Переправа

Глава пятая

Полицейская машина подъезжает к дверям Рут ровно в девять. Не сомневаясь, что Нельсон встает рано, она уже одета и готова. Идя к машине, Рут видит, что кто-то из приезжающих на отдых (Сара? Сильвия? Сюзанна?) украдкой смотрит из окна, поэтому машет рукой и приветливо улыбается. Возможно, они думают, что ее арестовали. По обвинению в том, что живет одна и весит больше десяти стоунов.

Ее везут в центр Кингс-Линн. Полицейский участок находится в стоящем особняком доме викторианской постройки, больше похожем на семейный. Конторка дежурного, очевидно, стоит посреди гостиной, на стенах фамильные портреты, а не плакаты с призывами надежно запирать машину и не превышать допустимую скорость. Сопровождающий, молчаливый полицейский в форме, ведет ее через потайную дверь возле конторки. Ей представляются сломленные люди, ждущие в приемной и недоумевающие, кто она и почему заслуживает такого обхождения. Они поднимаются по довольно красивой винтовой лестнице, которую портит казенная ковровая дорожка, и входят в дверь с надписью «Старший детектив-инспектор».

Гарри Нельсон сидит за обшарпанным, заваленным бумагами пластиковым столом. Эта комната, очевидно, часть более просторной — видно, где бетонная плита входит в тщательно проделанную выемку на потолке. Теперь это неудобная часть помещения, высота которого превышает ширину, с непропорционально большим окном, полузакрытым белой шторой с рисунком. Однако Нельсон не похож на человека, обеспокоенного своим окружением.

Когда она входит, Нельсон встает.

— Рут. Хорошо, что приехали.

Рут не помнит, чтобы предлагала ему называть ее по имени, но теперь, похоже, уже поздно что-то предпринимать в связи с этим. Она не сможет попросить его вернуться к обращению «доктор Гэллоуэй».

— Кофе? — спрашивает Нельсон.

— Да, пожалуйста. Черного.

Она знает, что кофе будет отвратительным, но отказаться почему-то неловко. Кроме того, это даст ей возможность чем-то занять руки.

— Ричардс, две чашки кофе, — рявкает Нельсон стоящему в нерешительности полицейскому. Очевидно, с «пожалуйста» у него та же проблема, что и со «спасибо».

Рут садится на обшарпанный пластиковый стул напротив стола. Нельсон тоже садится и некоторое время разглядывает ее, хмурясь. Она начинает чувствовать себя неловко. Не ради же кофе он пригласил ее сюда? Может, этим молчаливым обхождением он запугивает подозреваемых?

Полицейский возвращается с двумя чашками. Рут чрезмерно благодарит его, замечая с упавшим сердцем на поверхности жидкого кофе странную восковую пленку. Нельсон ждет, пока дверь снова закроется, и говорит:

— Вы, должно быть, задаетесь вопросом, почему я попросил вас приехать.

— Да, — бесхитростно отвечает Рут, пригубив кофе. Вкус у него еще хуже, чем вид.

Нельсон придвигает к ней папку.

— Исчез еще один ребенок, — произносит он. — Прочтете об этом в прессе.

Рут молчит; даже не заглядывает в бумаги.

Перед тем как продолжить, Нельсон бросает на нее острый взгляд. У него усталый вид, сознает Рут. Под глазами темные круги, утром не побрился. В сущности, он больше похож на человека с объявления «разыскивается», чем на полицейского.

— Мне пришло письмо, — продолжает Нельсон. — Помните, я говорил вам о письмах, приходивших во время расследования дела Люси Дауни? Нынешнее, похоже, написано тем же человеком. По крайней мере кто-то хочет навести меня на эту мысль, что, пожалуй, еще более странно.

— И вы полагаете, этот человек может быть убийцей?

Нельсон долго молчит, хмуро уставившись в кофейную чашку.

— Строить предположения опасно, — говорит он наконец. — Так произошло с делом Джека-потрошителя, если помните. Полицейские были настолько уверены, что анонимные письма приходят от убийцы, что направили расследование не в ту сторону, а оказалось, их писал какой-то помешанный. Здесь вполне может быть то же самое. — Умолкает снова. — Просто… существует вероятность, что их написал убийца, — в этом случае там могут оказаться важные нити. И я помню, что в тот день, когда мы нашли кости, вы говорили о ритуале и прочих вещах. В этих письмах много всего такого, поэтому я хотел, чтобы вы прочли их и сказали, что думаете.

Рут ожидала чего угодно, только не этого. Она осторожно берет папку, раскрывает ее и видит отпечатанное письмо. Стандартная бумага для принтера, используемого на обычном компьютере, но полиция, видимо, проверила это. Ее интересуют только слова:

Подписи нет.

— Ну что?

Нельсон пристально наблюдает за ней.

— Первая часть из Библии. Екклесиаст.

Рут ерзает на стуле. Чувствует легкую тошноту. Библия на нее всегда так действует.

— А что там про дерево?

— В норвежских легендах есть дерево, называемое Иггдрасиль. Корни его доходят до ада, а ветви поднимаются к небу. С ним связаны всевозможные легенды.

Говоря, она вспоминает Эрика, замечательного рассказчика норвежских легенд, сидящего у лагерного костра с сияющим в полусвете лицом, рассказывающего им об Одине и Торе, об Асгарде, стране богов, и о Муспельхейме, земле огня.

— В письме говорится, что его корни уходят вглубь, в следующую жизнь.

— Да. — Это первое, что поражает Рут. Она с удивлением отмечает проницательность Нельсона. — Кое-кто полагает, что первобытный человек мог считать, будто рай находится под землей, а не над ней. Слышали о Сихендже?

— Нет.

— Его обнаружили на берегу, возле соленого болота. Деревянный хендж, как на Солончаке, только в центре его было закопано дерево. Корнями вверх, ветви уходили в землю.

— Думаете, этот парень, — Нельсон поднимает письмо, — мог о нем слышать?

— Возможно. Тогда об этом много писали. Вам не приходило в голову, что это может быть не мужчина?

— В смысле?

— Автором письма может быть женщина.

— Полагаю, может. Письма сперва приходили написанными от руки. Эксперты сочли, что почерк мужской, но как знать. Эксперты не всегда правы. Это одно из первых правил полицейской работы.

Не зная, как вести себя дальше, Рут спрашивает:

— Можете сказать мне что-нибудь о ребенке? О том, который исчез.

Нельсон крайне удивлен.

— Об этом писали в газетах. И в местных, и в национальных. Даже в передаче «Краймуотч», черт возьми. Где вы были?

Рут сконфужена. Она редко читает газеты и смотрит телевизор, предпочитая романы и радио. В том, что касается новостей, полагается на последнее, но она уезжала. И пожалуй, больше знает о происшествиях в доисторическом мире, чем в современном.

Нельсон вздыхает и потирает щетину на лице. Когда начинает говорить, голос его звучит более хрипло, чем обычно.

— Скарлетт Хендерсон. Четыре года. Исчезла, когда играла в переднем саду родителей в Спенуэлле.

Спенуэлл — крохотная деревушка примерно в полумиле от дома Рут. Из-за этого история кажется неприятно близкой.

— Скарлетт?

— Да. Алое[6] на белом. Кровь на камне. Поэтично, не так ли?

Рут молчит. Думает о теории Эрика относительно ритуальных жертвоприношений. Дерево представляет собой жизнь, камень — смерть.

— Когда это было? — спрашивает она.

— В ноябре. — Их взгляды встречаются. — Примерно через неделю после обнаружения этих древних костей. Почти десять лет с того дня, как исчезла Люси Дауни.

— И вы думаете, эти дела связаны между собой?

Нельсон пожимает плечами:

— Я должен быть непредвзятым, но тут есть сходство, а потом пришло это письмо.

— Когда?

— Через две недели после исчезновения Скарлетт. Мы сделали что могли. Обыскали местность, обшарили речку, всех допросили. Никакого результата. Потом пришло это письмо. Оно напомнило мне о деле Люси Дауни.

— Разве раньше вы о нем не думали?

Вопрос совершенно невинный, но Нельсон бросает на нее гневный взгляд, словно уловив критику.

— Да, думал, — воинственно отвечает он. — Сходство вот какое: ребенок того же возраста, то же время года, но есть и различия. Люси Дауни забрали из своего дома. Жуткая история. Прямо из кроватки. Этот ребенок был один, в саду…

В его голосе слышна легкая нотка осуждения, поэтому Рут спрашивает:

— А что родители? Вы говорили… иногда это родители…

— Хиппи, — презрительно произносит Нельсон. — Ньюэйджеры. У них пятеро детей, но они не заботятся о них как надо. Только через два часа заметили, что Скарлетт нет. Но мы не думаем, будто они совершили убийство. Никаких признаков жестокого обращения. Отца в то время не было дома, а мать пребывала в трансе, или как там это называется? Общалась с феями.

— Можно мне ознакомиться с другими письмами? — спрашивает Рут. — По поводу Люси Дауни. Там может быть что-то об Иггдрасиле, норвежской мифологии или о чем-то еще.

Нельсон явно ждет этого вопроса и протягивает еще одну из лежащих на столе папок. Рут раскрывает ее. Там листов десять.

— Двенадцать, — говорит Нельсон, словно прочитав ее мысли. — Последнее пришло только в прошлом году.

— Значит, он этого не бросил?

— Нет, — качает головой Нельсон. — Не бросил.

— Можно взять их домой и прочитать вечером?

— Только за них нужно расписаться. — Роясь на столе в поисках бланка, Нельсон неожиданно спрашивает: — Что с теми костями, которые мы нашли?

— Ну, я отправила вам сообщение…

Нельсон хмыкает.

— Я ничего в нем не понял.

— Собственно, там говорится, что это останки девочки шести-десяти лет, не достигшей половой зрелости. Возраст костей примерно шестьсот лет. Мы провели раскопки, нашли три золотых торка и несколько монет.

— В железном веке были монеты?

— Да, их тогда начали чеканить. Мы устроим еще одни раскопки весной, когда погода улучшится.

Рут надеется, что Эрик сможет на них приехать.

— Вы думаете, она была убита?

Рут смотрит на детектива, подавшегося вперед над заваленным бумагами столом. Странно слышать из уст Нельсона слово «убита», словно останки из железного века внезапно попадают в зону его собственности и он хочет наказать преступника.

— Мы не знаем, — признается Рут. — Одна странная деталь — половина ее волос была сбрита. Нам неизвестно, что это означает, — возможно, часть ритуального убийства. Руки и ноги были опутаны прутиками ивы и орешника, словно ее связали.

Нельсон мрачно улыбается.

— Для меня это звучит вполне убедительно.

Провожая Рут, Нельсон ведет ее через набитую людьми комнату — все напряженно работают, говорят по телефону или, хмурясь, смотрят на компьютерные экраны. На стене, похоже, начерченная по памяти карта со множеством стрелок и неразборчивых надписей. Посередине фотография маленькой девочки с темными вьющимися волосами и веселыми глазами.

— Это она? — неожиданно для себя шепчет Рут.

— Да, Скарлетт Хендерсон.

Когда они проходят, никто в комнате не поднимает глаз. Может, эти люди делают вид, будто усердно работают, потому что здесь начальник, но Рут почему-то так не думает. У двери она поворачивается и смотрит на улыбающееся лицо Скарлетт Хендерсон.

Дома Рут наливает стакан вина, оставленного Шоной, и кладет перед собой папку с письмами. Однако перед тем, как взглянуть на них, включает компьютер и открывает файл «Скарлетт Хендерсон». На экране появляются сообщения. Нельсон прав: как она могла это пропустить? «Страдание родителей Скарлетт» — вопит статья из «Телеграф». «Полиция озадачена делом Хендерсон» — извещает «Таймс», гораздо более сдержанно. Рут просматривает статью: «Старший детектив-инспектор Гарри Нельсон из норфолкской полиции признал вчера, что в деле пропавшей четырехлетней Скарлетт Хендерсон нет новых нитей. То, что в Грейт-Ярмуте видели ребенка, соответствующего описанию Скарлетт, полиция исключила из расследования…»

Лицо Скарлетт, трогательное в черно-белых цветах, смотрит с края страницы. Неужели она мертва, эта ясноглазая улыбчивая девочка? Рут не хочет об этом думать, но знает, что рано или поздно придется. Почему-то она оказалась причастной.

Чтобы оттянуть минуту, когда придется взглянуть на письма, Рут печатает «Люси Дауни». Ссылок на сей раз меньше, Люси исчезла до вездесущности Интернета. Рут просматривает несколько сайтов о пропавших детях, находит статью из «Гардиан», озаглавленную «Десять лет нескончаемого кошмара». «Алиса и Том Дауни, — читает она, — встретили меня в своем опрятном норфолкском доме, полном фотографий пятилетней улыбающейся девочки. Десять лет назад Люси лежала в своей кроватке, когда незваный гость перелез через гаражную стену, открыл окно и похитил ребенка, пока родители еще спали…» Господи. Рут прекращает чтение. Только представить себе, что идешь будить утром маленькую дочку и обнаруживаешь пустую кроватку. Представить, как ищешь повсюду с нарастающим страхом: в саду, снова в спальне. Как видишь раскрытое окно, шторы (Рут они кажутся розовыми, с изображением диснеевских принцесс), развевающиеся на ветру. Она рисует себе все это, волоски на затылке встают дыбом, но не может вообразить, что испытала тогда Алиса Дауни, что испытывает до сих пор, десять лет спустя. Потерять ребенка, обнаружить, что дочка исчезла, словно существо из сказки, — разве это не кошмар для любой матери?

Но Рут не мать, она археолог, и ей пора приниматься за дело. Нельсону нужна ее профессиональная помощь, и она должна быть профессионалом. Выключив компьютер, она раскрывает папку с письмами и удивляется тому, что Нельсон уже успел разложить их по датам, разглядывает бумагу и краску. Десять писем из двенадцати, похоже, отпечатаны на той же стандартной бумаге для принтера, что и письмо о Скарлетт Хендерсон. Это не обязательно что-то значит, говорит себе Рут. Девять из десяти людей, имеющих принтеры, вероятно, используют эту бумагу. Шрифт тоже выглядит обычным, «таймс нью роман», думает она. Но два письма написаны от руки, на линованной бумаге, с узкими красными полями и отверстиями для подшивки. Написаны они фломастером, их называли «ручками для постановки почерка», когда Рут училась в школе. Почерк разборчив, но неаккуратен, с сильным наклоном влево. Ей приходит на ум, что сейчас она почти не видит почерков, — у всех ее студентов ноутбуки, друзья посылают письма по электронной почте или эсэмэски по сотовому телефону, она даже редактирует свои работы на компьютере. Узнать может только почерк матери на открытках с неуместно сентиментальными надписями: «Моей любимой дочери на день рождения…»

Написанные от руки письма оказываются в середине стопки. Руг снова укладывает их по порядку и начинает читать:

Рут останавливается. Она слишком ошеломлена словом «курсусы» и лишь через несколько минут осознает, что кто-то стучит в дверь.

Если не считать почтальона, угрюмо доставляющего бандероли из библиотеки, необъявленных визитов почти не бывает. Рут раздражается своей нервозности, открывая дверь.

Пришла женщина из соседнего дома, наблюдавшая, как утром ее увозили в полицейской машине.

— О… привет, — говорит Рут.

— Привет!

Женщина ослепительно улыбается. Она старше Рут — наверно, лет пятидесяти, — но превосходно выглядит: пышные волосы, загорелая кожа, стройная фигура в джинсах.

— Меня зовут Сэмми. Я ваша соседка. Разве не глупо, что мы практически не разговаривали?

Рут это совершенно не кажется глупым. Она общалась с приезжающими на отдых три года назад, когда они только купили дом, а затем старательно их избегала. У них были дети, вспоминает Рут, шумные подростки, включавшие чуть свет музыку и бродившие по Солончаку с досками для серфинга и надувными лодками. В этот приезд детей не видно и не слышно.

— Мы с Эдом… устраиваем небольшую новогоднюю вечеринку. Очень непритязательную — просто кухонная стряпня. К нам приезжают друзья из Лондона. Не хотите присоединиться?

Рут не верит своим ушам. Ее уже несколько лет не звали на новогодние вечеринки, и вот приходится отказываться сразу от двух приглашений. Это заговор.

— Большое спасибо, — благодарит она. — Но вечеринку устраивает и мой завкафедрой, так что, возможно, мне придется…

— О, я прекрасно понимаю. — Очевидно, Сэмми, как и родителям Рут, легко допустить, что Рут может пойти на вечеринку только по обязанности. — Вы работаете в университете, так ведь?

— Да. Преподаю археологию.

— Археологию! Эд будет в восторге. Он никогда не пропускает передачу «Команда времени». Я решила, возможно, вы сменили работу.

Рут недоуменно смотрит на нее, хотя хорошо понимает, что за сим последует.

Сэмми весело смеется.

— Полицейская машина! Сегодня утром.

— Ах это, — говорит Рут. — Просто я помогаю полицейским в расследовании.

«И этим, — неприязненно думает она, — Сэмми придется удовольствоваться».

Этой ночью в постели Рут дочитывает письма, касающиеся Люси Дауни.

Она дошла до середины письма с неожиданным упоминанием курсусов и тропинок. Курсус — малоизвестный археологический термин, означающий неглубокую канаву. Курсус есть возле Стонхенджа, он древнее камней.

Теперь два написанных от руки письма. Они не датированы, но кто-то (Нельсон?) поставил дату их получения:

Теперь письма вновь напечатанные, их тон меняется. Больше нет полушутливых поддразниваний, предположения, будто Нельсон и автор «старые друзья» и между ними существует особая связь. Автор кажется гневным, возмущенным.

До очередного письма перерыв в четыре месяца, и дата предсказуема:

Последнее письмо датировано январем 2007 года.

«Что подумал Нельсон, — задается вопросом Рут, — прочитав эту открытую угрозу собственным детям?» У нее волосы встали дыбом, и она нервозно глядит за шторы — не таится ли там кто-то. Что испытывал Нельсон, месяцы, годы получая эти письма с намеком, будто они с автором каким-то образом связаны — соучастники, даже друзья?

Рут смотрит на дату последнего письма. Через десять месяцев исчезает Скарлетт Хендерсон. Виновен этот человек? Виновен и в исчезновении Люси Дауни? В этих письмах нет ничего конкретного, только паутина намеков, цитат и суеверий. Рут трясет головой, пытаясь разобраться в этих хитросплетениях.

Разумеется, она узнает цитаты из Шекспира и Библии, но жалеет, что рядом нет Шоны для других справок. Она уверена — где-то в письмах есть цитаты из Томаса Стернза Элиота. Больше всего ее интересуют норвежские аллюзии: Один, Древо Всезнания, водяные духи. И особенно свидетельства определенных познаний в археологии. Разумеется, ни один дилетант не употребил бы слова «курсусы». Она лежит в постели, перечитывает письма, задается вопросами…

Этой ночью она поздно засыпает, и ей снятся утонувшие девочки, водяные духи и призрачные огоньки, ведущие к телам мертвых.