Перегрины. Правда за горизонтом

Глава 14. Пришедший из-за моря

Имя: Благостный Морту. Место: остров Суалига

– Суалига на горизонте, благостный! – радостно заулыбался один из гребцов-ара, указывая вперед веслом. Его улыбка весьма сочеталась с солнечным небом, бодрящим ветерком и криками чаек, но Морту было наплевать на эти радости. Он лежал на циновке, скрючившись, между парами гребцов. И страдал.

– Если бы вы гребли поусерднее, мы уже могли сойти на твердую землю, а не видели ее на горизонте, – с трудом, но с огромной желчью в голосе процедил он и со стоном закрыл глаза. Наверняка этот ара улыбался, потому что видел его страдания. Мерзкий дикарь даже греб так, чтобы качка стала посильнее.

Страдания Морту ужасны. Если б он не любил так жить, то уже давно возжелал смерти. И длились они (те самые мучения) более двадцати дней. После приказа Крукса он отправился на пустынно-болотистый Авемкей. Оттуда, развернувшись обратно, каноэ со священником прибыло на Керикей – самый южный островок, где жили портойи. По пути от него до Патериума их каноэ попало в настоящий бушующий хуракан. Лодку болтало по гигантским волнам. Морту вжимался в дно, не переставая молиться ЙаЙа и Исусу о спасении. Он и водным духам ара молился бы, да не умел. Священника крутило и выворачивало наизнанку. От ужаса заходилось сердце. Он не открывал глаз до того момента, когда нос каноэ уткнулся в вязкий песок. И пусть гребцы потом говорили лишь о небольшой непогоде, Морту точно знал, что только его молитвы спасли их всех от гибели.

С Патериума он не хотел уезжать. Старательно благословлял уже свершенные браки, крестил детей, освящал могилы, которые появились после прошлого прихода священника. Работы немного, но Морту делал ее неспешно и крайне старательно. Он придумывал отговорки, опасные приметы и откладывал отплытие. Гребцы терпеливо ждали, в сущности, им было всё равно, где и как служить портойям.

А вот священник злился на себя. Потому что понимал: плыть-то придется. Рано или поздно. А совсем скоро наступит пора хураканов. И тогда шанс погибнуть в море вырастет в несколько раз. Но, даже понимая это, он не мог заставить себя выйти в море. А на острове не нашлось никого, кто мог его к этому принудить. Лишь на шестой день Морту решился плыть на Лиамуигу и то лишь потому, что до нее было совсем недалеко. Малую часть дня гребли по легкой воде всё равно были неприятны, но немного успокоили его на фоне прошлых ужасов. Поэтому на Суалигу ара направили каноэ без задержек со стороны их временного господина.

И вот приближался последний остров. Край портойского мира. Вообще, край ВСЕГО мира – не считать же краем безводный и безжизненный Инкультерий. «Зачем? Зачем владыка послал меня сюда? Что плохого я сделал ему? Вредный мстительный старикашка!» – стонал про себя Морту и старательно гнал мысль о том, что ему еще предстоит путь обратно.

– Мы входим в гавань, господин! – опять со своей издевательской улыбкой сообщил тот же ара. Морту заставил себя открыть глаза и сесть: в этом отвратительном Багуа есть только одно удовольствие – видеть приближение земли.

Берег возле Аквилонума – местного портойского поселения – нельзя назвать настоящей гаванью: всего лишь пологий полукруг чистого песка без опасных камней и скал у берега. В нескольких шагах от линии прилива на песке лежали около десяти каноэ. Лежали тремя группами, что неудивительно, ведь в Аквилонуме жили три семьи портойев. Дальше вверх по пологому склону стояли усадьбы и лачуги слуг. Негусто после архитектурного богатства Рефигии Ультимы. Но это земля! А любая земля – настоящее счастье!

Каноэ вгрызлось в берег, два ара быстро выпрыгнули и потащили его прочь от воды. Прочь от воды! Морту перевалился через борт и какое-то время просто лежал на песке. Но от Аквилонии уже шли встречающие. Встав и отряхнув все три юбки, благостный спешно принял достойную позу. Встретили его трое, Морту знал только одного – грузного плечистого Валера Протита, который словно нацеливался на него своим длинным прямым носом и буравил карими глазами. Здесь же оказались и двое глав остальных семей, которые сами назвали себя. Таргей Той-Мехено, лысый, несмотря на свои 40 лет, был дальним родичем большого клана Мехено с Вададли, но совершенно непохожим на этих чернявых широконосых нелюдимых земледельцев. Мотогути Петроцидум выглядел сущей развалиной: глаза почти скрывались под нависшими мохнатыми бровями, полусогнутое тело практически висело на посохе.

Главы первым делом проводили Морту к кресту на площади Аквилонии.

– Вы хорошо содержите место Креста, – важно кивнул священник. – Здесь и соберемся на вечернюю молитву. Расскажите мне, были ли у вас свадьбы с момента последнего приезда одного из нас?

– Мой четвертый сын впервые женился, – ответил старший из Протитов, и, невероятно, но взгляд на его суровом лице потеплел. – Только вот его пока нет на острове.

– А умершие в твоей семье есть? – поинтересовался Морту. Улыбка главы стала каменной, а потом медленно сползла с лица Валера. Он пристально посмотрел на предзакатное море и коротко бросил:

– Нет, – и двинулся к усадьбе собирать семью.

…Закат был прекрасен. Солнце подкрашивало редкие облачка лиловым цветом, а море – золотым. Крест отбрасывал могучую тень – место выглядело прекрасно. На площади собрались более шестидесяти портойев – от мала до велика – и с десяток слуг-ара – тех, кто был крещен.

– Благословенные сестры и братья во Кресте, – начал вечернюю молитву Морту. – Давайте возблагодарим всемилостивого ЙаЙа и милосердного Исуса за благодать жизни! За тот мир, что они даровали нам здесь, на Прекрасных островах! Амен, ЙаЙа, створившему мир!

– Амен, ЙаЙа! – нестройно провозгласили аквилонумцы.

– Амен, ЙаЙа, одолевшему Мабойю и погрузившему его в пучину морскую!

– Амен, ЙаЙа! – уже дружнее прозвучало в ответ.

– Амен, ЙаЙа, пославшему в мир своего сына Исуса ради спасения наших…

– Каноэ! – вдруг рассек воздух чей-то вопль, и Морту физически ощутил напряжение, которое переполняло этих людей. Как будто молния прошлась по скамеечкам подле Креста. Некоторые вскочили с мест – в основном это были Протиты – и начали вглядываться в море. Увлеченный общим волнением священник обернулся и действительно заметил в расцвеченных водах Багуа черный силуэт лодки. Волны стремительно несли ее к острову.

– Благостный Морту, мы продолжим молитву несколько позже, – безапелляционно извинился старший Протит и первым направился к берегу. За ним потек людской ручеек, и вскоре возле Креста не осталось никого кроме нескольких робких ара. Морту возмутился было столь вопиющим пренебрежением к ритуалу, но любопытство пересилило, и он поспешил за всеми.

Священник приблизился к толпе, когда каноэ уже боролось с бурунами в зоне прибоя. Старший Протит стоял, скрестив крепкие руки на груди.

– Вытащите каноэ, – не глядя, скомандовал он, и несколько портойев и слуг побежали в воду, пытаясь поймать скачущую по волнам лодку. Солнце опустилось за горизонт, когда ее, наконец, вытащили на песок. Из каноэ выскочил косматый юноша и прямиком устремился к Валеру. Тот положил руки ему на плечи и, пристально глядя в глаза юноше, коротко бросил:

– Ну?

– Да, отец! – просиял парень. – Я нашел ее!

И Протит стиснул в объятьях вернувшегося сына. К этому времени из каноэ вылезли еще пять человек. Морту разглядел двух портойев младше первого и троих дикарей. Валер тоже их рассмотрел и спросил с тревогой:

– А что с Пуаблием?

– Он жив, отец! – поспешил успокоить его юноша. – В дороге он получил серьезную рану. Поэтому пока остался. Там.

– Что ж, прекрасно! Семья, идем домой! Таргей, Мотогути, – обратился Валер к главам остальных семей. – Я приглашаю вас в мой дом. Этот разговор будет интересен и для вас.

Тут он заметил Морту, стоявшего с разинутым ртом, и слегка наклонил голову в почтительном поклоне:

– Прошу вас также прийти к нашему костру, благостный. В моем доме вы найдете сытный ужин и удобный ночлег.

Двор Протитов был забит людьми. Хотя звали лишь глав Той-Мехено и Петроцидумов, внутрь усадьбы правдами и неправдами пробрались многие мужчины из этих семей. Только сан священника позволил Морту пробиться в этой толчее и занять место в первом ряду. У костра стоял Валер и рассказывал удивительную историю о том, как к берегам Суалиги прибило каноэ с чужими людьми. Это были не ара и не Первые.

– Не думаю также, что это были дикари с южного Теранова, – краем рта усмехнулся глава Протитов. – До той земли долгие дни пути и десятки островов, где бы оных наверняка заметили. В общем, наша семья решила найти родину этих людей. На свой страх я отправил в Багуа троих сыновей, и вот сегодня они вернулись. Валетей, расскажи нам, как всё было! – и гордый отец протянул руку лохматому юноше.

Тот сидел, приобняв девушку с удивительными чуть красноватыми волосами. Та пыталась расчесать его спутанные лохмы. Ласково убрав ее руки, парень легко вскочил и вышел к костру. Глаза его горели, он не мог сдержать улыбку, так что даже те, кто не слышал его короткого диалога с отцом, понимали – загадочная земля найдена.

Волнуясь, Валетей стал подробно описывать их долгий и опасный путь. Постепенно он вошел в раж, стал расхаживать вокруг костра, оживленно жестикулируя. Морту слушал его, и от этого рассказа ему стало плохо. Невольно представлял он, каково это – оказаться в маленьком каноэ посреди опасного и враждебного Багуа, и смертельный ужас начинал царапать его тело. От истории про тибуронов благостный похолодел, ему захотелось вцепиться руками в соседей. А потом рассказ дошел до Стены Мабойи – одинокой волны, которая расходится по Багуа от тяжких вздохов заточенного на дне морском Отца Зла.

– Опенья мне объяснил, что та волна и есть Стена, – грустно улыбнулся Валетей. – Только до наших островов добирается лишь тень этой Стены… А эта была огромна! Наше каноэ чуть ли не вертикально взлетало на ее гребень. Признаюсь, я испугался сильнее, чем при нападении тибуронов. Но, когда нас все-таки вынесло на ее вершину, это было, как озарение. Словно ЙаЙа протянул нам руку, – Морту встрепенулся, услышав эти слова. – За Стеной еще светило солнце, а с высоты волны я ясно увидел землю на севере!

Люди, до этого мига, почти не дышавшие от сопереживания, радостно загалдели. Земля! Таинственная чужая земля!

– Но тут мы начали падать, – взволнованно продолжил Валетей. – Удар был такой сильный, что всех слегка оглушило. Я кричу: «Друзья, я видел землю! Давайте же грести!» Но они меня не понимали. Снизу землю не было видно, солнце стремительно падало за горизонт – чуть позже позже я бы уже ничего не рассмотрел… Проплыли бы мимо и сгинули в Багуа, почти без воды, почти неуправляемые. После Стены у нас всего два весла сохранились.

Валетей на миг смолк, весь пережитый ужас снова проснулся в нем, это было видно по его глазам.

– Хвала Исусу! Хвала ЙаЙа! За то, что не оставили своей заботой путников! Не бросили в дороге славных перегринов! – Морту быстро понял, что это самый подходящий момент напомнить о себе и о богах, которых он тут представляет.

– Воистину хвала! – словно очнувшись, вновь заулыбался молодой Протит. – Я смог запомнить направление, в котором видел землю. Разобрав оставшиеся весла, мы с Опеньей начали грести, остальные помогали нам руками, даже раненый Пуаблий, когда был в силах, старался подгребать. Тут уже не до открытий – земля была нашим единственным шансом выжить.

Стемнело быстро, но мы продолжали плыть. Луна долго не всходила, но Опенья уверял меня, что слышит шум прибоя, и уже сам направлял каноэ. Когда же луна вылезла из-за облаков, земля вдруг оказалась совсем близко – в пяти сотнях шагов. Берег был, как одна большая скала. Волны с такой силой расшибались о них, что нас просто разметало бы по камням. Грохот стоял страшный, при том, что сильного шторма на море не было… Зато мы издалека слышали землю, – вновь заулыбался Валетей. – Как ни дико это выглядело, но мы начали изо всех сил грести от берега, чтобы хоть как-то погасить скорость удара. Рулить в таком водовороте особо не получалось, но мы выцелили место меж двух скал. Волна подняла нас и посадила прямо туда.

Это была земля, друзья! Такое счастье! Сил почти ни у кого не оставалось, но я велел братьям собрать весла и уцелевшие тыковки с водой. Вместе с Опеньей и Уальчалем мы вытащили из каноэ Пуаблия и по камням донесли его до ближайшего ровного места, куда не доходили волны. Опенья еще вернулся и примотал каноэ к выступу скалы остатком якорной веревки. А потом мы уснули без сил.

Я проснулся, когда солнце основательно прижаривало меня. Багуа стал тише, чем ночью. Я растолкал всех, и мы выпили последнюю имеющуюся у нас воду. Затем я велел Опенье проверить каноэ, братьям – промыть раны Пуаблия. А мы с Уальчалем полезли на гору. Кори упорно не узнавал местность, но я надеялся, это лишь потому, что, по словам дикарей, их остров огромен. Мы поднимались долго, а когда оказались на вершине, я увидел море на другой стороне. Этот остров оказался совсем маленький! Заметно меньше Суалиги. Здесь почти не росли деревья, и наверняка не было ни ручьев, ни пресных озер. «Это твоя родина?» – спросил я Уальчаля недоуменно. «Нет, конечно, – отмахнулся тот. – Я не знаю, где мы. Может быть, это Никаки – островок далеко на востоке от моей земли. Но не знаю точно – я не бывал здесь ни разу».

Да, друзья, это оказался далеко не конец пути. Но была и радостная новость: с горы я рассмотрел еще один остров на западе. Заметно крупнее нашего и густо поросший деревьями. По воде до него миль десять. О чем я и рассказал остальным спутникам. Опенья доложил, что волны ночью спихнули каноэ вниз, но веревка его удержала. Признаюсь, я тогда обнял и расцеловал моего старого доброго ара. Впятером мы вытащили каноэ и пронесли его три мили, пока не нашли пологий берег. Затем я послал братьев за Пуаблием, а мы пока сделали несколько шестов, которые хоть немного могли заменить нам потерянные весла.

Уложив Пуаблия, мы отчалили и до заката попали на второй остров. Здесь, наконец, нашлись питьевая вода и подходящие деревья для весел. Братья с Опеньей принялись их мастерить. А я снова пристал с расспросами к Уальчалю. Увы, кори вновь пожимал плечами и лишь предположил, что этот остров называется Микчан. Мне уже начало казаться, что дикарь выдумывает названия на ходу. Наше путешествие стало походить на какую-то сказку. Потому что за Микчаном стал виден еще один остров – еще больше второго и еще гористее.

С рассветом мы отправились на юго-запад и задолго до полудня достигли опасных скалистых берегов третьего острова. Огибая его, через несколько миль мы нашли удобную бухту, и тут Уальчаль завопил: он, наконец, увидел знакомые места. По его словам, остров назывался Куапетока. Люди тут не жили, но у его берегов в изобилии водились стада манути. Его земляки часто приплывают сюда поохотится. Это самое дальнее место, куда они решаются плыть.

Теперь кори уверенно вёл наше каноэ дальше на запад. Да, там снова лежал остров – под названием Чоль Атик, еще больше прежних. Я вам скажу, он почти не уступал размерами нашей родной Суалиге! Но там тоже слишком много гор.

Четвертый остров находился подальше – мы плыли до него полдня – и был поменьше предыдущего. Пасахе – так он называется – оказался ничем не примечательным, и мы решили здесь не задерживаться, лишь набрали воды. Следующий остров виднелся уже не на западе, а на юге. Мы приблизились, и очень скоро мне стало ясно, что он больше Суалиги: с запада на восток он растянулся больше чем на 20 миль. Возможно, он даже больше Вададли.

«Это Капачин, – пояснил Уальчаль. – Здесь уже живут люди. И они – наши враги». Из расспросов я понял, что местные жители – одного языка с кори-сибонеями. Они очень хотят переселиться на большую землю, где живет народ Уальчаля, а его соплеменники изо всех сил островитян не пускают. Отсюда и вражда. Мы решили не подходить к берегу ближе, чем на триста шагов, чтобы успеть сбежать от возможных преследователей.

Валетей перевел дух. В небе царила глухая ночь. Морту было очень интересно, но морская дорога так вымотала его, что священник засыпал помимо воли. Соседи почтительно теснились, и постепенно толстяк отвоевал себе место на то, чтобы лечь калачиком. Он слушал изо всех сил, но последние слова проникали в него уже сквозь сновидения, в которых плавники тибуронов рассекали гигантские волны.

– А когда мы оставили позади Капачин, моему взору предстала родина Уальчаля, – плавал в снах Морту голос юноши. – Никогда я не видел ничего подобного. Зрелище не менее величественное, чем Стена Мабойи, только в нем не было ничего ужасного. Я видел пенистую полоску суши, синеватые дымчатые горы. Береговая линия шла на север, как бы окружая нас и теряясь около линии горизонта. Ближе к югу она, наоборот, удалялась и постепенно сливалась с морем, так что я не мог понять пределов этой земли. Она явно была больше и Вададли, и красавца Папаникея, может быть, даже…

Морту впервые видел море и не боялся его. Словно, сказка вокруг, словно, он стал частью сказки. А в сказке глупо чего-то бояться.