Первый художник. Повесть из времен каменного века

ГЛАВА III

На охоту. — Мамонт. — Преследование мамонта. — Предложение Кремня. — Рассказы охотников. — Облава. — Бегство мамонта. — Возвращение домой.

Через несколько дней сборы были кончены. Клык обратился к собравшемуся племени, отдавая приказы на время своего отсутствия.

— Братья, — сказал он, — мы уходим! Вы все продолжайте работать: пусть воины носят толстые деревья, а женщины собирают ветки и сухие щепки для костров, а также травы и корни для еды. Мяса у нас много, а последняя охота даст еще больше. Подчиняйтесь Медвежьему Зубу, который остается вместо меня, и слушайтесь его мудрых советов.

Клык двинулся крупным шагом по берегу, вверх по течению. Рядом с ним бойко зашагал Кремень, радуясь интересной прогулке. Далее следовали остальные шесть охотников, все стройные, хорошо сложенные и неутомимые в ходьбе юноши. У каждого за спиною болтался кожаный объемистый мешок, наполненный провизией на несколько дней, а в руках было обычное вооружение.

Весь день, почти не останавливаясь, шли охотники по берегу реки и сделали привал, когда солнце уже заходило. Клык для привала выбрал удобное место под скалой, на площадке, возвышавшейся над водой меньше, чем на рост человека. Справа и слева отвесные скалы защищали охотников от всяких неожиданных гостей. Чтобы добраться до этой площадки, надо было, правда, пройти по дну реки по пояс в воде, а в одном месте даже немного проплыть, но никто на это не жаловался, — все были отличные пловцы, а безопасность выкупала все неприятности.

Закусив основательно сушеным мясом, компания охотников сбилась в кучу, покрылась всеми бывшими в их распоряжении шкурами, и скоро усталые люди спали мертвым сном.

Рано утром Кремень был разбужен молчаливым толчком Клыка. Утро стояло свежее. Туман белыми клубами поднимался над рекой, и на востоке через белесоватую пелену проглядывала уже розовая полоска, предвестница восходившего солнца.

Клык молча протянул руку, и Кремень, взглянув по направлению ее, вздрогнул от неожиданного зрелища. Остальные шесть охотников так же, не отрываясь, широко раскрытыми глазами, смотрели в ту же точку.

На гребне высокого берега, то скрываясь в тумане, то выясняясь среди разорванных утренним ветром клубов, видны были очертания какого-то громадного туловища: массивное темное тело поддерживалось толстыми, как бревна, ногами, неуклюжая голова украшалась ушами, болтавшимися, как шкуры, развеваемые ветром; морда заканчивалась длинным носом, спускавшимся до земли, а иногда поднимавшимся в воздухе, как громадный мягкий обрубок змеи; изо рта выдвигались два клыка, загнутые вверх. До охотников ясно доносился глухой гул тяжелых шагов исполинского зверя.

— Мамонт! — прошептал Клык.

— Какой страшный, большой! — с дрожью в голосе проговорил Кремень, следя испуганными глазами за животным.

— Надо выследить и убить его, — сказал один из охотников.

— Трудно.

— Если он не знает людей, то не трудно, — только надо выкопать большую яму.

— Молчать! — грозно прошептал Клык, внимательно следя за движениями мамонта, не подозревавшего, что так близко от него несколько маленьких человечков сговариваются изловить его, его, царя лесов и степей, перед силой которого не может устоять ни один зверь.

Чудовище, побродив по гребню скалы, отошло от края и скоро скрылось за кустами.

— Вперед! будем следить за ним! — сказал Клык, когда тяжелые шаги замолкли в отдалении.

Кремень был страшно поражен всем виденным. Чудовищное животное произвело на него необыкновенное впечатление, но раздумывать было некогда, и надо было спешить за вождем, бросившимся в воду и уже вылезавшим на берег ниже площадки. Отряхнувшись от воды и закинув за спину мешок с провизией, который был привязан к голове, чтобы не подмочить его в воде, Клык быстро и уверенно стал карабкаться на отвесный обрыв. Спутники едва поспевали за ним.

Вот наконец все добрались до верха и, тяжело переводя дыхание, оглянулись. Мамонта не было. Перед ними лежало большое холмистое пространство, покрытое то рощами вековых деревьев, то обширными полянами с высокой травой и кустарниками. Кое-где овраги, размытые потоками, обращались в узкие ущельица с отвесными стенами, пестревшими полосами желтой, красной и серой глины.

Охотники осторожно дошли до того места, где видели мамонта, и скоро нашли в траве его огромные следы: измятая трава показывала, что животное повернуло прямо к ближайшей группе деревьев.

Скользя по высокой траве и придерживаясь по возможности кустарников, охотники, как змеи, добрались до леса и, прикрытые деревьями, смелее двинулись по широкому пути, проложенному животным. Через несколько времени они настигли его. Животное мирно паслось на полянке, срывая с деревьев листья и с аппетитом пожирая их. Все притаились на опушке.

Началось утомительное выслеживание. Шаг за шагом восемь охотников двигались за зверем, ни на минуту не упуская его из вида, но сами скрываясь в траве и за толстыми стволами деревьев. Об отдыхе никто и не думал; у всех жадно горели глаза при виде такой ценной добычи. Необходимо было выследить, где мамонт привык проводить ночь и куда ходит на водопой. Уже день склонялся к вечеру, а животное и не думало идти к реке; так же спокойно оно то пощипывало траву и листья, то останавливалось, дремало и лениво отмахивалось коротким хвостом и хоботом от назойливых насекомых, тысячами забивавшихся в его длинную темно-бурую шерсть.

Незадолго до заката мамонт, вдруг чего-то точно испугавшись, вздрогнул ушами, завертел хвостом и, подняв кверху хобот, с ревом бросился в лесную чащу. Проклятия и крики злобы вырвались у охотников; они бросились в погоню, но вскоре остановились: треск ломаемых ветвей и тяжелый топот совершенно замолкли вдали, а потухавший день не давал возможности отличить новых следов от старых, перекрещивавшихся во всевозможных направлениях.

Последнее, с одной стороны, огорчило утомившихся и обозлившихся охотников, но зато утешило тем, что доказывало не случайное, а постоянное пребывание мамонта в этих местах. Отказавшись от дальнейшей погони, наши охотники решили начать преследование на следующий день, а пока устроиться более или менее сносно на ночлег. Утомившись погоней, охотники едва волочили ноги. В горле у них пересохло, а кругом не было видно даже признаков воды. В какой стороне находилась река, тоже никто не мог сообразить. Проплутав еще долгое время, уставшие донельзя дикари добрели наконец до глубокого оврага, по дну которого бежал небольшой ручей. Когда жажда и голод были утомлены, охотники повалились на траву и моментально заснули, не приняв никаких мер предосторожности. Впрочем, бояться особенно было нечего: волки и медведи летней порой ходят сытыми, а шакалы и во время голодовки не решаются нападать на людей; опасаться же нападения какой-нибудь шайки дикарей не было основания, так как много встречающихся днем стад оленей и зубров близко подпускали к себе охотников и бежали, только когда они подходили к доверчивым животным почти вплотную.

Несмотря на утомление, Кремень долго не мог заснуть. Необыкновенное, невиданное им животное не выходило у мальчика из головы. Фантазия его рисовала чудовище в тот момент, когда он его увидел в первый раз, разбуженный вождем. Перед ним ясно, точно наяву, вырисовывался высокий скалистый берег, опушенный кустами, и массивное очертание чудного, невиданного зверя. Привыкнув внимательно наблюдать, Кремень совершенно отчетливо представлял себе формы животного, так резко отличавшегося от всех других, знакомых ему животных. Пережитые впечатления и картины вереницей проносились в воображении юного мечтателя, затем стали делаться более смутными и наконец расплылись, смешавшись с туманными сновидениями.

Ранним утром начались поиски. Охотники, проблуждав немного, напали, благодаря зоркости Кремня, на свежий след и наконец настигли зверя. Этот день оказался более удачным, и охотники проследили мамонта до самого берега реки, куда он перед закатом солнца отправился пить. Судя по многочисленным следам, тут был его постоянный водопой. Широкий овраг здесь сильно суживался и в виде извилистого ущелья выходил к реке. Это была естественная западня: стоило только завалить бревнами узкий выход к реке и приготовить бревна, чтобы замкнуть ущелье сзади, и громадная ловушка была готова.

Исследовав окрестности и сообразив, с какой стороны начать облаву, Клык слез с высокого дерева, откуда осматривал место будущей охоты, и подал сигнал к возвращению.

— О, если бы удалось поймать его! — сказал один из охотников.

— Великий дух поможет нам, — произнес Клык, — а если мы и не поймаем мамонта, то все-таки наловим много других животных. Здесь их много, и они не пугливые, а западня хорошая. Трудно только будет отсюда перенести всю добычу к пещере.

— Сделаем, вождь, большой, большой челнок, — вдруг предложил Кремень, — и все перевезем.

Клык с удивлением посмотрел на смышленого мальчишку и, хлопнув его по плечу, одобрительно произнес:

— Хорошая голова, хорошо думаешь.

Кремень был очень польщен похвалой, а охотники стали обсуждать вопрос о постройке большого плота. О челноке, конечно, не могло быть речи, так как на это должно было пойти слишком много времени. Плот же, при общих усилиях, можно было смастерить в несколько дней, тем более, что поваленных и выброшенных волнами реки деревьев имелось много.

Однако пора было возвращаться домой, и охотники быстро собрались: сняв с себя шкуры и связав их с мешками для провизии, засунув в эти свертки оружие, каждый прикрепил свой узел к небольшому бревну. Затем бревна были спущены в воду, охотники оттолкнулись от берега, и вскоре быстрое течение подхватило оригинальную флотилию. Лежа животами на бревнах и управляя ногами и руками, дикари весело хохотали, радуясь быстрому течению, которое должно их принести к пещерам в середине дня.

Скоро показались знакомые места и дымок, вившийся из родной пещеры.

— Охотники вернулись! — закричали, увидев их, бывшие на берегу дети, и на эти крики сбежались все, бывшие поблизости.

Радостно и оживленно жестикулируя, охотники рассказывали о своих поисках, о выслеживании мамонта и о больших стадах, виденных ими. Кремень, захлебываясь от восторга, рассказывал своим товарищам о мамонте, о его величине и виде, о громадных клыках, хоботе, толстых ногах. Он даже попытался изобразить на земле подобие виденного животного, но у него ничего не вышло. Во всяком случае, товарищи были страшно заинтересованы и горели желанием скорее увидеть чудовище; девочки же, тоже слушавшие рассказ Кремня, широко раскрывали испуганные глаза, представляя себе мамонта, на описание которого Кремень не жалел красок.

— Ноги, — говорил он, — как самые толстые деревья, а сам, как гора, большой и лохматый, такой большой, что, если мы все возьмемся за руки, то кругом не охватим, вот какой большой! А клыки больше, чем два человека, и загнуты как рога. Уши — как самые большие шкуры зубров.

— А глаза?

— Глаза? Глаза очень маленькие, и хвост как у быка. Но зато нос до самой земли, и он им двигает как рукой, рвет им траву и кладет в рот.

Но этому слушатели не поверили: как это можно носом рвать траву!

— Да нет, правда, — горячился Кремень, — я сам видел, и все видели, спросите охотников.

Прислушавшись к рассказам взрослых, дети должны были поверить словам Кремня, и их взяла зависть, что Кремень видел такую диковинку, а им, может быть, и не удастся увидеть, если животное почему-либо уйдет дальше.

На следующий день все племя собралось на облаву. В пещере осталось несколько женщин и старик, под наблюдение которых были отданы дети, слишком большие, чтобы их нести, и слишком маленькие и слабые, чтобы поспевать за взрослыми. Грудные же дети были взяты матерями, которые несли их за плечами в кожаных мешках, а подростки, мальчики и девочки весело бежали, часто опережая все шествие. Вниманию нескольких женщин был поручен горшок с пылающими углями, причем огонь поддерживался постоянно подкладываемыми щепочками. Кроме того, было захвачено достаточно провизии и оружия.

Только в концу второго дня толпа добралась до места будущей охоты и без шума расположилась вдали от ущелья, назначенного быть западней. В этот день не предпринималось никаких работ и все отдыхали; только вождь, взяв своих прежних спутников, уже знакомых с местностью, еще раз обошел окрестности и назначил места, откуда каждый, во главе своего отряда, должен был начать облаву.

Рано утром началась лихорадочная работа. Воины, женщины и подростки стали дружно таскать бревна и упавшие деревья к тому месту, где ущелье выходило к реке, и складывать их, чтобы совершенно замкнуть выход. Пустые пространства между бревнами закладывались ветвями, камнями, засыпались песком и глиной, и вскоре громадный вал в несколько человеческих ростов вышиной был готов. Оставалось заготовить побольше материалов, чтобы ими замкнуть западню с другой стороны после того, как животные попадут в ущелье. Наконец, все было окончено. Все основательно подкрепились, не разводя, впрочем, огня. Матери, покормив детей, выбрали два дерева с густыми ветвями, к которым и привязали мешки с младенцами, оставив сторожить их двух-трех девочек, и затем присоединились к остальным.

Всех было, считая и подростков, более пятидесяти душ, разделенных на партии по семь-восемь человек. Каждая партия по очереди покидала бивак и отправлялась на назначенное место, делая громадный обход.

Кремень был на верху блаженства, получив под свою команду человек пять подростков. Скоро он, со своей партией, прибыл на назначенное место и расставил товарищей цепью, приказав притаиться и не двигаться ни в каком случае до его приказания.

Сердце у Кремня билось усиленно, глаза лихорадочно блестели, а руки судорожно сжимали две большие высохшие кости. Такими же костями были вооружены все охотники, участвовавшие в облаве.

День был жаркий, и солнце, несмотря на конец лета, сильно пекло. По голубому небу плыли редкие облака. Олени, быки, зубры и другие животные забрались в глубину леса и мирно отдыхали, не подозревая о готовившейся для них напасти. Изредка над головой Кремня с ветки на ветку перепрыгивала птица или мелькала проворная и хлопотливая белка с орехом или желудем в острых зубах. Неизвестно откуда вдруг выскочил заяц и сослепу чуть не наткнулся на увлеченного юного охотника, но в ужасе, присев на задние лапы и отмахиваясь передними точно от привидения, вдруг метнулся в сторону и быстро исчез в кустах, смешно вскидывая длинными задними ногами.

Ожидание становилось все томительнее; каждую минуту Кремень посматривал на солнце, двигавшееся, по его мнению, слишком медленно, и напрягал слух, стараясь уловить звуки сигналов. Но кругом было тихо. Солнце все еще поднималось и не дошло до зенита, а вождь приказал начать охоту, только когда огненный шар поднимется до высшей точки…

— А-а-а! — пронесся, наконец, отдаленный звук, и через мгновение по всей цепи разнесся охотничий призыв.

Началась облава: крики, свист, стук сухих костей одной о другую, рев потревоженных зверей, треск ломаемых ветвей, тревожный писк птиц, — все слилось в один отчаянный шум. Потревоженные животные метались, не зная, куда броситься, но, теснимые с одной стороны охотниками, бросались в противоположную сторону и понемногу направлялись к роковой западне.

Круг все суживался. Звери, успевшие вырваться из этого круга, спасались бегством за дальние холмы; остальные же беспорядочной толпой бежали по дну и скату громадного оврага, уже охваченного по сторонам толпами преследователей, махавших шкурами, кричавших исступленными голосами и колотивших костями в упоении предстоящей победы.

Среди массы животных выделялся обезумевший от ужаса мамонт. Подняв хобот и испуская страшный рев, он мчался по дну оврага, давя на своем пути мелких животных. Ревущая толпа зубров, оленей, мускусных быков, коз, волков, шакалов, медведей и мелких зверьков — зайцев, кроликов, сурков, лисиц и проч. лавиной неслась к западне, давя друг друга, испуская крики, вой, рев, мычание и блеяние.

Как только эта толпа, с мамонтом во главе, ворвалась в ущелье, тотчас охотники стали сверху сбрасывать заготовленные бревна и камни, чтобы загородить совершенно ловушку. В несколько мгновений куча бревен закрыла отступление, и добыча оказалась в западне. Многие животные, впрочем, сумели выбраться из ямы: для медведей, лисиц и коз сооруженные преграды не составляли большого препятствия, и они перебрались через них и спаслись. Мамонт, ошалевший от испуга, метался по узкому ущелью, бросался на стены и на вал, но скользил, падал и давил прочих собратьев по несчастью, а десятки копий и камней, сыпавшихся на него сверху, еще больше увеличивали смятение. Наконец он повернул обратно и всей массой своего неуклюжего туловища бросился на сравнительно легкую преграду из бревен. Напрягши в порыве отчаяния все свои силы, пустив в дело клыки и хобот, которыми он свободно раскидывал, как щепки, толстые стволы, мамонт пробил брешь и вырвался на волю.

Крики ярости вырвались у охотников, но о преследовании нечего было и думать: несмотря на неуклюжесть и короткие ноги, несмотря на раны и десяток копий, вонзившихся в бока, мамонт помчался как вихрь и через несколько мгновений исчез из глаз охотников. Между тем, через брешь, сделанную чудовищем, бросились спасаться другие животные, но скоро туда была набросана масса новых бревен, камней и ветвей.

Несмотря на потерю главной добычи, Клык и его соплеменники остались, в конце концов, очень довольны, так как было поймано несколько десятков животных.

Первыми были подобраны и убиты раненые животные. Громадные костры запылали на окраинах оврага, и несколько дней подряд, с утра до вечера, все, от мала до велика, работали, снимая шкуры, разрезая мясо на полосы и высушивая их на солнце, на угольях и на раскаленных камнях. Копчение же шло все дни и ночи напролет.

Через несколько дней работа была кончена, и одновременно с ней был кончен большой, неуклюжий, но прочный плот из бревен, связанных ремнями. Он скоро был нагружен заготовленными припасами, и Клык подал знак к отъезду.

Несколько человек, вооруженных длинными шестами, взошли на плот; там же поместились женщины с детьми. Остальные воины взялись за несколько длинных ремней, привязанных к плоту, и стали осторожно спускать его вниз по течению; стоявшие же на плоту шестами отталкивались от берега, и таким образом хоть медленно, но основательно и безопасно охотники направились к родной пещере.

Берег, где в течение нескольких дней кипела жизнь, где дымились десятки костров и где воздух был наполнен веселыми и оживленными звуками, опустел. Кучи пепла, обугленные поленья, окровавленные кости, над которыми вились мириады мух, были единственными свидетелями всего бывшего здесь. Кое-где из кустов начинали выглядывать острые, трусливые морды шакалов, но они еще не решались подойти ближе и приняться за остатки, брошенные людьми, а затем вдруг совершенно скрылись, увидя, что на место бывшего лагеря вернулся один человек.

Это был Кремень. Он не торопился домой и знал, что успеет нагнать медленно плывущий плот. Он быстрыми шагами направлялся к западне, где было поймано так много животных. Его еще раньше привлекли пласты желтой и красной глины, и ему хотелось захватить с собой небольшой запас той и другой. Он не отдавал себе ясного отчета, для чего она ему нужна и что он с ней будет делать. Его постоянно тянуло ко всему, ярко и пестро окрашенному; он собирал и прятал в укромном уголке, в пещере, цветные камни, красивые перья разных птиц, обточенные водой камни, кости и прочие предметы, привлекавшие его необычной формой или окраской. Теперь он решил пополнить свою немудреную коллекцию глиной, понравившейся ему яркими цветами.

Завернув в кожу несколько горстей, он сел на обрыве над ущельем, и перед его воображением снова возникла вся картина грандиозной облавы. Ему ясно представлялась страшная борьба мамонта-чудовища с препятствиями, поставленными людьми, ужас и отчаяние животного и, наконец, его освобождение и бегство.

Странное дело: Кремень не жалел о том, что такая добыча ушла из рук охотников, он радовался за животное, избежавшее печальной участи. За эти несколько дней выслеживания и охоты Кремень проникся симпатией к безвредному и, очевидно, доброму великану, между ног которого безбоязненно шныряли, как он несколько раз видел, мелкие зверьки, а на широкую спину садились птицы.

«Я еще приду сюда, — думал Кремень, — и посмотрю на него. Он, вероятно, убежал недалеко…»

Опять мечты далеко унесли мальчика.

Между тем, солнце склонялось к горизонту, и надо было догонять своих; оставаться же в этих местах было небезопасно, так как с наступлением сумерек боязливые хищники наберутся смелости и выйдут из своих убежищ, чтобы поживиться обильными остатками.

Свернув наскоро свои вещи и завернув их в плащ, Кремень, по старому примеру, привязал узел к небольшому бревну и минуту спустя плыл, уносимый быстрым течением, ловко справляясь с водоворотами и огибая выступавшие на поворотах скалы.

Надвигались сумерки. Уже Кремень подумывал о самостоятельном и одиноком ночлеге где-нибудь под скалой, как вдруг за одним из поворотов реки увидел веселые огни нескольких костров и вокруг них своих соплеменников. Еще несколько мгновений, и он был среди своих.

Получив хороший подзатыльник от Клыка за то, что отстал от других, он присел к одному из костров и с жадностью принялся за мягкий кусок свежего копченого мяса.

На следующий день охотники, без всяких приключений, добрались до своей пещеры, где были радостно встречены стариком и оставшимися дома женщинами. Привезенные припасы живо были перенесены в пещеру, и Клык с удовольствием осмотрел запасы, которых должно было хватить на всю зиму, даже если бы охота зимой оказалась невозможной.

Дикарь вздохнул полной грудью, широкая улыбка осветила его энергичное лицо, и громкая песня сама собой вырвалась от полноты душевного удовлетворения. Соплеменники подхватили песнь вождя, и долго радостные звуки не умолкали под сводами пещеры и, вырываясь наружу, расплывались в тихом вечернем воздухе.