовал себя вполне комфортно и естественно. Правда, большинство посетителей Директор все же принимал в более представительном зале, оборудованном по соседству таким образом, чтобы производить нужное впечатление одновременно и на высоких гостей (NERV – преуспевающая научная структура на особом финансировании ООН), и на не менее высоких проверяющих (NERV – организация, тратящая бюджет на исследования, а не на патетический декор). "Личный" же кабинет был не слишком известен даже среди непосредственных подчиненных, по сути туда приглашались лишь первый заместитель Рицко Акаги и Первое Дитя.

Козо Фуюцки сейчас стоял перед одной из достопримечательностей своего логова – обыкновенной университетской доской, давным-давно исписанной сложными математическими записями, среди которых было безжалостно вытерто "окно", заполненное лишь пятью строчками, и Директор, шевеля губами, перебирал их:

– Вестник Отрицания… Вестник Пути… Вестник Познания… – он остановился, взял маркер и бережно, почти с благоговением провел им по первым трем строкам, зачеркивая их.

Оставалось еще две надписи, и Фуюцки долго держал руку перед ними: "Вестник Тьмы" и "Вестник Видения". Директор открывал и закрывал колпачок маркера, хмурился и дергал уголком рта, его мысли кружились вокруг этих последних строк, которые отделяли человечество от величайшей победы.

Пискнул сигнал ресивера, и Фуюцки, с видимым сожалением оторвавшись от доски, сел в кресло напротив камеры и видеопанели. Таблица настроек, спутниковые данные установки сигнала… Потерянный в своих мыслях Директор проморгал момент появления на экране знакомого интерьера кабинета главы SEELE.

– Здравствуй, Козо.

Фуюцки кивнул, с видимым усилием разорвал нить своих нелегких размышлений и вновь, как всегда, поймал себя на мысли, что с Безглазым разговаривать крайне тяжело. Хотя для человека с опытом Директора NERV было нетрудно скрыть неудобство, вызванное невидимыми глазами собеседника, это отнюдь не делало разговор легче.

– Здравствуй, Кил. Полагаю, причина вызова существенна?

– И не одна, – Лоренц усмехнулся. – Окончена полная интерпретация Договора. Теперь нет никаких сомнений, что сценариев всего три.

Фуюцки сухо кивнул:

– Мне кажется, мы выяснили уже, что Великие не лгут, значит, то, что прозвучало четырнадцать лет назад, – тоже правда.

Лоренц помолчал, обозначая неохотное согласие со своим визави:

– Думаю, доказательства в таком вопросе никогда не лишни, Козо. Однако, это не все. То, что тебе сообщили Великие, – лишь основа Договора, но его примечания не менее захватывающи. К примеру, тебе будет интересно узнать, что в случае, если человечество откажется от исполнения Договора…

– Не интересно, Кил, – прервал его Фуюцки. – Договор будет исполнен. NERV не допустит ни одностороннего выполнения сценария Великих, ни разрыва Договора.

– Ну что ж, хорошо, – примирительно сказал Лоренц. – В некоторых вопросах ты упорно хочешь быть не ученым, но фанатиком человечества…

– Фанатиком? Кил, сколько можно?

– Да, Козо, действительно. Ты ведь решил, что Слияние – оптимальный путь, потому что позволит сохранить человеческое…

– Хватит, Кил! – Фуюцки уже не скрывал злости. – Мы все решили уже много лет назад! Ты помнишь, как стал компьютеризированной руиной? Или напомнить?..

Лоренц откинулся на спинку своего кресла и скрестил руки на груди, но его ровный тон не изменился:

– Это тут не при чем. Два из трех вариантов Сценария избавят меня от этого унизительного существования, так что не дави мне на воспоминания об "Эдеме". Но почему ты решил, что именно начатый тогда путь лучший для всех нас? Почему?..

Фуюцки смотрел на своего врага и союзника, тоскливо вспоминая, что каждый значимый этап их продвижения по намеченному пути непременно сопровождался повторением этого разговора. И сегодня Директор NERV чувствовал, что безумно устал. Устал от аргументов Лоренца и от своих аргументов, от вечных споров, от воспоминаний о Втором Ударе… Директор чувствовал, что сейчас, когда победа так близка и так по-прежнему далека, он невероятно утомлен необходимостью что-то доказывать.

– …да, мы потеряем свою человеческую сущность, но ведь Слияние оставит людям возможность пойти старым путем страдания!..

"Великое небо, – подумал Фуюцки, очнувшись, – он все еще продолжает!.."

Директор NERV поднял руку, призывая разошедшегося коллегу к молчанию.

– Кил… Я уважаю твое мнение во всем и несмотря ни на что… Но мы больше не будем возвращаться к этой теме. Еще два Вестника, и Договор будет исполнен, так что пережевывать доводы нет смысла.

На лице Лоренца ничего не отразилось, он ожидал чего-то подобного:

– Возможно, есть новые аргументы, Козо? Старые основываются на твоей вере в человечество… Так просвети, почему всем вместе стоит идти ненадежным путем твоих личных убеждений?

– Старые аргументы все еще в силе. Но есть кое-что сверх того, Кил…

Фуюцки был полон решимости поставить точку. Не три, а всего одну.

– … Я не обязан ничего доказывать, потому что я ушел во Мглу после Второго Удара и подчистил все то, что наделали наши предшественники в 2000 году. Потому что я получил Печать Договора. Потому что я открыл программу EVA… Тебе не кажется, Кил, что я уже доказал делом право взять на себя ответственность за будущее?

В тишине, воцарившейся в эфире, стали слышны звуки работающей тонкой электроники спутниковой связи.

– Что ж, Фуюцки, наконец я услышал то, что ты все эти годы, по-видимому, на самом деле имел ввиду… Я все понял. Раз тема будущего закрыта, давай вернемся к настоящему… Есть еще один повод поговорить. Что со статусом твоих Детей?..

Продолжая разговор, Директор NERV не мог отделаться от мысли, что уже четырнадцать лет Кил Лоренц пытался вытянуть из него именно такое самоуверенное заявление, и, невзирая на очевидную теперь точку в этой теме, Фуюцки почувствовал себя очень неспокойно.

*****************************

Сигеру Аоба пропустил две смены и почти наверняка был бы уволен, невзирая на свой допуск к секретной информации и высокую квалификацию, если бы не взломал компьютерную сеть больницы и не прописал себе диагноз "обострение хронического тонзиллита". Истинная причина прогулов в данный момент превратилась из благословенного забвения в жуткую головную боль, потому как на самом деле старший техник NERV двое суток смотрел телевизор и пил. Бренчал на гитаре и пил. Играл на приставке и пил. Слушал музыку и пил.

Попросту говоря – пил беспробудно.

В Институте никто не знал тайны техника-неформала: Сигеру Аоба завидовал Мисато Кацураги. Ее двое подопечных до сих пор, хвала небесам, живы и здоровы, а его младший товарищ, о котором он знал так много, но которого так плохо успел узнать, уже никогда не сможет вновь… И не придет… И не… Вот…

Сигеру тряхнул бутылкой, потер подозрительно пекущие глаза и понял, что, пожалуй, хватит: можно попить воды и браться за "весло", пока он еще может воткнуть джек в гнездо.

С трудом проворачивая опухший язык во рту, Аоба пробирался по стенке в кухню, когда его остановила трель дверного звонка. Старший техник насторожился, потирая задребезжавшую голову: это, безусловно, мог быть и разносчик из магазина, но не стоило исключать и визита коллег. Обуреваемый сомнениями, частично обостренными алкоголем, Сигеру открыл дверь.

– Доброе утро, Сигеру Аоба-сан.

На пороге обнаружился самый странный молодой человек, которого мог себе представить техник. Аоба даже помотал головой, немедленно пожалел об этом, но все же отогнал мысль о брате-близнеце Рей Аянами: необычный цвет растрепанных волос – правда, в отличие от Первого Дитя, не голубой, а почти седой, белая кожа и внимательные кроваво-красные глаза. Парень держал в руке дорожную сумку и вообще выглядел так, будто прибыл по месту назначения.

– Ээээ… Доброе… Чем?..

– Каору Нагиса. Ваш новый подопечный.

– Подопечный?..

Парень нарочито заметно пошевелил ноздрями и вежливо улыбнулся:

– Вы много пропустили, Аоба-сан. Как я понимаю, забористая простуда, да?

Прищурившись, Сигеру недовольно посмотрел на малолетнего наглеца:

– Ну, раз ты мой подопечный, Каору Нагиса-кун, то начни как раз с того, что я пропустил.

Каору ухмыльнулся и предельно вежливо поклонился:

– Вы пропустили назначение Пятого Дитя, Аоба-сан.

******************************

Рей Аянами, затаив дыхание, вклеивала в блокнот новые листы. Вытерев выступившие капельки клея, она положила распухшую записную книжку под импровизированный пресс из нескольких тяжелых книг и, наконец, задышала полной грудью. Рей села на кровать, посмотрела на торчащий из-под грубых переплетов уголок и облегченно улыбнулась: на утро чудовищное напряжение сил, выплеснутое при спасении Синдзи, слабость и боль во всем теле ушли – она чувствовала себя отдохнувшей и даже почти жалела, что отказалась остаться накануне у Кацураги. Впрочем, никуда не делись воспоминания о том, как она осела на пол прямо у закрывшейся за ней дверью квартиры Икари и еще десять минут восстанавливала дыхание. Рей не хотела думать о том, как близко она подошла к опасной черте, сшивая лопнувшую душу Синдзи, и впервые в жизни радовалась тому, как удачно чувства мешают вспоминать и анализировать свои безрассудные действия.

Проснувшись почти на рассвете, Рей немало времени описывала именно эти чувства в своем блокноте, пока не обнаружила, что ей не хватает страниц.

Девочка взглянула на часы и почти побежала в кухню: чтобы не опоздать, ей стоило собираться очень быстро. Рей поймала себя на мысли, что совсем не хочет идти учиться, но поскольку она все еще не умела врать себе, истинная причина нежелания отправляться на уроки была быстро изобличена.

"Кацураги-сан наверняка оставит Синдзи дома…"

Рей закрыла за собой дверь и вышла на улицу, уже никуда не торопясь. Борьба с желанием увидеть Икари, завтрак и отрывание таки приклеившегося к столу блокнота отняли слишком много времени, чтобы надеяться вовремя успеть на уроки.

Переходя бульвар, Рей услышала визг тормозов и сигнал клаксона: прямо возле нее опасно резко затормозил синий "рено" старшего научного сотрудника Кацураги. Сама того не осознавая, Рей порозовела и улыбнулась, когда увидела, что из кабины ей машет рукой все еще очень измученный, но на вид вполне здоровый Синдзи Икари.

– Чудо-девочка! Давай к нам! – завопила Сорью, тоже высовываясь из окна.

Аянами села на заднее сиденье машины рядом с краснеющим парнем. Аска и Кацураги немедленно обернулись к ним:

– Ну, дурак Синдзи?!.

– Син-кун, ну-ка, о чем мы с тобой говорили?..

Рей непонимающе смотрела на водителя и ее соседку, а потому только почувствовала мягкий поцелуй в щеку. Девочка покраснела и обернулась к Синдзи: он выглядел так, будто его ошпарили кипятком, но все же тепло улыбался ей.

– Вот то-то же! – удовлетворенно сказала Мисато, выжимая газ. Аска недовольно принялась распространяться, что это была фигня и симулянтство, мол, вряд ли они так целовались ТОГДА, на кухне, и заткнулась только пытаясь избежать удара о бардачок, когда Кацураги в своей обычной манере припарковалась возле школы.

Почти счастливая Мисато провожала взглядом любопытную троицу и широко улыбалась, гоня прочь мысли об их общей проклятой судьбе: женщина искренне жалела погибшего Тодзи, но и не менее искренне радовалась каждой счастливой минуте оставшихся в живых Детей. Вспомнив о работе подростков, Кацураги нахмурилась: через пару часов должна начаться первая испытательная тренировка Пятого Дитя, о котором будущим коллегам пока ничего не известно.

"Посмотрим, чего стоит выкормыш проекта "Табрис"", – подумала Мисато, заводя двигатель.

***************************

В руки Старшему инспектору Кадзи благодаря слежению за компьютером Акаги попал удивительнейший текстовый файл, который содержал наброски сложных схем медицинского направления. Количество сокращений, вставок с поисковых ресурсов и грамматических ошибок говорили о спешке автора, и в целом, похоже, файл был создан только потому, что милейшая доктор Рицко не очень хорошо разбиралась в медтехнике. Пробираясь сквозь сленговые выражения и аббревиатуры, Кадзи с удовлетворением понял, что Акаги пытается найти способ модифицировать капсулу Аянами таким образом, чтобы можно было незаметно собрать достаточный для сложного ДНК-анализа объем материала.

Сам инспектор уже обнаружил, что без Рицко получить образцы крови не выйдет: опека Второго отдела NERV слишком плотная, и учитывая ограниченную – если не сказать скудную – информацию о возможностях этого подразделения, Кадзи не рассматривал всерьез вариант "дать бедной девочке по голове в темном переулке". Для открытой же конфронтации пока оснований не было: нарываться ради прояснения мутаций Рей без доказательства злых умыслов Директора бессмысленно, потому как результат тестов может быть пустышкой. Следовательно, оставалось только понять, когда Акаги реализует свой замысел и можно будет сесть ей на шею.

Кадзи закурил, как всегда в последний момент вспомнил об устройстве обнаружения дыма на потолке и поспешил на балкон. Созерцая виды Токио-3 с приличной высоты, инспектор для отдыха ума пытался разобраться, почему такое патологически любопытное существо как Рицко Акаги до сих пор еще ни разу не попалось и не было наказано, ведь вполне очевидно, что доктор не впервые ставила под угрозу свое служебное положение в угоду любознательности. "Мисато, что ли, спросить?" – подумал он, гася окурок. Отмечая игривые мысли о перспективе подоставать соответствующим вопросом подружку доктора, Кадзи ухмыльнулся. Идея встретиться с Кацураги отношения к делу, безусловно, не имела, но сулила немало положительных эмоций: Старший инспектор любил трудных женщин, и особенно – некую научную сотрудницу.

Впрочем, следующий пункт в мыслях Кадзи имел куда менее соблазнительный вид, чем злая и горячая Мисато: инспектору недавно сообщили, что Кил Лоренц переправил в Токио-3 своего питомца, воспитанника проекта "Табрис" Каору Нагису. Помимо того, что новенький в гвардии Фуюцки появился безо всякой суеты и ругани, каковой Директор SEELE обожал сопровождать любое усиление своего соперника, этот случай был подозрителен связью с делом Аянами, что очень не нравилась инспектору.

От проекта "Табрис" за милю разило евгеникой, и ДНК Каору-куна была не меньшей тайной, чем ДНК Рей-тян. Правда, белых пятен биографии у седого паренька было очень мало: вся жизнь малолетнего искусственного человека прошла едва ли не под микроскопом целой толпы строго дрессированых ученых SEELE. "Увы, среди них не нашлось ни одной Рицко Акаги, – с иронией подумал Кадзи. – Иначе можно было бы с легкостью раскрыть сразу и секреты Нагисы, и секреты Аянами". Старший инспектор ни на секунду не сомневался, что голубоволосая девочка была источником генов для "Табриса" – только полный тупица или слепец не понял бы этого: во-первых, проект стартовал в конце 2001 года, когда Фуюцки уже вывез из Мглы удивительного младенца; во-вторых, генетическая информация обоих субъектов закрыта для органов дознания ООН и даже в родных Институтах доступ к ней имеет потрясающе узкий круг лиц…

"…Наконец, в-третьих, для идиотов, остаются фотографии детишек".

Кадзи в Отделе контроля всегда славился неприятной широтой своих взглядов и буйной фантазией, но в такие совпадения даже он не мог поверить.

**************************

Класс 2-А был невероятно тих, все еще подавлен смертью Судзухары, и, пожалуй, только теперь одноклассники начали по-настоящему относиться к Аянами, Икари и Сорью как к смертникам. Об умершем почти не говорили, но воспоминание о его похоронах гнетущим призраком висело в классной комнате, отравляя все разговоры с тремя пациентами NERV. Хуже всего пришлось немке: Рей и Синдзи на переменах жались друг к другу, находя под щитом своей немой близости и неозвученых чувств убежище от гнетущей атмосферы смерти и уныния, а Аску, хоть она и не чувствовала себя лишней рядом с товарищами, очарование пары не защищало. Ее свита бодрилась, деланно улыбалась предводительнице, но пойманные пару раз сочувственные взгляды подружек делали общение с ними натянутым и сложным.

А еще Сорью переживала за старосту. За деятельную и энергичную девочку, из которой за один день будто выпустили всю кровь. Аска прихватила с собой наиболее приближенных подруг и решительно направилась к Хикари.

…Рей и Синдзи обедали вместе на крыше.

Аянами едва ли не впервые за все время, которое она себя помнила, ощущала неподдельное удовольствие от принятия пищи: ее кормил Синдзи, вызывая у нее приятное смущение и смущаясь сам. Они по-прежнему почти не разговаривали, не считая просьб и обращений друг к другу. Икари молчал, толком не представляя себе, как ему вообще вести себя после рассказа Аски о том, что некий инцидент на кухне вовсе не был его сном: извиняться за то, что понравилось и ему и, по-видимому, ей – глупо… Разговаривать об этом – стыдно… Да и вообще как-то…

Аянами не подозревала о волнениях Синдзи и молчала, просто наслаждаясь его близостью и заботой.

– Спасибо, Синдзи, – довольно вздохнула Рей, когда с едой было покончено. – Очень вкусно.

– Пожалуйста! Рад, что тебе понравилось, – улыбнулся парень.

Пауза затянулась, и Синдзи украдкой посмотрел на часы, что, к сожалению, заметила девочка.

– До звонка еще пять минут. Ты… Не хочешь побыть со мной?

Рей искренне пыталась скрыть свое разочарование, но смущенное и расстроенное лицо Икари красноречиво говорило, что это у нее получилось так себе. Он вздохнул, покраснел, но промолчал. "Сказать, что я думал, будто сплю? Нет, она ведь решит, что не нравится мне… Как же… Что же сказать?.."

Девочка недоумевала недолго, ровно столько времени, сколько понадобилось, чтобы отогнать раздражение и разочарование странным поведением Синдзи и задействовать логику.

– Синдзи… Ты хочешь о чем-то поговорить? О чем-то, что… беспокоит тебя?

Он вздрогнул и собрался с духом, понимая, что Рей все равно вытащит его на этот разговор, но тогда он будет чувствовать себя совсем уж бесхребетным существом.

– Да… Рей, понимаешь, когда ты… пришла ко мне после похорон Тодзи… – Синдзи сглотнул, осознавая, что спустя несколько дней после смерти парня уже говорит о нем, как об обстоятельстве, как о простом указании на время действия.

Рей молчала, не торопя его: она прекрасно поняла, что эта пауза в объяснениях никак с ними не связана, а потому просто пересела еще ближе к нему и взяла за руку, глядя в подозрительно влажные глаза. Наконец, Синдзи подавил подкатывающие слезы и продолжил:

– П-прости… Я… хотел сказать, что когда ты пришла, мы… с тобой… на кухне…

Слегка поднимая брови, Рей непонимающе нахмурилась, и вдруг поняла, что именно смущает Синдзи, но это понимание не облегчило ей жизни. Она знала, что тема желания и секса является строгим табу в обществе, но категорически отказывалась принимать мысль, что это может быть проблемой в общении с близким человеком… "Близким человеком… – осенило ее. – Он не считает, что мы достаточно близки для таких отношений".

– Синдзи…

– Нет, Рей, подожди…

Парень вспомнил, через что он прошел накануне, и это неожиданно придало ему сил.

– Понимаешь… Ты мне очень нравишься, Рей… Но такая близость… Не думаю, что мы готовы к ней. Мы… дети…

Аянами имела веские опровержения последнего утверждения, основанные на знании физиологии, но решила, что Синдзи и сам в курсе, поэтому просто промолчала, выразительно на него глядя. Парень смутился, покраснел, но взгляд отвести не смог: перед ним сидела восхитительная девушка, которую хотелось обнимать, целовать и… Убедившись по взгляду Синдзи, что он понял, как наивно пытался обмануть и себя, и ее, Рей сказала:

– Главное, мне кажется, не это. Скажи, Синдзи, ты уже осознал свои чувства… ко мне?

Синдзи оборвал свои размышления и повесил голову.

– Я… Рей, мне нужно время. Я не хочу… Ошибиться.

Аянами была в отчаянии. Время. То, над чем она не властна. Да, Синдзи может внезапно погибнуть, и даже не обязательно во Внешнем Сне, но он может позволить себе строить планы на долгую жизнь, Рей же не была уверена даже в планах на месяц. К горлу стремительно подкатывал спазм, в глазах защипали слезы. Рей Аянами чувствовала жалость к себе.

"Я исчезну, я не успею узнать, что такое настоящее счастье рядом с другим человеком…"

– Рей… Понимаешь… Я потерял… Родителей…

До девочки вдруг дошло, что он зачем-то продолжает объяснение, и она прислушалась. Синдзи говорил глухо, опустив голову, и она видела только часть его лица, глаза же скрывал густой чуб.

– Я их не помню почти, но мне было так тепло и хорошо с ними… Понимаешь, я всю жизнь прожил с ужасающей болью. Другие люди… всегда были вокруг, но не имели значения, я толком даже не умел говорить с ними… Боялся, что не поймут меня, я прятался от них. А ты…

Он поднял голову и увидел изумление на лице Рей. И еще – одну влажную дорожку на ее щеке.

Уже обнимая ее, он прошептал ей в самое ухо:

– Рей… У меня нет никого, кроме тебя. Это я уже понял. И поэтому я не хочу торопиться…

У нее были тысячи возражений, даже помимо ее собственной судьбы: и неотвратимая угроза смерти, и так скоро оформившаяся эмоциональная привязанность, и общая цель, и помощь друг другу… Все, по ее мнению, кричало о необходимости быть вместе, толкало на близость, буквально заставляло ощутить… любовь…

Но именно придя к пониманию своего чувства, Рей неожиданно успокоилась.

"Это… счастье? Кроме меня… Нет никого… Почему это стало самым важным в его словах? Я… люблю его… А он – меня. Нужны ли мне слова, чтобы понять это?".

Аянами уютно устроилась в теплых объятиях, наслаждаясь своим прозрением и своими ощущениями.

****************************

Вопреки вывеске, ресторанчик, где вечером того же дня устроилась Мисато Кацураги, можно было смело назвать забегаловкой, но она не интересовалась в данный момент чистотой определений. На столике перед женщиной выпивка уверенно побеждала закуску, причем с перевесом и в качестве, и в количестве, поэтому она заблаговременно рассчиталась с заведением, а ключи от машины отдала своему сегодняшнему "топтуну" из Второго отдела.

Мисато отмечала канун Второго Удара.

Кацураги приложилась к бутылке, поморщилась и, оглядываясь по сторонам, запустила руку в блюдо с какой-то сушеной гадостью, заменявшей тут человеческие закуски. За веревочной занавесью, отделяющей ее от остального помещения, зал неуверенно плыл, сама занавесь тоже, но даже нетвердую походку такое состояние пока не обеспечивало.

"Щас… Исправим…"

Занавесь задрожала и зашуршала, пропуская к столику Редзи Кадзи, при виде которого Мисато поперхнулась и закашлялась, а вошедший ласково, но очень уверенно хлопнул ее несколько раз по спине:

– Не в то горло, солнышко?

Женщина вытерла губы салфеткой и свирепо посмотрела на усаживающегося напротив Кадзи:

– Какого хера? Что надо?

Инспектор, нежно улыбаясь, смотрел на женщину, опираясь подбородком на ладонь, пока не добился смягчения во взгляде. Женщина вздохнула и почти умоляюще сказала:

– Редзи… Ну пожалуйста… Ты же меня знаешь… Сдрысни отсюда, а?

Кадзи подобрался и даже как-то погрустнел:

– Все отмечаешь… Думал, ты просто так… Надеялся, что ты завязала с этой традицией…

– Не могу…

От Мисато, только что яростно взирающей на нарушителя ее планов нажраться, не осталось и следа: она поникла, грустно подхватила бутылку и, не чувствуя вкуса, выхлебала почти половину. Кадзи заботливо подсунул к ней поближе тарелку с закуской.

– Так чего… тебе надо, а?

– Мисато… Ты уже научилась спать одна… Может, научишься и жить дальше? – вдруг сказал инспектор, неожиданно даже для себя самого. Реакция не замедлила.

– КАДЗИ, МАТЬ ТВОЮ!!! Я же тебя по-человечески попросила уйти на хрен, а ты мне будешь под кожу своими нотациями лезть!!!! – заорала Кацураги, вставая и упираясь ладонями в стол.

Инспектор примирительно поднял руки:

– Ми-тян, больше не буду, клянусь!

– Да пошел ты в жопу! Не будет он!

– Ну не кипятись, сядь… Вот так… Ну чем я тебе помешаю? Все, не буду, не буду!..

Мисато вновь присосалась к бутылке:

– Кадзи. Я хочу нажраться. Потом меня заберет Рицко. Отвезет домой. Понял? Хрен тебе, а не трах по пьяни!

Кадзи улыбнулся:

– Я все понял. Хрен мне. Только Акаги не приедет. У нее сверхурочная, о чем она тебе, вроде как, сообщила смс-кой.

Мисато издала горлом сложный звук и полезла в сумку за телефоном. Пока шла ожесточенная перепалка подруг и выяснение, кто падло, а кто пьянь беспробудная, Кадзи пошел сделать себе безалкогольный заказ. Вернувшись, он обнаружил, что расстроенная и уже крепко косая Кацураги уныло смотрит на оставшиеся бутылки.

– Знаешь, Редзи, почему я так пью накануне этого дня?

Кадзи криво ухмыльнулся: он еще в универе слышал это двести раз, как раз когда она начинала серьезно напиваться. "Что-то ее рано развозить начало", – подумал инспектор и молча сел. Его реакция не требовалась, от него требовалось внимание.

– Я, Редзи, не папу своего поминаю… Я свои сны поминаю.

Мужчина всегда ощущал жуть от этих знакомых слов, не понимая почему. То ли из-за треснутого голоса, каким она их произносила, то ли из-за ее пустого взгляда, то ли… Он едва понимал ценность собственных ночных видений, но с трудом мог представить, что чувствует человек, который не видит снов. Вообще. Не просто не помнит – не видит.

– …Понимаешь, как кукла, Редзи. На спинку легла – хлоп – глазки закрылись. И через секунду – утро. Вроде отдохнула, вроде свежая… А чувство такое, будто в кино сводили, пустой экран показали, и выперли…

Кадзи смотрел на великолепную женщину и вспоминал о ее репутации в университете. Кто с восторгом, кто с осуждением, но все искренне считали красавицу Ми легкомысленной и доступной… Да чего там таить – блядью ее считали: "Если Мисато легла без парня – к месячным". Кадзи вспомнил, как сам ржал над этой приметой и многими другими сальными шуточками, пока случайно не наткнулся на ее одинокий пикник в лесу ровно девять лет назад и не услышал впервые об истинной причине страха оставаться на ночь одной.

– И вот, Редзи, не поверишь, как сейчас… ххх-ик!.. Туман!!! Ну, ты понял, Мгла которая… Так вот… А оттуда – грохот, треск, вой! И стена тумана наступает… хнык… А я дрожу, дрожу, смотрю на туман и чувствую – холодно и засыпаю… ик! А как отец меня в катапульту положил – не помню…

Всхлип.

Дочь сотрудника проекта "Эдем" выжила благодаря баллистической почтовой ракете, случайно уцелевшей после первой ударной волны. Кадзи, получив доступ к отчетам по инциденту, изучил все обстоятельства ее спасения и первых лет жизни после Второго Удара. Подавление речевых и мыслительных функций, торможение нервных реакций – единственная выжившая в аду катаклизма несколько лет прожила овощ – овощем, но она вернулась, потянулась к людям, и единственным последствием Второго Удара для нее осталась только девственно чистая полисомнография.

Мгла окутала бывшую Антарктиду, Фуюцки вернулся оттуда с Рей Аянами, человечество, возглавленное ООН, само о том не зная, изготовилось воевать с сонной смертью, мир со скрежетом двинулся вперед, а взрослеющая Мисато Кацураги продолжала каждую ночь видеть только черный экран.

Кадзи вел шатающуюся Мисато в направлении парковки. После совместной экскурсии в туалет ей полегчало, но явно не до той кондиции, которая позволяла ходить. Кацураги предложила спеть что-нибудь из песен до Удара, затянула какую-то мелодию, оборвала и практически с размаху влепила инспектору поцелуй в щеку. В машине она вела себя тихо и даже почти сразу уснула, проспала всю дорогу до дома, но при выгрузке у подъезда очнулась:

– Оооо… А я думала, мы к тебе поееее… ххик! …дем…

– Я, Ми-тян, настоящий рыцарь. Забыла?

– Не… не забыла…

Поцелуй с тяжелым спиртным привкусом так напомнил былые времена, что оторвавшись от женщины, он не выдержал:

– Слушай, Мисато, ты… Не хочешь рассказать, наконец, почему мы расстались? Ты же не ревновала меня никогда…

Кацураги попыталась сфокусировать взгляд, хихикнула:

– Неа… А, ладно. Ты, Редзи-кун, стал моим сном наяву. А я… ик… не могла стерпеть, что мой единственный сон… был чьим-то еще… Совсем без снов… Проще.

Мисато обняла его и обмякла, тихо отключаясь со счастливым лицом.

Кадзи грустно улыбнулся и поволок ее к подъезду.

******************************

Аска ожесточенно пинала своего соперника в мрачных нарисованных декорациях, и от уверенных нажатий видавший виды джойстик слегка похрустывал. Враг корчился, страдал, упорно не желал сдохнуть, но кто ж его, нарисованного, спрашивал. Полюбовавшись статистикой уровня, девочка потянулась и взглянула на часы: прошел почти час с тех пор, как Кадзи притащил тело Мисато и полчаса с тех пор, как должен был вернуться дурак Синдзи.

Легкость общения с инспектором, который согласиться попить с ней чаю, удивила Аску: "Занятная штука: когда не выделываешься, разговаривать, оказывается, намного проще". Рыжая была бы очень удивлена, узнав, что Кадзи также совершил открытие: он обратил внимание на то, что взрывная приставучая немка – очень милая и непосредственная девочка, и он зря избегал ее, не пытаясь разглядеть в ней интересного образованного человека.

Однако отсутствие Синдзи становилось уже оскорбительным. Аска поглядывала на свой мобильник, раздумывая, от чего она может оторвать дурака и Чудо-девочку своим звонком, и пока еще останавливалась на решении не звонить. Была ли это деликатность? Нет и еще раз нет, но Сорью считала себя честным человеком, и гадить товарищам, нашедшим развлечение, она не могла.

Хотя дурак, безусловно, свое огребет, как только сунет нос в квартиру.

Дурак… Аска принялась бродить по комнатам, прислушиваясь к сопению Кацураги. Она боялась за него, переживала, когда он воевал со своими кошмарами, волновалась, что он не вернется. И… Завидовала Чудо-девочке, которая как-то смогла вытащить его. Аска устала от разборок со своим отношением к дураку Синдзи. "Пора для себя кое-что уяснить, – решила она, усаживаясь перед выключенным телевизором с чашкой чая. – Он симпатичный парень и он мне нравится…"

Немка вспомнила свои метания с той ночи, когда пыталась поцеловаться с ним и до сегодняшнего момента: "Все, оказывается, не так сложно. Итак, продолжим…". Через десяток минут внутренних боев Аска расставила все точки, которые в сокращенном варианте сводились к следующему: во-первых, ссорить парочку она не станет, очень уж они хороши вместе, хоть и слишком пушисто выглядят; во-вторых, если представится возможность таки поцеловать дурака, – поцелует без колебаний; в-третьих, встречаться и издеваться одновременно – извращение, а Сорью не была уверена, что готова пожертвовать вторым ради первого.

"Вот так!" – довольная собой, Аска отхлебнула чаю, обнаружила, что он уже остыл, и вдруг услышала писк электронного замка и шорох открывающейся двери. Девочка сплела пальцы и хорошенько их размяла, прикидывая, с чего лучше начать, так, чтобы Мисато не проснулась, но выражение лица вошедшего парня повергло ее в изумление: такого блаженства и почти неземной радости просто не могло существовать. Аску он еще пока не заметил.

– Вы переспали, – констатировала она вместо приветствия.

– А… А-аска?! – перепугался Синдзи, отпрыгивая в сторону. – Ты… Почему не спишь?

– Ты дурак? Который час видел?! Тебе плевать, что тебя дома ждут?

Синдзи забился в угол прихожей и затравлено смотрел на рыжую, упершую руки в боки. Осторожно, не делая резких движений, он взглянул на часы, и на его лице немедленно отобразилось неподдельное изумление и раскаяние.

– Аска… Прости… Я, правда… Мы…

Девочка, вопреки собственным ожиданиям, совсем не была в восторге от превращения счастливчика в слюнтяя, потому быстро сменила пластинку и полюбопытствовала, понизив голос:

– Ладно, замяли. Ну и как все прошло? Тебе, конечно, хорошо, но Чудо-девочке хоть чуть-чуть понравилось?

Синдзи, шокированный таким маятниковым допросом, сначала не сообразил, о чем речь, но потом соотнес смысл вопроса с ее первой репликой и немедленно залился краской:

– Аска, мы не!.. Мы просто… гуляли! Я… Провожал…

– Синдзи, я тебе не жена и не семья, так что нефиг мне врать!!! – мгновенно вернулась к ярости Аска. Синдзи задрожал, явно ожидая удара, и слабо пискнул:

– Аска! Я не вру!

Немка, собственно, уже поняла это, но решила уточнить:

– Значит, ты с ней все-таки не спал?

– Нет!

– Ну и дурак, – заключила Аска и добавила без всякого перехода. – Чаю хочешь, чудовище?

Синдзи закивал и поплелся за ней на кухню.

**************************

В темной комнате квартиры Сигеру Аобы к новенькому все не шел сон, хотя он обычно легко засыпал по команде разума. SEELE совсем не точно подготовил его к японскому Институту: ожидая встретить здесь обреченных смертников, руководствующихся высшим благом человечества, он увидел очень странных людей, озадаченных сиюминутными проблемами и переживаниями.

Каору Нагиса анализировал свое новое окружение: его опекун Аоба – музыкант, меломан, склонен к неуместному юмору, очень переживает за своего предыдущего подопечного, Тодзи Судзухару. Первые черты, по представлениям Нагисы, вполне вписывались в необходимость искать отдушины, отдых от напряженной секретной работы, но странная привязанность к едва знакомому парню, объекту научного изучения, оставалась неясна. Старший научный сотрудник Кацураги, руководящая его сегодняшним тестом, тоже была слишком сложна и неоднозначна для человека, призванного защищать будущее мира. Чтобы понять это, не надо даже с ней разговаривать напрямую, достаточно понаблюдать.

А еще ведь оставались Дети. Сорью, которая с поврежденной ногой отказалась покинуть Сон и спасла Судзухару; Икари, который не хотел убивать зараженного Тодзи, но потом спонтанно преодолел ограничители синхронизации ради Рей; Аянами… Каору отказывался понимать, что происходит с Аянами, даже прочитав рапорт о ее отношениях с Синдзи. Она вернула себе чувства, причем пошла на это осознанно и с явным желанием. Она рисковала собой, своим разумом ради спасения Икари из бездны разорванного тоналя.

Такие вещи оставались за гранью понимания Нагисы, и прежде чем выполнить свое задание, он хотел до конца понять, почему эти люди еще не сломались, воюя таким бездарным и идиотским образом и с врагом, и с самими собой. Он надеялся, что Вестники дадут ему немного времени на это.

**************************

– Нагиса Каору, Пятое Дитя. Сначала вы ознакомитесь с его делом, а потом пообщаетесь с ним самим. Приступайте.

Рей, Синдзи и Аска оторвали взгляды от Майи Ибуки и открыли лежащие перед ними папки.

С занятий Детей сегодня сняли и буквально из постелей отправили в конференц-зал Института для знакомства с новым коллегой. Все трое сильно не выспались: Аска и Синдзи, пользуясь беспомощным состоянием опекунши, увлеклись ночными посиделками и почти до двух ночи болтали на кухне, причем за это время парень словил всего два щелбана, чем весьма гордился. А потом ему позвонила Рей. Ей не спалось после свидания с ним, она общалась со своим блокнотом, и вдруг поняла, что очень скучает. Борьба с совестью закончилась плачевно для последней, и вскоре девочка с радостью выяснила, что любимый человек тоже не спит.

Результат ночных бдений сейчас выглядел печально, но поучительно: более всех страдал – от сильнейшей головной боли – Синдзи, заполучивший накануне внимание сразу двух красивых девочек. Икари невидящим взглядом сверлил первую страницу краткого досье Пятого Дитя и вдруг уперся в одну из первых фраз, которая сразу же поглотила его внимание.

– Ээээ… Ибуки-сан? Могу я задать вопрос?

– Да, Синдзи-кун?

– В каком смысле тут написано – "генетически модифицированный субъект"?

– В прямом, Синдзи-кун, – улыбнулась Майа. – Каору не просто специально обучен, как, например, Аска или Рей. Он выращен с генетическими присадками, способствующими его высокой синхронизации и стабильному состоянию в Экстрасомнии.

– Выращен? – подозрительно поинтересовалась Аска, косясь на обалдевшего Синдзи. – В инкубаторе, что ли?

Майа вздохнула:

– Технический аспект рождения не положено знать даже мне, но я хотела бы, чтобы вы…

– Чтобы мы были толерантны, – закатила глаза Сорью. – Не намекали ему на его странности, не дразнили и не тыкали в глаза его уродствами…

– Сорью! – Майа оборвала ее более для приличия, потому как девочку ожидал сюрприз. – Дело в том, что в этом нет необходимости. Каору-кун прекрасно осведомлен о своем происхождении и ничуть его не стесняется. Его воспитание прошло под чутким надзором уникальных специалистов SEELE, так что NERV не требует от вас никаких моральных ограничений…

– Тогда в чем… необходимость ознакомления с делом? И вообще, всего этого собрания? – озадаченно спросил Синдзи.

– Посмотрите на его фотографии, страницы с шестой по восьмую.

Дети полистали дело, а потом Аска и Синдзи, как по команде, уставились на Рей, продолжавшую равнодушно изучать снимки. Майа кивнула им, когда они перевели потерянные взгляды на нее:

– С точки зрения генетики, Каору Нагиса – брат Рей Аянами. С поправкой на возраст – младший на полгода брат.

– Простите… – со стороны дверей донесся тихий голос с очень четкими издевательскими нотками. – Я не мог удержаться от появления в такой эффектный момент…

Дети обернулись. У входа стоял седоволосый и красноглазый парень с фотографий в деле. Единственное отличие – на фото он везде был убийственно серьезен, а сейчас на его лице блуждала нагловатого вида ухмылка. Каору подошел к столу и первым делом поклонился даже не самой старшей Майе, а Рей:

– Приветствую, сестра. Мне давно было интересно увидеть тебя воочию.

Рей молчала, склонив голову, и пристально смотрела на него некоторое время. Обмен пронзительными взглядами двух пар кроваво-красных глаз, казалось, наполнил комнату тихим звоном, который стих лишь когда раздался едва слышный голос Аянами:

– И я тебя приветствую, брат.

Каору неуловимо поменялся в лице, став на мгновение серьезным и вроде даже удивленным. Впрочем, оборачиваясь к Майе, он вновь улыбался:

– Ибуки-сан, рад личному знакомству.

Майа кивнула, а Нагиса опять обернулся к Детям.

– Синдзи Икари… Высокая-Синхронизация-сан… Я тебя именно таким и представлял. Рад знакомству…

– Что значит – представлял? – немедленно отреагировала Аска, прежде чем розовый Синдзи смог пробормотать ответное приветствие. – Какие фантазии!

– Аска Ленгли Сорью, вне сомнения, – улыбнулся Каору, внимательно впиваясь в ее голубые глаза. – Удивительно, что два питомца SEELE до сих пор не знакомы, правда? Тем более рад встрече с тобой!

Аска буркнула что-то неразборчивое, равно похожее и на приветствие, и на пожелание сходить куда-нибудь подальше. Престарелый мальчик ей не понравился: "Такое впечатление, что ему лет пятьдесят. Так не знакомится со сверстниками! Таким тоном не разговаривают со сверстниками!!"

– Очень хорошо, ребята, что вы познакомились, – сказала Майа. – Причина такого официального представления состоит в том, что вам всем надо придерживаться некой легенды. Запомните, Каору Нагиса – самый что ни на есть настоящий двоюродный брат Рей Аянами, тоже направленный в Институт. И ничего иного ваши товарищи знать не должны. А теперь марш к выходу. У второго корпуса ждет микроавтобус, который вас отвезет в школу. Вопросы есть?

Техник улыбалась: в отсутствие похмельной Кацураги она неплохо провела маленький брифинг, и ни у кого нет вопросов или возражений. Внезапно ее удовольствие омрачилось поднятой рукой:

– Могу я спросить, Ибуки-сан?

– Да Каору-кун?

– Надо ли мне для поддержания легенды убеждать Синдзи-куна не распускать руки с моей кузиной? И насколько энергично мне это делать?

Ибуки заморгала. Пока Синдзи краснел, и даже Рей слегка розовела, среагировала, естественно, Сорью:

– Ибуки-сан, а нельзя было вырастить Нагису-куна с языком немного покороче? И могу ли я, как бывший сотрудник SEELE, исправить это упущение?

Майа пошла красными пятнами: мирное знакомство благодаря двум острякам рушилось на глазах. Аска повернулась к Нагисе, чтобы показать ему язык, но обнаружила, что парень широко улыбается и одобрительно ей кивает. Сорью немедленно вскипела, но смолчала, а Ибуки разразилась длиннейшей лекцией о необходимости налаживать отношения, которую пришлось с кислым видом слушать даже ни в чем не повинным влюбленным.

Уже на улице, подходя к микроавтобусу, Нагиса обратился к Аске, всю дорогу абстрактно возмущавшейся лишними пополнениями в отрядах и армиях:

– Знаешь, Сорью, по поводу языка… Возможно, ты позволишь объяснить тебе, для чего бывает нужен язык, кроме болтовни?

Аска забыла, как делать выдох и заполыхала, сузив глаза. Синдзи осторожно протянул руку и коснулся ее локтя. Девочка отмахнулась, сжала кулаки и прошипела:

– Я колеблюсь: разбить тебе рожу или дать по яйцам?

Каору с широкой ухмылкой поднял обе руки:

– Может, просто улыбнуться?

Сорью изумленно подняла брови и вдруг неожиданно для себя самой дернула уголком рта, немедленно отвернувшись к автобусу и недоумевающей парочке:

– Так, в машину, цирк окончен, – сказала она и вполоборота повернула голову к Нагисе. – А ты на первый раз удачно отскочил, Нагиса.

Каору улыбнулся, но когда все повернулись к автобусу, на его лице проползла тень раздумья и непонимания.

****************************

"Совершенство познания…

Да, это моя сущность. Я понимаю все, потому, что меня так создали, потому что это моя суть – познание и принятие решений, никаких ограничений и никаких преград.

Эмоции… Я знаю все о них, я читаю других, как книги. Эти люди вокруг…

Она… Любит его… Хочет его… Боится вон той девушки…

Он… Хочет есть, не может дождаться перемены… Боится, что он будет сейчас отвечать…

Он… Думает, что… Она прекрасна…

Нужно ли мне соотносить себя с книгой, чтобы читать ее? Глупость какая…

Мне весело. Они меня увлекают. У всех такие разные обложки, такие схожие содержания, так тяжело выделяемые уникальные ответвления сюжета…

Я знаю, что такое радость. Грусть. Страх. Разочарование. Я – не Рей Аянами. Это мои эмоции, и я знаю о них все…

Но почему мне вдруг стало так интересно соотносить свои эмоции с чужими? Откуда эти вопросы?

Что хотела сказать Аянами, когда назвала меня "брат"? Она была искренна? Почему Сорью в ответ на издевку и впрямь почти улыбнулась? Почему? Ей тоже было весело? Почему?

Почему?

Зачем мне это?

У меня есть цель. Когда я ее достигну, вопросы исчезнут сами собой. Но почему мне хочется пожить рядом с целью, походить вокруг, погладить ее и посмотреть ей в глаза? Зачем мне эта бездна, бездна отягощенного чувствами общения?.."

– Каору Нагиса, давай-ка посмотрим, что ты скажешь об этой замечательной задаче. Ты ведь о ней замечтался?

– Да, сенсей, она великолепна! Могу я подойти к доске и доказать всю ее прелесть?

– Нагиса!

– Простите, сенсей!

"Икари… Он заинтригован. Ему интересен я. Он слабо улыбается мне, ободряя… Почему?

Отставить… Доска… Задача… Сорью уже неприятно хихикает мне в спину. Почему?

Проклятие, ПОЧЕМУ МНЕ НЕ ВСЕ РАВНО?"

******************************

Немилосердно пекло солнце, пытая гудящую голову Синдзи.

Он вышел из школы один: Аска умчалась проведывать Хикари, а Рей вызвали в NERV. Парень грустно улыбнулся, вспоминая ее смс-ку, ему захотелось еще раз прочесть ее, и он наконец решил ответить. Синдзи открыл прочитанное сообщение с коротким признанием, улыбнулся и в который раз подивился, как легко далось Рей осознание тех слов, которые он все еще не решался сказать ей. В тени подошедшего человека экран засветился ярче.

– Она действительно любит тебя, Синдзи-кун?

Икари захлопнул флип и обернулся, краснея от негодования и смущения. Неслышно подкравшийся Нагиса улыбался, но его взгляд оставался серьезным.

– Каору? Что тебе нужно?

– Я уже спросил, – улыбка стала еще шире. – Неужели это сложный вопрос?

Синдзи внимательно посмотрел на Каору.

– Нет… Но неужели надо было подглядывать?

Нагиса пожал плечами:

– Не обязательно. Но, в конце концов, чем не повод начать разговор?

– А как насчет просто сказать "Эй, привет!" – беззлобно спросил Синдзи, массируя висок.

– Скучно, – сказал Каору. – К тому же, видишь, мы уже столько друг другу сказали, а если бы я сказал: "Эй, привет! Сестричка любит тебя?" – ты бы буркнул что-нибудь, покраснел и сбежал.

Синдзи улыбнулся: в открытой и ироничной манере Каору изъясняться было что-то притягательное. Пятое Дитя дружелюбно улыбнулся в ответ и жестом предложил двигаться подальше от школы:

– Ты не против немного пройтись? У меня есть много вопросов к тебе, Третье Дитя… О, не волнуйся, как только ты ответишь на мой первый, я, так и быть, не буду трогать ваше чувство…

…Каору возвращался домой усталый, будто весь день провел в изнурительной работе. На него навалилось общение – не социальные тренировки, не занятия по развитию социализации, не тренинги улучшения навыков общения, а именно общение. Разговор. Обмен эмоциональной информацией.

Он размышлял, ему было интересно узнать о своем временном коллеге как можно больше. Ему было приятно, что он собеседник, а не ученик или исполнитель роли.

"– Каору-кун, а каково это?…

– Быть искусственным человеком?

– Ну… Да… Если не хочешь – не отвечай…

– Но ты же спросил? Так ты хочешь знать, каково быть уродом, или нет?

– Я…

– Да ладно… Вот представь. Были люди, воспитанные без родителей медведями, волками. А меня воспитали… психологи. Представил?

– Нет…

– Вот и я – нет. А ведь так и было…

– И?

– Что – и? Сложно. Интересно. Изнурительно…"

Нагиса ухмыльнулся, вспоминая.

"Похоже, мне интереснее было выговориться, чем что-то узнать".

Но он, тем не менее, все же кое-что выяснил…

"– Нет, Каору-кун… Ну как ты не поймешь… Давай проще… Вот сострадание, забота, к примеру, когда хочется, чтобы кто-то не чувствовал ничего плохого…

– Вот котенок, Синдзи-кун. Если я задушу его, он не будет мучится – голодать, искать маму, корчиться от боли…

– НЕТ!!! Отпусти его!

– Но почему? Разве это не суть сострадания?

– Сострадание не отнимает жизнь!

– Жизнь? А если жизнь – и есть страдание? Синдзи-кун, ты как никто другой должен понимать, что жизнь – лишь сон, и иногда сон бывает кошмаром. Так зачем проникаться законами этого кошмара?

– Котята видят сны не так, как мы. И даже… Как тебе объяснить… Каждый из нас видит свои сны. Так зачем решать за других, когда им пробуждаться? Может, лучше просто помочь?

– Я не понимаю тебя, Синдзи-кун…

– Ха… Я и сам не понимаю… Слушай, раз уж ты его поймал… Давай отнесем котенка в приют? Из милосердия?

– Милосердие? Почему я должен это чувствовать?

– Не знаю, Каору-кун. Вообще-то, не должен… Но… Разве ты не хочешь?"

Каору размеренно шагал, ритмично набирая и высвобождая воздух легкими, сердце билось по-прежнему ровно, мозг работал, как и день, и месяц, и год назад, но что-то уже изменилось. Он поднял руку к глазам и потер пальцы друг о друга, вспоминая прикосновение к теплой шерстке, напрягся, прислушиваясь к едва слышному воображаемому урчанию.

Сигнал автомобиля вогнал его пульс в ритм автоматной очереди.

Парень вздрогнул, пропуская машину.

"Что это было? Черт бы побрал этого котенка…"

Общение… Эмоции, постоянная проверка реакции на сказанное, непрерывный стресс – вдруг не понравится?

"Зачем мне сны других? Черт бы побрал тебя, Синдзи Икари!"