Вскоре из дверей надстройки на крышу выскочил последний боец, в то время как внизу раздавался треск ломающихся дверей, звон разбитого стекла и падающих стеллажей — манекены ворвались внутрь.
Боец с разворота метнул в проход сразу несколько гранат, от детонации которых содрогнулось всё здание, и тут же раздался звук обрушения чего-то массивного, а из дверного проёма, резко распахнув двери, вырвалось облако пыли.
— Лестница обвалилась! — закричал Чекан. — Это их задержит!
Сонные, бодрости которых сейчас можно было позавидовать, толпились внизу, протягивая руки вверх в желании схватить укрывшихся на крыше людей, не замечая того, что топчутся по телам тех, на кого рухнули обломки лестницы.
— Ненадолго! — ответил Данила, отстреливая голову монстру, который смог каким-то образом ухватиться за поребрик плоской крыши, находившейся на уровне почти третьего этажа.
До чего же странно лопались их головы при попадании в них самых обычных, не экспансивных пуль.
Пальцы бывшего человека разжались, и спустя секунду послышался звук упавшего тела, похожий на падение тяжёлого мешка, сопровождаемый хрустом костей. Алексей подбежал к краю, чтобы взглянуть, что происходит внизу, и это ему совсем-совсем не понравилось.
Твари как огромные муравьи лезли по телам друг друга, создавая самую настоящую движущуюся гору, вершина которой настойчиво тянулась вверх по стене, как какой-то агрессивный лишай.
Очередной манекен с вытаращенными невероятно яркими глазами и растрёпанными волосами на удивление ловко подскочил, оттолкнувшись от плеч своего сородича, и с булькающим хрипом оказался прямо перед Алексеем.
Организм действовал впереди мысли. Плетнёв нажал на спусковой крючок, чтобы очередью из автомата отправить тварь туда, откуда она появилась.
Клацнул механизм. И ничего. Просто щелчок. Выстрела не последовало. Магазин был пуст. Кажется, манекен только и ждал этого, чтобы рвануться вперёд с вытянутыми перед собой руками, обтянутыми полупрозрачной кожей и жёлтыми потрескавшимися ногтями.
И когда пальцы монстра должны были уже вот-вот сцепиться на горле Плетнёва, за спиной раздался выстрел, и половина головы манекена разлетелась на куски, а сам он под действием инерции с размаху рухнул на Алексея, сбив того с ног.
Сбросив с себя тяжёлое тело, Плетнёв обернулся: у вентиляционного короба сидел раненый Александр, с усилием удерживающий обеими руками оружие.
Алексей благодарно кивнул и получил в ответ аналогичный кивок.
Однако с этим надо было что-то решать. Плетнёв подбежал к краю и посмотрел на растущую пирамиду манекенов, пытающихся добраться до крыши с рвением, достойным упёртости японских камикадзе. И вот уже очередные костлявые пальцы цепляются за край, а над поребриком появляется голова с раскрытым ртом, в котором виднелись полупрозрачные, как стеклянные, зубы.
Удар берцем в лоб отправил тварь в неконтролируемое падение, увлекая за собой ещё несколько тел, устроив настоящий обвал. Тем не менее, твари всё прибывали и прибывали, полностью заполнив улицу. Они как ополоумевшие рвались к зданию склада, наскакивая друг на друга, шагая по телам убитых, которых лежали уже буквально горы.
И где-то там, за толпами манекенов стояла Она, и словно в издёвку над ним держала в сложенных перед собой ладонях надкушенное человеческое сердце.
Слава, тот, что снайпер, высадил все десять патронов в сторону кровавой панночки, но всё было бессмысленно — каждую пулю на себя принимали манекены, подпрыгивающие, словно на батуте и жертвующие собой без малейшего сомнения. А может быть, и без всякого выбора.
Какие же они, однако, быстрые, подумал Алексей. Кто бы мог подумать, что еле переставляющие ноги существа, с которыми им пришлось столкнуться в торговом центре, могут быть такими быстрыми.
Если так пойдёт дальше, то они впустую растратят весь боекомплект — манекены словно предвидели, куда полетит очередная пуля, или это знала она и заставляла их жертвовать собой — и лезущие на крышу твари задавят их толпой и элементарно порвут на куски. И это при условии, что Она не придумала для них более изощренную пытку.
И при этом она в окружении дёргающихся манекенов медленно, но верно приближалась к зданию склада.
Однако, это всё терапевтические меры, подумал Плетнёв, а надо принимать радикальные. Надо было устранить ту, которая заправляла всем этим вертепом. Думаете, это невозможно? Но она же закрылась телами манекенов, когда ты стрелял по ней до этого. И когда стрелял снайпер, тоже. И сейчас явно хочет себя защитить. А если так, то это означает, что она далеко не бессмертна и страх смерти её не чужд, по крайней мере, она опасается, что ей можно навредить даже нашим оружием.
Мозг на интуитивном уровне анализировал информацию. Особенно то, что Она снова не применяет своё умение управлять пространством и временем — значит, пока не может, значит, надо поторопиться. Видимо, Она, как ни крути, не всесильна.
Сзади что-то зашуршало по поверхности, и обернувшийся Плетнёв обнаружил у своих ног холщовую сумку, брошенную Александром.
— Позаимствовал у американцев, — ослабевшим голосом пояснил он. — Пластид. Умеешь обращаться?
Отчего же не уметь? Конечно, умеем! Не пальцем деланные! Курсы по минно-взрывному делу пройдены в полном объёме и зачёт сдан на отлично! Алексей схватил сумку и методично стал разбирать содержимое. Главное, чтобы были детонаторы и дистанционные взрыватели, ага, вот они в другом отделении. И пара кусков взрывчатки грамм на пятьсот-семьсот каждый, которые, учитывая, что они были изъяты у американских наёмников, являлись ничем иным как Си-4.
Пока Плетнёв собирал бомбу, остальные бойцы во главе с полковником отстреливали манекенов, не позволяя им создать из своих тел особенно большую гору, по которой они бы смогли бы взобраться наверх. Время от времени бухали подствольники, оставляя настоящие проплешины в кишащей внизу толпе. Но если так будет продолжаться ещё минут десять, им придётся отбиваться прикладами и ножами!
По ушам бил звук выстрелов и падающих на твёрдую поверхность крыши гильз, которые здесь казались особенно громкими. Алексей обмотал куски взрывчатки с воткнутыми детонаторами изолентой и ещё раз проверил сборку бомбы.
Правее уже росла ещё одна гора манекенов, пытающихся в своём безумии добраться до людей на крыше.
- F@ck off! — кричал американец, размозжив голову очередному манекену, перевалившему через поребрик, и схватившему американца за ногу. Вторая голова, клацающая зубами, показавшаяся над краем, была тут же разнесена на куски.
Что ж, сейчас мы все в одной лодке, думал Алексей. Сейчас мы все зависим друг от друга. Не время выяснять, кто враг, а кто нет. Потом, всё потом.
Очередная фигура в истлевших обносках с хрипом промелькнула где-то справа, но Алексей даже не обернулся, так как услышал автоматную очередь — манекен был уничтожен, он был в этом уверен.
— Слава! — закричал Алексей. — Приготовься!
Снайпер перезарядил винтовку и встал на одно колено, целясь в сторону гостьи, вокруг которой, будто в ожидании чего-то особо занервничали манекены.
Алексей выдохнул, размахнулся и метнул бомбу как можно дальше в сторону сумасшедшей богини, хотя какая она к чёрту богиня! Так, спятившая от долгого лежания в саркофаге баба!
Наверное, ему показалось, но манекены будто бы проводили летящие куски пластида молчаливым взглядом. Или это она смотрела?
— Ложись! — закричал Алексей, нажимая кнопку взрывателя.
На мгновение снова стало тихо, так, как было, когда они только-только появились в этом странном мёртвом мире. Казалось, замерли даже кишащие внизу и ползущие друг по другу манекены.
А потом раздался взрыв.
Все взрывы, с которыми Алексей сталкивался в Тихом мире, показались обычными хлопками петарды по сравнению с тем, как рванул пластид. По ушам ударило так, как никогда не било. Мир наполнился звуками падающих фонарных столбов, осыпающегося кирпича и бесконечным звоном бьющегося стекла. Для полноты картины не хватало хора завопивших автомобильных сирен, как это было бы в любом земном городе. Но здесь, если автомобили и были оснащены сигнализациями, то они уже очень и очень давно не работали.
А потом — снова тишина.
Алексей приподнял голову, стряхивая пыль и обломки с головы.
— Ты видишь её?! — почти прокричал оглушённый Алексей, обращаясь к снайперу?
Снова вставший на колено Слава, жмурился, высматривая цель в оптический прицел. Да, план Алексея оказался не так идеален, как казался ещё полминуты назад.
— Нет! Не вижу! Может её к чертям разнесло на куски?
Остальные тоже стали высматривать женскую фигуру в длинной тунике.
— Не думаю, — покачал головой Плетнёв. — Слишком живучая. Не бессмертная, но живучая.
— Или завалило телами с обломками, — задумчиво произнёс подошедший Данила.
Что-то насторожило Плетнёва. Он смотрел на обломки стен и груды размëтанных по улице взрывом тел, многие из которых продолжали шевелиться, но уже не так активно, как ещё полминуты назад. Похоже, они вошли в свой обычный режим, если можно так сказать. Значит, в каком-то плане, взрыв достиг своей цели.
Манекены, манекены… всё было завалено их телами. Некоторые успели подняться и бесцельно стояли, уткнувшись в уцелевшие стены.
Дикая мысль посетила Алексея: если Она знает про странников, то… чем чёрт не шутит!
Он вытащил из подсумка бинокль и вставил в него загадочные цветные фильтры, с которыми впервые столкнулся ещё в Афганистане, когда полковник Смирнов показал, как выглядят странники в реальности.
Манекены. Кучи манекенов. Некоторые шевелятся и пытаются ползти, другие, как было сказано, уже стоят на своих двоих, но явно не понимают, что делать дальше.
Ползёт! Вон она ползёт, прикрывшись внешним видом манекена. Навела морок, тварь! Гляди-ка ты ж! Значит, ещё что-то может.
— Вижу! — холодно произнёс Плетнёв. — Посреди улицы. Манекен в синем костюме. Используйте фильтры.
У кого были бинокли с фильтрами, тоже посмотрели туда, куда указывал Алексей. Послышался лязг затворов.
Женская фигура, накинувшая на себя обличье манекена, уже успела подняться на ноги, но стояла она явно не уверенно, да и выглядела также. Ещё бы, килограмм пластида — не меньше!
Однако, в глубине души, Алексей надеялся увидеть вместо молодой девушки чуждое, замотанное в тряпьё существо, наподобие странников. Но нет, с виду она казалась человеком, даже в чём-то беззащитной девушкой.
Более того, при взгляде через фильтр нельзя было не заметить слабого свечения, исходившего от неё, и особенно от её головы. Зрелище странное, и одновременно завораживающее, путающее, сбивающее с толку.
Словно ощутив их взгляды на себе, она, шатаясь, обернулась и посмотрела прямо на них.
"Может быть, ты и воскреснешь, но будет это потом, когда мы уже покинем это чёртово место, — думал Алексей. — В конце концов, если тебя смогли запечатать в каменный саркофаг дикари, значит, и у тебя есть пределы возможностей"
Палец уверенно надавил на спусковой крючок…
Вот только за мгновение до того, как первая пуля, его пуля достигла цели, она успела посмотреть ему прямо в глаза. Алексей не понимал, как это было возможно, и почему он так решил, но это было и неважно.
Но он увидел… Нет, он пропустил через себя, ощутил то, что чувствовала когда-то она. Увидел, как варвары убили, подвергнув колесованию её отца, сочтя его еретиком. Хотя они всю её семью считали еретиками. Еретиками, посмевшими оспорить действующий порядок вещей. Заявивших, что нельзя жить так, как привыкли жить люди, что есть нечто большее в этом мире, чем поиск всё новых и новых способов удовлетворения плотской похоти и набивания желудка. Что нужно делиться со страждущими, что нужно любить ближнего своего.
Они заставили её смотреть на то, как он умирал.
Но сначала их пытали. Требовали отречься от того, что они считали ересью. Пытали долго и со всем возможным усердием и изобретательностью. Предлагали призвать на помощь Бога, который бы их спас, и тогда бы они все сразу уверовали и признали бы их правоту.
А когда после очередного удара плетью со стальными шипами с них слетали окровавленные лоскуты кожи, а небо оставалось всё таким же чистым и солнечным, и никакой голос сверху не приказал палачам остановиться, не покарал громом и молнией… тогда они смеялись и наносили очередной удар, вырывавший очередной кусок плоти.
Варвары сожгли её мать, назвав ведьмой. Она отказалась покаяться, но палач, тот, что готовил костёр, сжалился над ней и бросил в костёр особой травы, дым от которой задушил её мать быстрее, чем та успела почувствовать обжигающие укусы пламени.
Какая никакая, но милость. Палач — святой. Палача можно простить. Остальных — нельзя. Его — можно.
Так она думала, когда смотрела, как горит её мать, а вокруг бесновалась толпа, нищая безродная толпа, перебивающаяся с воды на хлеб, которых они пришли спасти, но которые не захотели, чтобы их спасали. Может быть, они не поняли, что им требуется спасение и помощь, но теперь это уже не имеет значения.
Они не захотели слушать, они не хотели слышать благую весть, им нравилось жить в своём зловонном болоте, которое они называли городами, и они отнюдь не жаждали спасения. Они хотели лишь издеваться над ними, так как получали от этого удовольствие. Они видели, как её сковал ужас, как она оцепенела, глядя в глаза матери, умирающей на костре, как она шептала ей одними губами, просила простить их, понять, что они просто ещё не готовы к восприятию.
Как будто кто-то когда-то был готов!
Её заставляли смотреть.
Её брата на площади уложили спиной на жертвенный камень, приковав ноги и руки цепями к эшафоту. А потом, на потеху публике вырезали сначала глаза, а потом — сердце.
А тот палач, что подсунул сон-травы Её матери, отказался участвовать в казни её брата, и его избили плетьми, ослепили и изгнали из города. Больше его никто не видел.
О, как же они, эти оборванные, голодные, нищие людишки, их вожди и священники испугались, когда вырванное из груди сердце продолжало биться и при этом сиять. Так им казалось. Так было надо. Но брат умирал по-настоящему. В конвульсиях и мучениях.
Их священники, такие примитивные, пытались спрятать его сердце, пытались укрыться от сияния, исходившего от него. Глупые, они не понимали, что видят это только в своём воображении. Но, тем не менее, они решили спрятать сердце так далеко, как только могли вообразить их примитивным разумом.
Но брат умирал по-настоящему. А её заставляли смотреть.
А потом — пришёл её черёд. Насытившись отсечением конечностей, запахом жареного мяса и изъятием органов, они решили попробовать что-то новое. Они решили её утопить.
Поместили её в склёпанную из плохого железа клетку, прицепленную медным кольцом к длинной перекладине с противовесом в виде корзины, наполненной камнями, на другом конце.
И они топили её. Раз за разом. Раз за разом…Казалось этот ужас будет длиться вечно. А потом, когда поняли, что она всё равно жива….
Алексей моргнул, сбрасывая морок.
Чувство жалости? Гнева? Тоски? Его захлестнула целая волна эмоций, которую он ощущал физически.
Но он должен был нажать на спусковой крючок. Сейчас у него не было выбора. Он должен был сделать всё, чтобы его группа вернулась с задания с минимальными потерями.
Сейчас не время искать прощения.
Палец уверенно надавил на спусковой крючок… Под действием расширяющихся пороховых газов пуля вырвалась из сковывающей её гильзы.
Выстрел. Одновременно со всех сторон началась массированная стрельба.
***
Когда последняя пуля вылетела навстречу своей жертве, и дымящаяся гильза, испуская кисловатый запах порохового дыма со звоном ударилась о поверхность крыши, установилась звенящая тишина.
Они стояли в лёгком оцепенении на крыше склада и смотрели, как посреди улицы лежит изорванное пулями тело в окровавленной тунике. И не было в его позе ни театральности, ни красоты. Только боль и страдание.
Было ощущение, что все сейчас чувствуют одно и то же, но озвучивать это никто не решался. Да и говорить, если честно, не хотелось. Совсем. Но кто-то должен был заговорить первым.
— Надо бы убедиться, что она мертва, — озвучил очевидное Данила.
Полковник покачал головой.
— Нет, надо уходить, и как можно быстрее. Мы и так здесь сильно задержались. Тем более, нас больше ничего не сдерживает, — полковник взглядом указал на сидящего у вентиляционного короба Александра, а рядом с ним труп манекена с протянутой к горлу товарища окровавленной рукой.
Казалось, Санёк всё также смотрит на них, вот только в этом взгляде больше не было жизни, а из разорванного горла уже перестал течь кровь.
— Тело оставим здесь, — ожидаемо сообщил полковник, никто не спорил.
Анатолий подошёл, присел на одно колено перед Александром и движением правой руки закрыл ему глаза, а потом вложил ему в руки автомат.
— Спи спокойно, друг, — тихо произнёс он.
— Спи спокойно! — повторили вразнобой остальные, сняв головные уборы.
Перепрыгнув на крышу соседнего здания, они спустились на первый этаж, и вышли на улицу, где продолжали шататься уцелевшие манекены, но на удивление не проявлявшие к людям никакого интереса. Разве что одна из особей, как показалось Алексею, посмотрела на него осмысленным взглядом, и продолжая что-то шептать на своём непонятном языке.
Но прежде, чем они приготовились совершить последний рывок на пути к точке перехода, полковник подошёл к американцу и забрал у него оружие, которое тот отдал без каких-либо возражений. Да, союзник снова стал врагом.