Успехи. — Дубовая роща. — Великий Дух. — Радость. — Начало работы. — Кремень делает изображение Великого Духа.
— Жертвоприношение. — Заключение.
На следующий день Кремень сам выпустил на волю стадо, но целый день сторожил его при помощи Ужа и двух собак, которые быстро сообразили, что от них требуется, и охраняли стадо так, как будто всю жизнь только этим и занимались. В этот же день Кремню удалось найти двух телят и нескольких ягнят, отбившихся накануне от стада и тоскливо бродивших в ближайшем лесу.
Итак, дело пошло на лад, и через несколько дней Кремень мог оставить совершенно свободно свое стадо на воле под надзором Ужа и собак. Каждый вечер животные приходили обратно в селение, все еще удивляя жителей, уверенных, что только заклинания Кремня заставляют их проделывать это.
Кремень же принялся за свои обычные работы, и уже многие из племени щеголяли с украшенным оружием и пестрыми плащами, сделанными Кремнем. Работы было так много, что, несмотря на нескольких помощников, Кремень едва успевал выполнять заказы воинов, желавших как можно скорее получить красивый топор, палицу или копье, и не жалевших дичи, шкур, рогов, которые они приносили в обмен на работы Кремня. Иногда он сам ходил на охоту, не по необходимости, а ради развлечения от однообразной домашней работы; кроме того, он иногда искал уединения, чтобы отдаваться своим мечтам, и зачастую возвращался без добычи, потому что, вместо охоты, все время просиживал погруженный в мысли где-нибудь под деревом.
Однажды ему пришлось возвращаться домой, когда уже наступили сумерки. В сопровождении одной из своих собак он быстрыми шагами направлялся к селению и для сокращения пути пошел прямо через дубовую рощу, покрывавшую небольшой холм.
На этом холме росло не больше тридцати дубов, но, так как место было открытое, то дубы сильно разрослись и раскинули во все стороны корявые ветви.
Кремень был в этой роще только один раз, вскоре после прибытия к озеру, и с тех пор не заглядывал туда, потому что трудно было рассчитывать на какую-нибудь дичь на таком небольшом клочке, когда кругом в густых лесах была масса хорошей и крупной дичи. Войдя в рощу с одной стороны, Кремень стал напрямик пробираться сквозь густую мелкую заросль к большому дубу, который, как он знал, рос на вершине холма и разросся так, что под ним было темно даже днем. Но вдруг вместо особенной темноты Кремень, наоборот, увидел просветы между стволами; он был сильно удивлен.
«Неужели я прошел уже всю рощу?» — думалось ему.
Еще несколько шагов, и, вместо конца рощи, он вышел на какую-то незнакомую поляну, окруженную темной стеной развесистых дубов. Кремень осмотрелся, не узнавая места, и вдруг в ужасе упал ниц, закрыв лицо руками.
Посреди поляны перед ним вдруг выросла таинственная, страшная фигура. Перед ним стояло какое-то существо, в три или в четыре раза превышавшее самого высокого человека. Это страшное видение стояло, наклонившись к Кремню, склонив голову, окруженную прядями волос, и расставив врозь две могучие руки, готовые, казалось, схватить обезумевшего охотника.
Кремень лежал неподвижно и глухо, сдавленным голосом шептал свои молитвы и заклинания. Сердце его билось и, казалось, сейчас выскочит из груди; весь он дрожал и замирал, едва смея дышать…
Он сразу узнал эту фигуру: она являлась перед ним, то сверкая ослепительным светом, то темной и мрачной, как ночь, то туманной и бледной, как утренний туман над озером; она являлась ему во всем своем грозном величии во время урагана, когда ее голос звучал, покрывая шум бури, а глаза сверкали огненными змеями. И вот опять перед ним явилось это видение так ясно, как никогда раньше, и еще более мрачное и страшное в своем таинственном молчании.
Кремень ждал слов, но видение молчало; только гул окружающих дубов нарушал торжественную тишину. Прошло много времени, пока Кремень пришел немного в себя и приподнял голову, но тотчас снова ее опустил: видение не пропадало и стояло так же неподвижно, наклонившись вперед и простирая страшные руки.
Но вот Кремень услышал знакомые звуки: кто-то зевнул и стал чесаться, — это была собака Кремня; ей надоело сидеть около неподвижного хозяина, и она не прочь была бы хорошенько вздремнуть после длинной прогулки. Она ткнулась носом в щеку Кремня и лизнула его в ухо. Это привело его окончательно в чувство, а сознание подсказывало, что, если видение не убило его сразу, то опасаться нечего. Кремень робко приподнялся на колени и умоляюще простер руки к фигуре.
В это время луна, выглянув из облаков, ярко осветила поляну, и Кремень увидел, что лежал в ужасе перед полусгоревшим стволом дуба, принявшим вид человеческой фигуры. Небесный огонь сжег дерево, а ураган сломал его старый ствол; кругом вся земля была засыпана ветвями, а окружавшие дубы стояли с полуобгоревшими концами ветвей.
Оправившийся Кремень понял все, но вера в бывшее видение у него не пропала: ему думалось, что Великий Дух нарочно принял форму ствола и явился ему, чтобы напомнить о себе. Чем больше вглядывался Кремень в остатки дуба, тем яснее он представлял себе фигуру и вид Великого Духа. Он упал на колени, на этот раз с благодарственной молитвой.
— Благодарю тебя, Великий Дух! — шептал он. — Ты дал мне свой образ, и теперь я сделаю твое изображение, и все племя преклонится пред тобой и принесет тебе жертвы, а я буду твоим рабом, пока ты не призовешь меня к себе!..
Поздно ночью Кремень покинул, наконец, священные для него с этого времени поляну и рощу и быстрыми шагами направился к селению, где Заря давно уже нетерпеливо его поджидала.
— Что с тобою, Кремень? — встретила она его. — Чем ты так доволен? Была удачная охота?
— Нет, Заря, я не охотился, но я видел опять Великого Духа и скоро сделаю его изображение. Он научил меня, он показал, как это сделать! Когда я это сделаю, то он сам войдет в свое изображение, и каждый, кто захочет, сможет с ним говорить…
— О, Кремень! — восторженно произнесла Заря, с благоговением смотря на своего мужа.
Наутро Кремень снова отправился в рощу и, осмотрев обгорелый ствол, решил, что надежда не обманула его и что, потрудившись над ним, он достигнет всего, чего ему уже давно хотелось. Горя желанием скорее начать работу и решив скрыть от всех свой план, он направился к вождю, чтобы просить его наложить запрещение на рощу.
Старый вождь иногда накладывал запрещения на те или другие вещи или действия, и племя безусловно слушалось его, зная, что нарушителей ждет смерть. Так, запрещалось, например, пользоваться медом пчел, потому что он считался общественным достоянием; запрещалось охотиться на мамонта, если охотников мало, — они обязаны были давать знать вождю, который и устраивал облаву всем племенем; запрещалось многое и другое, если вождь находил это полезным для всего племени.
— Вождь, — сказал Кремень, придя к старику, — вчера вечером в дубовой роще я видел опять Великого Духа! Я буду часто ходить туда и узнавать его волю, но Великий Дух не будет являться при всех, а потому прошу тебя, наложи запрещение на рощу, чтобы никто, ни взрослый, ни подросток, ни мужчина, ни женщина, ни ребенок не ходили туда!
Вождь, слушавший Кремня с благоговением и веря, что он говорит по повелению Великого Духа, наклонил голову в знак согласия.
— Хорошо, — сказал он, — я наложу запрещение! Поди созови племя.
Через несколько минут глухие удары палки по сухому бревну, висевшему на ремнях, вызвали всех жителей к хижине вождя, который вышел к ним в широком плаще, опираясь на длинное копье, прихотливо украшенное Кремнем разными узорами.
— Воины, а также и женщины! — торжественно обратился вождь к народу. — Вчера Великий Дух явился Кремню в дубовой роще и будет там являться ему постоянно, а потому никто, кроме Кремня, не смеет ходить туда! На рощу я накладываю запрещение, а кто ослушается, того постигнет смерть!
Слушатели покорно склонили головы и без возражений разошлись по своим хижинам. Это запрещение никого не интересовало: роща никому не была нужна, и там из всего племени бывало, может быть, только несколько человек, — но интерес к Кремню и уважение к нему еще более увеличились от слов старого вождя.
Не теряя времени, Кремень принялся за работу. Желая оградить себя совершенно от всякого, даже случайного посещения, он устроил в роще вокруг поляны высокий забор из шестов и заплел их ветвями, затем очистил поляну от ветвей, кустов и мелкой поросли и, наконец, принялся за главную работу.
Вооруженный топором, костяными долотами, кремневыми ножами с зубчатыми лезвиями, он начал долбить, рубить и пилить крепкое, как олений рог, дерево, терпеливо отламывая щепку за щепкой и подбодряя себя мыслью, что Великий Дух будет помогать ему.
Как ни привык Кремень к упорной и медленной работе, однако, он сразу увидел, что ему придется работать, может быть, несколько лет, пока он достигнет желаемого. Это, впрочем, его не пугало, и было обидно лишь то, что зимой во время морозов придется совершенно прекратить работу. Ему приходила в голову мысль выстроить такую высокую хижину, чтобы фигура идола поместилась внутри, но эту мысль он вскоре отбросил, потому что выстроить хижину ему одному было не под силу, а просить помощи и посвящать в свою тайну других — он не хотел.
Когда наступили, наконец, холода и работу волей-неволей пришлось прекратить, Кремень, в последний раз осмотрев сделанное, покрыл фигуру шкурами и завалил ветвями и травой.
Он был доволен тем, что успел сделать: толстый ствол и ветви были очищены от коры; там, где начинались эти ветви, теперь уже появились широкие плечи; на них, на короткой шее, помещалась большая голова, которой Кремень придал почти круглую форму; уже были намечены глаза, нос и рот, но на этом и пришлось покончить до весны.
Заря была очень довольна, что Кремень опять вернулся в хижину и стал домоседом, но особенно довольна она была тем, что Кремень перестал задумываться, как прежде, и весело исполнял мелкие работы, не говоря больше о чем-нибудь большом и необыкновенном.
Заря была этим очень довольна и решила, что Кремень отказался от своих старых надежд. Она не знала его тайны, а он не разубеждал ее.
Изо дня в день жизнь Кремня и всего племени шла обычным порядком. Стадо процветало, и многие решили, по примеру Кремня, завести и себе животных. Серьезных нападений со стороны кочующих шаек племя не испытывало, а маленькие стычки небольших отрядов с врагами кончались в пользу хорошо вооруженных воинов старого вождя и Орлиного Клюва, предводительствовавшего, вместо отца, отрядами воинов.
Так прошла зима и наступила весна, которую ждал с таким нетерпением Кремень. Он снова усердно принялся за работу, а затем опять прекратил ее с наступлением холодов. За два года было сделано так много, что следующей весной Кремень рассчитывал кончить фигуру. Особенно ему трудно досталась голова; он вылепил из глины несколько голов, и это помогло ему справиться с задачей. Ему хотелось придать лицу идола грозное выражение и, мало-помалу, осторожно соскабливая кусок за куском, он достигал того, чего ему хотелось. Чем ближе к концу, тем нетерпеливее работал Кремень, иногда даже ночуя в роще.
Последняя зима была особенно для него томительна и тосклива. Он не мог дождаться теплых дней, чтобы снова приняться за страстно увлекавшую его работу; он заранее предвкушал тот восторг и удивление, которые охватят всех жителей селения, когда они увидят изображение Великого Духа.
Нетерпение Кремня смягчалось только радостью, что его семейная жизнь шла хорошо и без всяких тревог. Его красивое лицо освещалось улыбкой счастья, когда он возился с двумя своими сынишками на разостланных шкурах, причем они, хватая отца за волосы и бороду, визжали, как медвежата. Заря с маленькой дочкой на руках смеялась, видя, как ее серьезный и сильный Кремень возился с неугомонными мальчишками.
Наконец, кончилась и эта долгая зима. С первыми лучами весеннего солнца Кремень стал исчезать в свою рощу по целым дням.
Работа приходила к концу. Ствол, изображавший туловище, был опоясан узором, точно поясом, руки кончались сжатыми кулаками, в один из которых был вставлен громадный топор, а другой сжимал копье, упиравшееся в землю и поднимавшееся высоко над головой идола; голова, вместо волос, была густо покрыта оленьими рогами, а глаза смотрели грозно и сурово из глубоких впадин под бровями; широкий нос и сжатые губы довершали впечатление. Идол был страшен, суров и поражал необыкновенной мощью.
В середине лета Кремень решил, что все сделано. Очистив поляну от сора, он уничтожил и забор, окружавший ее, и затем сложил перед идолом жертвенник из камней.
Однажды утром он взял из своего стада маленького барашка и при первых лучах восходящего солнца принес Великому Духу первую жертву, которую потом и сжег на жертвеннике.
Пав ниц, он принес горячую благодарственную молитву и долго стоял, полный торжественного глубокого чувства, охватившего его душу.
Вечером этого дня он пришел к вождю и сказал ему:
— Вождь, прошло три лета и три зимы с тех пор, как ты наложил запрещение на дубовую рощу. Все это время со мной был Великий Дух, который останется в роще навсегда и будет покровителем племени. Великий Дух стоит на поляне среди рощи, и всякий может видеть его.
— Как — спросил изумленный старик, — видеть Великого Духа? Разве он показывается людям?
— Он вошел в то изображение, которое я сделал, и всякий может видеть его.
Вождь не понял, про какое изображение говорил Кремень, но тотчас собрал всех жителей и объявил им волю Кремня.
Задолго до восхода солнца Кремень сделал последние распоряжения, выбрал из стада совершенно белого молодого бычка и повел его к роще. Через несколько времени все жители селения с вождем во главе направились туда же, но остановились на опушке, ожидая сигнала, который должен был подать Кремень.
Между тем, Кремень все приготовил для торжественного жертвоприношения; зажег костер, приготовил большой кремневый нож, украсил рога жертвенного быка цветами и ветвями, затем оделся в свой лучший плащ из тонких шкурок сурков, украшенный бесчисленными рисунками, выкрасил руки, ноги и лицо красной глиной, прикрепил на тонком ремне на грудь небольшую костяную пластинку с изображением мамонта, — одним словом, нарядился для предстоящего торжества и, когда все было готово, крикнул на всю рощу:
— Вождь и народ! Великий Дух призывает вас! Войдите в рощу и поклонитесь Великому Духу!
Толпа вступила на поляну, но тотчас отшатнулась в ужасе. Многие попадали на землю и завыли дикими, испуганными голосами, многие дрожали, смотря на невиданное зрелище и на страшную темную фигуру идола, наклонившегося вперед и точно упорно рассматривавшего толпу через клубы густого дыма, поднимавшегося с жертвенника и расплывавшегося в тихом утреннем воздухе. Кремень в своем плаще, с поднятыми руками, был величествен, и глубокое волнение видно было на его лице. Он видел пораженную толпу, и сознание, что он вызвал в толпе такое удивление, подняло его волнение на крайнюю высоту; он чувствовал, что сделанное им недостижимо для других, что с этих пор воля, желания, души и сердца народа находятся в его руках. Он видел, как на многих лицах впервые явилось ясное представление о Великом Духе, и видел, что многие, боясь его, будут поступать согласно приказам Божества, которые будет излагать и толковать Кремень. Смутная вера в какую-то силу, царившую над всей жизнью, над всей землей, перешли в ясную веру в идола, страшного, мощного, который не простит ослушников его воли.
Когда миновало первое волнение, Кремень ободрил толпу несколькими словами и затем, подкидывая в костер пахучие травы, запел хвалебную песнь и начал быструю пляску вокруг идола. Толпа, возбужденная этим зрелищем и пением, подражая Кремню, понеслась в бешеной пляске вокруг поляны, простирая руки, вскрикивая, потрясая оружием, забывая весь мир.
Лишь только первые лучи солнца проникли сквозь густую завесу дубов и позолотили голову идола, Кремень подал знак остановиться и подвести к нему жертвенного быка.
Вождь и Орлиный Клюв торжественно подвели животное к Кремню, который взмахнул ножом, и кровь брызнула на пылавший жертвенник.
Толпа, тяжело дыша, смотрела на эту непонятную ей жертву и с трепетом внимала каким-то словам, произносимым вполголоса Кремнем.
Прошло много, много лет. Племя сильно приумножилось, и по берегам озера выросло несколько селений. В окружающих лесах дичь почти вся перевелась, но жители не боялись голода: большие стада быков и овец, пасшиеся на лугах и лесных полянах и охраняемые пастухами и собаками, обеспечивали жителям сытую жизнь. Охота перестала быть необходимостью и являлась больше развлечением, и народ, освободившийся от мысли о завтрашнем дне, отдавал свои досуги пению, пляскам и работам по украшению хижин, одежды, оружия и домашней утвари.
Начало, положенное Кремнем, дало хорошие плоды, и племя насчитывало немало искусных мастеров, которые делали украшения не хуже Кремня. Почти в каждой хижине было теперь небольшое изображение Великого Духа, сделанное из дерева, кости или глины, и жители не забывали приносить им небольшие жертвы в виде кусков пищи или сжигания пахучих трав, а несколько раз в году все племя ходило в священную рощу, где Кремень приносил всенародную жертву.
Идол, сделанный Кремнем, явился ядром, вокруг которого развивалась жизнь племени. Когда какой-нибудь семье и роду становилось тесно в родном селении, оно выселялось, но не уходило далеко от священной рощи, не решаясь покинуть идола, в которого они верили, и который, по их мнению, им покровительствовал, и селились поблизости. Связанные общей верой и в одно и то же божество, такие отдельные поселки не теряли связи с главным селением и жили в большой дружбе, постоянно прибегая к помощи Кремня то в болезнях, то при начале какого-нибудь предприятия, то желая через его посредство обратиться к милости и защите Великого Духа.
И Кремень никому не отказывал. Удрученный годами, с поседевшими, как снег, длинными волосами и бородой до пояса, он серьезно и внимательно выслушивал каждую просьбу и всегда находил в своей памяти то или другое средство и оказывал помощь.
Много лет он был жрецом племени и научил своего старшего сына всему, что знал сам, и за последние годы почти не принимал участия в жертвоприношениях, кроме особенно торжественных случаев. Его старший сын сделался жрецом, а младший наследовал способности Кремня изображать разные узоры и предметы.
Покойно и серьезно, с сознанием выполненного долга, Кремень готовился перейти в долгую жизнь; он ждал минуты, когда Великий Дух призовет его к себе и когда его душа с дымом костра вознесется в голубую высь и сольется с белыми клубами небесного огня, пылающего перед Божеством.
— Когда я умру, то вы сожгите меня на жертвеннике в роще, — говорил Кремень сыну и окружавшим.
В длинные ночи, когда сон бежал от старческих глаз Кремня, он вспоминал всю жизнь с раннего детства, и удовлетворенный вздох вылетал из его груди.
Он видел, что его детские забавы и игры пестрыми камнями и щепками принесли плоды, о которых он и думать не мог. Ему не приходило в голову, что такая простая вещь, как украшение узорами оружия, разовьет у многих любовь ко всему красивому, хорошему и удобному; то, что раньше казалось забавой, обратилось в важную вещь и не только связало людей новыми отношениями, но привязало их к родине, к земле, к родному гнезду и племени.
Семья, которая прежде, не задумываясь, бросала грубое жилище и лишние вещи и уходила искать новых мест для житья, теперь не трогалась с места. Да и как же бросить хижину, вход которой украшен резьбой, потребовавшей, может быть, года усердной работы, как выбрать из вещей лишние, когда над каждой вещью потрачено столько трудов или когда она выменяна на другие, тоже ценные вещи, как оставить стадо, как лишиться покровительства Великого Духа, находившегося в священной роще?
Перед воображением Кремня все это вставало так ясно, так сильно, и глаза его вспыхивали юношеским огнем. Он понял, что он не только научил всех понимать красоту, но дал людям родину и религию…
Однажды ранним утром раздирающий вопль, раздавшийся из хижины Кремня, дал всем знать, что старый жрец умер. Заря рыдала над телом мужа, вырывая волосы и царапая грудь и лицо. Тот, которому она отдала всю свою жизнь, который для нее был чуть ли не выше Великого Духа, покинул верную жену и ушел один. Как обезумевшая, металась Заря по хижине, не видя и не слыша ничего.
Сыновья положили тело отца на лучшие шкуры, и целый день толпы жителей приходили поклониться праху уважаемого жреца.
На следующее утро печальная процессия двинулась к священной роще, и вскоре тело Кремня в сидячем положении было помещено на жертвенник и обложено дровами. Величавое лицо усопшего было безмятежно и серьезно. Громадная толпа, молча и простирая к идолу руки, стояла, прощаясь со своим духовным вождем.
Вдруг отчаянный вопль, последний крик разбивающегося сердца пронесся над толпой, и Заря, ринувшись к жертвеннику, упала к его подножию мертвой.
Верная спутница была положена в ногах своего властелина, и костер запылал. Идол, наклонившийся над костром, простирал могучие руки, как бы призывая к себе верных рабов, исполнивших на земле все, что от них требовалось.
При лучах восходившего солнца, золотившего клубы дыма, две души вознеслись к небу, к легким, воздушным, белым облакам, проносившимся в недосягаемой для смертных вышине.