Персональные демоны

Глава 5. Одержимые

Я сижу на полу в своей темной квартире и периодически стучу затылком об стену, наблюдая, как испуганные летучие мыши пролетают за окном в наступивших сумерках. «Хочу, чтобы ты была здесь»[13] Pink Floyd пробирает меня до костей.

Я никогда не был столь одержим чем-то, тем не менее, всю неделю я наблюдал за Габриэлем и чувствовал такое, чему даже не знаю названия. Но то, что я знаю совершенно точно, я хочу видеть его мертвым. Он заставляет меня нервничать, сомневаться в себе, и мне приходится сдерживаться изо всех сил, чтобы прямо сейчас не забраться в Мустанг и не помчаться на всех порах к Фрэнни домой.

И что бы я сделал, добравшись туда? О, я знаю, что хочу сделать… то, о чем я, не прекращая. думаю с самого первого дня нашей встречи.

А что если Габриэль там? Я вижу в своей голове картинку с ним в главной роли, делающим с Фрэнни то, что хочу я, и чувствую сильный удар… ревности? Что, серьезно?

Но я знаю точно, что он никогда так не поступит, и это дает мне большое преимущество. Он здесь не ради тела Фрэнни. Он здесь ради ее души. Так же, как и я. Но что может остановить его от того, чтобы отметить ее прямо сейчас? Мне нужно поехать… только чтобы удостовериться, что его там нет.

Я снова стучусь головой о стену.

А если он там? Что тогда?

Я представляю, как я, словно Бэтмен, влетаю в комнату и выхватываю ее полуобнаженное тело из лап Габриэля в последний момент.

Так вот, что я хочу сделать? Спасти ее от противного ангела?

В тишине между песнями я сам удивляюсь звукам своего издевательского смеха. Да что такого в этой девчонке? Она же просто девушка. Ничего особенного. Просто цель. И объект моих фантазий.

Я сильнее стучусь головой.

Закрываю глаза, и ее лицо появляется в моих мыслях. Я заменяю его своим боссом, Бехеритом, Великим Князем Ада и Главой Поглощения. Сосредотачиваюсь на мысли о том, что он со мной сделает, если я потерплю неудачу, надеясь, что страх возьмет верх над моими одержимыми желанием мыслями.

Почти срабатывает. Я чувствую себя заледеневшим, страх прокладывает путь сквозь мои внутренности, пока я представляю себя стоящим на коленях перед Бехеритом и Королем Люцифером, ожидая приговора. Но страх сменяется отчаянием от того, что если мое существование сейчас прервется, то я больше не испытаю желания прикоснуться к Фрэнни, поцеловать ее, быть с нею.

Я откидываюсь назад.

Внезапно я чувствую острую потребность выяснить, почему Фрэнни так важна… Какие у них планы относительно нее. Но я не знаю… И не узнаю. Бехерит — тот еще параноик, он держит все в строжайшем секрете.

Я снова ударяюсь головой о стену, чтобы очистить ее от этих мыслей.

Сосредоточься.

Все идет хорошо. Другие из Поглощения не смогли обнаружить ее. А я смог. Остальная часть моей работы должна быть легкой, с Габриэлем или без него. Он всего лишь незначительное неудобство. Кажется, он пока на шаг впереди, вместе со всей его силой, но только пока, он не может использовать ее, не работая таким образом на меня. Но его образ… вместе с ней… в таком виде… заползает обратно в мою голову, и я чувствую, как внутри все переворачивается. Завтра. Я буду с ней завтра.

Я поднимаю свою жалкую задницу с пола и направляюсь в ванную, где залезаю в душ. Как это вообще работает? Я поворачиваю один из кранов, и из стены льется вода, сначала холодная, но затем все более горячая. Я выключаю ее и кручу второй вентиль почти до конца. Скинув свою одежду, я шагаю в ледяную воду.

Сосредоточься, Люк.

— Почему никто в вашей семье не говорит о твоем брате? — Тейлор стирает рукавом пыль с рамки и стекла, прежде чем поставить фотографию обратно на мой комод. На ней я в дедушкином гараже с измазанным маслом лицом, пытаюсь сделать из кудряшек Мэтта кроличьи уши. А он притворяется, что стучит гаечным ключом по моей голове. Нам было семь. Неделя до его смерти. Я сажусь обратно на стул, сглатывая комок в горле, угрожающий заставить меня начать задыхаться.

— О чем тут говорить? Это было очень давно.

— И все же, — говорит она, оглядываясь на фотографию, — это как-то странно.

— Это как-то фигово. Мы можем поговорить о чем-то еще?

Ее брови поднимаются, и она вскидывает свою руку.

— Ну, прости.

Я глубоко вздыхаю и опускаю голову.

— Тай, это правда фигово, и здесь действительно не о чем говорить. Это был несчастный случай. — Когда я произношу эти слова, мое горло полностью блокируется. Мне начинает не хватать воздуха, перед глазами появляются яркие звезды, и я подозреваю, что вот-вот грохнусь в обморок.

— Боже, Фи. — Тейлор бежит ко мне.

Я обхватываю ее за плечи, когда она встает на колени рядом со мной.

— Я… в порядке, — говорю я, задыхаясь.

Она вскакивает.

— Я позову твою маму.

— Нет! — Я кладу руки на колени и старательно работаю над тем, чтобы втянуть воздух в легкие. Я качаю головой, и звезды исчезают. — Я правда в порядке.

— Это что такое было? Астма, или что? Почему я не знаю, что у тебя астма?

О, ты обо мне очень многого не знаешь..

Я оглядываюсь на фотографию Мэтта, по-прежнему стараясь восстановить дыхание, а затем смотрю на Тейлор, пожимая плечами.

— Прости. — Я возвращаюсь к лежащему на столе учебнику по математическому анализу.

Тейлор смотрит на меня еще какое-то время.

— Ты уверена, что все нормально?

— Уверена.

Она растягивается на полу моей спальни со своим экземпляром учебника и пожевывает резинку на конце карандаша.

— Так, как тебе удалось заполучить двух самых горячих парней в мире в качестве партнеров по эссе и лабораторным?

Я не поднимаю взгляд.

— Не знаю, судьба, наверно.

— И теперь они оба падают к твоим ногам. Все равно не понимаю. Это как будто ты превратилась в долбанную Пэрис Хилтон.

— Никто не падает к моим ногам, не выдумывай, — смеюсь я, но понимаю, что, в некотором роде, она права. Они, можно сказать, свалились на меня. А остальная часть правды заключается в том, что мне это нравится.

Я наношу клей на обратную сторону картинки из журнала, которую только что вырезала, стараясь не злорадствовать, и прикрепляю ее на стену над комодом. Тейлор вытаскивает набор фломастеров из своей сумки, а затем подходит ко мне, чтобы оценить картинку Моны Лизы, которую я только что повесила на своей стене. Посылая мне злую усмешку через плечо, она пишет «Моне Лизе» темно-синими чернилами поверх изображения «необходимо потрахаться».

— Твою комнату надо перекрасить, — говорит она, осматривая созданные мной за последние несколько лет шедевры на стенах, а затем снова ложится на ковер.

Почти каждый дюйм стены покрыт совершенно случайными изображениями: от лиц и цветов до мебели, и большинство из них имеет комментарии, написанные Тейлор или Райли. Каждые несколько лет мы отправляемся в магазин красок «Истинный смысл» и просим что-нибудь из того, что они собираются выбросить. Возвращаясь, мы красим мои стены. Последний раз нам повезло добыть краски цвета мандарина, бургундского вина, лепестков розы, темно-коричневого, ярко-зеленого и синего, которые теперь покрывают все видимые участки стен. К настоящему времени здесь должно быть, по меньшей мере, шесть слоев бумаги и краски.

Я вновь сажусь за свой стол, стоящий около окна, и беру в руки учебник по математическому анализу.

— Думаю, можно оставить все как есть. Все равно я уеду в Лос-Анджелес этой осенью, не хочу возвращаться домой из колледжа и видеть унылые пустые стены.

— Тоже верно… Ну, так что, ты собираешься лишить одного из тех парней свободы?

Я не отрываю взгляд от книги, пока сухо спрашиваю:

— Которого бы ты хотела, Тай?

— Люка.

— Что?

— Ты спросила, которого бы я хотела. Люка.

Я подавляю вспышку ревности. Я знала, что так будет.

— А что там с Марти?

— Ну, он милый и все такое, но он и Люк… никакого сравнения.

— Серьезно? Почему?

— Не знаю. Полагаю, из-за таинственности. И пирсинга, — говорит она, щелкая кольцом в губе. — И он выглядит опасным. Все, как я люблю. Он из той серии, когда ты, находясь с ним рядом, и предположить не можешь, что будет дальше.

— Ну да, наверно.

— Но, по какой-то совершенно не объяснимой причине, похоже, он действительно хочет тебя. — Она с улыбкой качает головой, когда залазит в сумку рукой и достает оттуда двухдюймовый блестящий квадратик, зажимая его между средним и указательным пальцами.

— Ты же знаешь, что с этим делать? — Она вскидывает руку, запуская презерватив, словно фрисби, в мою сторону, и он, пролетая через всю комнату, задевает мое плечо и шлепается на пол.

Естественно, я знаю, что с этим делать. В своих мечтах я уже даже попрактиковалась.

— Да ну тебя, — говорю я, закатывая глаза.

Она побеждено вздыхает.

— Думаю, тебе проще было бы с Гейбом.

Дверь моей спальни распахивается, и в ней появляется мама с двумя стаканами молока, как будто нам все еще по восемь лет.

— Кто такой Гейб?

Тейлор прячет усмешку, когда я незаметно ногой заталкиваю презерватив за свою сумку.

— Просто парень из школы, — говорю я, выпрямляясь на стуле.

Мама улыбается.

— О, ты должна пригласить его, я хочу с ним познакомиться.

Я чувствую, как к лицу приливает тепло, и надеюсь, что не покраснела.

— Мам, он просто друг. На самом деле.

— А я люблю встречаться с друзьями, — заявляет она, вручая нам молоко и поправляя юбку.

— Завтра заниматься ко мне придет другой друг.

— Да? А ее как зовут?

— Его. Его зовут Люк. — Я игнорирую усмешку Тейлор.

— Ну, ладно, хорошо. Буду надеяться, что ты нас познакомишь. — Она улыбается Тейлор. — У меня шоколадное печенье в духовке. Оставьте немного молока, я принесу его через пару минут.

— Спасибо, — говорю я, прежде чем она поворачивается и уходит, закрывая за собой дверь и оставляя слабый аромат женских духов.

Тейлор ухмыляется.

— Может, тебе и Гейба привести? Попросишь у мамы совета. Спорим, она бы выбрала Гейба. От него более положительная аура.

— Ага, и оставить Люка тебе? Весьма удобно.

Хотя Гейб и правда обладает более светлой аурой, это не заставляет меня желать его так же сильно, как Люка. Я чувствую, как горят мои щеки от одной только мысли об этом.

Покалывание в теле вызывает головокружение и, в каком-то смысле, чувство «дежа вю». У нас и раньше были такие беседы, и я всегда могла рассчитывать на то, что Тейлор поможет мне с решением. Понимание того, почему я всегда держала Тейлор рядом, внезапно обрушивается на меня. Она была для меня чем-то вроде оберегающей решетки. Не пропускала ко мне ни одного парня, потому что я ей это позволяла… Я хотела, чтобы они не доходили до меня. Только один парень прорвался сквозь эту ограду и оказался в опасной близости от моего сердца. Райан.

Она прыгает на кровать и выдает обреченный вздох.

— Значит, ты хочешь придержать их обоих для себя, — делает она вывод, словно прочитав мои мысли.

— Может быть. — Тело наполняется еще большим количеством непонятных ощущений.

Я хочу их, и я не позволю Тейлор забрать ни одного из них, не в этот раз. Я скрываю улыбку, которую не могу остановить, зевая.

Она поднимает голову и впивается в меня взглядом.

— Ну, ладно, главное, держи этот презерватив под рукой.

Запах, просочившийся под дверь, возвещает о прибытии моей мамы с подносом горячего печенья в руках. Мы с Тейлор мгновенно уминаем его, запивая молоком.

Закончив с математическим анализом, мы спускаемся вниз.

— Мам! Я иду проводить Тейлор, — кричу я, направляясь к двери.

Она выглядывает из кухни.

— Хорошо. Но потом сразу домой.

Мы выходим в прохладную ночь, и Тейлор закидывает руку мне на плечи.

— Кстати, я слышала, как Риф говорил Тревору, что ты возвращаешься в Roadkill[14].

Я закатываю глаза.

— Не верь всему, что слышишь.

Ее губы складываются в едкую улыбочку.

— Ты приняла верное решение относительно Рифа. Ну, сама понимаешь… Чокнутый Герой Гитары[15]. Он хочет тебя обратно только потому, что понимает, что никогда не найдет никого лучше тебя.

— Ну, спасибо, Тай.

— Я имею в виду, в хорошем смысле, — смеется она. — Но если серьезно, он никогда бы не предал тебя. Подумай об этом.

Я впиваюсь в нее взглядом.

— Этого не будет. В любом случае я уезжаю в колледж в сентябре, поэтому нет даже смысла говорить о возвращении… я имею в виду, к группе.

— Значит, ты уверена в УКЛА[16]? Потому что ты все еще можешь пойти в университет штата вместе со мной и Райли. Еще не поздно передумать, ты же знаешь.

Я смотрю вперед, в сторону улицы Тейлор. Нет ни одного фонаря на этом участке Амистад Роуд, поэтому она освящается только светом из окон домов и серебром полумесяца.

— В УКЛА лучшая программа международных отношений в стране. Мне очень повезло, что я туда попала, а уж когда тебе дают полную стипендию, довольно трудно отказаться.

— Не понимаю, почему ты думаешь, что твое призвание — спасти мир?

— Если не мы, то кто? Плюс, ты же знаешь, я не могу тут больше оставаться.

Она выглядит, словно я ее ударила.

— Почему? Ну что здесь такого ужасного?

Я обвиваю ее талию рукой, и мы переходим улицу, ступая на тротуар. Кругом тишина, нарушаемая только лаем кокер-спаниэля Куперов, Треском, который высовывает нос через отверстие в заборе в приступе гнева, вызванного тем, что мы ходим мимо его дома.

— Ничего, кроме того, что, если я пойду в государственный университет, родители заставят меня жить дома. Плюс, там Мэри и Кейт. Ты же меня знаешь. Мне просто действительно необходимо что-то иное.

Мы проходим дом за домом, сегодня вечером особенно тихо.

— Ты не подходишь Лос-Анджелесу, Фи. Они сожрут тебя заживо. На самом деле, это я ему подхожу, — говорит она, проводя рукой по розовым прядкам.

— Тебе стоит поехать со мной. Представляешь, как было бы круто? Тай и Фи… взрывают ЛА.

— Да уж, — говорит она подавленно, и я чувствую себя ужасно, потому что Тай может себе позволить или университет штата, или ничего. Ее папа безработный уже больше года. — Я даже в государственном не уверена… Если не получу пару-тройку стипендий, не смогу пойти.

— Ну, ты всегда можешь приехать ко мне на весенние каникулы.

— Да, наверно. — Она глубоко вздыхает и резко закидывает сумку на плечо. Ее тело напрягается под моей рукой. — Они лишают нас прав на дом.

— Что?

— Мы можем продолжать идти.

— Ты о чем?

— Мы ищем квартиру. — Она быстро смахивает слезу, выскользнувшую из уголка глаза, когда мы поворачиваем на ее улицу.

— О, подруга. — У меня горло перехватывает, и я крепче обнимаю ее. — Тай… Я не знаю, что сказать.

— Да нечего тут говорить… Кроме того, какого из этих парней ты выберешь, — отвечает она со слабой улыбкой.

— Боже, Тай, тебе не кажется, что есть более серьезные вещи, о которых стоит волноваться?

— Может быть, но мне нравится волноваться об этом. Так какого?

— Ой, заткнись.

— Сразу же, как ты назовешь мне имя: Люк или Гейб? — заявляет она, останавливаясь и перехватывая меня сзади за шею.

— Ты ведешь себя нелепо.

— Имя. — Она сжимает мою шею сильнее.

— Прекрати это!

— Имя. — Теперь она еще и трясет меня.

— Ладно! Люк. — Я не уверена, что назвала его имя не только из-за того, что Тейлор сказала, что желает его себе.

— Черт! Какая же ты жестокая. Я не могу даже получить от тебя сочувственный бонус, — обиженно заявляет она, но удивляет меня своим прощальным объятием. На ее губах виден намек на улыбку, когда она открывает входную дверь.

— Напиши мне завтра, когда Люк уйдет. — Она приподнимает бровь. — Я желаю подробностей, — уточняет она с похотливой улыбкой.

Тейлор заходит домой, и, прежде чем она закрывает дверь, я слышу, как где-то вдалеке кричит ее отец.

Я стою на крыльце Тейлор в течение минуты, освещенная луной, и разглядываю созвездия над головой. Если не считать Треска, лающего внизу улицы, сегодня пугающе тихо.

Должно быть что-то, что я могу сделать для Тейлор. Я чувствую себя ужасно, представляя, как всю ее семью вышвыривают из собственного дома. Она жила здесь всю свою жизнь. Может, церковь сможет помочь? Должны же они быть чем-то полезны. Надо будет поговорить с папой.

Я поворачиваюсь, чтобы сойти с крыльца, когда слышу стук открывающейся двери, и Тревор, вылетая из дома, со всего маху врезается в меня, заставляя скатиться с лестницы.

— О Боже! Фрэнни! — удивленно вскрикивает он, подавая мне руку, чтобы помочь встать.

Я отмахиваюсь.

— Где пожар?

— Прости, — говорит он и начинает свой путь по тропинке. Я следую за ним.

— Ты в порядке?

Он настороженно поглядывает на дом за спиной, быстрым шагом идя в сторону улицы.

— Да. Просто очень надо свалить оттуда. Думаю заглянуть к Райли, — говорит он с забавной задумчивой улыбкой на губах.

— И когда вы, ребята, собираетесь сказать Тай?

Его задумчивое выражение лица сменяется испуганным, и он внимательно смотрит на меня.

— Даже не думай.

— Я-то и не думаю. А вот тебе следовало бы. И не смей использовать Райли.

Он резко останавливается и смотрит мне в глаза.

— Никогда, — говорит он. Его взгляд смягчается. Затем на его лице появляется усмешка, и он вновь начинает идти. — Раз уж мы начали об этом, что там у тебя с Джексоном? Он вообще ничего не может делать, кроме как пускать по тебе слюни целыми днями. Это выглядит поразительно жалко.

— У меня с ним ничего нет. Я сразу же сказала ему, чтобы он оставил меня в покое и катился ко всем чертям.

— Он не уловил твоих намеков, — говорит он.

— Какую именно часть из «свали нафиг» он не понял?

— Наверно, часть «а-как-же-то-что-мы-делали-в-туалете»? — Он усмехается и пихает меня плечом.

Я съеживаюсь.

— Все совершают ошибки. Выручишь меня?

— Я подумаю об этом. — Он внимательно смотрит на меня. — А у Рифа есть шанс к тебе вернуться?

Удивительно, но я улыбаюсь.

— Как это ни трагично, но нет.

— О, как поэтично. Он все еще влюблен в тебя, как ненормальный, ты ведь знаешь.

В этом-то и проблема. Он думает, что влюблен в меня. Я пожимаю плечами.

— В один прекрасный день он проснется, и поймет, как все это было глупо.

— Ты разбиваешь сердца одно за другим, — говорит он с улыбкой, разворачиваясь, чтобы перейти улицу, ведущую к дому Райли.

Я засовываю руки глубоко в карманы, пряча их от холода вечернего воздуха. Шагая вниз по тротуару, я улыбаюсь самой себе. Быть может, Райли, наконец, встретила Того Самого? Жаль, ей недолго предстоит этим наслаждаться, потому что Тейлор убьет их обоих.

Сворачивая на плохо освещенную улицу, я размышляю, почему же назвала имя Люка.

Гейб, безусловно, великолепен, и всего лишь мысль о нем вызывает у меня покалывание в таких местах, что признаться стыдно. Он мечта каждой девушки… Ей-богу, он присутствовал во многих моих. И он, очевидно, более безопасный выбор, в то время как Люк, скорее, кошмар каждой девушки. Ну, кроме его тела… мечты о котором смущают даже меня саму… и лица, в котором видна эта темная энергия… Он пугает меня до чертиков, но, в то же время, меня непреодолимо тянет к нему, словно я слышу песню Сирены, заставляющую меня замереть и не позволяющую сбежать. Любая девушка может потерять с ним контроль, что я себе позволить не могу. Никогда.

Наверно, именно поэтому я подскакиваю, когда сворачиваю за угол и вижу черную Шелби Кобру, припаркованную через улицу в нескольких домах от моего. Я сворачиваю и перехожу улицу, направляясь к своему дому, при этом отчаянно желая пойти и заглянуть внутрь машины.

Это не может быть он, убеждаю я себя. Что бы он тут делал? Все, я окончательно свихнулась, прямо как одержимая. Это плохо. В нормальном состоянии я обычно назначаю свидания парням вроде Тони Риггинса и их графическим калькуляторам. Трудно зацикливаться на графическом калькуляторе. А вот на безумно великолепном парне с таинственными глазами — проще простого. Вот вам и причина того, почему я стою посреди своего двора и пялюсь на чужой автомобиль. Я стряхиваю наваждение, глубоко вдыхая, но все еще неуверенно топчусь на месте. В итоге, я заставляю себя открыть дверь и зайти в дом, прежде чем сделаю какую-нибудь глупость.

Тейлор. Здесь Тейлор… Не Габриэль. Сатана, помоги мне, я становлюсь параноиком.

Сосредоточься, Люк.

Я качаю головой, чтобы выкинуть все непрошенные мысли, и тянусь к ключу. Но внезапно, прежде чем я успеваю повернуть его, нечто срывает меня с места с сумасшедшей скоростью. Я нервно сглатываю, чувствуя, как сосет от страха под ложечкой, и закрываю глаза, надеясь уменьшить головокружение.

Есть только два представителя Ада, которые могли бы так вызвать меня.

Пусть это будет Бехерит!

Но когда я чувствую под ногами гладкий камень и открываю глаза, моя паника набирает обороты. Это не мой босс, как я надеялся. Я нахожусь в крепости Пандемония.

Передо мной резной черный трон Короля Люцифера, возведенный на огромной высоте посреди куполообразной комнаты.

Здесь пусто.

Я ищу любой признак Его, но отблески множества плавающих свечей не освещают никого. Я один. Я стою на коленях, не двигаясь, и позволяю сильному запаху серы успокаивать меня.

Но когда я слышу Его низкое шипение у себя в ухе, все равно резко подпрыгиваю.

— Ты нашел ее. — Это не вопрос.

Рефлекторно оборачиваюсь. Пусто. Но затем я чувствую Его. Его взгляд. Ощущаю, как Он парит высоко надо мной, под самым куполом. Я стараюсь не смотреть прямо на Него, но все равно вижу, как Его крылья, словно у огромной черной летучей мыши, медленно спускают Его вниз.

Отполированный черный пол позволяет видеть Его отражение: огромное тело, черная жесткая кожа, которая, кажется, поглощает весь свет, идущий от свечей, и возвращает его обратно через резкое, заостренное лицо и кошачьи глаза, пылающие зеленым огнем. Его кроваво-красные рога окаймлены зубчатой золотой короной. Когда Его когтистые ноги приземляются на пол, Он складывает свои крылья и направляется ко мне, медленно, словно пантера, приближающаяся к добыче.

— Да, мой Господин, — отвечаю я.

— И ты уверен, что она та, кого мы ищем? — Его шепот холодком пробегает по моему позвоночнику, несмотря на две тысячи градусов адского тепла.

И в ту секунду, когда Он задает этот вопрос, я понимаю, что не имею ни единого доказательства того, что Фрэнни — Та Самая. Я всегда полагался на свои инстинкты, и они никогда меня не подводили. Теперь самое время подвергнуть это сомнению.

— Да, мой Господин. — Я душу в себе желание поинтересоваться, зачем она Ему так нужна.

Когда между нами остается всего несколько футов, я чувствую треск электричества, Его сила проходит сквозь меня, как тысяча крошечных молний. Моя собственная энергия увеличивается.

— Поднимись, — командует Он, и я подчиняюсь. Я наблюдаю, как Он направляется вверх по высокой лестнице к трону и садится на него, переходя от своей естественной формы к человеческой, становясь похожим на Зевса: длинные белые волосы и борода, волевое заостренное лицо и красные одежды до пола, скрывающие сильное тело. Горящие зеленым светом кошачьи глаза не меняются. Я чувствую, как они изучают меня.

— Как долго? — рявкает Он своим глубоким, изменившимся вместе с формой голосом.

— Недолго, мой Господин. — Что-то я не испытываю желания поделиться с ним информацией о том, что вмешательство Габриэля может немного увеличить время моей работы.

— Превосходно. — Он на мгновение замолкает, и я надеюсь быть отпущенным. Вместо этого я начинаю ощущать усиливающееся чувство тревоги, когда понимаю, что Его глаза сверлят мою опущенную голову.

— Люцифер… — говорит Он задумчиво. — Я считаю, тебя недооценили. Бехерит ненавидит давать награды тем, кто их заслужил, но я верю, что ты был ценным приобретением для Поглощения.

Когда Он делает паузу, я осознаю, что чувствую себя еще более неуютно, не понимая, куда он ведет.

Наконец, он театрально встает и спускается вниз по лестнице, длинные красные одежды струятся по ступеням. Все на показ, так как Он легко мог в мгновение ока оказаться передо мной. Зло исходит от него волнами, насыщая мой ум темными мыслями и лишая способности думать самостоятельно.

— Посмотри на меня, Люцифер.

Даже при желании я не смог бы ослушаться. Поднимаю голову и смотрю в Его глубокие зеленые глаза, ощущая внутри внезапный прилив сил, пока Он внимательно изучает меня.

— Да. Так я и думал. — Он поворачивается ко мне спиной.

Ноги становятся ватными, и я чувствую, как сила внутри меня практически доходит до точки кипения, когда Он отпускает меня.

— Мне нужен кто-то новый в моем совете, Люцифер. Привлекает ли тебя… место в нем? Может, статус Главы Поглощения?

Тяжело сохранять свое лицо спокойным… невыразительным… Работа моего босса. То, что я всегда хотел… то, что хочет любое существо, обладающее хоть частичкой гордости. Так почему же я чувствую всепоглощающий ужас от перспективы войти в совет… под Его постоянным надзором.

Нет!

— Да, мой Господин.

— Это будет твоей наградой, когда ты приведешь ее ко мне. Он делает широкий круг и останавливается позади меня. Внезапно я слышу, как устало звучит Его голос.

— Ты хоть представляешь, как утомительно всегда быть вторым?

На этот вопрос нет ответа. А он Ему и не нужен. Я стою неподвижно, словно камень, и жду, когда Он закончит свою мысль.

— С самого Начала у Создателя была вся власть. — Волосы у меня встают дыбом, когда Его сила возрастает, а голос возвращается к обычному грохоту. Он замыкает свой круг и встает передо мной. Гнев прокладывает глубокие морщины между Его белыми бровями. — Теперь моя очередь. Мой шанс. Я выйду из-под его гнета… в конце концов. Мы не будем больше соблюдать его правила. Я, наконец, получу свое законное место.

Пол трясется от гула Его голоса, и одна из многих белых мраморных горгулий падает со своего помоста.

Не лучшей идеей было бы сейчас напомнить, что в самом Начале Он согласился с правилами Всевышнего не без причины. Когда они еще оба были в здравом уме, они признали необходимость баланса во Вселенной.

Без заманчивой перспективы Рая и пугающей угрозы Ада человечество пустилось бы в разврат, уничтожив себя, сделав Рай и Ад совершенно невостребованными местами. К сожалению, здравомыслие Короля Люцифера было сомнительно еще до того, как я начал свое существование.

Его зеленые глаза темнеют, становясь почти черными, и в гневе черты Его истинного обличия оказываются в опасной близости от поверхности, мерцая и просвечивая сквозь его человеческую форму, как мираж.

Он начинает новый круг.

— Отметь ее как можно скорее. Другие… — Он буквально выплевывает это слово. — Тоже придут за ней. Она нужна мне, Люцифер. Не разочаруй меня.

Другие уже пришли… в виде Габриэля.

Он поворачивается, взмахивая своими одеждами, и я вновь словно качусь на американских горках… Я отпущен.

Я оказываюсь в своей машине, ожидая, когда отступит головокружение.

Когда я вспоминаю, где нахожусь, оборачиваюсь и смотрю, как вспыхивает свет на втором этаже дома Фрэнни. Я продолжаю наблюдение, пока она отодвигает занавеску и всматривается в ночь… в моем направлении. Она возвращает штору на место и отступает вглубь своей комнаты.

Придя в себя, я поворачиваю ключ и отъезжаю от окрестностей дома Фрэнни, обладая безопасным знанием того, что она будет принадлежать Аду, и очень скоро. Я не потерплю неудачу. Мне становится интересно, что же такого натворил мой босс, что его хотят заменить. Но тут же качаю головой… Меня это сейчас волновать не должно. Меня не должно волновать ничего, кроме одной единственной вещи. И прямо сейчас эта Вещь-Номер-Один — Фрэнни.

Завтра.