Пес по имени Бу

10 Маленькая собака, сумевшая осуществить свою мечту

Уроки человечности с третьеклассниками Даниэль проходили так успешно, что мы с ней начали обдумывать программу чтения собакам. В 2002 году это была сравнительно новаторская для библиотек и школ идея. Широко известной на сегодняшний день Организации помощи в обучении чтению с привлечением собак тогда было всего три года, и мало кто знал о преимуществах подобного подхода к обучению детей. Мы с Даниэль провели несколько встреч в библиотеке Махопака, но устроить настоящую презентацию было довольно сложно, поскольку точными научными данными на тот момент мы не располагали.

Мы встретились с Джоан Роуз, главой Организации помощи молодежи, и женщиной из руководства библиотеки и начали с того, как собаки помогают детям из класса Даниэль. Мы уже убедились в силе воздействия собак на способность детей концентрировать внимание на изучаемом предмете, осваивать сложные понятия и приобретать сопутствующий словарный запас. Участие собак сделало новые слова и темы для обсуждения более интересными, менее устрашающими, а следовательно, более доступными пониманию детей. Далее мы перешли к успехам Организации помощи в обучении чтению с привлечением собак. Милая и дружелюбная Джоан сама любила собак и была готова оказать нам всяческую поддержку, но представитель администрации без всякого энтузиазма отнеслась к идее привести в здание библиотеки грязных псов — разносчиков микробов и аллергии. А ведь это были лишь самые первые возражения.

— Я этого не понимаю, — говорила она, неодобрительно наморщив лоб. — Как могут собаки помочь детям научиться читать? Они ведь не могут помогать им правильно произносить написанные на бумаге слова?

Даниэль, Джоан и я сдулись, как проколотые воздушные шары, и я едва сдержалась, чтобы иронично не заметить: «Разве что дети будут читать о том, как лают собаки». Вместо этого я издала самый вежливый из имеющихся в моем распоряжении смешков и ответила:

— Разумеется, нет. Но многочисленные исследования доказывают, что одного присутствия животных довольно, чтобы нервная система человека расслабилась, а кровяное давление снизилось. Мы также знаем, что дети, испытывающие затруднения с чтением, начинают нервничать от одной мысли о необходимости что-то прочитать.

— Я все равно не понимаю, как это способно внушить детям желание читать.

К этому моменту я уже начала заикаться, но продолжала терпеливо разъяснять:

— Я по себе знаю, что такое трудности с чтением. Я дислексик, и в первые годы учебы в школе числилась среди отстающих.

Я ограничилась только этими высказываниями, призванными донести до дамы весь смысл нашей идеи. Но мой внутренний диалог с ней продолжался. Я продолжала рассказывать о том, как ненавидела чтение и избегала его любой ценой, как чумы, особенно если надо мной нависал взрослый, исправляющий все без исключения ошибки, как будто я делала их специально. Перед моим внутренним взором скользили рассерженные лица учителей, провозглашавших: «Произноси слова правильно!», как будто я могла объединить все эти налезающие друг на друга буквы в некие логические последовательности. Маме и папе было предписано ежедневно пытать меня чтением. Сначала они читали мне вслух какой-то отрывок, после чего заставляли меня саму прочитать его. Я холодела от ужаса, ожидая этого события, как расстрела. Я совершенно уверена, что было бы гораздо лучше, если бы в те ужасные годы я читала свои книги в присутствии собаки.

Заставив себя прервать этот внутренний диалог, я сосредоточилась на необходимости убедить в нашей правоте представителя администрации.

— Собаки не способны осуждать ребенка за ошибки в чтении.

Молчание.

— Устраняя фактор осуждения, — продолжала я, — мы превращаем чтение в увлекательное занятие. Чем оно забавнее, тем охотнее дети обращаются к нему. Чем чаще они это делают, тем лучше они читают.

Для меня все это было ясно как божий день, но эта женщина совершенно ничего не понимала. Мне казалось, я беседую с человеком, который не поверил бы мне, даже если бы я заявила, что небо синее.

Я была одной из учениц, которых два или три раза в неделю выводили из класса для кратких «специальных» уроков. Но даже если они и приносили мне какую-то пользу, весь полученный эффект от дополнительных занятий тут же сводился на нет испытываемым мною смущением. В результате, вместо того чтобы решать мою проблему, эти уроки учили меня старательно ее скрывать. Когда меня вызывали читать вслух, я устраивала из этого целое театральное представление. Я делала драматические паузы в нужных и ненужных местах, и никто даже не догадывался, что я просто не могу прочесть следующее слово и отчаянно пытаюсь выиграть время, силясь угадать его по контексту.

Я так стеснялась и боялась просить о помощи, что просто запихивала учебник с домашним заданием подальше в стол, надеясь, что никто его не заметит. Но когда его все же замечали, в ход шел основной педагогический прием — унижения. Меня заставляли выполнять все задания перед классом, предоставляя остальным детям возможность играть и танцевать вокруг, изображая веселую вечеринку. Когда считалось, что меня достаточно пристыдили, мне разрешали принять участие в празднике, но только при условии, что я буду играть роль мальчика. Это последнее оскорбление заставило меня навеки возненавидеть школу и чтение. В противовес этому все мои студенты, посещающие группы по дрессуре собак, успешно осваивают курс, потому что прилагают к этому все свои силы и учатся в собственном темпе, так же, как это делали мы с Бу. В мою же задачу входит позаботиться о том, чтобы они не боролись с трудностями в одиночку.

Имея подобный опыт, я особенно страстно стремилась к реализации программы обучения чтению с помощью собак. Я точно знала, что собаки помогут детям, которым этот навык дается с трудом, из-за чего они чувствуют себя униженными. Как и многих других проблемных детей, меня считали просто ленивой и пытались избавить от лени при помощи наказаний и дополнительных домашних заданий. Большую часть своего времени в школе (да и в дальнейшей жизни) я провела, считая себя тупой и неспособной к учебе. Позже, когда мне поставили диагноз дислексия, все встало на свои места, но воспоминания о пережитом позоре изгладить из памяти невозможно. Вот почему я пришла в библиотеку Махопака с целью предложить помощь тем детям, которые боятся чтения.

Но пока я терпела неудачу. Женщина передо мной, похоже, успела возненавидеть меня от всей души, и ее явно не интересовало то, что я ей говорю. Наконец не выдержала и вступила в разговор Даниэль.

— Целью данной программы не является обучение чтению. Мы хотим заинтересовать детей, сделать чтение привлекательным занятием, которое они полюбят на всю свою жизнь.

Дама из администрации смягчилась. Я не поняла, что такого сказала Даниэль, о чем я еще не говорила, но это сработало. Я с радостью уступила трибуну подруге.

— Будучи учителем, в данном случае я стремлюсь к возможности дополнительной практики для достижения беглости чтения.

Беглое чтение означает возможность прочитывать разнообразные тексты быстро и легко, не затрачивая усилий на техническую сторону процесса. Именно беглости чтения мне не хватало в детстве. В какой-то степени мне не хватает ее и по сей день. Слова Даниэль наконец-то убедили нашу неблагосклонно настроенную даму. Она перестала сопротивляться, и мы перешли к обсуждению деталей.

С тех пор как состоялась эта встреча, очень многие люди исследовали и описывали практические результаты чтения детьми собакам. В 2010 году исследователи из Школы ветеринарной медицины при Калифорнийском университете установили, что, когда дети читают собакам раз в неделю на протяжении десяти недель, беглость их чтения возрастает как минимум на двенадцать, а порой и на все тридцать процентов.

— Мне интересно читать собаке, и поэтому мне нравится это делать, — сказал исследователям один мальчик.

— Собаки не ругают тебя, даже если ты читаешь очень и очень плохо, поэтому ты просто продолжаешь читать, ни о чем не переживая, — признался другой ребенок.

В другом исследовании, проведенном в Университете Джона Хопкинса, детей просили читать вслух, одновременно подключив их к мониторам измерения кровяного давления. Вот что рассказывает об этом один из ученых, Джеймс Линч:

Как только они начали читать, их кровяное давление тут же подскочило. Затем мы впустили в комнату собаку, позволив ей просто бродить между столами. Кровяное давление детей быстро снизилось. Суть этого явления заключалась в том, что присутствие животного отвлекло детей от их тревог и страхов, которые мешают успешной учебе.

Эти открытия способствовали распространению программ чтения животным по всей стране.

Согласно исследованию, проведенному Ребеккой Джонсон из Университета Миссури-Колумбия, общение с собакой не просто понижает кровяное давление и уровень стресса. Оно способствует выработке гормонов хорошего настроения. Джонсон брала анализы крови у добровольцев до и после того, как они поиграли либо с настоящим животным, либо с собакой-роботом. Уровень серотонина — вещества, помогающего в борьбе с депрессией, повышался в крови тех, кто играл с живой собакой. У тех, кто имел дело с роботом, он оставался прежним.

«Мы также отметили повышение уровня окситоцина и пролактина, — пишет Джонсон, — а это тоже гормоны хорошего настроения».

Одним словом, исследователи подтвердили, что взаимодействие с собакой погружает мозг в счастливую похлебку нейрохимических веществ и гормонов, повышающих уровень обучаемости детей и помогающих им выполнять сложные задания.

Еще прежде чем в наше распоряжение поступили все эти данные, мы с Даниэль и Джоан верили в то, что программа чтения собакам сыграет позитивную роль в обучении детей. Поэтому и объединили усилия, чтобы уроки как можно лучше соответствовали возможностям наших команд и самой библиотеки. Сейчас, десять лет спустя, эта программа осуществляется без малейших изменений. Следуя выработанному за годы практики принципу ограничивать длительность посещения одним часом, а также учитывая размеры комнаты, позволяющие привести только двух собак, мы решили, что в уроке примут участие восемь детей. Каждой собаке должны были по очереди читать четыре ребенка, по пятнадцать минут каждый. Такой лимит предохранял собак от переутомления и позволял максимальному количеству детей читать на протяжении значительного промежутка времени. Таким образом, мы стали основателями программы Чтения друзьям-животным для детей, испытывающих трудности в обучении чтению. Однако в принципе к этим занятиям мог быть привлечен любой ребенок, пожелавший читать собакам.

Хотя я и подозревала, что из Бу не получится хорошего слушателя для этой программы, я была просто обязана предоставить ему такую возможность. Идеальная собака-слушатель должна уметь сохранять спокойствие, полностью сосредоточившись на читающем ей ребенке. Она не должна вести себя чрезмерно энергично, но не должна и засыпать. Было бы также неплохо, если бы дрессировщик научил собаку «смотреть картинки», либо автоматически, каждый раз, когда ей протягивают книгу, либо по команде, подаваемой голосом или жестом. Для Бу это оказалось задачей не из легких, но он изобрел свой собственный способ добиваться желаемого. Когда я начала учить Бу автоматически смотреть в протянутую ему книгу, он научился совать в нее нос. Но его неуклюжесть и непостижимое зрение приводили к тому, что он с размаху тыкался в книгу, выбивая ее из рук, после чего наступал на нее лапой, одновременно пытаясь понять, куда подевалась книга и где находятся эти самые картинки. Окружающих все это изрядно веселило, но я быстро сменила тактику и начала применять угощения. Теперь он совал нос в книгу, чтобы «посмотреть картинки», только когда я манила его лакомством. Хотя это работало гораздо лучше, меня беспокоил тот факт, что в библиотеке могут возмутиться, если все книги заблагоухают ливером.

Другими очень милыми и полезными для собаки-слушателя навыками являются прикосновение лапой и укладывание подбородка. Первое заключается в том, что хендлер просит собаку коснуться чего-нибудь лапой. Таким образом, когда дети приносят с собой несколько книг, они могут попросить собаку выбрать одну из них. Хендлер может незаметно подать собаке команду указать на одну из книг, но ребенку покажется, что собака действительно выбрала книгу, которая ее заинтересовала. Какое-то время я пыталась обучить Бу этому трюку, но он так неловко и резко махал лапой в самых непредсказуемых направлениях, что мог порвать книги. Если дети, к которым приходил Бу, приносили несколько книг на выбор, в интересах предотвращения порчи библиотечного имущества я говорила им, чтобы они выбрали книгу сами, потому что Бу с радостью послушает любую из них.

Дрессировщик может также попросить собаку положить морду на любую поверхность и оставаться в этой позе. К примеру, если все сидят на полу, собака кладет морду на ногу ребенка или хендлера или на маленькую подушечку. Результатом является неописуемо забавная поза, в которой собака не сводит глаз с читающего ей ребенка, глядя на него ласково и преданно. Бу умел по команде укладывать морду туда, куда я указывала, но он был не в состоянии удерживать это положение, поэтому я не стала его и заставлять.

Бу был бесконечно далек от определения идеальной собаки-слушателя, отчего не переставал быть просто собакой. Он мог функционировать только в двух режимах — бродить по комнате или спать. Спокойная расслабленность не входит в перечень его умений. Попадая в общество детей, он либо активно их обнюхивает, либо улыбается им, ожидая внимания. Он никогда не замирает более чем на несколько секунд, но даже это дается ценой неимоверного количества угощений. Причем это должны быть не любые лакомства, а только те, которые способны его заинтересовать более, чем общение с детьми. Я не оставляла попыток превратить Бу в хорошо обученную, многое умеющую и пижонистую собаку наподобие Данте, но все больше убеждалась в том, что смогу наносить с ним визиты только в том случае, если позволю его свободолюбивой натуре руководствоваться исключительно внутренним чутьем. Не менее важно было сохранить контроль над ситуацией посредством использования немногих имеющихся в его распоряжении навыков. Порой это срабатывало, давая превосходный результат, но иногда своенравие Бу брало верх, и я оторопело наблюдала за ним, едва сдерживая смех.

В самом начале своей карьеры в качестве собаки-слушателя он познакомился с маленькой девочкой с косичками, которая читала книгу с такой ошеломляющей скоростью, как будто Бу вообще не было рядом. Возможно, ему хотелось, чтобы на него обратили внимание, а может, он просто был самим собой, но Бу поднялся с пола и начал обнюхивать ее уши (он любит уши). Девочку это ничуть не смутило, и она продолжила свое скоростное чтение. В ответ Бу потянулся носом к заколкам, которыми были закреплены косички у нее на голове. Девочка читала, не сбавляя скорости (Даниэль подобная беглость понравилась бы), а Бу все больше интересовали маленькие розовые заколки. Поскольку наша неустрашимая скоростная чтица как будто не замечала неуклюже тычущегося ей в макушку влажного собачьего носа, а мне не хотелось ее перебивать, я просто наблюдала за тем, как Бу осторожно обнюхивает крохотные розовые шарики. Затем он неторопливо, как в замедленной съемке, повернул голову, приоткрыл пасть ровно настолько, чтобы один из шариков поместился у него между зубами, и начал его жевать, как будто пытаясь оценить его вкус и степень занятности. Наконец девочка примолкла, хотя совсем ненадолго, и закатила глаза под самый лоб, силясь понять, что может означать этот звук у нее на макушке. Осознав, что это всего лишь Бу, пытающийся употребить в пищу украшения для волос, она пожала плечами и вернулась к своему скоростному чтению, а Бу еще несколько секунд продолжал грызть шарики, пока я снова не велела ему лечь. Позже нам передали впечатления этой девочки от урока. Она заявила, что прекрасно провела время, несмотря на следы собачьих зубов на заколках.

Со временем Даниэль обратила внимание на то, что Бу обладает талантом прерывать чтение в нужный момент, когда у детей возникают проблемы и они начинают буксовать. Наблюдая за ним, она раз за разом убеждалась в том, что Бу начинает стучать лапой по книге и «обцеловывать» детей (так я прозвала присущую ему уникальную манеру обнюхивать и тыкаться носом), требуя внимания, когда дети не могут прочесть какое-то слово или словосочетание. Возможно, чтица с косичками развила такую скорость только потому, что нервничала, и Бу всего лишь хотел ее успокоить. Хотя, возможно, он пытался слегка ее замедлить, повернув пластмассовый переключатель скорости у нее на голове.

Одним из самых драматичных моментов стала ситуация с мальчиком, который либо не умел читать вообще, либо был так угнетен, что каждое слово на странице книги превращалось для него в непреодолимое препятствие. Его ставили в тупик даже такие простые слова, как «река», «на» и «сон». Как только он начинал запинаться, Бу принимался тыкаться мальчику в лицо, целовать его и подталкивать книгу носом. Раз за разом Бу бил по книге лапой, и мне стоило больших трудов заставить его улечься. Соблазнившись угощением, он ненадолго ложился, но спустя несколько мгновений снова подскакивал и принимался за свое. Даниэль заметила трудности мальчугана. За ним было больно наблюдать, а его сражение со словами хотя и заслуживало восхищения, не учило его ничему позитивному. У Даниэль в сумке лежала книжка с картинками, в которой совершенно не было слов. Она предложила малышу поменять книгу, и он с радостью согласился. Раскрыв книгу, он начал рассказывать Бу изображенную на картинках историю. Мальчуган внутренне успокоился, а Бу наконец угомонился и внимал. Я не понаслышке знала, как трудно жить, когда слова превращаются в злейших врагов, и утешилась осознанием того, что Бу подарил малышу несколько счастливых минут с книгой в руках.

Мы не знаем, каким образом собаки вроде Бу чувствуют испытываемую людьми тревогу Возможно, им помогает какой-то неуловимый для нас запах или выражение лица. Исследование, проведенное в Университете Линкольна в Великобритании в 2008 году, установило, что собаки умеют читать выражения наших лиц и определять настроение. В этом смысле они представляют собой уникальное для животного мира явление. Присматриваясь к выражениям человеческих лиц, они часто наклоняют голову вправо. Это позволяет предположить, что они замечают, как перекашиваются наши лица, когда на них отражаются какие-то эмоции. Поскольку правое полушарие управляет левой стороной лица и играет главенствующую роль в определении эмоций, левая сторона наших лиц лучше правой показывает, что мы чувствуем. Собаки научились так поворачивать голову, чтобы лучше видеть левую сторону лица человека и быстро определять его эмоциональное состояние. В частности, они легко понимают, когда мы счастливы, грустны или разгневаны, и ведут себя в соответствии с полученной информацией.

С учетом плохого зрения Бу я не удивилась бы, узнав, что он не способен «читать» лица так, как это делают другие собаки. Но могли существовать и другие признаки, подсказывающие ему о переживаниях детей, например изменение интонаций или вообще нечто пока неизвестное. Никто не знает, что подталкивало Бу прерывать чтение в самые затруднительные моменты, но мы видели, как он заставлял детей оторваться от мучительного параграфа или слова. Они прерывали чтение, чтобы погладить Бу или помочь мне заставить его улечься, и это позволяло им переключиться и, забыв о своих страхах, посмеяться над ужимками пса. Выражаясь научным языком, такая пауза снижала уровень стрессовых гормонов, подавляющих познавательную деятельность, и возвращала детям приподнятое настроение, обусловленное выработкой гормонов радости. Действия Бу полностью соответствовали нашему пониманию особенностей деятельности головного мозга. Сам он руководствовался лишь инстинктом.

— Бу — не самый смышленый пес в нашей программе, — заметила как-то раз Джоан Роуз, — но все равно пользуется повышенной популярностью. Неуверенные в себе дети благодаря его обезьянничанью чувствуют себя намного лучше. А еще он ведет себя так, как будто внимательно прислушивается к каждому слову.

Хотя жевание заколок для волос — любимая тема шуток и острот участников программы, лично мне больше нравится история Эрика. Ему было восемь лет, когда он присоединился к программе. Но его так огорчали ошибки, которые он делал во время чтения, что ребенок совершенно терял веру в себя и едва сдерживал слезы.

— Когда он читает вслух, он перенапрягается, — пояснила его мама, Морин. — Поэтому он ненавидит этот процесс.

Когда Эрик впервые подошел к коврику, на котором его ожидал Бу, пес инстинктивно понял, как добиться того, чтобы у ребенка выработались пресловутые гормоны радости. Первым делом он обнюхал туфли Эрика, что само по себе насмешило мальчугана, затем пощекотал уши ребенка мокрым носом и усами. Несколько секунд спустя Эрик забыл о своих страхах и весело хохотал. К тому моменту, когда он вытащил из рюкзака книжку «Черепашка Франклин» и начал читать, от его напряжения не осталось и следа. В тот вечер Бу вел себя суперзабавно. Он то целовал малышу уши, то тыкался носом в страницы, чтобы «рассмотреть картинки». Пятнадцать минут, отведенных Эрику для чтения, пролетели незаметно, и, когда его время истекло, он сам поразился, что совсем забыл о волнении, читая своему мохнатому слушателю. Единственной его заботой оказалось то, что он не дочитал книгу до конца и Бу был вынужден уйти, не узнав, чем закончилась история.

Когда мы с Бу приехали в библиотеку в следующий раз, Джоан подбежала к нам в таком волнении, что я успела подумать — случилось что-то ужасное. Но она начала рассказывать мне об Эрике.

— Этот милый малыш уже много раз приходил к нам и искал Бу. Он считает, что Бу должен дослушать историю о Черепашке Франклине.

На протяжении двух месяцев Эрик приходил на каждый урок чтения с собаками-слушателями. И каждый раз он спрашивал о Бу, держа в руках недочитанную книжку. Всякий раз, слыша отрицательный ответ, он откладывал в сторону «Черепашку Франклина» и доставал другую книгу, чтобы почитать ее другой собаке. Наконец, войдя в библиотеку и увидев Бу, Эрик направился прямиком к знакомому коврику, на котором яркими буквами было написано «Бу». Он радостно позволил псу проделать весь ритуал приветствия — от обнюхивания туфель до щекотания ушей и обцеловывания лица. Когда Бу угомонился, Эрик аккуратно извлек из книги обтрепанную закладку и начал читать историю Франклина с того самого места, на котором остановился больше двух месяцев назад. Бу, в свою очередь, снова взялся за обычные проделки. Эрик приходил еще несколько раз, чтобы дочитать ему всю историю (Франклин оказался очень деятельной черепашкой), но теперь, расставаясь, мы предупреждали Эрика, когда Бу приедет в библиотеку в следующий раз.

— Бу тычется носом в книгу, как будто хочет узнать, что будет дальше, — пояснил Эрик, когда библиотекарь спросила у него, откуда он знает, что Бу хочет дослушать всю историю до конца.

Бу был не единственной собакой, помогавшей детям преодолевать свои затруднения и страхи. Данте тоже веселил малышей, заставляя их расслабиться, забыв о проблемах. Но Бу удавалось дотянуться до людей на каком-то глубинном уровне, вызывая в их душах перемены, оставляющие отсвет до конца жизни. Меня изумляла его способность давать людям так много, в то время как ему было дано так мало по сравнению с другими, более функциональными собаками.

Слава о помощи, которую собаки оказывали детям в библиотеке, разнеслась по округе, и производитель собачьего мороженого предложил в конце весеннего семестра провести прием для собак и детей (с собачьим мороженым для собак и детским — для детей). Это было удивительное, хотя и весьма сумбурное мероприятие. В зал набилось более сотни ребятишек, их родителей и сотрудников библиотеки. В воздухе парили воздушные шары, а пол усеивали сертификаты для маленьких чтецов. Некоторые животные чувствовали себя некомфортно, как часто случается с собаками, оказывающимися в подобной ситуации. Инстинкт, вынуждающий животных контролировать окружающую обстановку, заставлял их перенапрягаться, а чуткий слух страдал от сильного шума. Некоторые из них просто ушли в себя, будучи не в состоянии справиться со стрессом. Одну собаку вырвало съеденным мороженым. Разумеется, бабушка Джей объяснила бы это тем, что она съела свою порцию слишком быстро. Но я подозреваю, что виной всему было перевозбуждение. Зато Бу вышагивал по залу, подходя то к одному, то к другому ребенку, обнюхивая детские туфли и облизывая пальцы малышни. Его короткий деформированный хвостик не переставал молотить воздух, а сам он с неистощимым энтузиазмом общался с собравшимися, как будто копируя манеры политика на каком-нибудь благотворительном обеде.

Одна из инструкторов подошла ко мне, улыбаясь и качая головой.

— Ничто не способно смутить Бу, — заметила она. — Он делает свое дело, а на остальное ему наплевать.

Он вел себя одинаково невозмутимо в комнате, полной незнакомых людей и потрясающе вкусного мороженого, перед включенной видеокамерой и во время визита к пациенту, страдающему конвульсиями и слишком громкой речью (в чем я позже убедилась, навещая девочку по имени Эна). Как бы мне ни хотелось поставить это в заслугу себе, именно сенсорные нарушения Бу позволили ему уверенно чувствовать себя в подобной обстановке. Не обладая чутким слухом и острым зрением, он не воспринимал происходящее так обостренно, как другие, нормальные, собаки. Ничего не поделаешь, хендлеры не могли винить ни себя, ни своих питомцев за испытываемые ими проблемы. Прием с мороженым дался собачьей братии непросто.

Лоренс также присутствовал на этой пирушке. Наблюдая за его общением с Бу и слушая, как он, подобно гордому отцу, расхваливает питомца, я поразилась переменам, происшедшим в отношениях Лоренса с этим неуклюжим щенком и с собаками в целом. За последние годы мой муж стал гораздо терпимее, чем прежде.

Он всегда настаивал на том, что, обучая собак, необходимо демонстрировать жесткость и непреклонность, произносить команды громким голосом и требовать их неукоснительного выполнения. Но при этом часто становился свидетелем того, что собаки гораздо охотнее выполняют мои требования, когда я излагаю их мягко и спокойно, вознаграждая послушание, а в качестве наказания лишая награды или внимания. Сам того не осознавая, Лоренс смягчился и стал относиться к собакам гораздо дружелюбнее. Он начал прислушиваться к себе, обращаясь к животным. Я же всегда задавалась вопросом, как он стал бы относиться к детям, если бы они у нас появились. При этом меня охватывали смешанные чувства: радость оттого, что как потенциальный отец Лоренс становился все лучше, и горечь оттого, что он по-прежнему отказывался обсуждать такую возможность.

В дополнение к посещениям библиотеки карьера Бу включала визиты в детскую больницу Блайтдейл в округе Вестчестер. Долгая дорога до Блайтдейла обострила боль в бедре, которая недавно присоединилась к моему личному параду суставных болей, но Бу нуждался в обществе детей, и я предпринимала все мыслимые и немыслимые попытки доставить его к ним, как далеко ни пришлось бы для этого ехать.

Детская больница Блайтдейл является лидером в области педиатрии. Сюда со всей страны приезжают родители с детьми, страдающими сложными, часто приводящими к инвалидности заболеваниями. Людям, ухаживающим за детьми, закон запрещает сообщать кому бы то ни было диагноз того или иного ребенка, но они могут рассказывать нам о проблемах и потребностях детей. Во время одного из первых визитов Бу в Блайтдейл мы пообщались с маленькой девочкой, которая, когда ее завезли в комнату, лежала на каталке лицом вниз. Врач сказала мне, что девочка почти не в состоянии двигаться, но, возможно, ей удастся протянуть руку, чтобы погладить собаку. В этом нет ничего сложного, это может сделать почти каждый пациент, но дело в том, что амплитуда движений этой девочки составляла от трех до шести дюймов, и потому перед ней стояла отнюдь не легкая задача. Кисть руки, в которой еще сохранялась подвижность, лежала у самого ее подбородка, а сама рука была согнута в локте. Чтобы девочка смогла погладить собаку, животное должно было находиться перед самым ее лицом. Размышляя над тем, как это осуществить, я придвинула к каталке стул и усадила Бу в позу, которую мы назвали «Жук Бу».

Бу любит забавлять народ, усаживаясь ко мне на колени так, как это сделал бы ребенок. Его задница покоится у меня на бедре, все тело выпрямлено, а лапы торчат вперед, как у какого-то насекомого. Из-за неврологических проблем он не может расслабить лапы (именно это и порождает «Колючку Бу», когда он спит на кровати между мной и Лоренсом), поэтому, когда пес сидит у меня на коленях, его лапы всегда забавно торчат вперед. В такие моменты он очень напоминает умиротворенный, счастливый и странный гибрид жука, собаки и ребенка, который неизменно вызывает смех у всех людей, независимо от их возраста.

Когда Бу в позе жука оказался у меня на коленях рядом с каталкой, я надеялась, что девочке захочется его погладить. И он явно привлек ее внимание. Но пес находился слишком далеко, и она не смогла бы до него дотянуться. Я попыталась наклонить его вперед. В итоге он положил свою морду на постель, в трех дюймах от лица девочки. Она просияла, а он «улыбнулся» ей, широко открыв пасть и призывно пыхтя. Она начала двигать рукой, но с таким трудом, как будто проламывалась сквозь каменную стену. Наконец ей удалось дотянуться до его щеки. Бу еще немного подвинул голову к ней, и она смогла осторожно почесать его в идеальном месте — на стыке щеки и подбородка. Я почувствовала, что Бу глубоко вздохнул, и увидела, как ребенок сделал то же самое. Пес оставался в этой неудобной позе еще несколько минут, а девочка продолжала зарываться пальцами в его густую мягкую шерсть, радуясь так, как будто ей только что подарили изумительную новую игрушку. Врач была в восторге от движений пациентки, та была в восторге от Бу, Бу был в восторге от возможности обцеловать эту малышку, а я изо всех сил пыталась не расплакаться. Данте, несмотря на все свои замечательные качества — ум, доброжелательность и контактность, никогда не смог бы сделать того, что сейчас сделал Бу Даже если бы я умудрилась удержать на коленях все девяносто фунтов Данте, он просто не обладал стоическим спокойствием Бу и его умением целоваться. Возможно, из-за своего плохого зрения Бу не может определить, как близко он подходит к людям, когда пытается их обнюхать. В итоге в процессе обнюхивания он просто утыкается мордой в соответствующую часть тела.

Всю долгую дорогу домой после этого визита я попеременно тосковала и радовалась, размышляя над тем, как относятся к детям в больницах сейчас, и вспоминая, как страдала я, когда в четырехлетнем возрасте получила перелом и почти два месяца пролежала неподвижно с грузом, привязанным к поднятой вверх ноге. Это произошло вскоре после того, как к нам переехала бабушка Джей. Вся эта история быстро превратилась в сагу о протесте маленькой девочки, заключающемся в поедании цветных мелков. Я помню, как однажды вечером меня попытались накормить чем-то скользким и вонючим, как оказалось — печенкой. Я и слышать не хотела о том, чтобы есть эту гадость, за что меня наказали, оставив без обеда и без телевизора. Я одна-одинешенька лежала в палате, и мне не только не с кем было поговорить — у меня даже телека не было. В результате я начала придумывать разные истории и рассказывать их игрушечным плюшевым животным, которых мне принесла бабушка Джей. Меня продолжали пичкать печенкой, а я по-прежнему от нее отворачивалась. Когда голод становился слишком сильным, я начинала шарить в ящиках стоявшей рядом с кроватью тумбочки в поисках завалявшихся леденцов. Иногда мне везло, но по большей части приходилось есть мелки.

Каждый день превращался в масштабное сражение характеров в войне, которую я вела со старшей медсестрой, крупной женщиной, облаченной в старомодный и типичный для медсестер прикид — белый халат и колпак. При ходьбе ее неизменно сопровождало странное посвистывание. Такой звук, видимо, возникал от трения халата о корсет. Она могла бы играть на позиции защитника в любой футбольной команде. Все отделение только и говорило о ее недовольстве мной и моим отказом от еды. Однажды она пригрозила мне «чем-то ужасным», если я не съем приготовленное для меня яйцо всмятку. Я привязана к кровати, — размышляла я. — С моей сломанной ноги свисают грузы. Мне не с кем поговорить. Мне не разрешают смотреть телевизор. Ко мне почти никто не приходит. Что еще она может со мной сделать? Я надула губы, сложила на груди руки и показала язык ее удаляющейся спине.

— Тебе лучше съесть это яйцо, — ласково произнесла девушка-волонтер. — Тогда она, может, не будет так сердиться.

— Нет, — ответила я, не желая демонстрировать обширный словарный запас.

— Может, оно вкусное.

— Нет.

Мы какое-то время спорили, но вскоре она поняла, что я не собираюсь уступать, и предложила компромисс.

— Если ты съешь гренок и фрукты, я спущу остатки яйца в унитаз.

Я несколько мгновений обдумывала ее предложение, а потом согласилась.

Когда медсестра-футболистка вернулась, она обрадовалась, увидев пустую тарелку. Но едва она начала поздравлять меня с тем, что я исправилась, как вдруг замолкла на полуслове.

— Я вижу, что ты съела все яйцо, — холодно произнесла она. — Даже скорлупу.

Я вызывающе встретила ее взгляд и ответила:

— Вы сказали, чтобы я съела все.

Она возмущенно выбежала в коридор, свистя халатом.

Ее угрозы и наказания научили меня тому, чему только и могли научить. Я так и не стала получать удовольствие от поедания яиц. Зато я поняла, как можно избегать наказаний, и осознала, что некоторым людям ни в коем случае нельзя доверять.

Я знаю, что такое одиночество, — думала я, выходя из машины возле своего дома. — Особенно когда тебе больно и ты не можешь даже пошевелиться. Возможно, маленькая девочка на каталке знала это лучше меня, но ее чувства мне все же были знакомы. Мои трудности отличались от ее проблем, но ни одна из нас не могла устранить их причину. Единственное, что в наших силах, — это смириться с прошлым, постаравшись сделать чуть лучше настоящее, и не имеет значения для кого — для себя самого или для другого человека. Сегодня я смогла добиться этого благодаря Бу и снова вспомнила о том, чему он нас всех научил: у каждого из нас есть своя ниша, нам всего лишь необходимо ее найти. В тот день, когда он притащил меня к маленьким девочкам в проходе супермаркета, он как будто заявил мне: «Я чувствую себя куколкой бабочки. Пожалуйста, сообщи мне, когда я смогу выпорхнуть и полететь к детям». И вот у него появились свои собственные чудесные крылышки, и эти крылышки теперь доставляли его в удивительные места.

Тем временем моя карьера в литературном агентстве подходила к концу. Не считая того, что я мало-помалу утрачивала интерес к издательскому делу, так еще и наш офис превращался в эффективную и рациональную организацию, прекрасно обходившуюся и без моего скромного вклада. Мы с боссом обсудили план моего выхода из игры. Это должно было произойти к концу года, а до того времени мне предстояло консультировать сотрудников все меньше и меньше, прежде чем окончательно перерезать пуповину. Для меня это было знаком того, что мне предстоит полностью посвятить себя собакам и их обучению. К моему опыту и множеству сертификатов добавится время, которое я смогла бы посвятить созданию самостоятельного собачьего бизнеса.

Но тот факт, что впридачу к опыту я получила время, отнюдь не означал, что все теперь должно было складываться удачно. Я совершала гигантский прыжок с края жуткой пропасти в бездну неизвестности. Мне было страшно: сумею ли я свести концы с концами? Нескольких групп в неделю ни за что не хватило бы на оплату счетов. Мне предстояло придумать, как набрать свои собственные группы и организовать частное консультирование. К счастью, все, что мне было необходимо сделать, — это просто заявить о себе, и две упомянутые потребности каким-то образом реализовались сами собой. Не успела я и глазом моргнуть, как мой ежедневник заполнился частными клиентами, и я получила в свое распоряжение несколько удобных помещений для проведения групповых занятий.

Это было моим счастьем и проклятием, потому что как только я взвалила на себя все эти обязательства, я поняла, что вынуждена их тащить, независимо от того, хотелось мне этого или нет. А ведь я была той самой девочкой, которая в свое время, когда ее вызвали на уроке публичных выступлений, развернулась и выбежала в коридор, не в состоянии произнести на виду у всех ни одного слова.

— Если бы в то время, когда мы только поженились, — любил повторять Лоренс, — тебе кто-то сказал, что через шесть лет у тебя будет свой бизнес и ты будешь регулярно стоять перед толпой незнакомцев, уверенно и со знанием дела рассказывая им о собаках, ты бы рассмеялась этому человеку в лицо.

Он был прав. Но я, как и Бу, обладала уникальными врожденными качествами, отчасти являющимися следствием моих ограниченных возможностей. В каком-то смысле я тоже была бабочкой, покидающей кокон, чтобы взмахнуть крыльями — не идеальными, а порой и вовсе слабыми, зато моими собственными.

И хотя я по-прежнему оставалась очень застенчивым человеком, все менялось, когда речь заходила о собаках. О них я могла говорить где угодно и в любое время. В результате, по мере того как крепли мои крылья, комплексы таяли. Аттикус вытащил меня из норы, застопорившей мое выздоровление. Данте привел меня в дрессуру, а Бу помог совершить последний уверенный толчок, побуждающий встать на ноги и пойти дальше самостоятельно. Лиз, мой первый экзаменатор и наставник, когда-то заметила, какие у нас с Данте разные характеры. В то время я была робкой и нерешительной барышней, едва заметной на фоне компанейской, бесшабашной и залихватской натуры Данте. Мне было очень забавно осознавать, что теперь уже я представляла собой вполне раскованную на вид даму, летающую по классу во время уроков дрессуры.

Я была обязана поверить в то, что крылья Бу понесут его столь же уверенно и далеко.

Наблюдая за тем, как блистает во время наших совместных визитов Бу, один из волонтеров, который также являлся социальным работником, попросил нас организовать посещения к первоклассникам и второклассникам его школы — детям с пониженной обучаемостью, испытывающим затруднения при выполнении заданий и не умеющим общаться тихо и спокойно. Когда эти дети познакомились с Бу и другими собаками, они естественным образом сосредоточились на своих лохматых гостях. Пообещав им прогулку и игру в мяч с Бу и его товарищами, мы убедили детей посидеть тихо и послушать, что мы будем им рассказывать. Дети по очереди подходили гладить собак. Бу держался с таким достоинством, как будто устроил прием для своих почитателей. Из-за маленьких размеров помещения и необходимости учить детей сотрудничеству к каждой собаке подходили сразу два ребенка, вынужденных договариваться, кто из них будет гладить ее первым. Разумеется, такой расклад был далек от идеального, но только не для Бу. Меня поразила мысль, что в этом классе Бу проходит такой же сеанс психотерапии, как и дети. Обычно он был склонен к мелким повторяющимся движениям, и порой его манера держаться походила на поведение детей-аутистов. Он мог бесцельно ходить кругами или взад-вперед, никуда не продвигаясь. Но все это прекращалось, когда он оказывался лицом к лицу с ребенком.

Одной из игр, в которые мы играли в этом классе, была разновидность «Цепей». Только в нашем случае дети звали к себе собак, находившихся в противоположном конце комнаты. Дети разбивались на две команды, в каждую из которых входила собака. Из-за особых потребностей ребятишек некоторое время уходило на организацию: собак надо было звать хором. Пока дети готовились, Бу нетерпеливо ерзал и ходил по комнате, хотя другие собаки вежливо сидели в ожидании команды (это напомнило мне самую первую группу Бу, состоявшую исключительно из суперсобак). Но когда дети его позвали, Бу тут же побежал к ним своей привычной рысью, хлопая ушами и радостно улыбаясь. Подбежав к малышне, он замер и, пока дети гладили и ласкали его, не сдвинулся с места. Это походило на сеанс двустороннего исцеления.

Я подумывала о том, чтобы в паузах между подобными посещениями привлекать Бу к консультациям по обучению собак. Хладнокровный и невозмутимый пес способен оказать изрядную помощь в работе с собаками, реагирующими на себе подобных. Встречаясь с таким животным, даже если оно ведет себя достаточно сдержанно, Бу начинает подавать успокаивающие сигналы. Он может небрежно обнюхать сородича, отвернуться, если почувствует витающее в воздухе напряжение, или очень медленно пройти мимо. Все это позволяет хендлеру упомянутой собаки работать со своим питомцем в безопасной близости от другого животного, которое, подобно Бу, ведет себя очень правильно (так, будто прочло книгу Турид Ругаас). Таким образом, мои клиенты учились помогать своим собакам преодолевать желание среагировать на присутствие сильного раздражителя. Это была бесценная, а порой и чрезвычайно забавная работа.

Я помню, как однажды Бу приехал вместе со мной на встречу с клиентом в Вест-Пойнт[10]. Дело было вскоре после 11 сентября, и на въезде были выставлены дополнительные контрольно-пропускные пункты. Поскольку мы прибыли непосредственно с занятия по подготовке собак-психотерапевтов, в машине все еще лежала вся амуниция, включая гигантского надувного клоуна Бозо и игрушки на батарейках — хрюкающую свинку и писающую и лающую собаку Пипи-Макса. Когда мою машину при въезде на территорию академгородка тряхнуло на «лежачем полицейском», Пипи-Макс начал лаять. Сурового вида офицер наклонился, чтобы заглянуть в автомобиль, где его встретили истерический лай Пипи-Макса и загадочно перемещающийся по салону Бозо. Из всего этого хаоса появился и ткнулся в лицо офицеру Бу. Строгий служака расплылся в улыбке:

— А ты прикольный, парень!

При виде Бу, похоже, никто не мог сдержать улыбки.

Бу очень любил свою работу, и в особенности поездки в Блайтдейл, где ему часто удавалось помочь больным детям именно вследствие своих собственных ограниченных возможностей. Во время одного из визитов в комнату вошла девочка, пользующаяся вертикализатором. Если дети не могут самостоятельно стоять на ногах и вынуждены все время сидеть или лежать, они часто страдают недоразвитостью костей и мышц. Вертикализаторы позволяют этим детям стоять прямо, не удерживая вес собственного тела. Обычно эти устройства имеют широкое основание и снабжены колесиками, чтобы дети могли передвигаться по помещению. Собаки зачастую сильно пугаются при виде этих приспособлений. Поставьте себя на место животного, а затем представьте, что к вам бесшумно движется огромная конструкция из металла, пластика и дерева, внутри которой находится молчаливый неподвижный ребенок. Большинству собак становилось страшно. Но только не Бу, который не особенно хорошо мог все это разглядеть, а следовательно, не особенно переживал. Он слышал, как эта штука к нему приближается, и единственное, что его волновало, это безопасность передних лап. Когда вертикализатор останавливался перед ним, он тут же успокаивался.

Бу и девочка начали играть пищащим резиновым катером. Она бросала игрушку, он кидался за ней, как будто это была самая интересная в мире вещь, нюхал и немного обиженно уходил. Его разочарование тем, что это всего лишь резиновый катер, а возможно, и удивление оттого, что кто-то может полагать, будто он захочет иметь с ним дело («Она ведь сама его бросила, верно? Вот пусть сама теперь и поднимает!»), выглядело так забавно, что девочка заливалась смехом. Бу грустно и бесцельно отходил в сторону, я бежала к катеру, и вся игра повторялась сначала.

После того как всем надоело это развлечение, мы с Бу начали обходить комнату и увидели подростка с ноутбуком. Мне показалось, что мальчик заинтересованно смотрит на собак, и я остановила Бу, чтобы спросить у парня, хочет ли он погладить пса. Подросток тут же открыл компьютер, пробежал пальцами по клавишам, после чего ноутбук ответил за него: «Да».

Я вспомнила Чака, который точно так же пользовался компьютером для общения с нами, и у меня сжалось сердце. Мы с Бу тут же расположились рядом с мальчиком. Тому явно нравилось гладить густую и необычайно мягкую шерсть Бу, но он ничего не произносил. Один раз мне почудился смех, но, скорее всего, это было фырканье Бу, который обцеловывал мальчика в благодарность за ласку. Одна из медсестер подошла и предложила пареньку что-нибудь сказать Бу без помощи компьютера, но он явно предпочитал возиться с собакой молча. Я решила пустить в ход тяжелую артиллерию и усадила Бу к себе на колени, надеясь, что похожая на жука собака насмешит подростка и он невольно что-нибудь проронит. Хотя мальчик и не заговорил, он громко рассмеялся и продолжил ласкать Бу, теребя его маленькие, торчащие во все стороны лапки. Разумеется, Бу сидел, скалясь до ушей и наслаждаясь вниманием.

Хотя Бу и любит эту позу, он не может сидеть в ней бесконечно долго. Поэтому, когда несколько минут спустя он начал выкручиваться, я опустила его на пол. Мальчик еще раз погладил Бу, а потом его лицо исказила гримаса невероятного усилия.

— Бу! — громко, с торжествующим видом произнес он.

В этот момент я испытала странное чувство и мне подумалось, что Бу осуществил, хотя и с некоторым опозданием, мою мечту о возможности помочь Чаку. На меня накатила волна благодарности, и я осознала, что, не соответствуя ожиданиям многих людей, Бу в очередной раз достиг гораздо большего, чем можно было предположить.