В то утро как раз началось воскресенье.
Если бы это было не воскресенье, а какой-нибудь другой день — среда, или пятница, или хоть суббота, — то, наверно, не случилось бы того, что случилось. Во все другие дни, кроме воскресенья, все люди идут на завод, в детсад и в школу. Другие дни так и называются: будние. Потому что маму будит будильник, она встаёт и будит папу и детей.
Но в то утро — начало воскресного дня — будильник не звонил. Будить ему было некого: папа уехал в командировку, а мама и Надя были выходные.
Сразу после завтрака Надя кинулась к окну. Посмотреть, кто уже гуляет во дворе. А что погода хорошая, и так видно: вся комната залита солнцем.
Просторный двор пуст. Желтеют песочники. Тонкие деревца качаются на ветру. Верхушки — сплошь в зелёных крапинках.
— Листочки родились! — радостно закричала Надя. — Вчера веточки голые торчали. А никого ещё…
И вдруг увидела такое, что чуть не свалилась с подоконника, на котором сидела. Но не во дворе увидела, а в окне дома, стоявшего сбоку от Надиного. Там тоже взобрался на подоконник мальчик. Он был в одной беленькой майке. На голове у него пестрела разноцветная тюбетейка. Рот мальчика был широко открыт в безмолвном — через двойные рамы не слышно, — но отчаянном крике.
Рядом с мальчиком показался усатый мужчина. Он схватил мальчика за худенькое голое плечо, занёс тяжёлую руку над головой в пёстрой тюбетейке. Мальчик вырывался и кричал, кричал. И вот всё исчезло: оба скрылись в глубине комнаты.
У Нади сильно стучало сердце. Что это? Ужас какой! Усатый дядька бил мальчика. Большой, толстый — маленького, худенького! Пять лет ему, наверно, не больше. На целые два года мальчик в тюбетейке моложе Нади: ей-то неделю назад уже семь лет исполнилось, осенью в школу пойдёт. Да как он смеет, этот усатый дядька? Пьяный, должно быть. Надо сейчас же пойти и сказать: «Вы не имеете права бить своего племянника!» Конечно, усатый — дядя мальчика. Папы усов не носят, только дедушки и всякие дяди. Приехал откуда-нибудь к ним в гости, родителей дома нет, а он и давай колотить племянника, злодей! Даже если мальчик сделал что-нибудь не так, бить нельзя. Может, он его всё ещё бьёт, только уже не у окна. Отнять, спасти этого цыплёнка в тюбетейке.
— Мама! Мама! — закричала Надя.
Ой, мама же, как убрала со стола, сразу в магазин ушла…
Надя соскочила с подоконника, помчалась в переднюю, сорвала с гвоздика пальто, заглянула в кухню:
— Я гулять побежала по срочному делу!
Соседка тётя Клава, пожилая работница с папиного-маминого завода, жарила яичницу.
— Иди, но чтобы со двора ни ногой! — эту мамину фразу она произнесла маминым тоном.
— Знаю, — сказала Надя и захлопнула дверь.
Выскочив во двор, она остановилась возле дома, в одном из окон которого кричал мальчик. Сейчас она поднимется по лестнице, позвонит, войдёт и скажет:
— Не смейте бить ребёнка, а то я папе пожалуюсь, когда он вернётся из командировки. За что вы его побили? Что он сделал?
Немножко страшно идти: дядька-то с усами злой. Но надо же защитить мальчика. Где то окно? На какой этаж подниматься?
Надя задрала голову, оглядела фасад дома и… растерялась. Окон было много, и все они синевато отсвечивали. Вот не сосчитала этажи, когда глядела с подоконника… Нельзя же обойти все-все квартиры и в каждую звонить! Что делать? Конечно, посоветоваться с Анечкой. Они вместе ходят в старшую группу детского сада, вместе пойдут осенью в школу. И вообще Аня — лучшая Надина подруга.