Перевал (СИ)

Глава 21. Горькие ягоды

Изваяние снисходительно взирало на нас сверху, сомкнув губы в неуловимой улыбке. Причём именно что смотрело на нас, точнее, на тех, кто внизу, на прохожих, когда-то спешивших по улице по своим иномирным делам, а не куда-то в пустоту перед собой, как многие статуи на Земле.

"Что смотришь? — спросил я мысленно статую. — Или девушка желает познакомиться?"

«Вашей маме зять не нужен? Ах да, её же сожгли злые горожане! — подкат так себе, признаю, но усталость требовала выхода, хотя бы такого. — Хотя, знаешь, ты не в моём вкусе, видал и получше.»

Стоит признать, тут я немного лукавил. Было в ней что-то притягательное, завораживающее, заставляющее смотреть на неё без остановки. У тех ребят, что её делали, явно был хороший вкус. Какой-нибудь местный скульптор с известным именем, и уж точно не аналог Церетели, или этого, как его, который тоже Петра Первого изваял для Петропавловки. Никогда не понимал авангардистов, а за фразу "я художник, я так вижу" хотелось надавать по башке.

Тебе же, художник, деньги дали, чтобы ты слепил статую великого человека — императора! а ты, то чучело пучеглазое делаешь с милип@здр@ческой головой, то страшного гигантского монстра на игрушечном паруснике, да которого ещё по знакомству установишь в Москве, к которой Пётр Алексеевич испытывал более чем прохладные чувства.

Здесь — другое дело. Здесь видно, что богиню, или кем там её считали сгинувшие жители (может, она была покровительницей, как это, страждущих?), делали со знанием дела без всех этих ваших художественных закидонов.

Она была не просто красива. Она была великолепна. Скульптор воспроизвёл в бронзе красоту, которая без обиняков притягивала взгляд, заставляла на себя смотреть, получая настоящее эстетическое удовольствие.

Да, кажется, я словил тот момент, когда ты увидишь что-то очень-очень красивое и пытаешься задержать этот момент в своей памяти, закрепить его в ней, но он, этот момент, всё время ускользает, растворяясь, словно утренний туман над полем, словно мираж над пустыней.

В общем, у меня слов-то столько нет, чтобы описать свои ощущения. Может, когда подучусь, как обещал полковник, то пополню свой словарный запас, кто знает.

Красивая богиня, саркофаг в подземелье, дольмены, алтари… алтари, как дольмены.

Я когда-то что-то слышал о дольменах, но сам лично их не видел. Данила вкратце разъяснил, что дольмены создавались для жертвоприношений, мол, именно в эти отверстия в фасаде люди пропихивали внутрь всяческие подношения духам и богам.

В церкви перед выходом полковник попытался ещё раз достать кубический предмет из алтаря, просунув внутрь руку, но у него ничего не вышло — ухватить было невозможно, он тупо не помещался в ладонь, а сам куб, похоже, оказался тяжелее, чем предполагал Смирнов.

Тогда, вытащив руку, он от досады чуть не пнул алтарь, остановившись в последний момент. Всё-таки он старался с уважением относиться к культуре погибшей цивилизации. Правда это уважение заканчивалось ровно на том моменте, когда вставал вопрос о заинтересовавшем его артефакте. Ведь кубик-то его заинтриговал, как ни крути. Взял бы с собой, и плевать было бы на радиацию, более чем уверен. На месте бы уже попытались дезактивировать, или так бы изучали.

С другой стороны, археологи же раскапывают древние скифские курганы в научных целях, и особенно о традициях канувшей в лету цивилизации кочевников не думают. Мумии египетских фараонов так вообще на всеобщее обозрение выставляют.

— Вольфрамовый ты что ли? — разговаривал сам с собой полковник, подсвечивая фонариком внутрь дольмена.

Интересно, сколько лет должно пройти, чтобы место захоронения потеряло сакральный смысл и превратилось просто в объект научного интереса? Не исключено, что меня тоже вот так как-нибудь откопают спустя пять тысяч лет, и выставят в витрине вместе с остатками броника и ржавым автоматом.

И буду я вот так стоять — или лежать — а школота будет делать мои фотки на какие-нибудь супергаджеты.

Склонившись над алтарём, как над столом с тактическими картами, полковник о чём-то напряжённо размышлял, наконец, выдав:

— Вернёмся. Обязательно вернёмся. Теперь точно! — произнёс он больше для себя, чем для других. — Костьми лягу, а руководство буду убеждать в необходимости тщательного исследования этого города.

К слову, пока мы ловили студента, Афанасий с Толиком попытались сдвинуть верхнюю плиту подручными средствами, но безуспешно. Тут нужны были спецсредства, а то и направленный взрыв, видимо каменные плиты не были просто сложены друг на друге, а были стянуты какими-то креплениями.

Хотя, ну вот вытащили бы они куб, и что? Тащить вольфрамовую чушку с собой? Мы и так уже потеряли несколько часов из-за того, что приходится нести раненого, а вольфрам, насколько помню, самый тяжёлый метал, какой только может быть.

Да и вообще не факт, что полковник смог бы вытянуть куб через отверстие, даже если бы смог его ухватить. По-моему, эта штуковина была большего диаметра отверстия. А если так, то его туда поместили не как подношение, он там оказался изначально, когда складывали плиты алтаря.

Да и кому подношения-то? И что означает вся эта дикая пляска извращений и смерти, изображённая на барельефах гробницы? Когда смотришь на статую прекрасной во всех отношениях женщины, пускай и с сердцем в ладонях, сложно представить, что она имеет какое-то отношение к этим бесчинствам, пускай и мифическим.

Ещё эта галлюцинация с панночкой, которая пару раз явилась мне. Ну ладно, один раз, второй раз мне просто показалось — игра теней и света на стене, где молодая женщина с сердцем в руках вообще терялась на фоне убивающих друг друга человеческих фигур.

Чёрт! Тоже. С сердцем. В руках.

Я вновь снизу-вверх посмотрел на Неё. Кто же ты такая? Внутри зашевелилось то, что принято называть интуицией: ты вроде видишь факты, обрывки информации, но связать их воедино логической цепочкой не можешь. Лишь догадываешься об их взаимосвязи.

Никогда не считал себя суеверным. Для меня любой храм — всего лишь здание, и войдя в него, я никакого религиозного трепета никогда не ощущал. Тихо, красиво, хотя везде по-разному, не более.

Никогда не выполнял каких-то действий, сродни просмотра «Белого солнца пустыни» космонавтами перед стартом, которые помогли бы мне вернуться живым из рейда, там всё от тебя зависело, да ещё немного от удачи. А что такое удача — просто стечение трудно просчитываемых факторов.

А тут такой неприятный холодок по спине пробежал, мало сказать, что я почувствовал себя неуютно.

Стоит, смотрит. Держит в руках чужое сердце. Даже не на подносе или хотя бы блюдце, а прямо так, в ладонях. Может, и вправду это всего лишь большая кардиоклиника, как сказал Данила, а я просто загоняюсь?

Или здание суда? Может же это быть здание суда! Только глаза у неё не были завязаны, как у Немезиды. Хотя погодите, богиня правосудия не Немезида. А кто? Блин, забыл. А Немезида тогда кто? Ну, может, у них богиня правосудия вырывала сердца тем, кого признавали виновными?

Мда, далеко мне всё-таки до энциклопедических знаний полковника. Тот почти на всё имел своё мнение или предположение.

Интересно, если это всё-таки одна и та же, то это реально сердце её брата? Как там, в настенной мозаике: вынув его из груди её брата, оно билось ещё несколько дней, освещая место казни ярким светом.

Если это, конечно, его сестра. Хотя по всему выходило, что да.

Ладно, как сказал полковник, он постарается убедить начальство снарядить сюда полноценную экспедицию, тогда и разберёмся. Может, отловим пару-тройку манекенов на опыты, надо же понять что они вообще такое, и если это люди, то понять, что с ними произошло и как они здесь выживали столько лет, учитывая, что подобное состояние дел в этом городе наблюдалось ещё во времена прадеда Афони.

Сколько нам ещё необходимо было пройти? Полгорода? Треть? Еще пригороды всякие, только с другой стороны. На автомобиле бы уже давно добрались, а пешком, да ещё с ранеными (один из которых не может самостоятельно передвигаться) даже относительно небольшое расстояние по пересечённой местности превращается в часы долгого перехода. И это ещё хорошо, что здесь есть довольно неплохие дороги, правда они завалены рядами столкнувшихся автомобилей, между которыми приходится лавировать.

Ну и не забывать мониторить близлежащие здания на предмет возможной засады, пускай студент и говорит, что здесь он манекенов не замечал. Это он их вчера не видел, а сегодня они решили поменять дислокацию. Кто его разберёт, что творится в их головах.

Город протянулся на дне долины подобно толстой объевшейся змее, которая с одного конца была толще, чем с другого. И сейчас нам предстояло пройти по более длинной его части. Только идти становилось всё сложнее. Усталость брала своё.

«Толстой змее, съевшей слона» — всплыло в памяти. Змея, похожая на шляпу. Шляпа. Слон. Где я это уже слышал? Шляпа съедает слона…

— Ты, я смотрю, мужик, в целом, правильный, зла я на тебя не держу! — заговорил невесть как оказавшийся рядом студент.

Я вздрогнул, осознав, что заснул, сидя на бордюре.

— С кем не бывает, — продолжа Егор. — Понятно, что ты на службе, все на взводе, всё такое…

Вот сейчас мне только разговоров по душам не хватало. Сидел бы уже и радовался, что его не таскают на поводке, как американца! Даже наручники с него сняли, решив, что он так уж и опасен, как тот же янки.

— Проехали, — буркнул я, ещё мне хватало выяснять отношения с каким-то студентом, отличие которого от остальных заключалось лишь в том, что он смог каким-то макаром попасть в чужой мир и построить на этом примитивный бизнес.

Веки предательски слипались.

В конце концов, я действительно был как сжатая пружина, а явление гоголевской панночки меня чуть не выбило из колеи. Да-да, теперь я вспомнил, что в детстве смотрел этот фильм. Мама тогда, решив приобщить меня к прекрасному, сказала, что это классика, но лучше бы она меня тогда отправила спать. Образ летающей в гробу покойницы ещё очень долго стоял у меня, восьмилетнего, перед глазами. И это несмотря на спецэффекты уровня середины прошлого века.

Студент довольно улыбался. Да, на нём был всё тот же респиратор повышенной степени защиты, но даже с ним на лице было понятно, что он расщерепился от уха до уха.

Вот чего лыбится, дурачок? Натаскал заражённых радиацией побрякушек к себе домой, закладывал их в ломбарды, может, даже подарил какой-нибудь дурочке халявную цепочку с цветным камушком. Хорошо ещё, что Кот утверждал, что такая доза человека сразу не убьёт, но при длительном контакте здоровье подорвать может запросто.

Их же теперь искать надо будет, изымать отовсюду! Ну и привалит же кому-то работёнки!

Студент по-панибратски толкнул меня локтём, что вызвало у меня горячее желание забыть недавние слова о мире и наградить его приличной зуботычиной — вообще, как он так незаметно подкрался?! кто за него отвечает?! — но в следующее мгновение я забыл, не только как моргать, кажется, у меня перехватило дыхание.

— Смотри, что у меня есть! — он разжал ладонь, и я чуть не выпал в осадок, свалившись с бордюра.

Да чтоб тебя, хр@нов диггер!

В потной ладошке студента перекатывались несколько рубиновых, похожих на крупную смородину, ягод.

— Вытащил из саркофага, прикинь, — с какой-то ненормальной тихой радостью произнёс студент, — надо отдать на анализы в лабораторию института. Интересно, что они обнаружат. Прикольно же, да?

— Ты! — я захлебнулся, понимая, что происходит что-то неправильное, из-за чего парень реально рисковал своей жизнью. Полковник, скорее всего, пристрелит его прямо на месте и без лишних разбирательств. А то, что поменять милость на гнев он может по щелчку пальцев, я не сомневался. Студент, конечно, дурень, но всё-таки! — Ты какого чёрта творишь, д@бил?!

Я шипел на него, стараясь не привлекать внимания остальных, а студент просто сидел рядом, разглядывая яркие ягоды, и, то и дело, сжимая их в кулаке, улыбался, и что-то бормотал. Нет, не говорил — он шептал! Размеренным речитативом, таким, как обычно читают молитвы:

"И будут вам ягоды …. горше моих страданий. И когда плоды созреют, поймёте вы, как были не правы, но …. будет поздно"

"И будут ягоды…. горше моих слёз" и покроет тлен ваши земли и да иссохнут ваши тела"

"день тот настанет"

"Когда… вы потеряете в него всякую веру"

"А когда уверуете… будет поздно… ибо вера ваша фальшива"

«Да придёт царствие моё…»

Периодически он вообще только шевелил губами, из-за чего большую часть слов я не мог расслышать. Да и какая нафиг разница! На моих глазах происходила какая-то жесть!

Полковник, словно ощутив, что думают о нём, обернулся, оторвался от зарисовок и задержал на мне взгляд чуть дольше, чем следовало бы, но так ничего и не сказал. Просто кивнул мне — я кивнул в ответ — и всё, вернулся к наброскам, пока американец сидел на капоте рядом стоящего разбитого автомобиля.

Вот только движения у него и у остальных были какие-то неестественно медленные, словно при замедленной съёмке в кино. Словно вокруг не воздух, а прозрачный кисель.

По-моему стало ещё, тише, чем было. В уши будто бы набили ваты. И опять, это ощущение пристального взгляда, уж не спятил ли я на фоне всего увиденного за последние дни. Мозг перенапрягся, не выдержал и решил, что шизофрения — не так уж и плохо в данной ситуации, а?

И этот лёгкий цветочный аромат вновь защекотал ноздри.

Я открыл глаза — а они у меня были закрыты?! — шарахнулся как от огня, и, что есть сил, закричал:

— Тревога!!!

Девушка неземной красоты с сапфировыми глазами с красным отблеском стояла передо мной на одном колене и божественно улыбалась. Но что-то в этой улыбке было безумное, карающее. До парализующей жути.

Но никто, никто на мой крик не отреагировал. Люди продолжали, кто сидеть, кто стоять, не проявляя никакой реакции и не обращая на меня никакого внимания.

Я снова издал истошный вопль, но всё также бес толку! Да твою же м@ть, что это такое?! Даже под водой кричать — и то громче получилось бы!

Я попытался орать громче, чем заставил гостью лишь запрокинуть голову и улыбаться ещё шире, во все тридцать два зуба. По-моему, она громко и заливисто смеялась, но я её смеха не слышал. Либо он был так громок, либо так тих — я не понимал!

Внезапно она сомкнула губы, спрятав белоснежные зубы за розовыми устами, но при этом сохранила ту саму улыбку, которую я видел на личине над входом в подземелье.

Протянула правую руку к моему лицу. Яркий цветочный аромат фиалок ударил в нос, обволакивая сознание и заставляя голову кружиться.

Указательным пальцем она слегка коснулась моих губ, её кожа оказалась на удивление тёплой. «Не вампир» — родилась в голове дурацкая мысль. При этом только сейчас я понял, что сижу без маски.

Легко покачала головой из стороны в сторону, как делают матери, когда их дети шалят. И взгляд её буквально обжог меня изнутри. А потом охладил боль, будто вылив на раскалённое добела железо ведро ледяной воды.

А в следующую секунду она непринуждённым жестом показала наверх. Мол, смотри, смотри, что там происходит, что там интересного! Гляди же! Гляди!

Подняв глаза туда, куда она указывала, я увидел Егора, который стоял на краю крыши здания. И когда он успел туда забраться, ведь он только что сидел рядом со мной, перекатывая в руках злосчастные ягоды.

В полной тишине я вскочил, не обращая внимания на зловещую гостью, и попытался позвать Егора, но всё так же безуспешно, мой крик увязал в киселе окружающей меня атмосферы, отказываясь подчиняться законам физики.

А гостья в белой приталенной тунике и с ожерельем из красных камней подошла ко мне сзади и обняла меня, положив голову мне на плечо. Я ощущал, как она подрагивает, но не мог разобрать плачет она или смеётся.

Я хотел сбросить её объятия, но быстро понял, что набор моих движений сильно ограничен. Я просто не мог ей противостоять, пока она обеими руками держала мою голову, чтобы я смотрел.

Егор взглянул на меня с верху — и я понял, что он смотрит не на меня, а ту, что стояла у меня за спиной. Его взгляд не предвещал ничего хорошего. Он был полон ужаса и страха, и наполнен обречённостью. И в то же время он словно был счастлив так, как никогда ещё не был.

Я проснулся.

Стоя посреди улицы, я орал во всё горло до тех пор, пока не понял, что на меня все смотрят.

— Товарищ полковник! Народ, чтоб вас! Студент! — я дёрнулся, обернувшись, но позади меня, ожидаемо, уже никого не было.

На этот раз все меня услышали и стали озираться по сторонам в поисках незадачливого любителя лёгкой наживы, но нигде не могли его найти.

— Да бл@ха-муха! Он наверху! — я тыкал пальцем на крышу впереди стоящего здания, высотой метров тридцать-сорок, не меньше.

— Вижу! — закричал Чекан, указывая рукой.

На краю крыши одного из зданий на фоне серого клубящегося неба виднелся силуэт. И не надо было быть пяти пядей во лбу, чтобы распознать в нём студента.

Он просто стоял и смотрел перед собой, не проявляя никакой активности.

— Что происходит?! — ко мне подскочил Данила.

— Без понятия! — замотал я головой. — Я просто уснул, а когда очнулся!.. В общем, всё так, как было во сне!

— Во сне?! — удивился Данила и жёстко выругался.

Полковник быстро отрядил трёх бойцов, чтобы те побежали на крышу, но… и дураку было понятно, что всё это бесполезно. Бессмысленно. Они просто не могли успеть. Не должны были успеть. Не для того она всё это сделала.

Перед моими глазами стояла её улыбка. Такая игривая и такая… грустная. Такая невинная, и такая развратная. Милосердная и жестокая. Она была буквально наполнена ненавистью и какой-то странной извращённой любовью. А в мозгу, области, отвечающие за обоняние, всё ещё продолжали воспроизводить чёртов цветочный аромат!

Я знал, что произойдёт, но не мог ничего с этим поделать. И никто не мог. Не в этом была задумка.

Егор повернул голову. Казалось, что он смотрит на нас, но было слишком далеко, чтобы разобрать, однако я его взгляд прекрасно помнил по недавнему сновидению, слишком свежо оно ещё было в памяти. Вот только на нас ли он сейчас смотрит? Может, на неё?

Подспудно опасаясь вновь увидеть Её, я всё же быстро обернулся, чтобы посмотреть себе за спину, но никого кроме своих, естественно, не обнаружил.

Ребята уже подбегали к зданию, но…в следующее мгновение студент сделал роковой шаг вперёд. В пустоту.

Казалось, он падает вечно, несмотря на то, что, на самом деле, на это ушло всего несколько секунд.

— Чёрт! — выругался Дима.

Судя по звуку, студент упал на один из автомобилей, выбив из него окна и наверняка раздавив пару мумий, для которых машина стала последним пристанищем.

Я успел сорвать маску за секунду до того, как меня вырвало.

— Почему ты мне не сказал?! Почему?! — полковник тряс Алексея за грудки, в какой-то момент даже подняв его над землёй, отчего раздался треск рвущихся швов. — Какого, бл@ть, х@ра ты скрыл это?! Старший сержант, чтоб тебя!

За спиной полковника, переминаясь, стоял Данила, на его скулах играли желваки. Он понимал, что какая-то часть вины за произошедшее лежит и на нём. Ведь это он посоветовал Плетнёву молчать о том, что ему показали странники, зародив в новеньком не только зерно сомнения в том, что происходит, но и в какой-то степени породив недоверие к собственному командиру.

И даже если он специально был приставлен к Плетнёву как наставник или даже куратор, то его работу можно было охарактеризовать двумя словами — «не доработал».

— Командир! — всё же попытался вступиться Данила. — Он не знал! Не он первый, кто путается и не верит, командир!

— Отвали! — рявкнул полковник. — Он видел эту тварь и смолчал!

В глазах полковника пылала ярость, смешанная с досадой, а где-то на краю зрения Плетнёв заметил уже знакомое мерцание, и в нос ударил не запах фиалок, а мускус большого хищного животного.

— Я думал, мне привиделось! — попробовал снова оправдаться Алексей, хотя и понимал, что это не имеет никакого смысла.

— Да чтоб тебя! — полковник резко отпустил Плетнёва, и тот растёр рукой горло.

Группа собралась возле автомобиля, на смятой крыше которого лежало тело студента, а вокруг были разбросаны осколки стекла из выбитых окон.

Он лежал, повернув голову на бок и глядя в пустоту неподвижными глазами. На лице его застыла странная смесь блаженства и ужаса.

Смирнов повернулся к старшему сержанту.

— Он что-то ещё говорил?

— Нет, — хрипло ответил Алексей, растирая горло. — Только читал что-то вроде молитвы.

— По-русски?

— По-русски, — подтвердил он, — но я такой раньше не слышал.

— Что было в молитве? О чём она?

— Да он больше бормотал, толком не разобрать, — отвечал Плетнёв. — что-то про эти ягоды

— Но говорил по-русски? Точно?

— По крайней мере, я его понимал, — сердце продолжал стучаться в ускоренном темпе.

— Понятно.

Что было понятно? Вот что ему, нахр@н, было понятно?!

Полковник ещё несколько секунд изучал стоял, глядя на труп, затем подошёл почти вплотную к Алексею. Уставился прямо в глаза испытующим взглядом.

— Есть ещё что-нибудь, что ты бы хотел мне сообщить?

— Нет, — решительно ответил Плетнёв. — Я рассказал всё, что знаю.

— Хорошо, — сухо произнёс полковник и обратился ко всей группе. — Всем быть начеку! Следить за окружающей обстановкой с повышенным вниманием! Докладывать обо всех странностях и ср@ных, чтоб их, сновидениях и даже если вам что-то просто показалось! Даже если вам показалось, что показалось! Даже о долбанном дежавю! И держитесь подальше от ягод! Всё ясно?!

Бойцы молча приняли к сведению. Все и так всё понимали. Особенно то, что к ягодам, висящим то тут, то там на кустарнике с тёмными жёсткими листьями, ни в коем случае нельзя прикасаться, тем более, без перчаток.

— Тело оставим здесь, — резюмировал полковник. Он растирал виски, будто у него резко заболела голова.

Опять знакомое движение — Зверь был встревожен и ещё больше растерян, но от этого не менее опасен.

— What's going on? — вдруг подал голос американец. Больше для того, чтобы обозначить своё присутствие, чем в попытке получить хоть какую-то информацию.

Никто не обратил на него внимания. Сейчас он был не главной их проблемой.