Персональные демоны

Глава 9. Дьявол в своих обличиях

Полагаю, родителям понравился Гейб… пришедший с цветами для мамы — шагом, конечно, милым и красивым, но смущающим. Хотя после Люка они будут любить всех, кого я приведу домой.

Мама бросила лишь один взгляд на Гейба, и тут же притащила праздничные тарелки.

— Могу я предложить тебе что-нибудь еще, Гейб? Добавку мясного рулета, или картофель… — Видно, как она гордится собой и своей стряпней.

— Нет, благодарю вас, миссис Кавано. Все очень вкусно.

— Ой, ну, хорошо. Мы любим принимать друзей Фрэнни.

Во всяком случае, некоторых из них.

Я смотрю на Кейт и могу поклясться, что у нее сейчас случится сердечный приступ. А если Мэгги прекратит пускать слюни за ворот своей рубашки, это будет чудом. Мэри, к счастью, ведет с Гейбом вежливую беседу, как человек, у которого больше, чем одна извилина в голове. Ну, хоть какая-то из моих сестер нормальная. Но больше всех меня нервирует Грейс, которая совсем не изящно[20], практически благоговейно устаивалась на Гейба. По-моему, она не ест, а молится. Похоже, она вожделеет его… но в каком-то ужасном, доводящем до безумия религиозном понимании этого слова.

Я смотрю на папу, взглядом умоляя сделать хоть что-нибудь. Он сидит в рубашке и галстуке. Для него ужин — важное семейное событие, как свадьба или похороны, на котором все должны выглядеть безупречно.

— Грейс, родная, ты есть собираешься? — спрашивает он, подталкивая ее локтем.

Она выскальзывает из своего психо-транса.

— Да, папа.

Но не ест. Она просто продолжает смотреть на Гейба.

Почему я никогда раньше не замечала, что у меня сумасшедшая семья?

К концу ужина я совершенно подавлена.

— Пойдем, Гейб. Нам надо закончить лабораторную. — Я хватаю его за руку и вытаскиваю из кухни.

Он улыбается маме.

— Спасибо, миссис Кавано, все было просто прекрасно.

Прекрасно? Где тут вообще можно было увидеть «прекрасно»?

Остаток вечера мы с Гейбом учимся в моей комнате, и я слышу, как Кейт и Мэгги проносятся туда и обратно мимо двери, хихикая.

Да блин!

— Секунду, — говорю я Гейбу. Выходя из комнаты, я закрываю за собой дверь.

— Поразительно, ты все еще одета, — говорит Кейт. — Нам показалось, что мы слышим скрип кровати.

Мэгги одаривает ее скептической улыбкой: все мы знаем, что среди нас только одна могла бы скрипеть кроватью, и это Кейт. Они с Чейзом начали заниматься сексом еще в прошлом году, когда заканчивали школу.

— Девчонки, ну хорош, вы выставляете себя полными дурами. Хватит.

— Ну и ладно, мы будем подслушивать из комнаты Мэгги и Грэйс, — говорит Кейт и, разворачиваясь, уходит.

Я на секунду замираю, осознав, что с появлением Люка и Гейба не только мои эмоции ведут себя странно. Целая вселенная в неисправном состоянии. Мало того, что все мои сестры с ума посходили, так еще Кейт… Кейт никогда не делает то, о чем ее просят.

Я собираюсь с духом, прежде чем открыть дверь, потому что от мысли о Люке внутри все сжимается.

Он с Тейлор. Прямо сейчас. И, насколько я знаю Тейлор (а я знаю ее хорошо), они не просто разговаривают.

Ты ее не хочешь.

Я ощущаю чувство вины за то, что думаю так. И я не совсем понимаю, откуда пришла эта мысль, но как только она появляется в моей голове, я сразу осознаю: да, это правда, я не хочу, чтобы он ее хотел.

Только не целуй ее. Пожалуйста, только не целуй.

Я проскальзываю в комнату и нажимаю на кнопку воспроизведения на своем айподе по пути к Гейбу. Скидывая обувь, сажусь рядом с ним и слушаю песню The Fray «Ты нашел меня»[21]: Бога действительно не было со мной, когда все рушилось.

Гейб смотрит на меня из-за своего учебника, и впервые я вижу, как он хмурится.

— Эта песня — отстой.

Я смотрю ему в глаза.

— Она одна из моих любимых.

— Почему?

— Потому что она задает правильные вопросы.

— Например?

— Почему Бог просто сидит и ничего не делает, позволяя всякому дерьму случаться с хорошими людьми?

Тело Гейба напрягается.

— Он делает намного больше, чем просто сидит и смотрит.

— Откуда ты знаешь?

— Просто знаю. Каждый день в мире происходят чудеса.

— Ага. Рай, Бог… все это, в любом случае, просто куча дерьма. Религия была создана, чтобы забрать себе власть и деньги.

Он хмурится еще сильней.

— Ты можешь быть права по поводу организованной религии на земле, но насчет Бога ты ошибаешься.

— Я думала, ты умнее. Не можешь же ты всерьез верить в то, что Бог существует? Глядя на все ужасы, которые есть в этом мире?

Он смотрит мне прямо в глаза:

— Бог существует, Фрэнни.

— Ага. Он приходит и отбирает детей у их семей! — выплевываю я, не подумав.

Он смотрит на меня, и я не выдерживаю его взгляда. Опускаю глаза и вижу, как его рука скользит поверх учебника физики. Наши пальцы переплетаются.

— Люди умирают. Это закон жизни.

Взглянув на фотографию брата на комоде, я вдруг ощущаю себя совершенно опустошенной. Слишком уставшей, чтобы спорить. Горло перехватывает, и слезы струятся по моим щекам.

— Ты думаешь, я не знаю?

Мне хочется кричать. Мне хочется оттолкнуть его. Но у меня нет сил ни на что, кроме как прикоснуться лбом к его плечу и закрыть глаза.

Идеально. Имбирь Тейлор почти душит меня. По-моему, на мне не осталось ни одного места, к которому она еще ни прикоснулась или которое не задела. Все идет, как я предполагал.

Они с Райли едят свою пиццу, а я выуживаю информацию. К этому моменту я уже выяснил, что Фрэнни ходит на свидания с разными парнями, но не спит с ними; что она пьет на вечеринках, но не курит; что, несмотря на всю эту фигню с религиозными загонами, ее семья вполне нормальна; и что я не ее тип. Последнее, если верить Тейлор.

На самом деле, я не очень внимательно слушаю, все время отвлекаясь. Очень сомневаюсь, что Габриэль произвел на родителей Фрэнни то же впечатление, что и я… Скользкий ангел… Поэтому он, скорее всего, прямо сейчас в ее комнате. И хотя существует реальная угроза того, что он отметит ее, перед глазами у меня единственная картина — изображение того, как он делает с ней все, что хочу сделать я. Ирония в том, что если он это сделает, то сработает на меня. Похоть есть похоть, неважно, кого ты желаешь.

Но это убило бы меня…

Меня захлестывают тысячи эмоций: какие-то я узнаю, какие-то — нет. Но основное чувство, одержавшее верх над всеми остальными — ревность.

Я заставляю себя улыбнуться.

— Как давно вы знаете друг друга?

Тейлор ухмыляется.

— Фрэнни переехала на соседнюю улицу от моего дома в то лето, когда мы перешли в четвертый класс. Когда она врезалась своим великом в машину моего отца, по словам, которые летели из ее рта… — Она вырисовывает буквы «Д-Е-Р-Ь-М-О» кетчупом от пиццы на мраморной столешнице. — Я сразу поняла, что мы станем лучшими подругами. Даже несмотря на то, что до десятого класса она ходила в католическую школу, мы всегда вместе тусовались. Потом Райли… — Она пихает подругу под столом. — Переехала к нам где-то в средней школе.

— Да, и до этого у меня были нормальные друзья, которые не втягивали меня в неприятности все время, — смеется Райли.

Тейлор усмехается в ответ.

— Эй! Никто никогда не тащил тебя в них за руку. Ты сама в ответе за все свои действия.

— Ну да. — Она смотрит на меня. — Почему мне именно сейчас в голову пришла мысль, что мне нужны друзья получше?

Я пожимаю плечами.

— Я мог бы предложить свою кандидатуру, но, увы, не могу гарантировать меньшее количество неприятностей.

Тейлор смотрит на меня, а затем переводит сердитый взгляд на Райли.

— Выбор, Ру. У нас у всех есть выбор, — говорит она, явно намекая на то, что подруге надо уйти.

Я двигаю ногой в сторону Тейлор и жму на ее ступню.

— Так и есть, — говорю я, и мои слова полны намеков.

Похотливая улыбка появляется на ее лице, и я сражен наповал имбирем.

Райли смотрит на Тейлор.

— Поэтому, думаю, нам всем пора по домам в ближайшее время… — Райли яростно защищала Фрэнни весь вечер, при каждой возможности упоминая ее в разговоре, как бы напоминая мне о моем выборе. Но я точно знаю, какой у меня выбор на самом деле… Сейчас это использование Тейлор, чтобы вывести Фрэнни из себя. Но для этого мне нужно избавиться от нашего сопровождающего препятствия.

— Без проблем. Я подброшу вас до дома. — Но когда я произношу это, я сильнее нажимаю на ногу Тейлор.

Мое послание доходит до нее, и она начинает играть на публику. Встает, закидывает сумочку на плечо и делает вид, что зевает.

— Идем. Я жутко устала. — Но похотливая улыбка так и не исчезает с ее губ.

Как только я высаживаю Райли, Тейлор тут же кладет руку мне на бедро, но секундой позже отдергивает ее.

— Вау! Я знала, что ты горяч, но Боже! — восклицает она, а я удивляюсь, почему она думает, что Он имеет какое-то отношение к этому. — В общем, есть одно место, у старого карьера… там довольно тихо. Мы могли бы поехать туда, если хочешь. — Она снова кладет ладонь на мою ногу. Я снимаю свою руку с руля и располагаю ее на спинке кресла Тейлор. Это то, что я хочу… то есть то, что мне нужно. Самый верный путь вызвать у Фрэнни гнев — поразвлечься с Тейлор. Я наклоняюсь к ней, пытаясь позволить ее имбирю одержать верх надо мной. Она сдвигается со своего места, подаваясь ко мне, и я притягиваю ее к себе. Она поворачивается к моей шее, и я чувствую ее горячее дыхание, когда она покусывает мочку моего уха. Ее рука скользит по моей груди, все ниже и ниже.

И вдруг я чувствую, что меня мутит.

Я не могу заставить себя сделать это. Мое серное сердце в груди весит целую тонну и тащит меня в пропасть. Да что я за демон такой? Тейлор преподносит мне себя на блюдечке с голубой каемочкой, а я не могу ее принять.

Мне нельзя заполучить Тейлор в качестве врага, поэтому я откланяюсь, кладя руку обратно на руль, и мурлычу, прибавляя малюсенький толчок силы:

— Как бы ужасно это не звучало, но у меня есть дела, которые край нужно закончить сегодня. — Например, убрать с дороги наглого ангела, засевшего на моей территории. — Может, как-нибудь в другой раз?

Ее глаза немного мрачнеют.

— Хорошо… Конечно.

Мы проезжаем мимо улицы Фрэнни, когда я везу Тейлор домой, и блестящий белый Додж Чарджер этого ублюдка все еще стоит на ее подъездной дорожке. Я смотрю на часы. Одиннадцать. Как много времени может занять составление выводов по лабораторной?

Я выезжаю на улицу Тейлор.

— Спасибо, Тейлор. Это было весело.

Она пришла в себя, хотя все еще выглядит немного недовольной.

— Могло бы быть гораздо веселее. Ты даже не представляешь, что потерял, — говорит она, надувая свои красные губки.

— Хм… Увидимся завтра. — Я отодвигаюсь подальше к двери, чтобы не позволить ей поддаться искушению, и улыбаюсь, пока она открывает дверь и выходит.

Я смотрю, как она заходит в дом, а затем еду на улицу Фрэнни, где и останавливаюсь.

Это плохая идея, я знаю, но ничего не могу с собой поделать. Я выскальзываю из машины и подхожу к дубу, расположенному возле проезжей части, недалеко от ее окна. Не издаю ни звука, усаживаясь на ветке возле дома, и слушаю. В ее комнате тихо, если не считать музыки. Это плохо.

Желание попасть в ее комнату и прервать… что бы там ни происходило, сильнее всего на свете. И после некоторого, тянущегося, словно вечность, времени, я больше не могу терпеть. Закрываю глаза и сосредотачиваюсь. Габриэль поймет, что я там, но если я буду осторожным, у Фрэнни это не получится. И вот я делаю это… Перемещаюсь в ее комнату. Но тут же чувствую, как воздух уходит из легких от удара. Я словно птица, взрезавшаяся в летящий самолет… И внезапно я возвращаюсь на ветку дуба. Слегка шокированный, пробую еще раз. То же самое.

Что за Черт?

Я вспоминаю отца Фрэнни… как он был защищен от моей магии. Похоже, у мистера Кавано большие связи там, наверху. Я могу попасть в апартаменты Папы Римского в любое время, когда захочу, нет проблем. А вот дом Фрэнни, похоже, вне пределов моей досягаемости.

Гейб так близко. Он пахнет, как снег… как лето. И этот запах щекочет мне ноздри. Его прикосновение к моей руке прохладное и мягкое. Наверно, именно так ощущается прикосновение облака. Я закрываю глаза, когда он наклоняется ближе, и прижимается щекой к моей шее. Его прохладное дыхание, направленное мне в ухо, заставляет меня содрогнуться, когда он говорит:

— У всего в этом мире есть своя причина.

Я поднимаю голову, чтобы посмотреть ему в глаза, ненавидя себя за струящиеся по лицу слезы.

— Я тебе не верю.

Он смахивает мою слезу кончиком пальца и смотрит вниз, прямо мне в глаза. Он обнимает меня и притягивает к своему плечу, зарываясь носом мне в волосы. Я позволяю ему удерживать меня довольно долго, поглощая его энергию. Я никогда не чувствовала ничего подобного, но это заставляет мое тело наполниться теплом. Если бы вы спросили меня сейчас, я бы была вынуждена признаться: я верю в любовь, потому что, мне кажется, именно так выглядит это светлое чувство.

Могла я полюбить его? Это возможно?

Наконец, я отодвигаюсь и вытираю слезы с лица рукавом своей рубашки. Когда я смотрю в его глаза, я вижу в них сомнение. Он начинает склоняться ко мне, и я приподнимаю лицо, чтобы встретить его, но затем его глаза распахиваются, и он резко встает.

— Мне, наверное, пора, — говорит он дрожащим голосом.

Мое сердце бешено колотиться, качаю головой в попытке сосредоточиться, но не могу унять боль, растущую где-то глубоко внутри. Я совершенно не контролирую свои эмоции, в этот момент я не хочу ничего, кроме как обо всем забыть и потеряться в нем. Я хотела бы дать ему хоть что-то.

Когда мы спускаемся, мои родители обступают его. Мама сияет, как будто слышит свадебные колокола.

— Было замечательно познакомиться с тобой, Гейб. Надеюсь, ты будешь и дальше к нам заглядывать.

— Обязательно, миссис Кавано. — Его глаза переходят ко мне, такие глубокие, такие нежные.

— Отлично, — говорит папа. — Значит, мы увидимся в скором времени?

Гейб дарит мне свою ослепительную улыбку.

— Без сомнения, — отвечает он, разворачиваясь к двери.

Мы спускаемся по крыльцу к его машине.

— Ну, увидимся завтра. Спасибо… за все.

— Всегда пожалуйста. — Он переплетает свои пальцы с моими, и мое сердце слегка подпрыгивает от его прикосновения.

Когда мы добираемся до его машины, он смотрит назад, на мое окно, и улыбается. Мое сердце вновь трепещет, когда он обнимает меня и целует в макушку. Прикосновение его тела к моему — больше, чем я могу пережить. Меня трясет, а дыхание становится рваным и неровным, когда я перекладываю руки с его груди на талию, притягивая еще ближе к себе. Я ощущаю, как напрягается его тело, но он не отстраняется. Внезапно меня охватывает острое желание вернуться назад, в мою комнату.

Я поднимаю лицо к нему, и он держит меня еще довольно долго, прежде чем снова поцеловать в макушку.

— Запрись, когда я уеду, — говорит он мне в волосы. — Увидимся завтра.

Он отстраняется, и внезапно волна отчаяния накрывает меня с головой, заставляя хотеть вернуть его обратно. Но я не делаю этого.

— Ага, ладно.

Он садится в машину и заводит мотор.

— Я серьезно, Фрэнни, запрись.

— Ладно. — Я иду к крыльцу, дрожа всем телом.

Но каждый шаг дается мне все труднее и труднее, как будто Гейб — это Солнце, а я пытаюсь уйти с его орбиты. Я борюсь с желанием кинуться за ним. Я заставляю себя двигаться вперед, не оглядываясь. Когда я открываю дверь, я слышу странный шорох. Смотрю наверх. Ничего. Может, просто кошка. Оглядываюсь на дорогу, и на долю секунды я уверена, что вижу мальчика своего возраста, стоящего там… с песочно-светлыми кудрявыми волосами.

Мэтт?

Я задыхаюсь, и внимательней вглядываюсь в темноту, но его уже нет… да и был ли он там на самом деле? Мое сердце бьется в груди со скоростью света, я захлопываю дверь, бегу в свою комнату и запираю ее. Отдышавшись, иду к окну, отодвигаю занавеску и осторожно выглядываю на улицу. Там никого. Я отступаю к кровати и приподнимаю матрас. Доставая дневник Мэтта, вижу, как дрожат мои руки.

Соберись.

Чувствую, как знакомый комок появляется у меня в горле, пока я пишу.

Итак, Мэтт. Я абсолютно уверена, что схожу с ума, потому что мне кажется, я только что видела тебя на дороге. Я знаю, это, должно быть, мое воображение. Я еще не совсем псих. Но ты только посмотри, каким я представляю тебя в голове… как ты должен был бы выглядеть сейчас.

Как же я хочу на самом деле поговорить с тобой. У меня так много вопросов. Мне так нужны ответы. Гейб уверяет меня, что Бог реален. Часть меня действительно хочет ему верить. Если можешь, просто скажи, где ты сейчас… Есть ли Рай? А Бог? Я совершенно потеряна.

Две слезы, большие и круглые, падают на бумагу, словно капли дождя. Я бросаю ручку и закрываю лицо руками. Я запуталась, я потихоньку схожу с ума… я вижу то, чего на самом деле нет. И чувство вины ощущается, словно камень у меня под ложечкой.

Потому что это должна была быть я.

Я прячу дневник Мэтта под своим матрасом и сворачиваюсь калачиком на кровати, уставившись в стену и пытаясь понять все… Ничего. Но моя головная боль побеждает, поэтому я включаю музыку… и не думаю ни о чем.