Песнь пророка

Айлиш садится в «туран», закрывает дверцу, поворачивает ключ в замке зажигания и опускает руки. Скоро ужин, но она боится уходить из дома. Ей нужно поговорить с отцом, она снова набирает Марка, потом Саймона, тот не отвечает, она повторяет вызов, разглядывая улицу, и тут до нее доходит, какая вокруг абсолютная тишина, даже птицы не нарушают воскресный покой. Низкое небо словно застыло, жалюзи опущены, улица безмолвно наблюдает, как люди проживают свои жизни, циклы рождения и смерти, бесконечную череду поколений, и так сотнями лет. В телефоне щелчок, это Саймон, но она не может сказать ему то, что хочет сказать. Эта женщина снова забрала мои очки. А ты смотрел в обычных местах, пап? На кухонном столе, на стуле рядом с ванной? На днях я поймаю ее с поличным, она пытается разрушить мою жизнь, на прошлой неделе украла из шкафа хрусталь твоей матери, держу пари, ты даже не заметила. Она следит за мыслями отца, наблюдает переменчивую погоду, зона низкого давления отвечает за внезапное ненастье, но через пять минут снова развиднеется. Папа, я забрала хрусталь на прошлой неделе, чтобы его почистить, он почернел от пыли, ты же видел, как я заворачивала его в газету, послушай, одному тебе дома не справиться, миссис Тафт просто передвигает вещи, когда убирается, я обязательно с ней поговорю, ты видел новости? Не знаю, о чем ты толкуешь, я никогда не говорил, что нуждаюсь в посторонней помощи, никогда не говорил, что готов терпеть ее в своем доме. Айлиш сосредотачивается на дороге, есть только шум автомобилей, мокрый асфальт, покрытый шлаком. Она не может отрегулировать интервал снегоочистителя, дворники бьют ее по голове, навигатор советует свернуть на следующем съезде, у пропускного пункта она видит мужчину и женщину, которые спорят о чем-то рядом с двумя припаркованными автомобилями, женщина указывает на мужчину и машет чем-то оранжевым, когда Айлиш проезжает мимо. Она сворачивает и едет по Снагборо-роуд, высматривая правый поворот к Национальной крытой арене, где негде припарковаться, автомобили выстроились вдоль обочины, перекрыв автобусную полосу, у ворот собралась толпа. Вылезая из «турана», она завязывает на шее шарф и застегивает куртку, поглядывая на небо. Какой-то шепоток повисает в воздухе во второй половине дня, маскируется под дождь, когда Айлиш обходит людей перед воротами, и она не знает, как его назвать. Это ощущение, когда зима сменяется весною, холодный дождь пропитывает ткань, холод проникает в сердце, пока она стоит, наблюдая за воротами и забором, увенчанными колючей проволокой, за камерами слежения, вооруженными солдатами в балаклавах, приглашающими проходить по одному к справочному окну. Айлиш забыла взять с собой еду и питье. Подтянутая деловитая женщина, одетая как полярник, предлагает ей какие-то сласти в целлофановом пакете. Я два дня ничего не знаю о дочери, они не дают никакой информации, а сегодня мне позвонили, и мужской голос сказал, что она в городском морге, но, когда мы пришли с мужем, ее там не было, мое сердце чуть не разорвалось. Полицейский фургон с задержанными притормаживает у входа, но ему мешают проехать телефоны с включенными камерами, которые люди прижимают к темному стеклу, женщина лет шестидесяти колотит в окно кулаком, сумочка соскальзывает у нее с плеча. Мужчина в мятом деловом костюме кричит на солдат, снимите маски, вам есть что скрывать? Ворота распахиваются, открывая безмятежный вид на спортивный комплекс, и фургон въезжает внутрь. Айлиш разворачивается, разглядывая окружающие лица, болезненно искаженные головокружением перед внезапно открывшейся бездной, это те же люди, и каждый одет и обнажен, запятнан и чист, исполнен достоинства и стыда, лояльности и бунта, и всех привела сюда любовь. Рано или поздно боль пересиливает страх, и, когда страх исчезнет, режиму придется уйти. Спустя час, обыскав, ее впускают внутрь, и она подходит к стеклу, за которым девушка в мундире отрывает взгляд от экрана. Ваше удостоверение личности, пожалуйста. Айлиш охлопывает карманы. О, не подумала его взять, должно быть, оставила в машине, мой сын вчера пошел навестить свою девушку и не вернулся, я жду здесь уже несколько часов. Лицо, обращенное к ней, простое, как молоко, Айлиш пьет и улыбается, и взгляд молодой женщины теплеет, рядом с ней пустое кресло. Вы уверены, что у вас его нет, ладно, не имеет значения, как зовут вашего сына? Губы Айлиш произносят имя, но голос говорит нет. Она смотрит себе под ноги, в голове пусто, и Айлиш тычет носком туфли в желтую линию на асфальте. Голос принадлежит Ларри. А что, если его там нет, произносит голос, им нужны имена, попав в систему, имя там и останется, имена — источник их власти. Джеймс Данн, двадцать семь лет, Норсбрук-авеню, Ранелах, говорит она. Ей хочется поскорее вернуться в машину, выиграть еще немного времени, она наблюдает, как девушка вводит имя, на пальце тонкое помолвочное кольцо, Айлиш видит, как она держится за руки с каким-то молодым парнем, любителем стаута и погонять в футбол, она не выглядит плохой девушкой, редко кто из них выглядит, и она мало чем отличается от вчерашней выпускницы колледжа, барменши, протирающей столы, бухгалтера-стажерки, считающей часы до обеда. Открывается дверь, входит мужчина в форме, отодвигает стул, кладет на стол пакет с сэндвичами и что-то тихо говорит девушке, которая смеется, не отрывая глаз от монитора. Боюсь, по этому имени у меня нет никакой информации, вы не могли бы заполнить эту форму?