Высотки, свойственные центру любого города, наконец, начали постепенно уступать место более низким зданиям. Разбитого транспорта также становилось всё меньше, что могло свидетельствовать о том, что они, как ни крути, а скоро покинут это проклятое место, где за каждым твоим шагом следят мумии с пустыми глазницами, и ещё непонятно как существующие манекены. Последних, правда, уже долго не было заметно, но это вовсе не значило, что они где-то не толкутся, впав в свой странный летаргический сон. В каком-нибудь очередном торговом центре или кинотеатре.
Ну да, сейчас их нет, а в другой момент они могут вывалиться толпой из-за угла, и, попробуй, уйди от них, когда они могут элементарно завалить тебя массой. К тому же бедолага Егор толком не успел рассказать о том, как долго он шарился по городу и вообще по долине в поисках халявного золота. Где он ещё видел манекенов, или "сонных", как он их окрестил, и насколько они вообще быстро могут передвигаться. А если они ведут себя как комодские вараны, которые кусают жертву, а потом, не спеша, так идут по её следам, пока та не грохнется от усталости и от заражения крови?
Если судить по опыту личной встречи, то ходят они довольно бодро. Да, волочат ноги, да не бегут, но ходят вполне себе со скоростью, близкой к прогулочному шагу. А вдруг они всё-таки могут делать пускай и короткие, но забеги? Идут-идут себе, шаркают, а потом как втопят на стометровке! И попробуй, скройся от такой толпы!
Толком о манекенах ничего неизвестно, короткая стычка не в счёт, и как долго они могут поддерживать заданный темп передвижения непонятно, а если они могут пускай и медленно, но передвигаться с постоянной скоростью на протяжении длительного времени, то, как бы быстро ты не бегал, эти создания имеют неплохие шансы тебя настичь. Тупо возьмут измором. И сейчас не до того, чтобы рассуждать о том, насколько они разумны или нет, и живы ли в том смысле, какой мы обычно вкладываем в это понятие.
Может быть и живы, может быть где-то там, в искажённой неизвестным воздействием черепной коробке до сих пор тлеет искорка разума, а может быть и полноценная умственная деятельность. Да, другая, но он есть! В конце концов, если они могут шептать свои заклинания, то это может говорить только том, что речевые центры в их мозгу худо-бедно, но работают.
И мумии, мумии, мумии… кругом тела жителей в пускай и старой, но всё-таки сохранившейся одежде. Если ткань и портилась, тол исключительно от времени, а не от гниения, вызванного воздействием бактерий.
"И тела ваши иссохнут", вспомнил слова Плетнёв, которые шептал подобно молитве Егор. Звучит, как проклятие, не находите? И что-то там про горькие ягоды… Которые то ли сами по себе горькие, то ли должны быть на самом деле сладкими, а горькими становятся только при определённых условиях.
Взгляд невольно упал на веточку кустарника с яркими красными бусинками. На них даже пыль оседала как-то неохотно. Не то, что на лежащих тут же горожанах.
"И вострубит первый ангел" всплыло в памяти невесть откуда, хотя, это уже из другой оперы, ведь так?
Однако, такое количество мертвяков, которого ты ещё никогда в своей жизни не видел, порядком действовало на нервы. И пусть бояться надо живых, а не мёртвых, долгое пребывание, по сути, в одном большом морге, в который превратилась не то, что город — вся долина! — могло расшатать даже самую крепкую психику.
Хотя засушенных тел и становилось всё меньше, всё-таки уже не центр города, где ими были завалены целые улицы, в целом картина оставалась всё такой же безрадостной. Добавь сюда поскрипывающую — скрип, скрип, скрип — с одинаковым интервалом и на одной и той же ноте тележку, на которой лежал привязанный ремнями раненый товарищ, чтобы невзначай не соскользнул, да вновь начавшие падать с неба серо-сизые хлопья, более всего похожие на пепел — хочется забраться под горячий душ и мыться, мыться, мыться, растирая себя мочалкой до красноты.
Откуда, чёрт бы побрал, его приносит, этот пепел? Неужели он валится из этих набухших туч, которые всё никак не разродятся дождём? Если это вообще пепел, а не что-то другое. И если эти тучи вообще несут в себе хоть каплю влаги.
«Деконтаминация» — слово-то какое, подумал Алексей. И что имел в виду Дмитрий, когда вспомнил о ней?
Алексей стряхнул с плеча насыпавшийся тлен, но новые частицы тут же стали покрывать его одежду. Всё равно, что пытаться отряхнуться от снега, находясь под снегопадом. Так же бессмысленно.
Да ещё небо периодически озаряется тихими зарницами. Вроде сверкает прямо над тобой, но никаких раскатов грома до поверхности так и не докатывается. Если и гремит, то где-то очень и очень далеко. Здесь, на поверхности, ничего не слышно. Тихий-тихий мир.
На глаза попалась очередная семья (должно быть, семья): на скамье, судя по всему, мать обнимает, прижимая к себе, двух детей-погодок, из сжатого кулака правой руки свисает цепочка.
Плетнёв дулом автомата слегка разжал пальцы трупа, который, когда-то был, наверное, довольно красивой светловолосой женщиной. Хотя как тут можно судить, не ясно. Пальцы мумии противно хрустнули, на землю посыпалась пыль, а на цепочке повис круглый по виду серебряный медальон с вписанным крестом и мелкими красными камушками по центру и четырём по концам креста.
Очевидно, что она, эта женщина была одной из тех немногих, кто понял, что происходит что-то неправильное, что-то ужасное. Она успела обнять детей, успела сжать в кулаке местный аналог святого распятия, может быть, вспомнила молитву, а может быть и не успела.
Да уж, перед лицом Небытия, которое готово навсегда стереть тебя из этой Вселенной, многие становятся верующими, хотя при жизни в особой религиозности замечены не были. Немногим удаётся принять судьбу с холодной головой и открытыми глазами, это верно. Многие не могут смириться с тем, что за последней чертой ничего нет, верят, что там обязательно должно быть какое-то другое продолжение их земной жизни. В каком-то ином, совершенно непонятном виде, но обязательно должно быть.
О чём она молилась? О спасении? Для себя или для детей? Или о быстрой и лёгкой смерти? Или о царстве небесном, каким бы его не представляла себе? Кем она считала ту, к которой были обращены последние слова молитвы за секунды до? Могло быть так, что все её жизненные установки рухнули в одно мгновение, и вместо веры в её сердце осталось одно лишь разочарование и злость?
Перед лицом смерти люди ведут себя по-разному. Это Алексей знал по собственному опыту. И те, кто собирается умереть, и те, кто собирается эту смерть причинить.
Бесовщина и чертовщина, вспомнилась присказка его прабабки, которая ещё последнего царя застала, а потом пережила Гражданскую и обе Мировые войны, по причине чего являла собой пример парадоксального сплава критического отношения к попам и в то же время какой-то фатализма.
— Поскорее бы уже свалить отсюда, — послышался голос кого-то из мужиков позади.
— Скоро уже, — это был Афанасий.
Скоро ли? Такое ощущение, что они здесь уже целый месяц пылят по пустым улицам.
Но самое гадкое в ситуации, в которой они оказались всей командой, было то, что определить момент, когда Панночка нанесёт очередной удар, было практически невозможно. Чего стоит только то, каким образом она явилась к Алексею на грани яви и сна, сотворив что-то со временем и пространством.
Он тогда даже не понял, как оказался в этом странном пространственном коконе, где всё кроме него самого замерло, даже воздух вокруг. Не понял, как так случилось, что только что сидевший рядом с ним Егор, вдруг обнаружился стоящим на краю крыши, а в следующий миг уже сделал роковой шаг вперёд. Причём сделал его однозначно не по собственной воле. Люди, готовые ради золота забраться, чёрт знает куда, даже в чужой мир, — они очень любят жизнь, ведь для этого они и занимаются поиском сокровищ, а для студента Тихий мир был настоящим Клондайком, банковским сейфом, хозяин которого отлучился, забыв запереть дверцу.
Плетнёв поймал себя на мысли, что совсем не факт, что он сам смог бы удержаться от соблазна разбогатеть подобным образом, занимаясь сбором того, что плохо лежит. Деньги, они в Африке деньги так-то. А догадался бы он проверить побрякушки на ионизирующее излучение? По идее, как военный, знакомый с тем, что такое ОМП, должен был бы. Но ведь такое богатство могло легко затмить разум, понизив уровень внимания, разве нет?
Студент, думал Алексей, очевидно, столкнулся с Ней раньше всех. По крайней мере, он сам так сказал, но сказал ли он всё что знал? Да и мог ли он сказать всё, что хотел, учитывая последующие события? Вот один из главных вопросов. Может, он просто не мог этого сделать, находясь под воздействием этой… твари?
Тварь… Алексей несколько раз произнёс это слово в уме. Тварь… тварь…
С одной стороны, определение, данное опасной гостье полковником, хочешь — не хочешь, как нельзя больше подходило к месту и ко времени. С другой стороны Она выглядела ровно так, как могла бы выглядеть любая другая женщина: красивая, молодая, самоуверенная, эгоистичная, спятившая…
Алексей даже зло улыбнулся. А ещё она по какой-то причине выбрала его для демонстрации своих способностей. Не зря же она ему показала, на что способна, не потому же, что он ей приглянулся. Нет, дело точно не в этом.
Да уж, со спятившим божеством ещё не хватало дело иметь. И это ж как над ней должны были поиздеваться, чтобы довести до такого состояния? Вон, одного пытали, распяли, ткнули копьём под ребро, проверяя, жив ли, и ничего: прощаю, говорит, ваши грехи, мол, искупил я их за вас, живите и радуйтесь. Плодитесь и размножайтесь, ага.
А тут что? Цена показалась чрезмерно высокой? Искупление не удалось? Задание, выданное Всевышним, оказалось не по силам? Всепрощение не прокатило? Публика оказалась невосприимчива к увещеваниям?
Хотя, если подумать, то зачем Бог направляет своих посланников именно тогда, когда их особо никто слушать не будет, а те, кто услышит, всё поймут по-своему и переврут божественное откровение настолько, насколько это вообще будет возможно.
Тьфу ты! В конце концов, почему он решил, что изображение на крышке саркофага с дырой в боку, статуя у "сталинской" высотки и панночка — одно и то же лицо, и что она вообще имеет хоть какое-то отношение к тому, что здесь произошло?
Хотя, что уж тут спорить, некоторые основания для этого были. Но считать Её божеством! "Да ну нах@р" — выругался Плетнёв почти в слух. Хотелось вытрясти из башки все мысли, которые там во множестве роились, но таки не приходили к какому-то общему знаменателю.
И вообще, всё может оказаться не тем, чем кажется! В первый раз что ли!
В паре шагов слева молча шёл Данила, он был максимально собран и сосредоточен, казалось, он тоже сейчас гоняет в голове одну и ту же мысль по кругу. И было, отчего призадуматься! Ведь это он посоветовал Алексею молчать об увиденном во время контакта со странниками. И это он всячески намекал на то, что не хочет знать, что там было, в видении Алексея. Что будет лучше, если это так и останется откровением только для самого Алексея и не более.
Неужели пожалел о своём совете?
То, что, Данила когда-то испытал нечто, подобное тому, с чем столкнулся он сам, Алексей не сомневался. И то, что хранил это глубоко внутри себя — тоже. Настолько глубоко, сколько потребуется для того, чтобы полковник не смог этого распознать.
Но теперь ситуация приобрела неожиданный поворот (можно подумать, что их появление здесь было запланированным!), и от этого, возможно, напрямую зависела не только его жизнь, но и жизнь всей группы. В то время как, Алексей рассказал полковнику лишь часть правды, лишь то, что с ним случилось в этом мире, а про взаимодействие со странниками предпочёл умолчать, постаравшись запихнуть эту информацию в самый глубокий погреб памяти. Оттуда, конечно, периодически постукивали, напоминая о себе, но пока текущие события позволяли обращать на приоткрытую крышку подпола не самое пристальное внимание.
Так что то, что Данила чувствовал себя не в своей тарелке, Плетнёву было понятно и вполне объяснимо.
— Почему полковник назвал Её тварью? Вы уже раньше сталкивались с подобными… существами? — решил прервать затянувшееся молчание Алексей. К тому же требовалось хоть как-то себя подбодрить, усталость начинала наваливаться с новой силой, а в глаза хоть спички ставь — само это место словно бы убаюкивало смертельной колыбельной, предлагая прилечь под каким-нибудь навесом и потихоньку иссохнуть, как это сделали остальные обитатели этого склепа.
Данила не обернулся, и Плетнёв даже успел подумать, что ответа не последует.
— Нет, никто из наших, — всё-таки ответил его куратор, слегка мотнув головой, как бы указывая на всю группу, — ни с чем подобным ранее не сталкивался. Если только полковник, но он мне не докладывал.
Под маской было заметно, как Данила кисло улыбнулся.
— Пока только ты видел её вживую, а мы — наблюдали результат этой встречи.
Да, картина с лежащим на разбитом автомобиле студентом, это странное блаженное выражение на лице, стояли перед глазами.
— Но Смирнов явно знает что-то ещё, — констатировал Плетнёв.
— Знает, безусловно, — согласился Данила, и серьёзно добавил. — Мы сталкивались с похожим эффектом, который ты описал. И ничего хорошего он не предвещает. Опасная штука, очень.
— Да уж понимаю…
— Нет, ты ни черта не понимаешь! — довольно резко, но сдержанно оборвал его Данила. — Это очень опасное явление. Это именно то оружие, наличие которого мы подразумеваем у странников. И массовое вымиранием мы уже наблюдали, видели его последствия!
Плетнёв припомнил слова, сказанные Данилой у саркофага: «Как там». Правда, тогда они обсуждали саму гробницу и красные камни, судя по всему, символизирующие ягоды.
Метров тридцать они прошли молча под скрип тележки, звук собственных шагов, да глухой стук снаряжения по телу.
Массовое вымирание, говоришь. И где же ты его наблюдал, Даня? Господи, и чем же вы вообще занимаетесь, народ, а? Как там сказала Дима: "Мы людей защищаем!". От чего же вы их защищаете?
Когда он впервые услышал это словосочетание — глобальное вымирание — от полковника, Плетнёв не воспринял его всерьёз, точнее просто отнёсся как к любой другой информации. Ну, сказал и сказал, а я принял к сведению. Тем более, что он тут пока новичок.
А потом ты увидел то, что при других обстоятельствах, развивайся твоя жизнь своим чередом, наверное, никогда бы и ни при каких обстоятельствах не увидел бы и не узнал: встреча со странниками, гуляющими из мира в мир, обширная долина в одном из них, а в ней с город, заваленный мертвецами.
И ещё… кое-что было ещё.
— По крайней мере, это то, что нам стало известно из тех разрозненных документов, что попали к нам в руки, — сообщил Данила.
Документы, подумал Алексей, теперь ещё и некие документы, которые могли быть кем-то уничтожены, причём возможно специально. Что же, становилось всё интереснее и интереснее. Вот только неужели Данила специально делится с ним крохами информации? И что он потребует взамен?
— И полковник решил, что Она, — Алексей кивнул в сторону небольшой часовни по правую сторону, фасад которой украшал гранитный барельеф уже со знакомой композицией девушки с сердцем в руках. Пусть она и была изображена здесь чуть иначе, в другом стиле, но по сути — это была она же.
Данила бросил быстрый взгляд в сторону церквушки, в дверях которой лежало очередное тело, собственно, как и на дорожке, ведущей к входу.
— То, что ты держишь в руках "калаш" и то, что аналогичный автомат сжимает в руках колумбийский партизан, не означает, что они как-то связаны, — покачав головой, задумчиво произнёс Алексей.
Данила только хмыкнул, парировал:
— Это означает, что, есть кто-то, кто эти "калаши" производит, продаёт, и даже больше: что кто-то когда-то их изобрёл. А то, что их может использовать как спецназовец "Альфы", так и какой-нибудь бармалей в шлёпанцах или боевик колумбийского наркокартеля — это уже проблема совершенно другого уровня, но не менее важная.
Данила подождал, пока его слова произведут соответствующий эффект.
— Осознал глубину проблемы? — наконец, спросил он.
Алексей только молча кивнул. Да уж было над чем задуматься.
— Гляди-ка ты! — выдал вдруг Данила. — Эта гадость перестала с неба сыпаться.
Пепел или что бы там это ни было, действительно перестал сыпать так, как это было ещё несколько минут назад. Теперь в воздухе витали лишь отдельные мелкие частицы. Хотя позитивным это изменение, всё равно, сложно назвать.
Они с Данилой шли на заметном удалении от остальной группы. Алексей обернулся, посмотрел назад: один из снайперов толкал тележку, рядом шёл, осматриваясь, Толик "Чекан", чуть дальше Дима "Кот" и полковник с привязанным к нему американцем, который плёлся, еле волоча ноги. Неужели он реально хочет пустить его на обмен, подумал Алексей. После всего, что он видел? Вряд ли янки готов будет дать честное слово, что будет молчать, если его передадут в обмен на кого-нибудь из наших. Точнее, он-то уж точно хоть на Библии побожится, вот только обещания своего не сдержит. Видели — знаем.
За ними тянулись следы, чем-то напоминающие те, что остаивли после себя американские астронавты на Луне.
— Что ты видел? — вопрос Данилы вырвал его из размышлений о судьбе американского наёмника.
— Когда? — не сразу понял Плетнёв.
— Ты прекрасно знаешь, о чём я.
Ага, а вот и цена откровенности Данилы. Информация за информацию. Естественно, он понимал, о чём тот его спрашивает! Вот только как быстро ответ Алексея станет известен полковнику?
— Разве не ты мне советовал никому не говорить об этом, — напомнил Алексей, — и особенно полковнику?
— Я, — подтвердил Данила. Видно было, что он искал аргументы, чтобы дезавуировать свои прошлые слова, но не мог, — было дело. Любопытство гложет, — озвучил он, в итоге самый незатейливый предлог.
Алексей размышлял не долго. Что ж, придётся вытащить наружу то, о чём ты хотел бы обстоятельно подумать по возвращению, но раз обстоятельства требуют быть откровенным чуть больше, чем планировалось, то почему бы и нет.
Не исключено, что сейчас он совершает самую большую ошибку в своей жизни, даже большую, чем тот случай в рейде, не считая эпизода, когда он посмотрел в глаза страннице, не последовав, как оказывается, довольно ценному совету.
— Я видел свою смерть, — слова на удивление прозвучали довольно равнодушно, он даже сам от себя такого не ожидал.
— Вот чёрт! — искренне ругнулся Данила. — Чёрт! Чёрт! Ты помнишь, как это произошло?
Как-то глупо звучало слово "помнишь" по отношению к событию, которое ещё не случилось, да и не факт, что случится. Вариант того, что он при зрительном контакте со странницей ты испытал своеобразный психоделический трип, Плетнёв до конца не отметал, тем более, что…
— Я умер два раза.
Показалось, что маска противогаза на лице Данилы поползла вверх, но он продолжал шагать, ожидая продолжения, и было понятно, что он готов с жадностью впитывает каждое слово, а Плетнёв вспоминал то, что вообще-то хотел бы забыть, как ночной кошмар, то, от чего на душе становилось муторно и вполне реально подташнивало.
— Один раз меня… — Алексей сморщился как от боли, — разорвало, насколько я понял, наверное, граната была. Хотя всё так странно, что толком не разобрать. Второй — я не то задохнулся, не то захлебнулся, собственной кровью, — проговаривал он, — в груди жгло. Эту боль трудно забыть. Вроде всё как во сне, и в то же время всё, как по-настоящему. И если это не галлюцинация, то разве можно умереть дважды? И ещё…
- Охр@неть! — перебил его Данила, услышанное точно произвело на него впечатление.
— И что теперь с этим делать? — вопрос был обращён не столько Даниле, сколько самому себе. — Доложить по всей форме полковнику?
— Я буду молчать, — решительно произнёс Данила, — Решать тебе, но я повторю свой совет: не говори об этом Смирнову. Не стоит. Особенно если хочешь остаться в команде. Просто постарайся забыть о том, что увидел. Иначе тебя запихнут в такое далёкое место под такой тщательный надзор, что ты больше света дневного не увидишь!
— А были прецеденты?
— Да.
Понятно. Алексей как бы невзначай обернулся, и тут же поймал на себе взгляд полковника, хотя отсюда из-за маски противогаза толком было не понять, куда он смотрит, но Плетнёв был уверен, что на него.
Он помолчал и спросил.
— Ты тоже?
Короткий кивок.
— А у других, видение подтвердилось?
Ещё один кивок.
— А видели только свою смерть?
Отрицательное качание головой. Было понятно, что слова, произнесённые Плетнёвым, заставили Данилу много и упорно размышлять.
— Всякое видели. Бывало, что вообще ничего.
Однако. Надо это обдумать. Но потом. Тем более, что если это имеет хоть какое-то отношение к действительности, то видение и положительный момент: они, по крайней мере, он выберутся отсюда, вернувшись в привычный мир.
Оставалось только догадываться о том, что мог видеть полковник, который уж точно общался со странниками напрямую.
И всё-таки, раз пошла такая пьянка:
— Даня, что это может означать?! Я видел, как умру, два раза! Я умирал два раза! Я ощутил всё, как по-настоящему! Но почему два раза?
— Один раз, — задумчиво произнёс Данила. — Я видел, как умираю один раз. Два раза это что-то новое.
Было о чём поразмыслить в свободное время. В том числе о том, что будущее не предопределено, как некоторые утверждают.
— А повлиять можно? Кто-то пытался?
— Только этим и живу! — с каким-то несвойственным озорством в голосе и в тоже время фатализмом отозвался Данила.
Они прошли ещё немного.
— Слушай, — внезапно сменил тему Данила, озираясь по сторонам одними глазами, — тебя ничего не напрягает?
Алексей не замечал ничего подозрительного, но решил, что лучше перестраховаться и тоже стал внимательно осматривать ближайшие постройки.
Сейчас они продвигались по дороге, по обеим сторонам которой тянулись одно- двухэтажные дома, больше похожие на индивидуальную застройку, а чуть впереди по ходу движения трассу пересекало полотно железной дороги, перед которым, как и положено были установлены сейчас поднятые шлагбаумы, раскрашенные поперечными полосами. Были здесь и светофоры.
Данила поднял кулак левой руки, сообщая тем самым остальным о необходимости остановится, и проявить внимание. За спиной послышались звуки перезарядки автоматов.
— Слышишь?
Нет, это был не поезд. Это было бы уж совсем ни в какие ворота.
— Нет, — Алексей напряг слух. — Погоди!
Они развернулись и быстрым шагом направились к полковнику, остальные тоже подтягивались.