Первая гражданская война в Риме

ВВЕДЕНИЕ

История классической древности изучена гораздо лучше, чем история сопредельных Средиземноморью стран. Корпус источников, повествующих о ней, хорошо известен, его читают и анализируют со времен Возрождения. Новые материалы принципиального свойства появляются не так уж часто и в основном касаются хотя и важных, но локальных сюжетов. Тем не менее, хотя гражданские войны последнего века Республики — самый освещенный сюжет в истории античного мира[1], это касается скорее событий 60—30-х гг. до н. э., тогда как первая крупная смута, произошедшая в 80-х гг. до н. э., известна гораздо хуже. Она не привела к падению Республики, однако важна уже одним тем, что была первой, поставив римлян в совершенно необычную, не предусмотренную никакими законами ситуацию. Эта смута явила примеры как для подражания, так и, в гораздо большей степени, для порицания, и наложила отпечаток на последующие этапы кровавой борьбы за власть. Трудности исследования, связанные с этими событиями, начинаются уже с названия и датировки. Как ее именовать? Гражданской войной Мария и Суллы? Но Марий умер в 86 г., когда главная схватка была еще впереди. Война марианцев и сулланцев? Но в 87 г., когда Цинна и Марий осаждали Рим, они, как мы увидим, боролись явно не против сторонников Суллы. Это была одна гражданская война или несколько? Ведь вооруженное противостояние распадается на три конфликта, даже если говорить только об Италии. Когда она закончилась, в 82 г., битвой у Коллинских ворот, падением Пренесты, или позже, взятием Волатерр? Но ведь Серторий продолжал сопротивляться до 73 г. Вопросов возникает много, и куда более важных. Однако сразу оговоримся, что в книге речь пойдет преимущественно о событиях в Италии, но применительно ко времени после битвы у Коллинских ворот будет рассматриваться только вооруженное противостояние, а не террор и реформы Суллы. Анализ событий в провинциях заканчивается 81-м годом, когда Серторий под напором сулланских войск бежал из Испании. (Я отлично осознаю уязвимость такого подхода для критики, но, как представляется, он вполне имеет право на существование и, к слову сказать, уже использовался в историографии.) Тем не менее, разумеется, рассмотрение военно-политической борьбы — не единственная задача книги, хотя сама по себе эта задача не столь простая, как может показаться. Важно также понять, что привело к гражданской войне, можно ли было ее избежать на том этапе, какую позицию занимали в ней те или иные социальные слои, каковы были идеология и пропаганда различных лагерей. Не будут обойдены вниманием экономические проблемы и, конечно, италийский вопрос. Все это, как можно надеяться, позволит создать многоплановую картину событий 80-х гг. до н. э. в res publica Romana.

Источники по данной теме хотя и достаточно многочисленны, но гораздо менее объемны и, соответственно, информативны, нежели по второй трети I в. до н. э. Это литературная традиция, эпиграфика, нумизматика, тогда как археология по рассматриваемому периоду практически ничего не дает. Что же касается античных авторов, то до нас не дошло сочинений современников событий, если не считать нескольких фрагментов в речах Цицерона (о них см. ниже). Сильнейшее влияние на последующую традицию рассказа об этой эпохе вообще и о гражданской войне в частности оказали воспоминания Суллы[2]. Особенно активно их использовал Плутарх (см. ниже).

Диктатор ни в малейшей мере не сомневался в собственной правоте, был совершенно чужд какой-либо самокритики и не стеснялся самой грубой лжи в отношении своих врагов (прежде всего Мария)[3]. Именно к Сулле, очевидно, восходит традиция, согласно которой его вражда с Марием имела давние корни, что вызывает серьезные сомнения[4]. Важной частью воспоминаний были различные сны и знамения[5], призванные, естественно, продемонстрировать поддержку диктатора богами, особенно в критические моменты его жизни[6].

Другим трудом по рассматриваемой теме, не дошедшим в источнике до нашего времени, но использовавшимся позднейшими античными авторами, была «История» претора 78 г. до н. э. Л. Корнелия Сисенны, описавшего Союзническую и гражданскую войны и закончившего свое сочинение, по-видимому, началом 78 г. до н. э.[7] Саллюстий (Iug. 95.2) считал, что тот не был достаточно свободен в своих суждениях о Сулле (parum mihi libero ore locutus videtur), т. e. высказывался о последнем более благоприятно, чем он этого заслуживал[8]. В то же время Саллюстий отмечал основательность труда Сисенны (optume et diligentissume omnium, qui eas res dixere). Важно отметить, что Сисенна являлся современником описываемых событий и, похоже, был куда объективнее Суллы[9]. Хотя нет прямых данных о влиянии Сисенны на последующую традицию изложения событий 80-х гг. до н. э., похвалы ему Саллюстия позволяют думать, что оно было очень значительным. Широкую известность получил сюжет о воине Помпея Страбона, покончившем с собой на трупе случайно убитого им в бою брата, сражавшегося на стороне Цинны (fr. 129 Peter = Tac. Hist. III. 51. 2; см. также: Liv. Per. 79; Val. Max. V. 3. 5; Gran. Lic. 20F; Oros. V. 19. 12-13).

У Плутарха сохранились и два сообщения Фенестеллы — о похождениях Красса в Испании (Crass. 5.6) и о битве при Сакрипорте (Sulla 28.14). Свидетельства о последних днях Мария восходят к продолжателю труда Полибия стоику Посейдонию, который в составе родосского посольства находился в Риме на рубеже 87—86 гг. до н. э. и встречался с уже тяжело больным арпинатом (FGrH 87 F 37 = Plut. Mar. 45.7), а также к историографу Гаю Пизону (HRR I², 317 = Plut. Маr. 45. 8-9)[10]. Оба сообщения носят благоприятный для Мария характер[11]. О том, как описывалась гражданская война в не сохранившихся трудах других историографов (анналистов) и мемуаристов (Валерий Антиат, Лициний Макр, Клавдий Квадригарий, Рутилий Руф и др.), можно лишь строить более или менее вероятные гипотезы.

Первым сохранившимся до нашего времени источником о тех событиях стали сочинения Цицерона, находившегося во время гражданской войны в Риме и знавшего лично многих их участников. Благодаря ему сохранились ценнейшие сведения о политическом и экономическом положении в Риме и в некоторых общинах Италии (Ларин, Америя) во времена гражданской войны. Господство Цинны и его преемников он называл «господством дурных», improborum dominatus, а его установление, как позднее и диктатуры Цезаря, — победой людей «бесчестных и пропащих», improbi и perditi[12]. В то же время он не отрицал, что это были три года без войны, triennium sine armis (Brut. 308) — характеристика, обретшая популярность в историографии нового и новейшего времени и подразумевающая положительные стороны этого периода[13]. Примечателен его подход к личности Мария — земляка и homo novus, как и сам Цицерон. Он нередко весьма похвально отзывался о нем в речах перед народом, тогда как в выступлениях перед сенатом, письмах и философских трактатах, т.е. перед иной аудиторией, куда чаще и жестче критиковал его[14]. Цицерон сравнивал свое возвращение из изгнания с мариевым, поскольку тот, вернувшись в Рим, устроил резню, чего не было в случае с ним[15]. Осуждается автором сочинений за жестокость Цинна (Phil. XI. I)[16], но он положительно оценивается как военачальник (Font. 43)[17], а указание на развязывание им (как и Марием) гражданской войны сопровождается наряду с осуждением признанием определенной легитимности его действий (recte, immo iure fortasse), поскольку речь шла о возвращении из изгнания[18]. Обращает на себя внимание и достаточно позитивное отношение Цицерона к П. Сульпицию, который является одним из участников диалога «Об ораторе» и подвергается довольно умеренной критике за деятельность в качестве трибуна[19]. Примечательно также, что Сулла, Марий, Цинна и Октавий в весьма сдержанных выражениях осуждаются Цицероном за разжигание гражданской войны (но не за дальнейшее поведение) и признаются «оптиматами» (Har. resp. 53-54). Не имеет значения, что думал сам оратор[20], явно не симпатизировавший всем четверым; важно, что он рассчитывал на положительный отклик аудитории[21]. Впрочем, циннанский режим оратор осуждал и в речах для народа, и в сочинениях для узкого круга.

Некоторые сведения о гражданской войне, а также интересные суждения о Сулле и Марии сохранились у Саллюстия. Хотя его «Historiae» начинались с 78 г., в I. 31-53, 90-96 освещаются события bellum civile, в том числе деятельность Сертория[22]. В них мало сведений, отсутствующих в других источниках, но они позволяют предполагать, что именно к Саллюстию восходили многие сообщения других античных авторов на интересующую нас тему — в частности, Плутарха и Аппиана. Примечательно отношение писателя к Сулле и Марию. Для обоих он находит слова похвалы, но также и неодобрения (см. Cat. 11.4; lug. 63. 2-6; 95. 3-4 etc.). Ни тот, ни другой не являются в его глазах носителями virtus[23], которой наделяется даже будущий враг Рима Югурта (пока он служит Риму — lug. 9.2). Это вполне соответствует взглядам Саллюстия, отказавшегося от участия в политике (Cat. 4. 1-2) и тем самым от поддержки любой из сторон в гражданской войне.

Немалую ценность представляют эксцерпты из XXXVII и XXXVIII книг «Исторической библиотеки» Диодора Сицилийского, чьим важнейшим источником по интересующим нас событиям мог быть Посейдоний[24]. В них содержатся ценнейшие сведения о борьбе за консулат 88 г., осаде Рима Цинной и Марием в 87 г., финальном этапе гражданской войны 83—82 гг. до н. э. И хотя не все сообщения греческого автора вызывают доверие[25], подчас они важны тем, что являются отражением пропаганды сторон — точнее, стороны, а именно сулланцев. В дошедших до нас фрагментах Сулла представлен как образец милосердия и умеренности, чего никак нельзя сказать о его врагах. Впрочем, взгляд на Мария тоже неоднозначен — в свои лучшие дни он вполне положительный герой, и только к старости погоня за властью и богатством губит его (Dowling 2000, 319-320). Эта точка зрения отличается от той, что проводится в мемуарах Суллы, который возводил свою вражду с арпинатом еще ко временам Югуртинской войны, она ближе к саллюстиевой. Не без уважения отзывается Диодор и о Марии Младшем, храбро сражавшемся с Суллой, а также об отказавшемся перейти на сторону последнего Перперне, обычно поносимом в античной традиции[26]. Все это говорит о том, что Диодор использовал источники различной направленности, не замыкаясь на одной из трактовок, хотя его просулланский настрой сомнений не вызывает.

Важным источником по истории гражданских войн являются эпитомы (периохи) труда Тита Ливия, опиравшегося, очевидно, как и при описании более ранних эпох, на сочинения анналистов (Lovano 2002, 150). Это первое, пусть и краткое, но связное изложение событий 80-х гг. до н. э., сохранившееся до наших дней. «Ливий целиком на стороне Суллы и прилагает все усилия для того, чтобы свалить ответственность за гражданскую войну на его недругов» (Linden 1896, 10). «Эпитоматор Ливия не упоминает ничего неблагоприятного для Суллы, если может избежать этого» (Bulst 1964, 322). Такой подход, очевидно, обусловлен «помпеянством» Ливия (Тас. Ann. IV. 34. 3), подразумевавшим куда более положительное отношение к Сулле, нежели к его врагам. Он единственный автор, который приписывает Сулле готовность подчиниться сенату в обмен на возвращение изгнанников, после высадки в Италии к нему стекается «вся знать (nobilitas omnis)»[27], его послы будто бы претерпевают насилие от людей Норбана etc.[28] В то же время масштабы марианских репрессий до крайности преувеличены (per. 80, 86). Примечательно, что малопочтенный термин factio (клика) применяется эпитоматором Ливия лишь по отношению к врагам Суллы (per. 77, 84), тогда как враги марианцев именуются оптиматами (Лапырёнок 2007, 55). Наряду с этим в периохах можно найти и ценные сведения (о законодательстве Сульпиция, отношениях с италийцами, позиции сената и др.). Несомненно, труд Ливия лег в основу многих последующих изложений истории гражданской войны, однако степень влияния на них стороны Ливия остается дискуссионной (см. ниже).

Первым бревиарием, в котором изложена история гражданской войны 80-х гг. до н. э., является знаменитая своими биографическими зарисовками «Римская история» Веллея Патеркула, написанная в эпоху Тиберия, в 30 или 31 гг. н. э. Прадед автора служил при Сулле во времена Союзнической войны (Veil. Pat. II. 16. 2), что не могло не сказаться на взглядах писателя. Применительно к событиям bellum civile (другое дело — после ее окончания)[29] он оценивает диктатора как человека, заслуживающего высочайшей похвалы (17.1)[30], миротворца (pads auctor: 25.1). Виновниками же смуты изображаются его недруги, однако и они показаны неоднозначно. Сульпиций характеризуется как человек, выдающийся силой дарования и духа (vigore ingenii atque animi celeberrimus), чья беда в том, что он свернул с правильного пути и вступил в союз с Марием (18.5). Но и Марий оценивается как выдающийся полководец, хотя и опасный для государства в мирное время (11.1)[31]. Выражается ему некоторое сочувствие и в его скитаниях по Африке (19.4). Достойным славы отца признается и Марий Младший (26.1). Цинна сурово осуждается за свои действия и опрометчивость в замыслах (20.2; 24.5), но его решительность удостаивается похвалы[32]. Враги Цинны и Мария, как и у эпитоматора Ливия, именуются оптиматами. Описание гражданской войны 80-х гг. до н. э. занимает у Веллея 10 глав[33], но сведений, отсутствующих в других источниках, здесь не так уж много[34], тем более что многие из них достаточно спорны (см. ниже). Однако и они при общей скудости Источниковой базы по данной тематике представляют интерес наряду с оценками Веллея.

Немало ценных сообщений содержится в сборнике «Достопамятные деяния и изречения» Валерия Максима, написанном примерно в те же годы, что и труд Веллея Патеркула. Валерий Максим ставит перед собой задачу сохранить память о моральных достоинствах героев прошлых времен (преимущественно до битвы при Акции), не очень считаясь с хронологией и контекстом[35]. Именно у него марианские репрессии впервые именуются проскрипциями (Val. Max. IV. 3. 14; V. 3. 3; VI. 9. 14), что вряд ли является простой неточностью, свидетельствуя скорее о стремлении писателя приравнять жестокости марианцев по масштабам к сулланскому террору. При этом, осуждая и Суллу, и Мария[36], и Цинну как поджигателей гражданской войны, погубивших немало сограждан, Валерий Максим отмечает, что и они при всем том не преступали известных границ (И. 8. 7). В целом же, несмотря на склонность к риторике и обусловленные ею искажения, труд Валерия Максима представляет немалую ценность как источник по рассматриваемой теме, помогая лучше осветить позицию сената, положение в Италии, личные связи между участниками событий и др.

Интерес представляет и краткий обзор событий гражданской войны в поэме Марка Аннея Лукана (II. 70-233; см. также: I. 581-583; II. 545-550; IV. 822-824; VI. 793-796; IX. 204-205). По-видимому, этот обзор восходит к Ливию. «Поэма не содержит каких-либо сведений, которых мы не знаем из других источников, однако она представляет интерес драматическим рассказом о жертвах Мария и Цинны в 87 и Суллы в 82 г.[37]; Лукан горячо осуждает гражданскую войну и делает акцент на личной вражде Мария и Суллы (фактически исключая роль Цинны)» в моралистических целях (Lovano 2002, 151). Именно этими целями обусловлено то, что поэт описал лишь сцены расправ, опустив все остальное; для яркости изложения он преподносит дело как собственные воспоминания[38]. Больший в фактологическом отношении интерес представляют поздние схолии к Лукану, известные как Commenta Bernensia и Adnotationes super supqr Lucanum. Их авторы использовали — видимо, через посредников — ‘Historiae’ Саллюстия (Rawson 1987, 164) и сообщили немало сведений о событиях 80-х гг. до н. э. (об изгнании Мария марианской «чистке», войне 83—82 гг. и др.), представляющих, несмотря на многочисленные ошибки и неточности, несомненный интерес для исследователей.

Важнейшим источником по истории гражданской войны 80-х гг. до н. э. являются сочинения Плутарха — биографии Суллы, Мария, Помпея, Сертория, Красса. Огромное влияние на Плутарха оказали мемуары диктатора, на которые он делает не менее 16 прямых ссылок[39]; они привлекаются при описании событий как 88—87, так и 83—82 гг. до н. э. Кроме того, Плутарх использовал труды Саллюстия[40], Ливия, Посейдония, Гая Пизона, Фенестеллы[41], однако он, по-видимому, не читал их целиком, а обращался к ним для уточнения деталей (Кеаveney 2001, 248). Немало у Плутарха и анонимных ссылок[42]. Несмотря на то что источники Плутарха в целом просулланские, писатель далеко не во всем настроен в пользу Суллы. Если в гл. 8-9.8 его биографии Марий и особенно Сульпиций изображены законченными негодяями, что настраивает читателя в пользу будущего диктатора, то в 9.9-14 взятие Рима описывается уже в резко враждебном Сулле тоне; рассказ о борьбе в Италии в 83—82 гг. до н. э. в целом благоприятен для Суллы, осуждению подвергаются уже его действия, имевшие место после войны. Подобные колебания связаны, очевидно, с тем, что Сулла, как и его «напарник» Лисандр, согласно парадоксальному выражению С. С. Аверинцева, люди «импонирующие, но не симпатичные»[43]. К Марию Плутарх куда более суров. Хотя он и выражает ему сочувствие, и признает силу его духа во время скитаний после бегства из Рима[44], в целом в рассказе о событиях 88—86 гг. до н. э. господствует идея о том, что арпинат поддался неумеренному честолюбию, а впоследствии и неуемной жажде мести, которые и погубили его морально. Умер же Марий, одолеваемый страхом перед Суллой, так и не одержав желанной победы над Митридатом[45]. Все это, несомненно, обусловлено мировоззренческими установками Плутарха, которого раздражали в Марии не только авантюризм, властолюбие и жестокость, но и отсутствие интереса к духовной культуре — как и у его «напарника» Пирра (см. Аверинцев 1973, 223). Совсем немного внимания уделено Цинне — он даже не удостоен какой-либо характеристики, и все время оказывается в тени других персонажей, будь то Марий, Серторий или Помпей. Возможно, это связано с отсутствием у Плутарха подробных сведений о Цинне — его роль как одного из главных действующих лиц гражданской войны и главы римского государства для него очевидна; наряду с Суллой и Марием он причисляется к «тиранам»[46]. Что же касается Помпея, то его роль в событиях 80-х гг. до н. э. и личные достоинства у Плутарха несколько преувеличены; он противопоставляется своему отцу, ненавидимому римлянами, который характеризуется весьма нелестно и упрощенно, что позволяет оттенить достоинства его сына (Hillman 1998, 179-180). Явно идеализируется и Серторий, противостоящий жестокому Марию, безвольному Цинне и их бездарным преемникам.

Поскольку Плутарх пишет не историю того времени, а биографии его героев, то отбор фактов весьма избирателен и не всегда подчиняется хронологии, что приводит к искажениям. Достаточно сказать, что он опускает упоминания о законопроектах Сульпиция, вокруг которых развернулась борьба, кроме одного — о передаче командования от Суллы Марию[47], который в действительности был внесен после того, как началось противостояние консулов и Сульпиция (см. ниже, с. 69 слл.). Показательно и описание битвы при Коллинских воротах — оно весьма объемно, но мы видим не связное изложение, а лишь несколько ее драматических эпизодов (см. ниже, с. 298-300). Это вполне соответствует целям Плутарха, для которого «словцо или шутка лучше обнаруживают характер человека, чем битвы, в которых гибнут десятки тысяч людей» (Alex. 1.2). Следствием такого подхода стало то, что писатель искал причины крупных исторических событий не в глубинных процессах, а в человеческих отношениях, в данном случае — во вражде Суллы и Мария, «которая чуть было не погубила Рим» (Plut. Маr. 10.7).

Несмотря на все эти недостатки и отсутствие связной истории событий 80-х гг. I в. до н. э., Плутарх является неоценимым источником по данной тематике, тем более что он, в отличие от других авторов, писавших о тех временах, постоянно ссылается на своих предшественников. При анализе текстов Плутарха очень важно отделять его трактовки от излагаемых им фактов.

Весьма показателен бревиарий Луция Аннея Флора о войнах Рима — своего рода ораторский комментарий к ним (Дуров 1993, 114). Одно из названий его сочинения — «Эпитома Тита Ливия», хотя на деле у Флора, наряду с обширными заимствованиями и даже цитатами из этого автора, встречаются и отклонения от труда предшественника — как на уровне изложения фактов, так и трактовок[48]. Однако в нашем случае Флор придерживается ливиевой интерпретации — причиной войны он объявляет неумеренное честолюбие Мария (III. 21.6: inexplebilis honorum Marii fames), оправдывается штурм Суллой Рима и его действия до прихода к власти в 82 г. до н. э. Ярко описываются убийства марианцами неугодных[49], а взятие ими Рима сравнивается со взятием Карфагена (21. 4-16)[50], которым, однако, не уступает в драматизме рассказ о проскрипциях — наглядный образец разложения римских нравов. Populus Romanus уже не выступает в качестве «героя»[51] — глава начинается со слов о бедах, его постигших (hoc deerat unum populi Romani malis). Следует отметить, что не склонный к точности Флор в нашем случае не делает грубых ошибок, добросовестно, хотя и с риторическими прикрасами[52] пересказывая традицию. Обращает на себя внимание и его страсть к периодизации — он делит гражданскую войну на три этапа (21. 3-4), от «мятежа большего, чем война (tumultus maior, quam bellum)», до войны, охватившей всю Италию и длившейся до тех пор, «пока было кого убивать» (donee deessent qui occiderentur)[53].

Наиболее подробным из последовательных описаний интересующих нас событий является труд Аппиана Александрийского — младшего современника Флора. Гражданской войне 80-х гг. до н. э. он посвящает примерно 40 глав XIII книги своей «Римской истории» (ВС. I. 55-95)[54], написанной в третьей четверти II в. н. э. Источники его неясны, т. к. Аппиан в данном случае не дает ни одной ссылки. Высказывалась точка зрения, что он обращался к ливианской традиции[55], однако сколь-либо серьезных доказательств этому нет[56]. Как положительный, так и отрицательный ответ дается на вопрос о привлечении Аппианом воспоминаний Суллы[57]. Утверждалось также, что его важнейшим источником служил Посейдоний, который явно использовался в «Иберийской книге»; обращением к нему Э. Шварц объясняет некоторые совпадения с Плутархом[58]. Возможно также, что одним из источников был Саллюстий[59], хотя, как считает ученый, ни этот, ни предыдущий автор не использовались напрямую. М. Ловано осторожно пишет, что Аппиан, видимо, использовал сочинение, чей автор симпатизировал Цинне[60]. Однако в целом вопрос об источниках александрийского историка при описании событий первой гражданской войны остается неясным.

Но какими бы материалами Аппиан ни пользовался, он был от них достаточно независим. Александрийский автор старается дать логически выстроенную и объективную картину случившегося, и к тому же не слишком склонен к риторике. Он не выражает открыто симпатий ни одной из сторон, как это можно наблюдать у латинских авторов в отношении Суллы до его победы, но, напротив, прямо говорит о взятии им Рима в 88 г., что впервые римское войско вступило на родную землю, словно вражеское (ВС. I. 60. 269)[61]. Сулла неоднократно именуется тираном[62], но также и монархом (ВС. I. 3. 9)[63], что, несомненно, является комплиментом в устах Аппиана, учитывая его симпатии к единодержавию[64]. Если латинские авторы обычно изображают Суллу как миротворца, поддерживаемого сенатом, а виновниками войны 83—82 гг. — его врагов, то Аппиан не скрывает непримиримости будущего диктатора и опасений сената и большинства жителей Италии перед его вторжением.

Нельзя сказать, что Аппиан благосклонен к Марию. Подробно описываются его козни ради обретения командования в Азии и жестокости после взятия Рима, но при этом мы не встретим таких «экзотических» деталей, как голова Антония на пиршественном столе Мария или убийство Анхария, на чье приветствие арпинат не ответил. Марий не пренебрегает декретом о его изгнании — его отменяют трибуны, он и Цинна не провозглашают себя консулами, как у Ливия, а избираются (см. ниже, 168-194). Если же говорить о Цинне, то его переход на сторону италийцев объясняется взяткой. Лишившись консульства, он разыгрывает перед воинами низкопробный фарс, бросившись перед ними на землю; накануне взятия Рима отказывается взять на себя ответственность за предстоящие убийства etc. В целом Цинна изображен почти как второстепенная личность, теряющаяся на фоне куда более масштабных Суллы и Мария (см. Короленков 2011, 132-140).

Однако Аппиан обращает внимание и на общественные настроения — во время борьбы за законы Сульпиция, пребывания Суллы в Риме после взятия Города, накануне его вторжения в Италию. Примечательно, что александриец, придерживавшийся рационалистической трактовки событий, подробно останавливается на различных знамениях — возможно, чтобы развлечь читателя, но столь же вероятно, что он добросовестно фиксировал их как важные факты эпохи, влиявшие на настроения людей.

Благодаря всему этому, несмотря на ошибки, неточности и сомнительные места, о которых пойдет речь ниже, Аппиан, наряду с Плутархом, остается главным источником по рассматриваемым событиям, причем во многом превосходящим его по объективности и точности изложения.

Современником Аппиана был Граний Лициниан, от обширного анналистического труда которого сохранились лишь фрагменты, посвященные событиям 163—78 гг. до н. э. Для нас представляют особый интерес отрывки XXXV книги, в которых описывается ситуация в Риме и Италии в 88—87 гг. до н. э., а также завершение Первой Митридатовой войны. Нередко Граний считается подражателем и даже эпитоматором Ливия, для чего, однако, нет достаточных оснований[65]. Он критикует Саллюстия, соглашаясь с теми, кто считает его не историком, а оратором (33F), т. е., очевидно, он был знаком с его трудом и наверняка использовал, хотя, конечно, трудно судить, в какой степени. (Обращает на себя внимание значительное сходство в некоторых случаях с рассказами Плутарха и Аппиана[66].) Имеются отсылки к подлинным письмам и речам действующих лиц, хотя они, конечно, могли использоваться через вторые руки (Criniti 1993, 175). В тексте Грания можно встретить сообщения о таких популярных в античной литературе сюжетах, как самоубийство воина на могиле погибшего от его руки брата и гибель Помпея Страбона будто бы от молнии — свидетельство интереса автора к multa mirabilia, о котором он дает понять в 7F[67]. Однако наряду с ними в скудных фрагментах Грания сохранились ценнейшие сведения, отсутствующие в других источниках, прежде всего о борьбе за Рим в 87 г. до н. э. Хотя для изложения Грания Лициниана характерно отсутствие четкой внутренней связи и быстрая смена событий (Criniti 1993, 180) — возникает даже ощущение конспективности, — его сообщения конкретны и в целом вызывают доверие.

Лишь фрагменты сохранились от той части монументального сочинения Диона Кассия, которая касается 80-х гг. до н. э. Наиболее подробно освещены у него события 87 г. до н. э., мятеж в армии Валерия Флакка и обстановка накануне или в начале кампании 83 г. до н. э. Предполагается, что историк использовал Посейдония (Linden 1896, 25), Плутарха же он упоминает expressis verbis (Dio Cass. Fr. 107.1). Если Аппиан придерживался монархических взглядов, то Дион Кассий, единодержавию, разумеется, не враждебный, прежде всего обращал внимание на положение при принцепсах сената. С точки зрения отношения к сенату рассматриваются им и деятели интересующего нас времени (см. Hose 1994, 406-417). Устами Цезаря он осуждает Мария, Цинну и Суллу, обвиняя их в том, что они поначалу совершали добрые дела, чтобы достичь успеха, но совсем иначе вели себя, добившись победы, и с явным осуждением указывает, что Септимий Север хвалил Мария и Суллу (а также Августа) за жестокость[68]. Марий для него человек мятежный (στασιώδης καί ταραχώδης) и «истребитель знати» (τού γενναίου καθαιρέτης), способный на любую низость в силу своего Незнатного происхождения[69]. Сулла, который интересует Диона Кассия явно больше, чем Марий[70], по традиции положительно оценивается им до своей победы, но с существенными поправками — он уже незадолго до ее достижения стал советоваться с дурными людьми (κάκιςτοι), не прославленными ни доблестью, ни знатностью (Dio Cass. Fr. 108.1)[71]. Кроме того, Дион Кассий подозревает, что Сулла до победы лишь скрывал свои дурные стремления[72]. Крайне отрицательно характеризуется Фимбрия, осуждаемый за необузданность и жестокость, которые в глазах Диона являются единственными причинами его поступков, а убитый им Флакк порицается за алчность. В жестокости обвиняется Помпей Страбон. Своеобразно описывается взятие Рима марианцами. Оно не только сравнивается с разорением Карфагена, как у Флора, говорится также о том, будто Город заперли и в течение пяти дней учиняли в нем резню, убивая всех попадавшихся под руку. Это несомненный результат риторической обработки, который чувствуется и в описании проскрипций, причем отклонения от более ранней традиции, похоже, связаны не только с методами работы Диона Кассия и его личными взглядами, но и с общими изменениями в представлениях о событиях 80-х гг. до н. э. Поэтому с данными Диона следует обращаться с осторожностью. То же касается и побудительных мотивов, которые историк приписывает своим персонажам. Тем не менее в его труде встречаются ценные сообщения, отсутствующие в других источниках.

Любопытным примером упрощения истории первой гражданской войны является картина событий в бревиарии Евтропия (2-я пол. IV в.). У него Марий сам добивается передачи ему командования в Азии, Сульпиций же упоминается лишь вскользь, его роль в событиях неясна, про законопроект о распределении италийцев по всем трибам речи не идет вовсе. О марианцах говорится, что знатнейших сенаторов они «убивали, многих проскрибировали (interfecerunt, multos proscripserunt)» (Eutr. V. 7. 3), что свидетельствует, по-видимому, о слабом понимании смысла последнего термина в данном контексте, причем в отношении сулланцев Евтропий его не использует вообще (!) (Hinard 1985а, 31). Тут же сообщается, будто к Сулле бежали все (!!!) уцелевшие сенаторы (universus reliquus senatus ex urbe fugiens ad Sullam), что, естественно, и приводит к высадке Суллы в Италии. Все это в целом соответствует периохам Ливия, причем Евтропий, по всей видимости, пересказывал не его самого (Linden 1896, 6), а какой-то сокращенный его вариант; однако обращение с термином «проскрипции», вероятно, является результатом собственного «творчества» Евтропия. Не могло быть у Ливия и датировки начала гражданской войны 662 г. от основания Города, т. е. 92/91 гг. до н. э. Но ясно одно: симпатии к Сулле все более растут — естественно, за счет Мария и его преемников, и труд Ливия (пусть и в сокращенном виде) оказался весьма востребованным.

К какому-то пересказу Ливия восходит, очевидно, и приписываемое Аврелию Виктору сочинение «О знаменитых мужах» (Lovano 2002, 152). В него вошли биографии не только Мария и Суллы, но и Мария Младшего, Цинны, Метелла Пия и даже Фимбрии. Анонимный автор излагает события конспективно, упоминая подчас не самые важные, но яркие (и не обязательно правдоподобные) детали. При этом, в отличие от Евтропия, он все же знает, что именно Сульпиций предложил передать командование) в Азии от Суллы к Марию, но это происходит уже после операций Суллы против Митридата (75. 7-8). В целом события изложены правильно, хотя порой рассказ и сбивается на скандальные версии — Марий и Цинна побеждают, набрав войско из рабов, Марий кончает с собой (правда, об этом сообщается с оговоркой ferunt) etc., к тому же уникальных сведений в этом сочинении практически нет. Симпатии автора явно на стороне Суллы — но, как всегда, до достижения им единоличной власти.

Весьма экзотический источник представляет собой бревиарий, приписываемый Юлию Эксуперанцию (IV или V в. н. э.). Он охватывает события от Югуртинской войны до разгрома восстания Сертория, которым, видимо, заканчивается и III книга «Historiae» Саллюстия, из чьих трудов у него есть даже прямая цитата (Exup. 5.33Z = Sail. Cat. 11.4), и потому предполагается, что именно этот автор был основным источником Эксуперанция[73]. Однако Н. Цорцетти, исходя из многочисленных ошибок, немыслимых для Саллюстия, а также данных лексики, сделал вывод о том, что Эксуперанций опирался скорее на какую-то эпитому Ливия (Zorzetti 1982, XIV—XVIII). И хотя его аргументы не встретили поддержки[74], различия между Саллюстием и Эксуперанцием очевидны — последний в черных красках изображает Мария и явно благоволит Сулле[75], хотя и упоминает о его жестокостях (но, не называя их проскрипциями). Весьма вероятно, что все это — проявление собственной позиции писателя, а не только его источников, в выборе и обработке которых он был волен, и его сочинение носит вполне самостоятельный, а не эпитоматорский характер (Beschorner 1999, 237-250). Что же касается его многочисленных упрощений[76] и ошибок, то это свидетельство явного упадка историографической культуры в конце античности. Тем не менее у Эксуперанция содержатся весьма интересные данные о ситуации в Италии и Испании в 83-82 гг. до н. э., связанные с деятельностью Сертория.

В начале V в. создает свою «Историю против язычников в семи книгах» христианский писатель Орозий Павел. В ней немало места отведено гражданской войне 80-х гг. до н. э. Эта война — одно из тех многочисленных бедствий, которыми полна история дохристианского Рима, чьи обитатели не знали истинного Бога, что делает эти несчастья в глазах автора еще более страшными (Oros. I. Prol. 13-14). Поэтому Орозий не сочувствует ни одной из сторон. Он, как и другие позднеантичные (и отнюдь не христианские) авторы, склонен к упрощениям, умолчаниям, неточностям, его источники, по всей видимости, — поздние сокращения Ливия[77]. Мы опять читаем о воине, убившем брата и покончившем с собой на его могиле, о бегстве после марианской «чистки» уцелевших сенаторов к Сулле и его высадке в Италии по их просьбе, Сульпиций упоминается лишь вскользь etc. Не исключено, что к какому-то из пересказчиков Ливия восходит и представление о Фимбрии как одном из главных марианцев (V. 20. 1). Примечательно, что Орозий умалчивает о подробностях caedes Mariana (Ensslin 1926, 438), тогда как о проскрипциях он повествует обстоятельно, с цифрами и примерами. Это свидетельствует о том, что Орозий не следовал за ливианской традицией, а использовал различные материалы, но какие — сказать сложно, учитывая отсутствие у него ссылок на них, и подошел к материалу достаточно самостоятельно. Он сравнительно подробно рассказывает о борьбе за Рим в 87 г., о кампании 83-82 гг. до н. э., о борьбе в Африке, сообщая подчас весьма полезные сведения, отсутствующие в других источниках.

Такова в общих чертах античная традиция о событиях первой гражданской войны в Риме. В целом она благоволит Сулле и другим врагам Мария и Цинны и, соответственно, враждебна двум последним, однако содержащиеся в ней факты, как мы увидим, позволяют во многом выявить пристрастность подобного подхода. Мы наблюдаем в источниках эскалацию насилия, ход политических интриг и боевых действий, меньше внимания уделяется общественным настроениям и глубинным причинам событий, выводы же и оценки более поздних авторов зачастую грешат неполнотой и однобокостью, и их необходимо воспринимать с большой осторожностью.

Во многом такое состояние дел связано со скудостью источников, современных рассматриваемым событиям. В какой-то степени делу помогает эпиграфика, однако сразу следует оговориться, что ее данные по интересующему нас периоду весьма скудны. Прежде всего они касаются магистратов, промагистратов и их окружения. Важнейшим источником является т. н. аскуланская надпись Помпея Страбона (CIL I². 709 = ILS 8888). В ней отражен состав его военного совета на 89 г. до н. э.[78], что проливает свет на связи многих будущих участников гражданской войны. Помогают установить жреческий статус некоторых ее участников и фрагментированные Fasti sacerdotum (ILS 9338), относящиеся примерно к тому же времени. Другие надписи позволяют уточнить хронологию консулатов, положение в Италии, демонстрируют презентацию Суллой собственного статуса. В целом они подтверждают то, что мы знаем из нарративных источников (Lovano 2002, 158), но само такое подтверждение очень важно, учитывая особенности последних.

Заметно больше можно извлечь из нумизматического материала, который является незаменимым источником по истории идеологии и экономики[79]. Благодаря монетам мы видим, к каким богам апеллировали стороны, какие атрибуты, символы и лозунги использовали они в пропаганде. Особенно оживленную дискуссию в историографии породили изображенные на монетах Суллы авгурские кувшин и жезл (см. с. 351-354). Имеют значение и упоминаемые на монетах имена магистратов. Важен также учет и более ранних нумизматических материалов, позволяющий выявить степень традиционности и новаторства в символике монет 80-х гг. до н. э. Содержание драгоценных металлов в монетах может служить свидетельством состояния экономики в тот или иной период гражданского противостояния и направленности экономических мер тех, кто в тот момент находился у власти. Особенно ценно то, что нумизматика расширяет наши знания о политике циннанского режима, сведения о которой в античной традиции очень скудны. Бесспорно, трактовка нумизматического материала зачастую сопряжена со значительными трудностями, однако его особая ценность состоит в том, что он современен описываемым событиям и может предоставить нам данные, которые отсутствуют в нарративных и эпиграфических источниках

Что же касается археологических источников, то еще Ж. Арман в 1967 г. отмечал их отсутствие по рассматриваемой теме (Harmand 1967, 120), и с той поры ситуация, к несчастью, не изменилась.

Историография гражданской войны 80-х гг. I в. до н. э. обширна, но все же не столь значительна, как по последующим десятилетиям I в. до н. э. К этой тематике обратился в свое время один из первых выдающихся специалистов по истории Древнего Рима Б. Г. Нибур[80]. Он освещает материал очень выборочно, опуская часть законопроектов Сульпиция, финансовое законодательство циннанцев, переговоры Суллы с сенатом в 85 г. до н. э. и др. У Нибура уже используется термин «оптиматы», но к событиям 80-х гг. до н. э. он не применяется. Особый интерес исследователь проявляет к италийской проблеме. Останавливаясь на законопроекте о распределении италийцев и либертинов по 35 трибам, ученый отмечает его противоречивость, ибо сельские жители (rustici) обитали далеко от Рима и не могли воспользоваться плодами этого закона. Он указывает на умеренность Суллы после взятия Рима (но не после его окончательной победы), однако в то же время весьма подробно пишет о марианских репрессиях, называя Цинну и Карбона «чудовищами» и вслед за Саллюстием и Плутархом восхищаясь Серторием — «одним из лучших римлян того времени». Признавая недостатки Мария, Б. Г. Нибур при этом считает, что после его смерти марианцы не имели достойных вождей — вообще он склонен объяснять многое именно личным фактором. Не чужд был ученый, подобно Т. Моммзену, и сравнений с событиями современной истории, хотя надо признать, не всегда удачных[81]. Тем не менее некоторые наблюдения Б. Г. Нибура сохраняют ценность до сих пор.

Заметно больше внимания уделил рассматриваемой тематике другой крупный немецкий антиковед, В. Друман. Его труд «История Рима в эпоху перехода от республиканского устройства к монархическому», написанный в духе зарождавшегося тогда просопографического направления, представляет собой серию биографий, в том числе и деятелей интересующей нас эпохи — Суллы, Цинны, Помпея Страбона, Помпея Магна и других участников гражданской войны[82]. В. Друман кратко обрисовывает настроения в Риме и Италии накануне гражданской войны, но в целом уделяет совершенно недостаточно внимания италийскому вопросу, даже не упоминая вопрос о цензе 86 г. до н. э. Он первым высказал мнение о том, что сотрудничество Сульпиция с Марием было во многом обусловлено долгами трибуна, причем во главу угла ставится именно вопрос об азиатском командовании. Говоря о переговорах Суллы и сената в 85 г. до н. э., немецкий ученый пишет, что Сулла «хотел лишь отомстить», хотя в действительности это требование трудно признать умеренным, ибо оно неизбежно влекло за собой дальнейшее кровопролитие. В то же время он признает, что уже в 88 г. до н. э., после захвата Рима Суллой, в Городе воцарился «дух порядка, но порядка, которому могли порадоваться только оптиматы. Рабы не должны выступать против своих господ, народ — против знати» (Drumann 1902, 371). Войско же забыло, что «под руководством своего консула вернуло свободу сенату, запомнив только лишь взятие Рима, и борьба против отечества больше его не пугала». (Заметим, что рабы в 88 г. до н. э. как раз и не выступили против хозяев.) Что же касается Цинны, то В. Друман объясняет его действия не будто бы полученной от италийцев взяткой, а стремлением к высшей власти (в отношении Суллы таких объяснений не предлагается). Исследователь считает Цинну человеком смелым и настойчивым, но лишенным способностей, а потому опиравшимся на поддержку Мария, а затем Карбона, что вряд ли основательно — Цинна начал борьбу в 87 г. до н. э. без Мария, доказательств же особого влияния Карбона в источниках нет.

В 1854 г. вышел в свет второй том «Истории Рима» Т. Моммзена, где значительное место уделено гражданской войне 80-х гг. до н. э. Он рассматривает события 80-х гг. до н. э. с точки зрения своей теории римской революции[83]. Немецкий ученый развил теорию противостояния сенатской (аристократической) и «народной» «партий», обозначив их как оптиматов и популяров (эти термины закрепились в историографии и, как известно, до сих пор достаточно активно используются). К первым, естественно, был отнесен Сулла и те, кто правил в Риме сразу после его отъезда, ко вторым — Марий, Цинна и их сторонники. Не отвергает наряду с ними Т. Моммзен и такие термины, как «партия сената», «народная партия», «партия торговцев», «партия всадников», хотя ни одна из этих групп не была чем-то единым.

Т. Моммзен считает, что П. Сульпиций, движимый во многом личной враждой, предпочел искать себе опору не в сенате, а в вооруженных отрядах и в вольноотпущенниках. В то же время он отмечает, что распределение последних по всем трибам отнюдь не подрывало господства нобилитета, учитывая зависимость либертинов от нобилей, а также слабость комиций. Предложение Сульпиция отобрать у Суллы азиатское командование Т. Моммзен объясняет не столько желанием удовлетворить Мария, сколько стремлением лишить Суллу возможности использовать армию в политических целях. При этом сам Марий совершенно неосновательно характеризуется как бездарный политик, который во время шестого консульства стал посмешищем, а во время седьмого вызвал ненависть всего (?!) народа. Весьма скептически ученый оценивает и Цинну, считая, что тот оказался на вершине власти лишь в силу «чистой случайности». Подробнее, чем его предшественники, останавливается Т. Моммзен на мероприятиях циннанского режима, но отзывается о них весьма критически, сетуя на их половинчатость, а также «бессилие и бездарность» Цинны и его соратников. Столь категоричные оценки в настоящий момент практически никем из ученых не разделяются, однако на тот момент это было наиболее обстоятельное рассмотрение событий гражданской войны, некоторые детали его имеют ценность и по сей день.

Тема гражданской войны 80-х гг. до н. э., естественно, стала предметом рассмотрения в обобщающих трудах по истории Рима или Римской республики, которые во множестве выходили в те времена[84]. В них нашла отражение концепция Т. Моммзена первой bellum civile как части революции (особенно популярно было определение — «революция П. Сульпиция»), хотя и без некоторых ее крайностей в оценках и формулировках. В этих трудах обычно говорилось о борьбе аристократической и демократической «партии», но не о противостоянии оптиматов и популяров (второй из названных терминов вообще практически не использовался). Для авторов этих работ характерно достаточно скептическое отношение к циннанскому режиму, и только К. В. Нич (Ницш) назвал его мероприятия «одним из величайших актов внутреннего переустройства», в результате которого вместо союзного устройства возникло «государственное, способное объединить и успокоить Италию», о чем сулланская традиция умалчивала (Нич 1908, 376-377). Подобный вывод представляется некоторым преувеличением, однако он стал естественной реакцией на прохладное отношение к Цинне и его режиму в источниках и историографии нового времени и впоследствии нашел отклик у исследователей. Много сторонников в научной литературе оказалось у весьма спорного тезиса К. В. Нича о нежелании всадников видеть Суллу проконсулом Азии, усматривавших в нем защитника интересов оптиматов, а не всадничества.

В 1915 г. вышла в свет монография итальянской исследовательницы К. Ланцани «Марий и Сулла. История римской демократии в 87—82 гг. до н. э.»[85]. Это, пожалуй, наиболее подробное изложение событий рассматриваемого периода, причем исследовательница много внимания уделяет историографии вопроса, чем во многом пренебрегали ее предшественники. Несмотря на заявленную в названии книги хронологию, автор анализирует и некоторые аспекты событий 88 г. до н. э., в частности, законопроект Сульпиция о распределении италийцев по 35 трибам и обстановку в Риме после взятия его Суллой. Исследовательница отмечает, что законодательство Суллы в это время, называемое ею «конституцией 88 г.», носило компромиссный характер. Его противников К. Ланцани относит к сторонникам не просто демократии, но даже демократии «революционной», называя, например, революцией выступление Сульпиция и следуя здесь, таким образом, трактовке Т. Моммзена. Что же касается Цинны, то он, по ее мнению, никогда не принадлежал к числу оптиматов и перенял программу «демократов». К. Ланцани указывает в связи с этим на такие факты, как союз Цинны с самнитами и его призыв к рабам во время осады Рима (последнее имело место и во время борьбы в провинциях). К. Ланцани, разумеется, не отрицает факта репрессий, имевших место после взятия Рима марианцами («ужасные и кровавые дни»), но указывает, что если Марий преимущественно к этому и свел свою победу, будучи словно «оглушен» ею, то Цинна, укрепившись у власти, действовал достаточна разумно и умеренно. Он провел необходимые и полезные реформы в области денежного обращения, долгового вопроса, устройства судов, наделения гражданскими правами италийцев и либертинов, управления провинциями. Особо подчеркивается исследовательницей роль Цинны в решении италийского вопроса — Сулле пришлось оставить в силе его мероприятия в этой сфере. Однако деяния Цинны нам известны преимущественно из сочинений враждебных ему авторов «аристократической направленности» (термин спорный), что отрицательно сказалось на его позднейшей репутации, заслуживающей, по мнению К. Ланцани, куда более позитивной оценки.

Важной вехой в исследовании гражданской войны стала диссертация Г. Бенкета «Цинна и его время» (1923). Это была первая работа, где объектом специального анализа стала деятельность Цинны, который до той поры оставался в тени более масштабных фигур Мария и Суллы. По мнению ученого, Цинна поначалу не являлся сторонником П. Сульпиция и Мария и врагом Суллы и «сенатской партии» (термин весьма спорный), выступив против законов Суллы просто ради обеспечения себе поддержки италийской верхушки и друзей-изгнанников, т. е. марианцев. В то же время противников Цинны ученый считает «сулланскими лидерами», хотя связь их с Суллой не очевидна - сам же Г. Беннет отмечает, что ни один консуляр или иной крупный политический деятель не бежал в 86—84 гг. до н. э. к Сулле. По его мнению, масштабы расправ в 87—86 гг. до н. э. сильно преувеличены, в Риме оставалось немало видных сенаторов, даже в конце гражданской войны там были те, кого ученый называет «сулланскими элементами» (что, впрочем, вызывает сомнения). Сенат при Цинне и его преемниках не только функционировал, но и сохранял известную автономию. Комиции явно оставались высшим законодательным органом, нет сведений, чтобы Цинна произвольно издавал законы или подменял их магистратскими эдиктами. Г. Беннет куда подробнее, чем его предшественники, останавливается на мероприятиях циннанского режима. По его мнению, после овладения Римом Цинна сумел оттеснить Мария, с которым вступил в союз лишь по необходимости, на второй план. Г. Беннет допускает проведение судебной реформы и значительное увеличение числа граждан по переписи 86 г. до н. э. Это значит, что обещания, данные италийцам в 87 г. до н. э., были выполнены, о чем свидетельствует отсутствие волнений по этому поводу. Весьма позитивно оценивает исследователь и финансовые мероприятия циннанцев, считая их мотивы честными, а меры — спасительными. Говоря о целях самого Цинны, Г. Беннет полагает, что тот стремился достичь автократии. Причем во многом Цинна, характеризуемый как предшественник «императоров, приведенных к власти армией» (forerunner army-made emperors), «первый тиран Рима после изгнания Тарквиния», предвосхитил, по его мнению, политику Августа — установление «абсолютизма» при внешнем сохранении конституционных форм. В эволюции в сторону такого режима и заключается, по мнению ученого, главное значение деятельности Цинны. В целом, как считает Г. Беннет, политика режима Цинны, характеризуемая им как умеренная, удовлетворяла основные слои населения Рима и Италии, и та оппозиция, с которой столкнулся Сулла при возвращении с Востока, демонстрирует, что Италия вовсе не нуждалась в «освободителе». При этом, как отмечает исследователь, использование термина «демократическая партия» применительно к группировке Цинны лишь вводит в заблуждение. «Так называемая демократическая партия в период между Гракхами и Цезарем была не более чем спорадически вспыхивавшей оппозиционной борьбой (fitful opposition) честолюбивых политиков против монополизации высших должностей и сенатского контроля узким кругом “знатных” фамилий». Цинна был наименьшим демократом из всех вождей оппозиции от Гракхов до Цезаря — за исключением, возможно, П. Сульпиция, чью программу он унаследовал. Единственным непреходящим достижением Цинны стало уравнение италийцев в правах с римлянами, последствии которого он, впрочем, не осознавал (стоит заметить, что на сей счет просто нет данных). «Честолюбивый, храбрый, волевой и целеустремленный, Цинна, однако, был лишен таких качеств истинного государственного деятеля, как проницательность и созидательное воображение»[86].

В 1932 г. вышел IX том первого издания «Кембриджской истории древнего мира», в котором разделы о гражданской войне были написаны X. Ластом и Р. Гарднером[87]. X. Ласт исходит из моммзеновской трактовки противостояния оптиматов и популяров, но сами эти термины использует мало и к тому же считает оптиматами консула 87 г. до н. э. Октавия и его сторонников, но не Суллу. Подробно останавливаясь на законодательстве П. Сульпиция, X. Ласт полагает, что идея распределения италийцев по 35 трибам пришла в голову не им самим, а трибуну-реформатору. Он обращает внимание на то, что италийцы не могли принять участие в голосовании за Мария, поскольку их просто не успели бы распределить по трибам. Весьма позитивно оценивает X. Ласт реформы Суллы в 88 г. до н. э., особенно пополнение сената уже в 88 г. до н. э. (что спорно). В то же время он в совершенно нетерпимых выражениях отзывается о циннанцах, назвав главку об их господстве «Мышиная возня». «События в Риме и Италии во время пребывания Суллы в Греции — это грязная история, и их изучение едва ли вознаграждает усилия [историка]. Сценой завладела презренная толпа, неспособная действовать и в большинстве своем продажная» (зато «с битвой при Коллинских воротах и установлением господства Суллы Рим возвращается к нормальному состоянию, и его история становится более благодарным предметом для исследования»)[88]. Характерный пример такого подхода — уверенность в том, что именно рабы являлись главными исполнителями воли Мария во время репрессий 87—86 гг. до н. э., хотя конкретных данных на сей счет в источниках почти нет. Весьма скептически оценивает X. Ласт закон Флакка по долговому вопросу, хотя и оговаривает, что это, вполне вероятно, было лучшим из того, что можно было сделать. Обращает он внимание и на малый рост числа италийцев по данным ценза 86 г. до н. э., не оговаривая гипотез о другом прочтении этой цифры. В то же время при всем своем критическом настрое X. Ласт признает известную умеренность политики Цинны. Однако соображения Г. Беннета, хотя бы на уровне полемики, на его анализе практически не сказались.

В 1942 г. вышла в свет монография В. Шура «Эпоха Мария и Суллы», посвященная событиям 133—78 гг. до н. э.[89] Подобно Т. Моммзену и X. Ласту, гражданскую войну В. Шур также рассматривает как противостояние оптиматов и популяров (= аристократии и демократии), причем использует эти термины весьма активно, хотя и не дает им внятного определения (см. Syme 1944, 104). В целом он старается объективно излагать события, указывая, например, на то, что пример Суллы повлиял как на Цинну, так и на Октавия. Исследователь отмечает, что на посмертную репутацию Мария дурно повлияла его быстрая смерть после возвращения к власти, ознаменованного убийствами, хотя арпинат еще был способен и на иные деяния. В то же время немецкий ученый опускает вопрос о нарушении Суллок сакросанктности трибуна при расправе с Сульпицием, о законности отстранения Цинны от консульской должности, подробно останавливается на репрессиях Мария и Цинны в 87—86 гг. до н. э., умалчивая в то же время об их ограниченных масштабах. Как и X. Ласт, он практически не упоминает работу Г. Беннета и не полемизирует с этим автором. Мария и Цинну В. Шур считает первыми Militarmonarchen (арпината, правда, применительно к 100 г. до н. э.). Обсуждая мероприятия Цинны, он считает, что тот не выполнил своих обязательств перед италийцами, но в то же время весьма активно сотрудничал с римским нобилитетом — наблюдение, которое впоследствии станет общим местом в историографии. Что же касается одного из важнейших финансовых мероприятий циннанцев, эдикта Гратидиана, то В. Шур считает его лишь частью подготовки к войне с Суллой, а не крупным шагом на пути решения финансовых проблем; эта трактовка, напротив, сторонников не нашла.

Внимание гражданской войне 80-х гг. до н. э. уделил в своей монографии «Сулла и кризис Республики» итальянский исследователь Э. Вальджильо[90], который, несмотря на цитированное выше мнение Г. Беннета, продолжает воспринимать интересующие нас события как противостояние аристократической и демократической «партий». Подробно рассмотрев законодательство П. Сульпиция, который, по его мнению, оказался орудием в руках Мария, он расценивает предложение передать последнему командование как незаконное, ибо тем самым нарушались прерогативы сената, подтвержденные законом Гая Гракха. Он связывает закон о правах италийцев с их численным ростом, в отношении которого он принимает предложенную К. Ю. Белохом (но без ссылки на него) цифру в 963, а не в 463 тысячи граждан, как у Иеронима, применительно к цензу 86 г. до н. э. (см. ниже, с. 221). Рассматривая события 85―84 гг. до н. э., Э. Вальджильо, в отличие от многих других ученых, считает, что именно неуступчивая позиция будущего диктатора привела к началу в 83 г. до н. э. нового этапа гражданской войны.

В 1950―1960-х гг. появилась серия работ Э. Бэдиана по истории начального этапа гражданских войн эпохи Республики, серьезно повлиявших на исследование событий 90―80 гг. до н. э.[91] Американский ученый обосновал тезис о том, что во время своих консулатов в конце II в. до н. э. Марий создал вокруг себя группу поддержки, в которую вошло немало нобилей (Кв. Катул, М. Антоний, П. Красс и др.). После разгрома движения Сатурнина он отнюдь не был уничтожен в политическом отношении, как утверждал еще Т. Моммзен, сохранив определенное влияние, но со временем почти все его бывшие сторонники перестали оказывать ему поддержку, и именно на них в первую очередь обрушились репрессии после взятия Рима Цинной и Марием. Кроме того, Э. Бэдиан, рассмотрев данные источников о трибуне 88 г. до н. э. П. Сульпиции, поставил под сомнение существование при нем т. н. «антисената», о котором пишет Плутарх. Ученый развил предположение Э. С. Грюэна о том, что закон Сульпиция о возвращении изгнанников имел в виду жертв не lex Variae, как обычно считалось и считается, a lex Licinia Mucia. Анализируя политическую ситуацию после отбытия Суллы на Восток, Э. Бэдиан отмечает, что никто не считал будущего диктатора защитником знати, которая не пошла за ним, шокированная его методами в 88 г. до н. э. (хотя в конечном счете победа Суллы, стала победой nobilitas). Если же говорить о Sullani, то таковыми считали, по его мнению, лишь людей из окружения Суллы. Кое-кто из опальных предпочел до определенного времени не присоединяться к нему, в Риме же остались многие видные нобили и даже, как полагает исследователь, сыновья некоторых из жертв репрессий, поскольку циннанский режим предпочитал сотрудничество с нобилитетом, многие представители которого пошли на это. Э. Бэдиан указывает также на отсутствие серьезных разногласий между Цинной и сенатом. Меры по стабилизации денежного обращения были выгодны всем слоям населения. В то же время, подобно некоторым предшественникам, ученый считает, что Цинна не выполнил своего обещания италийцам распределить их по всем 35 трибам, что произошло, по мнению Э. Бэдиана, лишь после его гибели. Наконец, американский ученый весьма скептически оценил попытки сенаторов в 84 г. до н. э. договориться с Суллой, сравнив их с позицией сторонников «умиротворения» агрессора в Мюнхене. Многие выводы Э. Бэдиана вызвали оживленную дискуссию, способствуя значительному прогрессу в исследовании событий 80-х гг. до н. э.

В 1964 г. увидела свет обстоятельная статья К. М. Балета «Cinnanum tempus: переосмысление dominatio Cinnae», в которой рассматриваются события 87―82 гг. до н. э. Ученый отмечает, что Цинна вряд ли стал бы консулом без поддержки Суллы. Когда он выступил с проектом восстановления закона Сульпиция о новых гражданах (cives novi), то столкнулся с более организованным сопротивлением, чем его предшественник. Его союз с Марием был, по мнению исследователя, не очень прочным, тем более что арпинат прибыл бы в Италию, по всей видимости, и без приглашения со стороны Цинны. Отмечается также и огромное влияние во время событий 87 г. до н. э. Помпея Страбона — как остроумно замечает ученый, вместо dominatio Qinnae все могло закончиться dominatio Strabonis. К. М. Балет, как и Г. Беннет, указывает на скромность масштабов репрессий после взятия Рима в 87 г. до н. э. Жесткие действия Цинны он объясняет стремлением последнего предотвратить возможность переворота в будущем. Рассматривая политику циннанского режима, который он считает «популярским» (popularis), ученый обосновывает мнение, что дарование гражданских прав италийцам закончилось именно при Цинне, и Сулле пришлось это признать. Весьма ценны замечания К. М. Балета о позиции всадничества — еще до классического труда К. Николе он отметил, что всадники бывали землевладельцами, а сенаторы занимались коммерцией, посему нелегко решить, насколько сильно различались интересы этих двух групп. Экономическое законодательство режима Цинны, по мнению ученого, способствовало развитию частной инициативы больше, нежели аналогичные меры сената и М. Ливия Друза до него. Вряд ли его можно считать «демократическим» — Цинна боролся поначалу за интересы всех общественных классов. Давая ему оценку, К. М. Балет пишет, что «с точки зрения конструктивных замыслов и их успеха Цинна был гораздо лучшим государственным деятелем, чем Сулла»[92].

Заметное место в своих исследованиях отвел данной тематике другой крупнейшей специалист по истории поздней Римской республики, итальянский ученый Э. Габба[93]. Резонно рассматривая начало первой гражданской войны в контексте союзнической проблемы, и видя в попытке реформ П. Сульпиция продолжение реформ М. Ливия Друза, он считал, что Сульпиций искал союза с всадниками. Э. Габба связывал изменение позиции Сульпиция — поначалу сторонника сената, действовавшего в согласии с обоими консулами, с тем союзом, который он заключил с Марием и его сторонниками, прежде всего италийскими союзниками. Всадники же, как полагает Э. Габба вслед за К. В. Ничем, не хотели видеть Суллу проконсулом Азии, боясь, что он не соблюдет их интересов. В то же время, после взятия Рима Сулла вызвал неприязнь и у многих сенаторов. Что же касается реформ Суллы в 88 г. до н. э., то Э. Габба отнюдь не считает их плодом импровизации, но довольно странно объясняет отказ оставить в силе закон Сульпиция о распределении новых граждан по 35 трибам. Якобы будущий диктатор, «вероятно, не смог или не захотел» сделать это. Но, во-первых, третий вариант был по логике исключен, а, во-вторых, неясно, что же ему могло помешать.

Э. Габба принимает оценку политики Цинны как умеренной и считает вслед за многими другими историками, что лишь в 84 г. до н. э. италийцы были распределены по 35 трибам. После гибели Цинны власть, как полагает ученый, перешла к «экстремистам» во главе с Карбоном. К их числу он относит и Сертория, сорвавшего, согласно его мнению, переговоры Суллы и Сципиона в 83 г. до н. э. Э. Габба признает, что италийцы в большинстве своем выступали на стороне марианцев, но отмечает гибкость политики будущего диктатора, который для обретения поддержки италийских общин признал их права.

Весомым вкладом в изучение гражданской войны 80-х гг. до н. э. стали статьи Б. Р. Каца[94]. Он тщательно проанализировал предполагаемый состав групп нобилитета, накануне консульских выборов на 88 г. до н. э. выступивших за и против кандидатуры Цезаря Страбона, который, согласно наблюдениям ученого, мог пользоваться значительной поддержкой избирателей. Исследователь подробно, с учетом максимально широкого круга научной литературы рассмотрел различные политические и юридические аспекты событий 88—87 гг. до н. э: процедуры принятия законов Суллы и Помпея после взятия ими Рима, консульских выборов на 87 г. до н. э., предполагавшегося процесса против Суллы, избрания Л. Корнелия Мерулы и др. По мнению Б. Р. Каца, в ходе выборов на 87 г. до н. э. ни один из кандидатов не выступал в качестве сторонника Мария или Суллы, предпочитая играть роль представителя «третьей силы». Ученый оспорил распространенную в историографии точку зрения, согласно которой избрание в консулы после лишения власти Цинны фламина Юпитера, Л. Корнелия Мерулы, отягощенного различными религиозными запретами, было обусловлено стремлением Октавия сосредоточить в своих руках максимальную власть. Б. Р. Кац полагает, что причиной избрания Мерулы стала его взвешенная политическая позиция. Кроме того, исследователь предложил наиболее удачную (хотя все же не лишенную, как представляется, некоторых спорных мест) реконструкцию осады Рима в 87 г. до н. э. войсками Цинны и Мария. Весьма интересны его соображения о карьере Кв. Сертория в 80-х гг. до н. э.

Еще более важными стали работы А. Кивни о Сулле, посвятившего ему и его эпохе монографию и множество статей, в которых автор рассматривает вопросы как частного, так и концептуального характера[95]. Английский ученый, по сути, не разделяет взгляда на гражданскую войну как на борьбу оптиматов и популяров и уже expressis verbis заявляет, что считает неверным рассматривать деятельность Суллы сквозь призму проскрипций. Что, впрочем, к тому времени почти никто из ученых уже не делал, тем более что будущий диктатор давал основания для критики (как с римской, так и с современной точки зрения) еще задолго до введения проскрипций. В то же время ученый отмечает, что именно Марий создал профессиональную армию (правильнее сказать, сыграл в этом большую роль), для которой преданность полководцу (как гаранту их собственных интересов) важнее верности государству. А. Кивни признает, что первым использовал ее для своих целей все же Сулла. Однако ответственными за развязывание гражданской войны ученый склонен считать скорее Мария и Сульпиция, чье поведение по отношению к будущему диктатору он считает «предательством». Британский историк также склонен принимать уже оспаривавшуюся к тому времени версию Суллы о давней вражде между ним и Марием, хотя, конечно, и не придает ей такого значения, как Плутарх. При этом, как резонно указывает Кивни, Сулла не осознал еще важности армии как политического орудия, коль скоро попытался лишить командования Помпея Страбона и передать его войско Помпею Руфу. Историк также отмечает существенную особенность в отношениях Суллы с армией — воины при нем ни разу не выдвигали каких-либо требований, и уж тем более не устраивали бунтов, что начнется при Цезаре и достигнет высшей точки при триумвирах. Но дело здесь, конечно, не столько в личных качествах Суллы, сколько в эволюции сознания солдат. При этом будущий диктатор, по мнению исследователя, отнюдь не готовил армию для грядущей гражданской войны, которая началась спонтанно. Как полагает А. Кивни, Сулла ловко использовал настроения сенаторов, напуганных «кровавым погромом» Цинны и Мария и в итоге искавших спасения в его лагере, не объясняя того факта, что таковых до 83 г. до н. э., когда обозначился его успех, было немного.

Признавая недовольство сенаторов методами Суллы в 88 г. до н. э., А. Кивни отмечает, что «сенат и собственники» (удачнее, видимо, было бы сказать «и другие собственники») не отменили ни одного из его законов, поскольку эти законы упрочивали их положение. Цинну же ученый оценивает весьма скептически, считая человеком не очень умным, а его преемников, как это делал и Э. Габба, обвиняет в срыве переговоров с Суллой, что будто бы и привело к продолжению гражданской войны. Естественно, его военные и политические акции в ходе италийской кампании 83—82 гг. до н. э. (как, впрочем, и вся его деятельность) рассматриваются по возможности ad maiorem gbriam Sullae.

Еще более просулланской, чем у А. Кивни, является позиция Ф. Инара — автора биографии Суллы, сборника очерков об его эпохе, объемной монографии о проскрипциях 80-х и 40-х гг. до н. э. и других работ, где напрямую затрагивалась интересующая нас тематика[96]. Французский ученый стремится, сколь возможно, реабилитировать Суллу и, соответственно, дискредитировать его врагов, а потому весьма критически оценивает достоверность трудов Плутарха и Аппиана, на которых прежде всего основываются критики диктатора. При наличии разных версий событий зачастую отбираются версии, выгодные для Суллы и порочащие его недругов. В один ряд с проскрипциями второго триумвирата ставится марианская «чистка», а не террор Суллы. Ф. Инар утверждает, будто именно эта «чистка» вспоминалась чаще, чем проскрипции Суллы, когда речь заходила об ужасах гражданской войны, хотя античная традиция не дает оснований для подобного тезиса — хотя бы в силу ее далеко не полной сохранности. Режим Цинны ученый считает тиранией, поскольку последний назначал консулов сам. Разумеется, ответственными за последний этап гражданской войны в глазах Ф. Инара, как и многих его предшественников, оказываются циннанцы, тогда как Сулла будто бы всегда был готов к переговорам, хотя на деле таковые не раз играли роль не более чем «операции прикрытия». В то же время исследователь признает, что бунт в армии Суллы в 88 г. до н. э. был подготовлен им самим и что это означало переход в политике к решению спорных вопросов с помощью оружия. Не отрицает он и того, что италийцы не поддержали будущего диктатора в 83—82 гг. до н. э. Однако общего настроя работ автора это не меняет.

В 1994 г. увидел свет IX том второго издания «Кембриджской древней истории», в котором раздел о гражданской войне 80-х гг. до н. э. написан Р. Сигером[97]. Союзническая война, отмечает ученый, лишь приглушила борьбу политических группировок в Риме; в складывавшейся ситуации все меньше становилась надежда на государственный подход и возрастала, в свою очередь, вероятность активного участия в политике cives novi. (Заметим, однако, что до 87 г. до н. э. такая активность не просматривается.) Анализируя события 88 г. до н. э., Р. Сигер пишет, что если бы Сулла не отменил закон Сульпиция о распределении италийцев по 35 трибам, это помогло бы избежать кровопролития в дальнейшем, не учитывая, что для будущего диктатора это был принципиальный вопрос. Ученый разделяет точку зрения, согласно которой марианская «чистка» затронула немногих людей; среди них не видно тех, кого можно было бы связать с Суллой; это не то же самое, что среди них не имелось его сторонников, достаточно вспомнить Катула, под чьим командованием служил Сулла в 102—101 гг. до н. э. Р. Сигер отмечает сложность объективной оценки марианского режима, если учесть скудость и просулланский характер источников. Он вслед за другими историками указывает, что в целом римская верхушка была настроена лояльно по отношению к новой власти, тогда как Сулла практически не пользовался поддержкой в сенате. Попытку же сенаторов договориться с ним Р. Сигер объясняет стремлением не только «избежать возобновления гражданской войны, но и, что было совершенно нереальным, сохранить корпоративный авторитет по отношению к отдельным лицам, будь то Цинна или Карбон с одной стороны или Сулла — с другой» (Seager 1994, 183). В целом его очерк неплохо отражает состояние вопроса на тот момент, позиция самого автора представляется, в отличие от X. Ласта (см. выше), достаточно взвешенной.

При всем обилии (хотя и весьма относительном) исследований о событиях 80-х гг. до н. э., длительное время отсутствовали крупные работы о циннанском режиме — диссертация Г. Беннета представляет собой не более чем объемную статью. Этот пробел был отчасти восполнен в 2002 г., когда вышла в свет монография М. Ловано «Эпоха Цинны: Поздняя Римская республика в горниле суровых испытаний». В книге освещаются события 88—82/81 гг. до н. э. — от трибуната П. Сульпиция до битвы у Коллинских ворот и последних боев с марианцами в провинциях, однако перипетии 88 г. до н. э. в силу заявленной тематики анализируются далеко не полно. Автор ведет исследование в направлении, заданном еще Г. Беннетом. По мнению М. Ловано, сенат при циннанцах функционировал более или менее нормально и иногда даже поступал вопреки их воле, о чем свидетельствует деятельность «партии мира» накануне возвращения Суллы с Востока. Ученый указывает, что поддержка Суллы большинством сенаторов — фикция, основная часть patres не занимала чьей-либо стороны, но мирно сотрудничала с циннанцами, пока те были у власти. Очевидна поддержка последних со стороны широких кругов всадничества, о чем говорит хотя бы число проскрибированных представителей этого сословия. В политике Цинны их привлекали меры по укреплению финансовой системы. Всадники могли опасаться, что Сулла против их участия в деятельности quaestiones perpetuae, откуда диктатор и удалил их после своего прихода к власти. По мнению М. Ловано, победы Фимбрии способствовали оживлению деятельности откупщиков в Азии, а Сулла был связан с Ливием Друзом, Марком Скавром, Рутилием Руфом, противившимися произволу публиканов (вывод очень спорный, особенно если учесть давность и преходящий характер такого рода связей).

О политической стабильности при циннанском режиме свидетельствует более или менее нормальное функционирование судебной системы. Регулярно проводились выборы, причем низшие магистратуры доставались не только лояльным режиму лицам. В целом у циннанцев не было нужды слишком давить на комиции, которые поддерживали их, ибо циннанцы обеспечивали хлебные раздачи, защиту от Суллы (?), экономические реформы и др. Что же касается италийцев, то циннанцы выполнили свое обещание и распределили их по всем 35 трибам (в отношении данных о результатах цифр ценза 86—85 гг. ученый склонен принять прочтение К. Ю. Белоха). После Цинны вопрос о распределении по 35 трибам вообще больше не вставал.

«Цинна посеял семена будущей гражданской распри, но он также оставил пример лидера, способного договариваться с сенатом, обретать поддержку всадничества и городского плебса и интегрировать италийцев в римский политический организм (equation). [...]. Цинна унаследовал римское государство, измученное гражданской войной, личной враждой влиятельных лиц и экономическим кризисом. Тем не менее он сумел сохранить его и помочь различными путями его преобразованию» (Lovano 2002, 140). Однако при всей детальности изложения и взвешенности оценок монография представляет собой лишь добротную сводку уже известных трактовок[98].

Весьма подробно освещены события 80-х гг. в монографии С. Кендалла «Борьба за римское гражданство. Римляне, союзники и войны 91—77 гг. до н. э.», увидевшей свет в 2013 г., — естественно, прежде всего под углом зрения вопроса о римской гражданстве для италийцев[99]. Автор тем не менее продолжает рассматривать события гражданской войны с точки зрения противостояния оптиматов и популяров, хотя о борьбе аристократической и демократической партий уже не говорит (слово democratic, используемое всего несколько раз, однажды даже взято в кавычки). Подробно рассматривая законодательство Сульпиция, С. Кендалл предполагает, что трибун выступал со своими проектами, имея в виду, подобно Друзу, защиту интересов boni, и явно рассчитывал на поддержку сенаторов, и его законы поддерживали некоторые оптиматы, предполагавшие таким образом укрепить власть сената. Однако сенат, вопреки расчетам Сульпиция, выступил против, тогда как народ поддержал его проекты, что и вызвало вмешательство консулов, не желавших допустить до голосования и принятия этих законов.

Рассматривая вызвавший немало споров в историографии вопрос о цензе 86—85 гг., С. Кендалл развивает точку зрения на него Л. Р. Тэйлор, считая, что скромные результаты переписи объясняются незначительной степенью участия в ней cives novi. Однако это не значит, что они не поддерживали Цинну, поскольку, помня о событиях 88 г., опасались, что Сулла лишит их полученных прав в случае возвращения. Но тот проявил гибкость и позднее заключил соглашение с новыми гражданами, гарантируя их права. В то же время автор практически не затрагивает другую важную проблему — распределение вчерашних италийских союзников по трибам. Стоит отметить, что в книге содержится немало ценных наблюдений по различным вопросам, однако при обилии разбираемых автором версий обращает на себя внимание слабая работа с историографией, да и то преимущественно англоязычной.

Помимо перечисленных работ, выходило немало публикаций по конкретным вопросам, связанным с данной тематикой, прежде всего источниковедческим. Еще в 1896 г. вышла в свет брошюра О. Линдена «О гражданской войне Суллы», где проводился анализ сочинений античных авторов об этом событии и предположительно определялись их источники. В 1926 г. В. Энслин постарался выявить влияние ливианской традиции на рассказ Аппиана о гражданской войне. (Для этих и других работ характерно расширительное толкование ливианской традиции, однако многие наблюдения, сделанные в них, ценны и по сей день.) И. Калаби посвятила объемную статью мемуарам Суллы как историческому источнику, в которой доказывала, что их влияние на традицию (в том числе и о событиях 80-х гг. до н. э.) нелегко определить, поскольку фрагменты, которые считаются восходящими к запискам диктатора, могли иметь источником сочинения просулланских авторов. Эта идея развивается и Ф. Ноубл, которая показала также новаторство Суллы как мемуариста. Э. Вальджильо подробно (хотя, думается, и не вполне убедительно) обосновывает тезис о том, что записки Суллы были написаны на латинском, а не на греческом, и оценивает их, подобно многим другим ученым, как важный источник для античных авторов, чьи сообщения о гражданской войне 80-х гг. до н. э. сохранились до нашего времени. Г. Вер проанализировал то, как Сулла изображает себя в мемуарах[100]. Вышло также немало комментариев к источникам по ее истории, прежде всего к плутарховой биографии Суллы[101].

Серьезные дискуссии вызвал италийский вопрос в годы bellum civile, особенно в той его части, что касалась числа лиц, внесенных в списки граждан в ходе ценза 86—85 гг. Предлагались самые различные версии для объяснения малого прироста числа граждан — от ошибки переписчика до скромного числа участников переписи. Автор второй из этих версий, Л. Р. Тэйлор, проделала немалую работу по выяснению того, по каким трибам были распределены общины вчерашних союзников при циннанцах, и чем это могло обуславливаться. Позднее ее выводы уточнили У. Харррис и Э. Бисфем[102].

Немало внимания уделялось пропаганде участников bellum civile, особенно монетной. Наиболее обстоятельной является статья Т. Дж. Люса, где рассмотрены различные монетные серии того времени, отмечены наиболее характерные символы и предложено их объяснение. Длительное время обсуждался вопрос о значении авгурских символов на монетах Суллы. Важной вехой в этой дискуссии, как представляется, стала статья Э. Драммонда, в которой среди прочего была также поставлена (вслед за Т. Ф. Кэрни) под сомнение давняя вражда Мария и Суллы. Р. Роуланд проанализировал монетную пропаганду циннанцев. Исследовались также и отдельные монеты, чья символика была не такой однозначной, как в других случаях[103].

Объектом отдельного изучения стали и экономические мероприятия 80-х гг. до н. э. Так, Т. Франк кратко рассмотрел соответствующие законы той поры с точки зрения интересов нобилитета, всадников, плебса, не учитывая того обстоятельства, что эти группы не были внутренне едины, и, напротив, интересы какой-то части сенаторов и всадников могли совпадать. Э. Ло Кашо рассмотрел управление монетным делом в период от законов Карбона и Друза до закона Суллы о денежном обращении. По его мнению, закон Валерия 86 г. до н. э. был частью программы примирения Цинны с нобилитетом, облегчал не только положение городского плебса, но и задолженность государства перед гражданами. Ч. Барлоу подверг экономическое законодательство более подробному анализу. Он отметил, что меры разных режимов, lex Cornelia Pompeia и lex Valeria, имели одну цель — стабилизацию финансового положения в государстве, причем циннанцам это в значительной мере удалось, поскольку задолженность и цены на землю оказались во многом сбалансированы. Р. Эванс предложил свою трактовку закона Сульпиция о долгах сенаторов, в немалой степени, впрочем, основанную на весьма спорных предположениях (см. ниже, с. 392-394)[104].

Излюбленной темой исследований являются также биографии участников событий (от статей в энциклопедии Паули — Виссова до масштабных монографических трудов), отдельные военные и политические события, их юридические аспекты и др.

Что касается отечественной историографии, то данная тематика изучена в ней слабо. В университетских курсах гражданская война 80-х гг. до н. э. рассматривается с точки зрения противостояния оптиматов и популяров, аристократии и демократии. С. И. Ковалёв и В. С. Сергеев считали главной опорой марианцев италийцев, а Н. А. Машкин — «всадников и публиканов». В. И. Кузищин более осторожно отмечает, что мероприятия марианского режима отвечали интересам достаточно широких слоев — городского плебса, новых граждан и др.[105]

Работ, где специально изучались бы события гражданской войны 80-х гг. до н. э., в отечественной историографии немного. Б. П. Селецкий рассмотрел финансовую политику этого периода, придя к выводу, что оптиматы стремились к обесцениванию денег, чтобы облегчить себе уплату долгов, тогда как популяры добивались противоположных целей, выражая интересы и многих простых людей. H. Н. Трухина сделала важное наблюдение, указав применительно к 80-м гг. на неоднородность римского нобилитета, наличие в его рядах т. н. «молодой» знати, многие представители которой приняли активное участие в гражданской войне на стороне марианцев. А. Б. Егоров оспорил распространенное мнение о Марии как выразителе интересов всадников, указав на неоднородность этого сословия. Р. В. Лапырёнок исследовал формирование союза между Г. Марием и П. Сульпицием, высказав ту точку зрения, что последний не менял своей политической ориентации, как часто считается, а контакты между обоими политиками могли иметь место еще до трибуната Сульпиция[106].

Таким образом, тема гражданской войны изучалась в историографии многократно и в самых различных аспектах. Однако до сих пор отсутствует подробная история этой войны, где анализировались бы события начиная с консульских выборов на 88 г. до н. э. до битвы у Коллинских ворот и разгрома марианцев из провинций — даже в самых обстоятельных работах выпадают важные события и хронологические отрезки. Применительно к гражданской войне 80-х гг. до н. э. не становились предметом специального исследования роль армии, plebs urbana, многие терминологические вопросы, а для ряда проблем, как представляется, предложены решения, требующие пересмотра. Все это свидетельствует о необходимости дальнейшего изучения данной темы как в целом, так и в отношении частных вопросов. Насколько удачно выполнена эта задача в предлагаемой книге — судить читателю.

Автор выражает глубокую признательность друзьям и коллегам, которые консультациями, ценными советами, литературой помогли ему в работе над монографией: д.и.н. И. Г. Гурину (Самара), к.и.н. Д. Д. Дымской (Санкт-Петербург), д.и.н. А. В. Коптеву (Хельсинки), к.и.н. Ю. Н. Кузьмину (Самара), Dr. Habil. Р. В. Лапырёнку (Иркутск), О. В. Любимовой (Черноголовка), д.ин. А. В. Подосинову (Москва), к.и.н. Е. В. Смыкову (Саратов), к.и.н. В. К. Хрусталёву (Санкт-Петербург), к.и.н. Е. Ю. Чепель (Москва), к.и.н. А. В. Щёголеву (Москва), сотрудникам Государственной публичной исторической библиотеки и библиотеки ИНИОН РАН, а также тем, кто сделал доступным в Интернете множество публикаций, без ознакомления с которыми эта книга вряд ли была бы написана.