Поднявшись по ступенькам, они вошли в дом — в просторное полутемное фойе с колоннами и широкой мраморной лестницей с дубовыми лакированными перилами. При всей роскоши — позолоте тут и там, панелях, набранных из ценных пород дерева, фресках на потолке (что-то из античной мифологии), витражах в окнах — Аполлон приметил, что лестница застлана вытертой дорожкой, что штукатурка в углу у окна пооблупилась, а статуя охотницы Дианы в нише, не очень удачная алебастровая копия, потрескалась... И Аполлон подумал, что дом этот знавал и лучшие времена.
Когда дверь за вошедшими закрылась, сработал скрытый механизм и звучно и низко ударил колокол.
Девушка заулыбалась:
— Как вам здесь?
Аполлон снял шляпу и поставил саквояжик на пол.
— Замечательно...— Меня зовут Устиния. И я думаю, что мы с вами будем дружить...
Аполлон огляделся:
— А ваша госпожа... — начал было он, подумав, что вполне мог ошибиться (несколько месяцев прошло), и в этом доме, очень похожем на другие дома этой улицы, совсем не та хозяйка, которую он хотел увидеть.
Тут девушка оглянулась на лестницу, услышав легкие шаги.
— А вот и хозяйка!... Госпожа Милодора... Аполлон поднял голову.
Да, он увидел ее!...
Госпожа Милодора была сущий ангел. Побродив по России, Аполлон повидал ангелов немало. И среди монашек, и в миру, среди дворянских дочек, среди крестьянок. Русские, татарочки, француженки, черкешенки... Они прельщали взгляд, приковывали внимание, очаровывали. Но не более... И про Милодору можно было бы сказать: мила, очаровательна, прекрасна, яркая, неотразимая, сама добродетель... но это все были бы лишь беспомощные сухие слова. Аполлон, уже числивший себя достаточно опытным литератором, не решился так сразу подобрать для этой красивой женщины подходящие эпитеты. Он только вдруг понял, что встреча с такой женщиной в жизни — непременно событие; и не только для него — для кого угодно. Правильное лицо с высоким открытым лбом и округлым подбородком, мягкие славянские черты, аккуратный носик, тяжелые светло-русые волосы и большие красивые выразительные губы (сама любовь!) — яркие без всякой помадки...
Аполлон молча сдержанно поклонился, когда Милодора сошла к ним с лестницы. Но глаз не отводил; он ведь так ждал этого момента и теперь спешил насмотреться... На вид Милодоре было лет двадцать.
Аполлон подумал: «И уже вдова... Но женихи вокруг нее, верно, вьются, как пчелы вокруг полного нектаром цветка. Не обращая внимания на слухи и кривотолки».
Милодора смотрела вопросительно, но без строгости в лице, скорее с недоумением.
Служанка Устиния стрельнула глазами в Аполлона:
— Я жильца вам привела, госпожа... Вы говорили давеча, что комнаты сдаются, — вот я и подумала... увидела: читает молодой господин афишки... а наши еще не напечатаны... Решила — чего ждать? Сразу видно: человек благородный...
Милодора окинула возможного «жильца» быстрым и довольно прохладным взглядом; она вообще, как показалось Аполлону, была несколько напряжена. Вероятно, не видела надобности и оснований любезничать с новым постояльцем, хотя его романтический вид и приятная наружность, без сомнений, должны были заинтересовать ее.
Милодора кивнула девушке:— Потом, когда мы подберем господину комнату, отнесешь коробку ко мне, — Милодора повернулась к Аполлону лицом, но избегала встречаться с ним взглядом. — А вам, господин, какая нужна комната: по средствам или по интересам? Если хотите, мы можем сдать вам целый зал, в котором когда-то устраивались балы и даже с полгода размещался госпиталь...
Аполлон, занятый созерцанием представшего перед ним совершенства в образе молодой женщины, не сразу сообразил, что к нему обратились с вопросом.
Спохватился:
— По средствам, если не возражаете... — он вовремя вспомнил, что в кошельке его не слишком густо. — Видите ли, я литератор, и мне должны скоро заплатить...
Милодора кивнула и, не дослушав, повернулась к Аполлону спиной, обронив:
— Есть у нас подходящая комната...
— Та? — Устиния изумленно округлила глаза. Хозяйка дома никак не отреагировала на возглас служанки.
— Следуйте за нами, господин...
— Романов. Аполлон Романов...
—...господин Романов...
Милодора изящным движением подобрала подол платья и стала подниматься по лестнице.
Подхватив саквояжик, Аполлон двинулся за молодой женщиной, украдкой оглядывая ее со спины. Устиния пошла за ними. У Милодоры, имел возможность оценить Аполлон, была прекрасная осанка, и держалась женщина спокойно, даже несколько величаво.
Когда они поднимались со второго этажа, который весь занимали апартаменты хозяйки, на третий, Аполлон позволил себе нарушить молчание:
— У вас редкое имя... Милодора...
Хозяйка дома бросила на него ироничный взгляд:
— Какое уж родители дали... — потом сочла необходимым пояснить: — Оно не совсем верно произносится. В такой форме прижилось в России имя Минодора... Я узнала об этом совсем недавно и ничуть не опечалилась.
— Но почему вы должны были опечалиться? Она чуть приостановилась:
— Мило... милое... милость... милосердие... Разве не лучше, чем Мино?..
Хозяйка производила впечатление умной, образованной, самостоятельной женщины. Аполлон опять подумал, что не ее удел век вековать во вдовах. Выйти только в свет... Впрочем в свет ее, кажется, не пускали. Или свет ее не принимал...
— Да. Пожалуй, лучше...
Они миновали третий этаж и по крутой чугунной лестнице поднялись на чердак. Оказалось, чердачное помещение было поделено в этом доме на несколько комнат. Одна из комнат была приспособлена под жилье, а другие использовались, как догадался Аполлон, для хранения всякого хлама.
Милодора прошла вперед по темному коридорчику и толкнула в конце его дверь. Та открылась со скрипом, и из комнаты хлынули солнечные лучи. Аполлон невольно зажмурился.
Милодора сказала:
— Вы просили по средствам, то есть «по кошельку». Я понимаю, бывают затруднения... Вот вам комната. Не из лучших, конечно. Но, по крайней мере, здесь светло. Вам не придется портить зрение...
Войдя вслед за хозяйкой в комнату, Аполлон огляделся.
Комнатка оказалась совсем небольшая, если избегать определения тесная. Старый платяной шкаф, занимающий чуть не половину пространства, простенькая деревянная кровать с ложем из корявых не струганных досок и шаткий столик у окна... Зато окно (чердачное окно, если называть вещи своими именами) — полукруглое — было едва ли не во всю стену. И хороший вид из окна: каменный дворик, образованный тремя двухэтажными домиками, а за ними еще дома, потом — Нева, слева красивая набережная, справа — верфи. И соборы, соборы, дворцы...
Правда, стекло было невероятно пыльным, да и все в этой комнате — покрыто толстым слоем пыли. Должно быть, давно в этот дом не входили гениальные литераторы и не спрашивали жилье по средствам.
Аполлон невольно усмехнулся, стряхнул с пальцев пыль:
— Вид красивый... Милодора сказала:
— Я вижу, вам и комната нравится... Здесь можно чувствовать себя на уровне полета птиц, здесь хорошо мечтать, наверное. Хотя немного пыльно и не прибрано. Но это не удивительно: в комнату никто не входил с тех пор, как... — недоговорив, Милодора обернулась к служанке. — Устиния, уберешь здесь все. Вымоешь окно. Скажешь Антипу, чтобы починил замок и смазал петли — скрипят... — и опять повернулась к Аполлону. — Вам не будет здесь холодно. Крышу недавно пересмотрели, она не протекает. А вот этот выступ в стене... видите?.. Это труба.
Аполлон коснулся рукой выступа. Тот был теплый. Аполлон поднял глаза к потолку — покатому, обшитому ровными досками, побеленному. В самом центре потолка торчал большой железный крюк.
— А этот крюк... для чего? — спросил Аполлон.
Ему показалось, какая-то тень мелькнула в лице Милодоры. Через секунду молодая женщина ответила:
— Блок. Здесь когда-то подвешивали блок. Вы же знаете, бывает такая громоздкая мебель, что не входит в двери. Тогда ее втаскивают через окна... Аполлон слушал ее не совсем внимательно. Он невольно залюбовался ею.
Милодора была хороша. Быть может, она не первая красавица в Петербурге, но кабы взяли ее во фрейлины государыни, она бы среди фрейлин тех не была последней. И не глупа (с первых же произнесенных фраз Аполлон почувствовал в ней живой ум). Хотя давно известно, что природа между разумом и красотой неровно делит, и уж если одарит в одном, то непременно недодаст в другом. Милодора явно угодила в исключение: и во фрейлины годилась, и, возможно, в почетные академики... Яркие глаза, свежее лицо, естественный румянец. Свежесть эта была от Бога, не от «парной телятины»... Для Аполлона не было секретом, что многие столичные (и не только столичные) дамы, дабы придать свежести щекам, подвязывают к ним на ночь парную телятину (ну, разве это не безумство — пусть даже ради красоты спать всю ночь с мясом на лице?)... Аполлон смотрел на хозяйку дома, и время для него как бы остановилось.
Милодора почувствовала, конечно, взгляд Аполлона. Этот взгляд несколько смутил ее. Впрочем она собиралась уже уходить:
— Если вам этот крюк мешает, я велю...
— Нет, зачем же! Он вам может еще пригодиться, — Аполлон никак не мог отвести от нее глаз.
— Хорошо... Я распоряжусь, чтобы вам принесли чай. А вы располагайтесь тут, господин Романов. Когда сочтете нужным,— быть может, завтра — занесете ко мне в кабинет ваши бумаги, билет Конторы адресов... Если будет необходимо что-то еще, передайте через Устинию, — Милодора, уходя, улыбнулась, и эта улыбка совершенно преобразила ее.
Теперь Аполлон не сомневался, что из всех фрейлин государыни-императрицы Милодора была бы первая.
Устиния убежала вслед за хозяйкой и через четверть часа вернулась с ведром, шваброй и тряпками. Аполлон в это время выкладывал из саквояжа свои вещи: пару белья, дюжину носовых платков, письменный прибор, стопку чистой бумаги и несколько книг.
Служанка покосилась на его «богатства» и опять удивленно округлила глаза. Работала она довольно споро. Через несколько минут окно засияло чистотой, и в комнате стало еще светлее. Явился безмолвный бородатый старик — Антип. Соблюдая полное молчание, он смазал из масленки петли и починил замок. Так же, не сказав ни слова, удалился. Девушка не обратила на Антипа ровно никакого внимания, — будто его и не было.
За работой Устиния не уставала говорить. И порой делала любопытные замечания; например, сказала, что дом с грязными стеклами — как подслеповатый человек — вызывает сожаление... Потом девушка убеждала Аполлона, что комнатка, хоть и не дорогая, а уютная. И светлая — почти целый день в ней солнце. Только...
Устиния замолкла на минуту, будто мысленный взор ее наткнулся на какое-то препятствие, и начала говорить о другом... Она увидела у господина чистую бумагу и книги. У госпожи Милодоры очень много книг — остались от супруга; многое она приобрела сама... Есть господа, которые покупают книги из-за моды и ставят их в шкаф: вот господин Яковлев, например, соседний домохозяин. Обмахивается книгой в жару, как веером, — не читает. А госпожа Милодора читает... Но Устиния никогда не видела людей, которые пишут книги. И она не понимает: как это — писать книги? Откуда взять столько мыслей в голове? Ах, господин, вы, наверное, очень умный!... Госпожа Милодора тоже пишет иногда. Но не книги... У них время от времени бывают собрания...
Тут Устиния замолчала — прикусила язычок...
Когда девушка вытерла пыль, дышать в комнате стало свободнее.
Устиния оглянулась на дверь и тихо заговорила:
— Госпожа не велела говорить, но я все-таки скажу. Все равно ведь вы узнаете. Так уж лучше узнайте от доброго человека... — лицо у служанки приняло заговорщицкое выражение. — Этот крюк в потолке, что вы спрашивали... На нем повесилась одна девица...
И Устиния поведала о гувернантке Анне, которая жила тут с год назад, в этой солнечной комнатке. У Анны была несчастная любовь: она влюбилась в отца своего воспитанника; первое время пользовалась взаимностью, потом... Потом — как это часто бывает — любовник натешился с ней и указал на дверь. Анна не смогла этого перенести...
Аполлон, впечатленный рассказом, посмотрел на крюк.
Устиния заговорила бодрым голосом:
— Если хотите, я скажу Антипу и он вывернет крюк.
— Не надо. Если не вывернули сразу, зачем же теперь? Обижать память девушки?
Служанка пожала плечами:
— А я бы тут побоялась...
За дверью послышались шаги. После стука в комнату вошла пожилая кухарка с серебряным подносом. Это госпожа Милодора прислала чай. По комнате сразу разлился аромат жасмина. Кухарка сказала, что госпожа велела принести постояльцу свой любимый цветочный чай. В изящной стеклянной вазочке высились горкой румяные пряники с розовым глазурным вензельком «М»...