Переправа

Глава двадцать седьмая

Нельсон гонит машину к участку, настроение у него скверное. Так называемые полученные сведения оказались полнейшей чушью. В одной из пивных в Кингс-Линн был замечен человек, похожий на Эрика Андерсена. Но, приехав в эту пивную, Нельсон обнаружил там вечер народной музыки — следовательно, под описанную внешность подходил каждый мужчина: седая косичка, самоуверенное выражение лица и так далее.

Нельсон злится на дождь, затерявшись в потоке машин воскресного вечера. Потом думает: «Черт с ним», — и включает сирену. Ему начинают уступать дорогу, и это уже совсем другое дело.

Господи, он надеется, что с Рут ничего не случилось. Она должна сейчас спокойно ехать в Лондон. Вряд ли Эрик попытается с ней связаться. Втайне он уверен, что тот уже покинул Англию, сел вчера ночью на поздний самолет и летит в… как называется этот город в Норвегии? Да, Осло. И, сидя в каком-нибудь кафе в Осло, пьет свои норвежские напитки и смеется от души.

Дежурный сержант сообщает Нельсону, что Рут забрала свою машину час назад. Нельсон хмурится. Слишком поздно, это ему не нравится. Чем она занималась весь день? Он разговаривал с ней в обеденное время, она должна была сразу выехать.

У двери в кабинет его останавливает женщина-полицейский. Нельсон не знает ее имени, но заставляет себя улыбнуться. Женщина молодая (они становятся все моложе), вид у нее нервозный.

— Э… старший детектив-инспектор, у вас посетитель.

— Да? — произносит ободряюще Нельсон.

— Он у вас в кабинете. Своего имени не назвал.

«Какого черта его не остановили внизу?» — раздраженно думает Нельсон. Распахивает дверь и видит полу пурпурного плаща.

На его стуле непринужденно сидит Катбад. Ноги в грязных кроссовках покоятся на столешнице. Нельсон замечает грязь на своем девственно-чистом перечне неотложных дел.

— Уберите ноги с моего стола! — рявкает он.

— Надо сдерживать гнев, старший детектив-инспектор, — говорит Катбад. — Вы наверняка потревожили созвездие Овна.

Однако ноги со стола убирает.

— Теперь слезайте с моего стула, — командует Нельсон, тяжело дыша.

— Нам ничто не принадлежит в этом мире, — возражает Катбад, но поспешно вскакивает.

— Приехали сюда, чтобы нести ньюэйджерскую чушь?

— Нет, — спокойно произносит Катбад. — Чтобы сообщить вам кое-что об Эрике Андерсене. Хотел лично известить вас об этом, потому ускользнул, когда двое ваших… э… стражей были заняты другим делом.

При мысли о полицейских, отправленных следить за Катбадом, Нельсон сжимает кулаки. Тоже мне наблюдатели. Чем, черт возьми, они занимались? Небось сидели в машине, лишь бы не мерзнуть на морском берегу в Блэкени. Болваны!

— Что именно сообщить? Если о вечере народной музыки, то зря теряешь время.

Катбад пропускает это мимо ушей.

— Эрик звонил мне час назад. Сказал, что собирается повидать Рут Гэллоуэй.

Сердце Нельсона начинает биться чаще, но он заставляет себя сохранять спокойствие.

— С чего это вы вдруг захотели помогать полиции?

— Полицию я недолюбливаю, — надменно говорит Катбад, — но терпеть не могу любые формы насилия. Голос Эрика звучал ожесточенно. Думаю, ваша приятельница доктор Гэллоуэй в опасности.

Рут лежит в камышах, прислушиваясь к реву прилива, к вою ветра, и думает: «Черт возьми, что мне теперь делать?» Вернуться в дом она не может, и с каждой секундой опасность на Солончаке нарастает. Скоро сюда дойдет прилив. Но Рут не собирается прятаться в грязи и ждать смерти. Нужно найти выход; бежать в любом случае лучше, чем дожидаться, пока ее схватит Эрик. Она начинает пробираться через камыши, склонив голову от ветра.

Сильный раскат грома едва не валит ее с ног. Звук такой оглушительный, словно столкнулись два экспресса. Молния тут же окрашивает небо в белый цвет. Господи, гроза, должно быть, прямо над ее головой. Не ударит ее молнией? Еще один раскат грома заставляет ее инстинктивно броситься на землю, закрыв голову руками. Она лежит в мелком потоке. Это опасно. Вода проводит электричество, так ведь? Она даже не может вспомнить, резиновые ли у нее подошвы. И ползет на животе. Так она представляет Первую мировую войну: лежишь лицом в грязи, над тобой рвутся минометные мины. А это, разумеется, ничейная земля. Собравшись с силами, она медленно продвигается вперед.

Нельсон, стиснув челюсти, как сумасшедший гонит машину к Солончаку. Рядом с ним, что-то мурлыча себе под нос, сидит Катбад. Не самое приятное соседство, но существуют две важные причины, по которым он занимает пассажирское место в «мерседесе» Нельсона. Во-первых, Катбад утверждает, что знает Солончак «как свои пять пальцев», во-вторых, Нельсон не хочет терять его из виду ни на секунду.

Клаф и Джуди следуют за ним в полицейском автомобиле. В обеих машинах включены сирены, но движения на автостраде почти нет. Бушующая над ними буря загнала всех в дома.

На новой дороге Нельсон узнает машину Рут и вздыхает с облегчением. Потом видит открытую, болтающуюся на ветру дверь, и у него сжимается сердце. А когда входит в гостиную, оно едва не выскакивает у него из груди. Комнату оглашает жуткий вой. Нельсон останавливается, и Катбад налетает на него.

К досаде Нельсона, кошачью переноску замечает именно Катбад и идет вызволять Флинта.

— Выходи на свободу, кошечка, — невнятно бормочет он. Дважды приглашать Флинта не нужно. С возмущенно распушенным хвостом он выбегает в открытую парадную дверь. Нельсон надеется, что он еще вернется. Ему не хочется, чтобы и этого питомца Рут ждал жестокий конец.

К тому времени, когда подъезжают Клаф и Джуди, Нельсон уже обыскал крохотный коттедж. Там нет ни Эрика, ни Рут, но у двери стоит упакованный чемодан и на полу, словно доисторическая птица, валяется брошенный зонтик. Катбад пристально осматривает лежащий на столе изогнутый металлической предмет.

— Что это? — спрашивает Нельсон.

— Похоже на торк железного века, — отвечает Катбад. — Исполненный магии.

Нельсон сразу же теряет интерес.

— Далеко они уйти не могли, — говорит он. — Джуд, Клаф, расспросите соседей, не слышали ли они чего-то. Вызовите по радио собак и вооруженную группу поддержки. А мы с вами, — он крепко берет Катбада за руку, — совершим небольшую прогулку на Солончак.

Рут, низко пригибаясь, бежит по Солончаку. Падает ничком в грязный поток, выбирается из него на четвереньках, ощущая вкус крови во рту, и снова падает, на сей раз в окно около фута глубиной. Отфыркиваясь, с трудом поднимается на ноги. На болоте много таких окон, некоторые достигают в ширину нескольких футов. Она возвращается по своим следам, находит более твердую землю и снова бежит.

На бегу Рут потеряла ботинок, брюки ее порвались. Слава Богу, благодаря полицейской куртке она не промокла насквозь. Надо идти, это ее долг перед Нельсоном. Если на болотах найдут еще одно тело, его карьере конец.

Она плотнее запахивает куртку и ощущает слабый прилив смелости, словно бы передавшийся ей через эту одежду. Нельсон не боится ветра и дождя, так ведь?

Но где он, Нельсон? И, что гораздо важнее, где Эрик? Рут останавливается, замирает, но слышит только шум ветра, дождя и раскат грома. «Что сказал гром». Это ведь Т. С. Элиот? На миг ей вспоминаются письма — Эрик и Шона, цитирующие Элиота, чтобы поддеть Нельсона. Она может поверить в это печальное обстоятельство, но так ли уж она убеждена, что Эрик убил Скарлетт Хендерсон? Он стал бы ее убивать? «Не доверяй никому, — говорит она себе, с трудом шагая, по неровной земле. — Не доверяй никому, кроме себя».

И вдруг Рут слышит звук, от которого у нее замирает сердце. Голос, совершенно непохожий на человеческий. Кажется, ее зовут мертвецы. Три негромких крика — последний, дрожа, замирает в воздухе. Что это, черт возьми?

Крик раздается снова, на сей раз где-то совсем близко. Рут безотчетно идет на этот звук и неожиданно оказывается перед сплошной стеной.

Сперва ей не верится. Но перед ней, несомненно, стена. Рут осторожно дотрагивается до нее. Нет, это не мираж. Это твердая деревянная стена, сколоченная из неструганых досок.

Конечно же, это домик. Должно быть, она вышла к дальнему домику, где они с Питером в тот день встретили Дэвида. Но этот домик, вспоминает она, выше приливной отметки. О, храни, Господи, смотрителей заповедников!

Хмельная от радости, Рут, шатаясь, входит в домик. Он открыт с одной стороны, поэтому не представляет собой блестящего убежища, но это гораздо лучше, чем ничего. Замечательно укрыться от ветра и дождя. Лицо у нее болит, словно ей надавали пощечин, в ушах все еще стоит звон. Она прислоняется к грубой древесине и закрывает глаза. Это невероятно, но она, кажется, вот-вот заснет.

Снаружи все еще бушует гроза, но Рут она уже не тревожит. Теперь шум ветра напоминает зов детских голосов, печальный, словно крики заблудившихся в море матросов или блуждающие огоньки, ищущие уюта и тепла. Рут содрогается. Не стоит себя пугать, и она начинает вспоминать истории, которые Эрик рассказывал у костра. О длинных зеленых пальцах, тянущихся из воды, о бродящих в ночи призраках, о затонувших городах и церковных колоколах, звонящих глубоко на дне моря…

Рут подскакивает, услышав крик, раздавшийся под ее ногами. Прислушивается. Гроза на минуту утихла, и она снова слышит этот, несомненно, человеческий голос:

— Помогите! Помогите!

Рут тупо смотрит на деревянный пол домика, покрытый камышовыми матами. Она дергает мат. Очевидно, тот прибит к полу, но после нескольких рывков отделяется. Под ним половицы и крышка люка. Зачем нужен люк в домике для наблюдений за птицами? И снова раздается голос, зовущий из-под половиц.

Едва соображая, что делает, Рут наклоняется к крышке люка.

— Кто там? — окликает она.

После непродолжительного молчания слышится:

— Это я.

Простота ответа потрясает Рут до глубины души. Словно бы она, Рут, знает обладателя голоса. И почти сразу же ей кажется, что знает.

— Не беспокойся! — кричит она. — Я иду.

На крышке люка засов. Он легко поддается, словно им часто пользовались. Рут открывает крышку и заглядывает в темноту, и тут вспыхивает молния.

Снизу на Рут смотрит девочка — возможно, подросток — с худым изможденным лицом и длинными спутанными волосами. На ней мужской джемпер, рваные брюки, на плечи накинуто одеяло.

— Что ты там делаешь? — тупо спрашивает Рут.

Девочка качает головой. Глаза у нее огромные, кожа бледная до синевы.

— Как твое имя? — И неожиданно Рут понимает. — Люси, — мягко говорит она. — Ты Люси, так ведь?