Персональные демоны

Глава 11. Дьявол заставил меня

Я ощущаю, как электрический разряд проходит сквозь меня. Я словно проводник. Я так хотел узнать, зачем Фрэнни нужна Аду, и вот, пожалуйста. Виденье.

Она залазит в мою машину, опираясь на дверь, и закрывает глаза. Я оставляю ее в покое на большую часть нашей поездки, но, в итоге, не могу сдержаться. Я должен знать.

— Фрэнни?

— Да?

— То, что произошло во дворе… То, что ты видела… Такое бывало раньше? Часто?

Выражение ее лица становится враждебным.

— Я не сумасшедшая, — рычит она.

— Я и не говорю, что ты сумасшедшая. Я просто волнуюсь. — И хочу знать.

Она смотрит в окно.

— Не часто, но бывало.

— Всю жизнь?

— С тех пор, как… мне исполнилось семь.

— Что именно ты видишь? То, что должно случиться?

Она поворачивается, чтобы посмотреть на меня, и слезы катятся из ее настороженных глаз.

— Мертвых людей. Я вижу их мертвыми прямо перед тем, как они умирают. — Она переводит взгляд на собственные руки. — Но я никогда не успевала их остановить.

Теперь я вижу, насколько это могло бы быть полезно для Подземного мира. Если бы мы знали заранее… Если бы могли отмечать их, прежде чем они попадают в Лимб[22]… Мы бы очень преуспели.

Я стараюсь не показывать волнения в своем голосе:

— Это ужасно. Ты будешь в порядке?

— Да. Полагаю, да, — говорит она, когда мы подъезжаем к моему жилому комплексу.

Она настороженно осматривается, пока мы паркуемся.

Не то, что она ожидала увидеть, точно знаю.

— Ты тут живешь?

— Ага. Что-то не так? — спрашиваю я, борясь с подступающим смехом.

— Нет, — огрызается она.

Я занимаю место прямо возле дверей моего дома между ржавой синей Импалой и помятым черным Фордом-пикапом и замечаю краем глаза, как внимательно Фрэнни смотрит вокруг.

Пасмурный день подчеркивает серость атмосферы, наполняющей эту часть города. Четыре двухэтажных цементных здания были когда-то белыми, но теперь они имеют закопченный цвет, облепленны десятилетиями грязи, смога и ржавчины. Большинство окон целые, но тут и там виден картон, приклеенный скотчем на грязное стекло. Старый пакет из супермаркета болтается на ветру, зацепившись за ветку полу засохшего растения около дверей моего дома.

Фрэнни смотрит на меня, затем храбро открывает дверь машины и выходит.

— Идем.

— Ваше желание для меня — закон, — говорю я, двигаясь в сторону здания. Я придерживаю дверь для нее, и Фрэнни осторожно ступает внутрь. Она идет за мной по грязной лестнице на второй этаж и ждет в плохо освященном коридоре, пока я достану ключи и открою замок.

— Твои родители на работе? — спрашивает она, когда я переступаю порог и включаю свет.

— Наверно.

Она следует за мной.

— А когда они вернутся домой? — Мне кажется, или ее голос дрожит?

— Без понятия.

— Ну, ладно… А когда они обычно возвращаются домой?

— Без понятия, — говорю я снова. Она внимательно смотрит на меня. — Я никогда не знал своих родителей. — Чистая правда. Демоны не большие фанаты семейного воспитания.

— Ой… Прости. — Ее глаза переходят к серому линолеуму, на котором ромашки с трудом просматриваются за слоями грязи, накопленной годами. — Так с кем ты тогда живешь?

— Ни с кем.

Ее глаза возвращаются ко мне.

— Ты живешь здесь один? — Грейпфрутовая вспышка наполняет воздух… Ее страх. Ммм…

— Ага.

Она стреляет глазами в сторону двери, вероятно, планируя побег.

— Если ты хочешь поехать к тебе домой, нет проблем, — говорю я своим полным надежд голосом.

— Хм… — Она, очевидно, не готова пройти через этот Ад снова. — Все нормально.

Я иду к холодильнику и открываю его.

— Отлично. Хочешь пива?

Я закрываю дверь пустого холодильника, пока две бутылки материализуются у меня в руках.

— Может, нам сначала поработать?

Я открываю обе бутылки и протягиваю одну ей.

— Я работаю лучше, когда немного расслаблюсь, — говорю я, делая большой глоток.

Фрэнни смотрит на пиво в своей руке и немного отпивает, затем оглядывает все вокруг.

Я демон, не свинья, поэтому держу свое жилье в относительном порядке. На кухне в мойке нет грязной посуды или испорченной пищи, в основном потому, что я не нуждаюсь в еде. По той же причине нет стола и стульев. Шкафчики окрашены в черный цвет, а стены, когда-то белоснежные, в настоящее время скорее серые с облупившейся краской и штукатуркой.

Квартирка меленькая и, кроме кухни и ванны (которая тоже совсем чистая, потому что она мне не нужна) в ней нет почти ничего… Все пространство занимает огромная кровать с черными коваными спинками, черным стеганым одеялом и большим количеством черных подушек. Под ней лежит толстый черный ковер.

— Какая здоровенная кровать, — говорит Фрэнни, уставишься на черную массу посередине комнаты. Затем она переводит взгляд на меня и становится пунцовой.

— Ммм… — соглашаюсь я. — А какая удобная.

Ее взгляд направлен в пол, а потом она снова на мгновение переводит его на меня, прежде чем начинать осматривать остальную часть комнаты, старательно избегая кровати. Ее взгляд останавливается на картинах, висящих около кухни: три Доре, где изображены различные ступени Ада Данте, и одна Уильяма Блейка — «Искушение Евы» — кульминация карьеры Короля Люцифера.

Фрэнни проходит мимо ванной, и я не пропускаю ее хитрость: она рассматривает меня в большое зеркало, висящее на двери.

Фрэнни по-прежнему изучает мою квартиру от пола до потолка, и, наконец, замечает книжные полки напротив кровати, она останавливается и подбирает потрепанный том, который я оставил открытым на полу… «Божественная комедия» Данте.

Вообще я не равнодушен к Данте: когда-то я был его музой.

Она пролистывает книгу и ее брови удивленно поднимаются.

— Она на испанском.

— Итальянском, — поправляю я.

— Ты говоришь по-итальянски? — с сомнением спрашивает она.

— Si.

— Скажи что-нибудь.

— Sii la mia schiava d’amore, — мурлычу я.

Ее лицо принимает настороженное выражение.

— Что ты сказал?

Веселая улыбка появляется на моих губах.

— Я никогда тебе этого не открою.

Как-то я сильно сомневаюсь, что она согласиться быть моей рабыней любви, в любом случае.

Она смотрит на меня широко распахнутыми глазами несколько секунд, а затем кладет Данте обратно на пол.

Она вытягивает с полки другую книгу… Пруста…

— Французский? — говорит Фрэнни с совсем уж недоверчивыми нотками в голосе.

— Oui.

Она хмурится.

— Да ты шутишь… И много языков ты знаешь?

Все.

— Немного.

Фрэнни отворачивается от меня и ставит Пруста обратно на полку. Она проходит мимо окна, из которого открывается вид на парковку, мельком выглядывая в него. Когда она возвращается в комнату и осознает, в какой близости оказалась от кровати, то делает маленький шажок в сторону. Она прислоняется к стене между огромным стерео с динамиками и стойкой с дисками, доходящей до потолка. Ее глаза рассматривают стену за коваными спинками моей кровати. Она полностью покрыта изображением Пропасти, самой дальней от Врат, где Огненное Озеро доходит до Стен Ада.

Наконец, желание получше рассмотреть картину побеждает страх перед кроватью, и она подходит ближе, беря в руки кисть, стоящую в подставке в углу.

— Кто расписывал твою стену?

— Я сам.

Она оборачивается, чтобы посмотреть на меня.

— Не может быть.

Я не могу удержаться от улыбки, когда она возвращается к росписи и проводит пальцем по контуру синего пламени, извергающегося из красной кипящей лавы Озера.

— Это по-настоящему мрачно… страшно, но здорово. Что это?

— Ад.

Она вновь поворачивается и смотрит на меня в течение нескольких ударов сердца.

— Ну, и где ты хочешь работать? — наконец спрашивает она, оглядывая все вокруг.

Я кидаю взгляд на кровать и улыбаюсь.

Фрэнни дрожит, хотя тут совсем не холодно. Она берет пиво, затем лезет в свою сумку и достает тетрадь, садясь на коврик рядом с кроватью, и делает глоток.

Я подхожу к стерео и включаю Linkin Park, достаточно громко, чтобы басы пробрали меня до костей.

— А где твой телевизор? — спрашивает она.

Я сажусь на ковер рядом с ней.

— У меня его нет.

— А как же тогда ты смотришь Исторический канал?

Мне действительно нужно быть более осторожным.

— Он был, но сломался.

— А, — говорит она, вытягивая «Гроздья гнева» из сумки. — Итак, что, по-твоему, нужно сделать Тому?

— Сразу отправиться за решетку. — А потом и в Ад. — Как в Монополии, раз — и через все поле в тюрьму[23].

Фрэнни нервно допивает свое пиво.

Я поднимаюсь с пола, направляясь в сторону холодильника, и через секунду возвращаюсь с еще двумя бутылками. Садясь и протягивая ей одну из них, я «случайно» провожу пальцами по внутренней стороне ее запястья. Ее глаза распахиваются, а дыхание перехватывает. Реакция на мое горячее прикосновение? Или нечто большее?

Имбирь… Ммм…

Это намного лучше… Прямой подход. Очевидно, мой прошлый план — полный отстой. Я должен был все исправить, так что, совсем чуть-чуть воздействовал на нее силой после английского. И вот она. Здесь. Со мной.

Наедине.

Горячий поток электричества проходит сквозь мое тело, когда я представляю открывающиеся передо мной возможности…

Она смотрит на меня и делает еще один глоток пива.

— Ну, и почему ты так жесток к Тому? Что он тебе сделал?

Я смеюсь. Если бы он не был вымышленным, мы наверняка бы стали друзьями.

— Что ж, давай посмотрим… Мне — ничего. Но другим… он либо обворовал их, либо убил. Ничего особенного, полагаю.

Она смотрит на меня с недоверием.

— Ты правда читал книгу? Потому что у него были веские причины…

Ммм… Как я люблю этот огонь.

— А… Так есть веские причины для убийства? Прости. Не знал.

— Иногда. Даже наша судебная система учитывает ситуации, когда есть смягчающие обстоятельства.

— Хм… Да, наша непогрешимая судебная система.

— И церковь тоже. Она прощает людей, которые убивали, если у них не было выбора.

— Ладно, не начинай про церковь…

— Ты самый циничный человек, которого я когда-либо встречала.

— Просто реалист.

— Может, в этом твоя проблема с моими родителями? Ты, случайно, не говорил им всю эту фигню?

Ее слава становятся нечеткими, потому что она все больше и больше возбуждается, и я борюсь с улыбкой, угрожающей расплыться на моем лице.

— Я едва поздоровался с ними.

— Потому что моим родителям нравятся все… Даже Тейлор. Я никогда раньше не видела их такими.

Потому что раньше ты никогда не приводила домой демона.

— Не знаю, что сказать. Люди просто реагируют на меня так иногда.

Я наблюдаю за румянцем, появляющимся на ее щеках. Ее реакция работает на меня. И пиво, похоже, расслабляет ее немного.

Мы довольно долго просто сидим, пока она не поднимает взгляд на меня, а я не отвечаю ей тем же.

Наконец я говорю:

— Твоим родителям нравится Тейлор? Серьезно?

Я вижу, как тяжелеют ее веки.

— Она их раскусила. Они любят ее розовые волосы.

Теперь я позволяю себе улыбку.

— Так вот оно — решение моей проблемы. Мне нужны розовые волосы!

Фрэнни смеется… так искренне… И это шевелит что-то во мне, заставляя чувствовать себя… живым. Она опирается на спинку кровати, ее смех все больше похож на хихиканье, и закрывает глаза. Две бутылки пива на такой вес.

— Ммм… ну да. Это очень подошло бы к твоим красным глазам, — сонно говорит она.

Мои красные глаза? Она наблюдательна. Но на самом деле это я не могу оторвать глаз от нее. Ее дыхание становится медленным и глубоким, когда она проваливается в сон, а я все смотрю.

Я вновь чувствую всепоглощающее желание, которое уже становится мне старым другом. Но есть кое-что еще… на краю этого желания. То, что я не могу признать.

Я мог бы овладеть ей сейчас, если бы захотел. И часть меня кричит мне взять… ее тело. Но другая часть, связанная с тем чувством, тоже кричит. Она просит ее душу. Я могу получить и ее тоже… прямо сейчас. И если бы я сделал это, мы были бы с ней вместе… во всех отношениях… навеки.

Но она еще даже не отмечена. Она должна заработать свое место в Аду. И вообще, у меня нет никаких прав на ее душу… кроме того, что я ее хочу. Я знаю, что Он тоже ее хочет. И Мой Король имеет на нее планы.

Но это не может помешать мне попробовать… Она не запомнит этого, она даже не узнает об этом. Я сижу в течение нескольких минут, глядя на нее, и спорю с самим собой. Но, в конце концов, мое нездоровое любопытство побеждает, и я сдаюсь, прислоняясь к спинке кровати рядом с ней, закрываю глаза, сосредотачиваясь. Я собираю всю свою сущность и чувствую, как оставляю тело и проникаю во Фрэнни сквозь чуть приоткрытые губы.

Первое, что поражает меня, — то, насколько мне здесь комфортно. Обычно овладение происходит жестко и сопровождается ощущением клаустрофобии, но в этот раз… в этот раз мне приятно. Нет, не приятно… нормально. Я прокладываю себе путь в ее мысли… не для того, чтобы управлять… просто чтобы взглянуть. Я хочу знать надежды Фрэнни, страхи, тайные желания. Но в последнюю секунду я отступаю. Потому что это неправильно. Потому что это вторжение в ее личную жизнь.

Я смеюсь над самим собой. Как будто я этого еще не сделал. Разве овладение — это не вторжение в личную жизнь?

Вместо этого я ищу ее сущность, ее душу. И когда я нахожу ее, у меня перехватывает дыхание. Я никогда не видел ничего более красивого: переливчатое мерцание белого, серебристого, зеленного и голубого, словно перламутр. Так не похоже на потрепанные темные души из коллекции Бездны. Сладкий аромат гвоздики и смородины на моем языке и в моем дыхании. Но здесь есть даже больше… Запах глубокой надежды. И чего-то еще…

Моя запятнанная черная сущность кружит и обвивается вокруг нее, и я смущен своей густой, маслянистой формой, несравнимой с ее шелком. Но наш танец заставляет мое сердце парить.

Я позволяю себе быть с нею, и это выглядит так, будто она рада мне… будто она хочет меня. Теряю себя в ней, исследуя ее, пока мы танцуем. Когда она, дрожа, втягивает в себя воздух и стонет (от удовольствия?), я понимаю, что это, должно быть, единственное место, где мы действительно можем быть вместе. Я позволяю своей сущности придвинуться ближе и смешаться с ее. И в тот момент, когда ее мерцающая белизна сплетается с моим черным глянцем, я чувствую… все. Я чувствую всепоглощающий порыв эмоций, которым нет названия… во всяком случае, в Подземном Мире.

Вещи, которые я не могу идентифицировать или описать.

Я не могу даже объяснить, что чувствую… кроме того, что это нечто, чего я никогда раньше не испытывал, нечто… реальное.

Она снова стонет и шепчет:

— Люк…

Этот звук — музыка для моих ушей, но также призыв к действию.

Я должен выйти отсюда прежде, чем навлеку на себя неприятности. Но это почти нереально — заставить себя уйти. Практически против своего желания я заставляю мою сущность просачиваться меж ее губ, смакуя их нежность. Когда я возвращаюсь в свою обычную человеческую форму, я ощущаю себя пустым и холодным, несмотря на мою адски высокую температуру.

Я глубоко вдыхаю, позволяя воздуху наполнить меня, изо всех сил подавляя желание запрыгнуть обратно в ее тело.

Сатана, помоги… что это было?

Я встаю на ноги, с трудом отрывая взгляд от нее, и иду к окну, где маленький черный паучок упорно плетет свою паутину в верхнем углу.

Я какое-то время наблюдаю за тем, как он быстро и легко двигается вокруг ее сердцевины, методично и тщательно строя идеальную ловушку. Безупречно.

Размышляю, как я мог все выпустить из-под контроля?

Понятия не имею, что делать. У меня нет плана. Косвенный подход не работает, когда все, о чем я думаю, как мне прикоснуться к ней, быть с ней.

Но мне не хватает опыта в работе с прямым подходом…

К Черту подходы!

Я сажусь на пол рядом с Фрэнни и смотрю на нее долгую минуту.

А затем наклоняюсь к ней, лишь слегка касаясь своими губами ее.

В моем сне мы с Люком танцуем под звездами. Мы так близки, что я могу чувствовать его всюду, как будто он внутри меня. И затем это уже нечто большее, чем просто танец, его прикосновения подобны Раю. Я слышу свой стон.

Что-то очень мягкое и очень горячее касается моих губ, и, открывая глаза, я вижу, как он отстраняется. Рефлекторно (а может быть, это алкоголь в моей крови) моя рука зарывается в шелковистые темные волосы и останавливает его лицо в нескольких дюймах от моего. Затем я осознаю, что делаю, и почти отпускаю его, когда он вновь касается своими невероятно горячими губами моих. Его температура не меньше тысячи градусов, и я чувствую, как он обжигает мои руки и губы. Но в тоже время я ощущаю себя так неправдоподобно хорошо, что моя голова и сердце на пару собираются взорваться. Ни один поцелуй никогда не заставлял меня чувствовать такое. Он наполнен электричеством, во мне гудит каждое нервное окончание.

Его губы раскрываются, и я чувствую корицу, вдыхаю ее, ощущаю, как она наполняет меня, словно часть его просачивается в мое тело, делая меня целой.

Но я не закрываю глаз, и он тоже. Я вижу, как красное зарево пожара на миг вспыхивает в его черных глазах.

Когда я, наконец, отпускаю Люка, он отстраняется, выглядя при этом ошеломленным и запутавшимся. Я чувствую почти то же самое. Он смотрит на меня довольно долго, и я начинаю думать, что и впрямь облажалась. Но затем на его лице появляется озабоченность, и он спрашивает:

— Ты в порядке, Фрэнни? — Так, как будто его поцелуй мог мне навредить.

В порядке ли я? Не уверена. Потому что я ощущаю головокружение, а некоторым вещам внутри меня я даже не могу дать имя. Я чувствую себя слабой. Я истощена, но при этом возбуждена. Мое сердце бьется с неистовой силой, и я начинаю волноваться, что больше никогда не испытаю ничего подобного. Я смотрю на него, пытаясь выровнять дыхание.

— Угу. А ты как?

Беспокойство не уходит из его взгляда.

— Прекрасно, — говорит он, но я ему не верю.

Я вспоминаю про Тейлор и ощущаю себя еще более слабой.

— Так… что произошло между тобой и Тейлор вчера вечером?

Он выглядит немного удивленным.

— Ничего. Я думал, она сказала тебе это.

— Она была весьма туманна в деталях.

Он размышляет об этом в течение нескольких секунд.

— Неужели? Интересно… — говорит он. Затем внимательно смотрит на меня, сжимая челюсть. Он отводит взгляд, исследуя свои руки, а потом спрашивает: — А что насчет тебя и Габриэля?

— Ничего. — Головокружение. Я вдруг понимаю, что Люка это волнует гораздо сильнее, чем он хочет показать. И мой лживый ответ мгновенно отзывается болью в груди. Я закрываю глаза и роняю голову на кровать.

Для меня это как гром среди ясного Неба… совершенно дикое, головокружительное ощущение… Заставляющее меня всем сердцем хотеть бежать. От Фрэнни. Или к ней. Точно не знаю.

И то, что я почувствовал, когда она поцеловала меня… Понятия не имею, что это было. Что-то изменилось у меня внутри. Итак, что же, Черт побери, мне теперь делать?

Моя работа. Она должна быть отмечена. Это значит, что мне нужно продолжать вести ее на путь разврата, похоти, гнева и зависти… проще простого… не так ли?

— Думаю, мы должны вернуться к работе. — Я, во всяком случае, точно. Вряд ли я смогу сейчас затащить ее в кровать… может, еще одно пиво… небольшой толчок силы… лишь намек.

И вдруг я чувствую запах горячего шоколада. Какой сигнал Фрэнни подает сейчас? Я его не знаю.

— Ага, — говорит она, улыбаясь, и кладет книгу, которая соскользнула на ковер, обратно на колени.

Я смотрю в ее глаза, пытаясь найти там ответ. Не уверен, является ли это частью моего плана, или нет. Я осознаю, что почти не в силах смотреть куда-либо еще. Она отвечает мне тем же. Я снова начинаю склоняться к ней, и, похоже, она желает этого… Но затем я отстраняюсь, словно чувствуя какой-то удар. Я хочу ее всеми возможными способами, которые только могу представить… вообще всеми возможными способами… Но что-то останавливает меня от того, чтобы просто взять ее здесь и сейчас.

Какой-то пульсирующий узел глубоко внутри моей груди? Сердце? Да ладно! Сера не пульсирует! Я снова смотрю на нее, улыбающуюся мне.

Она не улыбалась бы, если бы знала, кто я такой.

Я должен ей сказать.

Это было бы правильно.

О! Ад земной! Это что, совесть? Да что, Черт возьми, со мной происходит? Может, это все шутка моего босса?

Нет… Каким бы садистом он не был, Бехерит никогда бы не нашел в этом ни капельки юмора.

Габриэль.

Наверняка это его вина. Я собираюсь найти его, повыдергивать все его ангельские перышки и набить ими свою подушку!

Я делаю глубокий вдох и стараюсь очистить голову.

Вновь перевожу взгляд на Фрэнни и вижу, как улыбка касается уголков ее желанных губ. Не припомню, чтобы когда-нибудь хотел что-то так сильно. Если бы я не знал точно, то мог бы подумать, что родился для похоти, а не гордыни.

— Итак… глава двадцать восемь, — говорю я, открывая свою тетрадь.