Перегрины. Правда за горизонтом

Глава 20. Полпальца до земли

Имя: Валетей Протит. Место: остров Порто Рикто

До земли недоставало ровно полпальца. Случайно так вышло, либо кори сделали это намеренно, но Валетея подвесили за руки ровно настолько, что до земли оставалось всего ничего. Причем, если перекосить тело, потянуться одной ногой, то можно слегка коснуться тверди. Да опора эта была столь ненадежной и зыбкой, что всё равно основная тяжесть оставалась на запястьях. Их крепко обмотали грубой веревкой из пальмовых листьев и прикрутили к толстому суку, торчащему обломанной костью из тела столба.

Запястья уже были стерты в кровь. Пальцы онемели, и ими не получалось пошевелить. Суставы рук жутко болели. А до земли не хватало всего полпальца. Чтобы встать на носочки, на обе ноги и хоть на несколько мгновений ослабить боль в руках.

Валетей Протит висел на позорном столбе, как некогда висел дикарь, беглец и слуга Петениц. Его соплеменники быстро учились. Правда, бить кнутом они его не стали. Вообще ничем не били. Лишь дружно накинулись, связали и подвесили. Так, чтобы видел лежавший на подстилке Петениц.

Тот, кстати, не радовался этому. Не улыбнулся даже. Дикарь долго смотрел на безропотно висящего портойя.

А потом заплакал.

Женщины унесли Петеница в ближнюю хижину. Цани собрал всю огромную толпу охотников, велел им не шуметь. После чего указал копьем на взгорок и легким бегом повел всех за собой. Туда, где остановились на привал ничего не подозревающие башенники.

А Валетей остался висеть у столба. Брошенный всеми своими людьми. Преданный личным слугой. И при этом он давно не ощущал такое удивительное состояние покоя. Всё страшное осталось позади. Позади остался страх: неужели его друзья бросят? Позади осталась боль от справедливых упреков Цани, в ответ на которые он мог либо лгать, либо молчать.

Висеть было больно, но этой болью Протит словно искупал то зло, что принес местным. То зло, которое его народ принес сюда.

«Я почти как Исус», – усмехнулся про себя Валетей.

Ему было покойно. Всё случилось, как только и могло случиться. Он связан и уже никак не сможет повлиять на ситуацию. Ни спасти, ни усугубить. Как же это было хорошо – трусливо, но хорошо! – когда от тебя уже ничего не зависит.

Это был худший день в его жизни. Приезд Луксусов, разговор с Прецильей, разговор с Гуильдой… Потом эта история с Петеницем, башенники, оставившие его: мол, иди и умирай. Оказалось, что Валетей не нужен никому. Добрый друг Цани его ненавидит. И довершила всё рука Опеньи на плече.

Рука изменника.

Опенья не просто предал своего хозяина. Он оказался здесь чуть ли не самым главным! Именно он приказал связать Валетея и подвесить на столбе. Что сибонеи и проделали со злорадными усмешками.

Когда охотники устремились за Цани в бой, старый ара ненадолго задержался у столба. Постоял, затем сделал пару шагов назад и полюбовался на висящего портойя. Так патрон Крукс любовался, завершив рисунок из Слова Божьего на очередной каменной плите.

– Ну? – улыбнувшись краем рта, требовательно спросил ара. – Каково это – почувствовать себя слугой, мой юный господин?

Валетей молчал. Но Опенья жаждал выговориться.

– Знаешь, когда я был помоложе, я бывал на Промежных островах, где живет мой народ и где нет ни одного Первого. Представляешь, мой юный господин, ни одного поганого Первого! Даже не пахнет! И знаешь, как они живут? Прекрасно! Строят простенькие хижины, делают простенькие лодочки, ловят рыбу и зверя, собирают плоды земли. Они делают, что хотят… господин. Как же там хорошо!

И снова тишина.

– Ты, наверное, удивишься. Как же так? Как же можно быть счастливыми без вас, без Первых? Ведь вы столько нам дали. Нежных кур и сытный ячмень, крепкие жилища и удобные сандалии. Вы дали нам веру в Исуса… Да гори он огнем, ваш лживый Исус! Который учит любить людей, но который дал вам право подчинять людей! Всё, что вы нам дали – это столб и кнут!

Опенья приблизился к безмолвному Протиту.

– Пока вы, Первые, не появились на Прекрасных островах – все ара здесь жили счастливо. Как ныне только на Промежных и живут. Никаких кур и каменных домов. И никаких столбов и веревок для связывания рук! Каждый был волен жить так, как ему хочется. Поверь мне, юный господин, это слаще любой ячменной лепешки.

Впрочем, думаю, ты уже начинаешь это чувствовать. Слова плохо помогают понять другого. А вот связанные руки – гораздо лучше. Пройдет всего одна хора – и тебе станет страшно. Страшно, что это навсегда. Что до скончания своих дней ты будешь терпеть и страдать. И выполнять лишь то, что велят тебе другие люди. Каково тебе будет, мой юный господин?

Протит попытался отвернуться, но выходило плохо.

– Каждый день моего плена, моей службы вашему поганому народу я ненавидел вас! Я мечтал убить каждого. Собственными руками. И я скажу тебе больше – я убивал. Я пускал вашу богоизбранную кровь. Но вскоре я понял, что так ничего не добьюсь. Рано или поздно меня поймают и убьют. И ничего не изменится. Мой народ по-прежнему будет прислуживать вам, терпеть побои и унижения.

Я не знал, как мне быть. Не видел способа изменить порядок вещей. Но духи смилостивились, и я попал в вашу семью. Вместе с Протитами я попал на Суалигу. Пытался подбить местных ара напасть на три портойские семьи, основавшие Аквилонум. Но те были слишком слабы духом.

А потом вы сами открыли мне путь! Лично ты, господин, привел меня сюда – в землю свободных людей! Сибонеи крепки духом, их так просто не сломить. Конечно, вы были хитры: прикрыли свои тибуроньи пасти масками безобидных манати. Но я не сомневался – очень скоро вы покажете свои зубы. Вы – Первые – не сможете быть друзьями. Вы умеете только порабощать.

Опенья уселся на обрубок бревна.

– Главное, чтобы местные не поняли это слишком поздно. Когда веревки уже обмотают их руки и шеи. И я стал ходить сюда. Я не спешил, мой юный господин. Кому-то помогал сделать топор, кому-то – подправить стену нового дома. А за работой всегда есть время поговорить. Ты бы знал, как они удивились, когда узнали, что я не портой! Как трудно им было объяснить, что ара – это уже не народ. Это судьба. Чистые прекрасные люди, в их головах просто не укладывалось, что один человек может подчинять, угнетать другого. И считать такую жизнь справедливой.

Старый ара покачал головой.

– Многое им можно было рассказать. Как вы завоевали Папаникей. А когда вас прогнали оттуда, вы опять стали завоевывать. Заселили северные острова и всех местных ара сделали своими слугами. А можно было рассказать еще и бьоргах. Которые тоже Первые. И которые своих ара вообще практически превратили в бессловесных животных. Они нас называют даже не слугами, а страшным словом – раб.

– Знаешь, – добавил Опенья. – Как они не хотели мне верить! Говорили, что так не бывает. В сердце я слезами обливался. Хотел кричать им: опомнитесь, вы следующие их жертвы! Но молчал. Боялся отпугнуть. Не верите, ну и не верьте. А давайте я расскажу вам, как сделать портойское копье? И они, словно дети, сразу успокаивались, веселели. Тащили мне кремень, каменную кровь Земли и просили – учи! А я делал с ними копья и молился всем духам, чтобы это знание продлило дни их свободы. Кори стали приходить из разных селений, и я умолял их никому не рассказывать обо мне. Говорил им, что я всего лишь невольник, слуга – и за такое меня жестоко накажут.

Опенья степенно встал и снова подошел к Валетею.

– Что скажешь, мой господин, я ведь не соврал им? Наказал бы меня за такие уроки? У столба да бичом!

Снова кривая легкая усмешка. И снова Протит ничего не стал говорить. Что тут скажешь?

– А потом вы отплыли на Капачин. Конечно, ты умен, господин мой. Нельзя, чтобы манати* охотились, как тибуроны. Потому ты очень мудро распорядился – на этой земле никому не говорить о походе. Даже своим ара. Но разве утаишь такое в селении? Особенно когда предводитель вернулся со сломанной рукой да еще пяток портойев с ранами. Когда так хочется похвастаться своими победами, тем более перед женой. А что узнала женщина…

Опенья хихикнул, но радость плавно погасла на его лице.

– Я рассказал сибонеям о вашем походе. Об убитых и плененных людях моря. Кто-то опять не смог в это поверить. Несколько дурачков даже обрадовались, что были побиты их старые враги. Но самые мудрые после подошли ко мне и спросили: что нам делать? Мы не хотим разделить судьбу капачинцев.

– И я начал их учить, – уже увлеченно заговорил слуга. – Сибонеи из других селений стали приходить не по одному, а по десятку. Я велел им приходить только лесом, а не морем. Велел скрываться от пришельцев. Каждый раз мы уходили тайной тропой в самую чащобу. И там я их учил… Ты, наверное, улыбнешься, мой господин. Чему может научить старый слуга, дикий ара? Ты прав – я далеко не Черноголовый Мехено. Воевать я не особо умею. Но в лесу я учил их главному. Настали тревожные времена, говорил я, только убив врага, можно выжить. Победить вы сможете только все вместе, по одному вас уничтожат. А еще я каждую хору вдалбливал им одну истину: портойям верить нельзя.

Опенья затих и с какой-то нежностью погладил столб грубой ладонью.

– Уж не знаю, насколько хорошо я их этому научил, – вздохнул он. – Возможно, вскоре они бы и забыли мои слова, которые просто лишь слова. Но вы, портойи, не подвели меня! Не зря я верил в вас. В вашу подлую душу. Привезти сюда с Суалиги Петеница, подвесить его на столбе наказаний и прилюдно бить бичом! Когда я увидел это, я поверил, что духи на моей стороне! Ты бы видел, как разъярились местные, когда узнали об этом! Мне не нужно было ничего им говорить, не нужно было призывать к бою. Они готовы!

Ара обошел Валетея с другой стороны, чтобы поймать его взгляд.

– Вам конец, – задушевным тоном произнес он. – Я даже не думал, что доживу до этого момента. Мог лишь надеяться. Но видит небо – время пришло! Сейчас в бой пошли полсотни охотников. Умеющих и готовых убивать. Я разослал мальчишек, и скоро сюда придут еще сибонеи. Мы вырежем портойское зло под корень. А там, на востоке, вас все-таки добьют ферроты. Макатийцы уже уничтожены, скоро придет черед и портойев, и бьоргов. Никаких Первых с их подлостью и жестокостью. Прекрасные острова и эта Земля станут свободными. По счастью, многие ара еще смогут этим насладиться. Мы жили тут до вас, будем жить и после. А о вашем проклятом семени останутся лишь страшные легенды.

Опенья широко улыбнулся.

– Я очень хочу, чтобы ты прожил как можно дольше, мой юный господин, и увидел это своими глазами.

– Мехено остановит вас, – заговорил наконец Валетей. – Вы рассыплетесь о щиты башенников, как волны о скалы. Потом вас будут гонять по лесам, пока не добьют… И я вовсе не радуюсь этому… Мой верный слуга. Знаешь, говоря о нас, ты в чем-то прав. Но не прав в главном – ведь все могут меняться. Я чувствовал, что именно здесь, на Порто Рикто, всё могло пойти по-другому, по-новому. Первые-портойи и дикари-сибонеи могли построить совсем другие отношения. Равные. Дружеские. Всё для этого здесь было. Но нет. Звериное в человеке всегда побеждает. Ненависть всегда сильнее доброты. Твоя ненависть, ненависть Прецильи. Победили вы, ваша ненависть, независимо от того, чья сторона выиграет в итоге. На этой Земле теперь возможно только насилие.

Опенья замолчал. Но уголок его рта снова пополз в сторону, выстраивая кривую улыбочку.

– Красивые слова… Человека, который недавно на Капачине вырезал целое селение.

Валетей закрыл глаза.

– Ты повиси тут, а я пойду посмотрю, как наши волны разбиваются о ваши скалы. Посмотрим-посмотрим.

Старый ара развернулся и двинулся в сторону взгорка.

Валетей глядел ему вслед. Как грело, когда Опенья – единственный – пошел вслед за ним. Все отвернулись, а он пошел. Словно тонешь, а тебе сквозь давящую воду руку помощи протянули. И тянут наверх, к желанному воздуху лишь для того, чтобы вонзить нож в грудь.

Вот так и угасла последняя надежда. Боль не ушла, она стала тупой и далекой. А по телу разлился вечный покой. Безнадежный.

Охранять пленного Валетея оставили двух подростков – тоже идея предусмотрительного Опеньи. Мальчишки с ножами и дубинками сидели поодаль, одновременно гордые от порученного задания и грустные от того, что их не взяли на войну. Сидели демонстративно спиной, выказывая портойю всё свое презрение. Долгое время они старались сохранять торжественное молчание. Но молчать – это надо еще уметь. Тем более когда делать нечего, а рядом так же скучает приятель. Вскоре они уже увлеченно перешептывались за малопонятной для Валетея игрой в камешки.

Вдруг в воздухе раздался тихий шелест. Звук по-своему приятный для уха. Только вслед за звуком из воздуха появилось копье. С блестящим железным наконечником.