Бена в ясли, остальных — в школу. Молли в наушниках соскальзывает с переднего сиденья «турана», Бейли хлопает задней дверцей, Айлиш наблюдает, как он стоит напротив покрытого каплями стекла, натягивая капюшон парки. Она выезжает на дорогу, когда рука стучит в стекло, Молли просит ее остановиться, дверца открывается, дочь хватает спортивную сумку с пола и исчезает. В зимнем свете, в холодном ноябрьском мареве Айлиш на автомате движется в потоке машин, ощущая внутри опустошение, отдыхая на красном, видит перед собой не новый день, а то, как он опять пройдет бесследно, очередной день, забытый и поглощенный молчаливым подсчетом дней, видит себя за работой, уже не мечтая о карьере, — настоящий микробиолог часами не отходит от лабораторного стола в поисках доказательств, сверяя гипотезу с реальностью, с собственными домыслами, находя в результате ответ, истинный или ложный. Теперь она целыми днями сидит на телефоне, проверяет электронную почту, уже не ученый, но управленец без белого халата, руководит персоналом, скучает во время совещаний, задает неверные вопросы. Айлиш садится за стол, читает электронную почту, переносит встречу на половину шестого. Берет телефон и звонит Ларри. Ты заполнил анкеты на паспорта, как я просила? Слушай, любимая, я еще немного не в себе, никак не могу выбросить все это из головы. Он говорит так, словно, пока он спал, из него выпустили воздух и, проснувшись, он обнаружил, что сдулся, как он сидел на краю кровати, уставившись в пол. Ты рассказал на работе? Мгновение она слушает, как он разговаривает с коллегой, прикрыв трубку рукой. Я оставил их на столе наверху. Что ты оставил на столе наверху? Анкеты на паспорта. Ларри, ты должен позвонить Шону Уоллесу, чрезвычайные полномочия или нет, в этой стране еще действуют конституционные права. Я хочу лично переговорить с генеральным секретарем, но она подхватила вирус. Скажи, Шон еще мутит с той молоденькой? Шон по уши увяз в суде над Фицджеральдом, не хочу его отвлекать, кто сегодня готовит ужин? И все же тебе следует ему позвонить, сегодня твоя очередь. Отлично, у меня встреча в половине седьмого, но я не в настроении, поэтому отменю. Ларри. Что, любимая? Нет, ничего, вчера я купила немного фарша, можешь сделать бургеры, ладно, мне некогда. Она заканчивает разговор и некоторое время сидит с телефоном в руке, одолеваемая дурным предчувствием. Смотрит на трубку и возвращается к вызову, отслеживая свой голос в его телефоне, сигнал ретранслируется на мобильный Ларри, подхватывается и передается через сетевой передатчик. Внезапно она слышит собственный голос, как будто из другой комнаты. Чрезвычайные полномочия или нет, в этой стране еще действуют конституционные права. Внезапно она холодеет, резко встает и направляется к кухне, размышляя, в других странах — возможно, но не у нас, здесь такое не принято, ни «Гарда Шихана», ни государству не разрешена прослушка, общество возмутится. Она думает о черном автомобиле, припаркованном рядом с ее домом, о ГСНБ, вспоминает шепотки о том, что творится, и, шагая на кухню, на миг забывает, куда идет. Пол Фелснер, новый менеджер по работе с иностранными клиентами, стоит у кофемашины и теребит манжету. С мягким хлопком машина перестает жужжать, он оборачивается и улыбается одним ртом, не глазами. О, Айлиш, хорошо, что я вас застал, вы не ответили на мое голосовое сообщение, им пришлось перенести видеоконференцию с «Асакуки» на шесть вечера. Ей кажется, в его лице есть что-то фальшивое, глаза должны быть темными, а они зеленые, и она ловит себя на том, что разглядывает ободок значка у него на лацкане, Партия национального единства, ПНЕ, новый государственный символ. Смотрит на его руки, замечая, что они несколько маловаты. Надо же, пропустила, говорит она, боюсь, принять участие не смогу, но спасибо, что предупредили.

Загрузка...