Пётр Машеров

Правда, в очерке «Взрыв» и в последней публикации допущен ряд неточностей. Безосновательно, согласно судебному делу, рассмотренному с «рекомендациями», точнее, решениями Политбюро ЦК КПСС, утверждалось, что и заводчане допустили «преступную халатность», что на «халатное отношение к своим обязанностям» наводил сам стиль работы, царивший... на Минском радиозаводе..

Когда очерк был написан, главный редактор «Литературной газеты» Александр Борисович Чаковский сказал журналисту: «Напечатать это будет непросто. Надо заручиться поддержкой Машерова. Езжайте в Минск». Борин засомневался: «Если и искать поддержку, то, наверное, не в Минске. Кто захочет выставлять напоказ свои беды?» «Нет, нет, — сказал Чаковский. — Именно Машеров. Езжайте».

Помощник Машерова был предупрежден о приезде корреспондента.

— Петр Миронович вас ждет, пожалуйста, — сказал он, когда корреспондент вошел в приемную.

Борин потом рассказывал:

«Помню свое первое впечатление: небольшой кабинет, и за столом человек, чем-то неуловимо напоминающий артиста Олега Ефремова. Петр Миронович спросил меня: “Какова цель вашей публикации” — “Во-первых, рассеять слухи”, — сказал я. — “А разве они еще продолжаются?” — удивился он. — “В Москве — продолжаются”. — “А в Минске, по-моему, прекратились. Ну, а во-вторых?”

— Нам кажется, — сказал я, — что из минской трагедии необходимо извлечь уроки, а для этого люди должны знать все подробности.

Я положил на стол сверстанную газетную полосу и спросил, когда можно зайти.

— Зачем же? — сказал Машеров. — Я прочитаю сейчас, при вас.

Читал он медленно. Время от времен прерывал чтение и говорил о том, какой это бич — непрофессионализм, самообман, стремление все видеть в розовых красках и как дорого мы за это платим.

— Кстати, — добавил он, — сегодня ночью под Минском сгорел еще один заводской цех.

— Есть жертвы? — интересуюсь я.

— Да, несколько человек.

Прочитав полосу, он задумался, а потом вдруг заявляет:

— Мне кажется, есть смысл напечатать статью…

— Могу ли я сейчас позвонить Чаковскому? — я, конечно, доволен таким поворотом дел.

— Да, пожалуйста. Помощник вас соединит, — ответил Машеров, несколько нахмурив брови.

Из приемной по прямой линии ВЧ я связался с главным редактором и сообщил ему, что Машеров материал одобрил, все в порядке, можно печатать. Чаковский выслушал меня и говорит:

— Подождите, трубку возьмет Сырокомский (первый заместитель главного редактора).

— Слушай меня внимательно, — голос Сырокомского строг. — Наверху большое сопротивление материалу.

— Но, Виталий, Машеров же сказал …

— Слушай внимательно. Попроси Петра Мироновича сообщить свое мнение секретарю ЦК Устинову. Ты понял?

Я положил трубку и объяснил помощнику Машерова, что мне необходимо снова зайти к Петру Мироновичу.

— Хорошо, я сообщу Дмитрию Федоровичу о своих соображениях, — ответил Машеров, когда выслушал меня, и стрельнул в пространство жесткими глазами».

Вернувшись в Москву, А. Борин каждый день интересовался у Ча-ковского судьбой материала. «Пробиваем», — отвечал главный редактор. Однако «пробить» очерк так и не удалось.

Оказывается, газетная полоса каким-то образом попала к руководителям бывшего министерства радиопромышленности, и они просигнализировали в «верха» о том, что «Литературная газета» собирается опубликовать «антисоветский материал».

Прежние руководители министерства, которые подписывались под «преступным проектом», заставляли подписываться членов государственной комиссии под актом приемки в эксплуатацию незавершенного промышленного объекта, категорически сопротивлялись остановке запущенного цеха, в котором концентрация взрывоопасной пыли превышала в тот день санитарные нормы в 13 (!) раз. И тем самым предопределили его трагическую судьбу. Больше всего они боялись гласности, упорно не желали признавать трагедию, вызванную злосчастным взрывом… Бесспорно, испугались, что люди додумаются предъявить им иск — за человеческие жизни, за моральный и материальный ущерб.

Архивная пыль надежно скрыла на долгие годы страшную тайну, а вместе с ней и преступную халатность многих руководителей разного ранга.

***

После вынесения судебного приговора работникам Минского радиозавода Машеров постоянно интересовался их здоровьем, спрашивал, как им работается, передавал приветы. Через полгода осужденные заводчане попали под амнистию в связи с пятидесятилетием СССР и их выпустили на свободу.

Николай Хомив рассказывал:

— В ту ночь, когда нас освободили, дядя на Украине слушал зарубежную радиостанцию. «Голос Америки» передавал, что сегодня, такого-то числа, из лагеря «Северный поселок» в Минске освобождены заключенные по делу... Диктор перечислил фамилии. И мой дядя сразу же бросился к телефону, набрал Минск.

— Мыкола, Мыкола, ты вже дома? — не скрывая радости, трещит возбужденный дядин голос.

— Дома, дядя, дома, — говорю я ему, и такая радость меня охватила, что не передать никому. А через полтора часа он с женой прилетел ко мне в Минск…

Машеров, узнав, что заводчан выпустили из колонии, пригласил их к себе, помог с трудоустройством. Беседа была недолгой — первый секретарь куда-то торопился.

— Еще увидимся, — сказал, расставаясь.

В один из дней Хомив шел по главному проспекту столицы. У здания цирка услышал визг тормозов, возле него остановилась черная «Волга». Открылась дверца, к нему обратился водитель, пригласил в машину. Подойдя ближе, он увидел на заднем сиденьи Машерова. Поздоровались. Завязалась беседа.

— Расскажите, Николай Иванович, как там в неволе?

— Очень плохо, все пущено на самотек. Воспитательная работа, которая ведется с осужденными, дает обратный, негативный эффект. Надломленные люди, попадая туда, становятся еще хуже. Плохо себя ведут отдельные былые партийцы, осужденные за взяточничество, хищения.

Позднее Хомив узнал, что была создана авторитетная комиссия, которая очень основательно проверяла исправительно-трудовые колонии, размещенные на территории республики. Результаты проверки явились темой серьезного разговора в ЦК КПБ.

— А как устроились теперь? Какие трудности? Все ли хорошо в семье?

Машина стояла около двадцати минут, а Машеров все расспрашивал, задавал вопрос за вопросом.

— Спасибо, Петр Миронович, вроде бы все в порядке.

Не хотелось говорить ему, что заработал для семьи всего 80 рублей, что жена часто не работает (болел ребенок), что старшего сына из-за отца исключили из комсомола и парень очень переживал…

— Если что — не стесняйтесь: заходите или звоните, — Машеров на прощание подал руку.

Очень много для Хомива значила поддержка первого секретаря. В то время от него отвернулись друзья, для всех он был «меченый», в душе - безразличие. Да и сотрудники милиции часто наведывались, проверяли, как ведет себя бывший осужденный. А тут вот, оказалось, человек, занятый государственными делами, не забыл его…

Вскоре с него сняли судимость, восстановили в партии. Словом, реабилитировали при жизни. А позже предложили должность директора фабрики цветной печати — в этом непосредственно сказалась забота Машерова…

И вдруг — страшная весть: в автомобильной аварии погиб... Петр Миронович. Вместе с заводчанами Хомив стоял на улице Калиновского, по которой шла траурная колонна. Дождь лил как из ведра. Не замечая, что промокли до нитки, люди лишь утирали с лица слезы и капли дождя. Бывший начальник цеха футляров радиозавода стоял на тротуаре и тоже плакал…

***

Зимой 1980 года, на последнем году жизни Петра Машерова, в Минске случилась еще одна самая жуткая трагедия. На развязке улиц Столетова и Филимонова три десятка пассажиров автобуса № 62 сгорели за секунды. Ужас навечно застыл на лицах пожарных, случайных прохожих, свидетелей трагического происшествия.

Пламя было таким сильным, что тела пассажиров собирали по фрагментам, а некоторые так и не удалось идентифицировать. Люди могли спастись, если бы решились выпрыгнуть из автобуса в первые секунды пожара: огромные сугробы снега, которые могли защитить от огня, находились в полуметре от окон.

Эта трагедия, которую и спустя много лет приводили в качестве примера преподаватели минских автошкол, произошла рано утром. Час пик, автобус был полным. Но его обычный маршрут неожиданно прервался. Причиной остановки стала автомобильная авария: крепление между кузовом и баком ехавшего впереди бензовоза не выдержало нагрузки. Дальнейшие события сложились в цепочку случайностей, которые привели к трагедии.

Люк бензовоза оказался скрепленным болтом только с одной стороны, а не с двух, как требовалось по инструкции. Перевернись бак в другую сторону — и люк остался бы прижатым. Но крышка отскочила, и на асфальт хлынул бензин. Водитель, пожилой мужчина, пытался закрыть люк спиной, однако напор был слишком силен. Автомобилей на улице было немного. Водители заметили перевернутый бензовоз и стали разворачиваться.

В автобусе открылись две двери (из первой мог выйти только водитель) и пассажиры потянулись к выходу. Вряд ли кто-то осознавал опасность ситуации в тот момент. Уровень потока бензина доходил людям до щиколоток, но никто не торопился отойти в сторону - все надеялись, что автобус вот-вот продолжит движение. Тем более что у дверей образовалась небольшая толпа: какая-то женщина зацепилась сумкой за поручень и два десятка человек терпеливо ждали, когда она ступит на землю.

Пока любопытные рассматривали опрокинувшийся бак, на бензиновое пятно выехал «Москвич» скорой помощи. Пользуясь положенными привилегиями, водитель решил объехать толпу, но, заметив, что он едет не по воде, а по бензину, резко затормозил. Мотор заглох. Скорее всего, машинально рука повернула ключ в замке зажигания - проскочила искра. И это роковое движение стоило жизни всем, кто стоял на разлитом бензине.

Пожарные приехали спустя считанные минуты. «Пожар потушили за 15 секунд. Температура огня была так высока, что поручни обгорели почти до основания. Несколько раз бойцы пересчитывали трупы - и каждый раз получалась новая цифра. Разобрать, где какое тело, оказалось невозможным. Спасать в тот день было некого: погибли все, кто был в автобусе или стоял на асфальте, залитом бензином. Запомнилась молодая беременная женщина. Она успела выйти на тротуар, и до снежного покрытия ей остался один шаг. Спасти ее не удалось…

Траур, который объявило бы правительство любой другой страны, обошел Минск стороной и в этот день. О происшествии минчане, как и обычно, узнавали не из газет — по городу ходили слухи. Молчание официальной стороны обошлось стрессами только жителям микрорайона «Зеленый Луг», чьи родственники уехали на работу или учебу и еще не успели сообщить о том, что живы…

У нас есть недостатки. Мы хотим, чтобы у нас было лучше, и за это боремся. Борьба за новое общество многого требует, и не каждому это дело под силу.

Петр Машеров

Правительственная «Чайка» и сопровождающие ее автомобили на большой скорости мчались на запад республики. Темнело. Там, где скрывалось шоссе за далекими пригорками, раз за разом вспыхивали солнечные блики. Потом на ближайшем холме показывались колючие лучи фар. Они яснели, ложились на серую ленту шоссе, вырывали из уже нахлынувшей темноты придорожные кусты.

Стройные, белоствольные березки, будто осыпанные золотистой пыльцой, на мгновение стыдливо выступали из темноты и, кивнув верхушками, снова прятались в загустевшей темноте.

«Чайка» проносилась мимо и, мигая красными огоньками, пропадала там, где дрожала россыпь городских огней. А над городом уже плыл синий вечер с зарницей, с голубым сиянием над домами.

Машеров ехал на собрание партийно-хозяйственного актива республики, которое должно было состояться утром, 13 июня 1980 года, в Гродно.

Прибыв в областной центр, он навестил сестру Ольгу Мироновну. Несколько часов проговорили, вспоминая родителей, родные места.

- Все, Оля, а сейчас мне надо над докладом поработать, - сказал ей и улыбнулся, положив руку на плечо. - И ты иди отдыхать. Впереди рабочий день.

Он направился в комнату, присел у стола.

Зажег настольную лампу, раскрыл папку, достал листы, исписанные беглым, убористым почерком. Он писал без полей, косо и так плотно, что порой трудно было вносить правки в доклад. Он листал бумаги, и они шелестели, как сухие осенние листья. Все уходит в небытие, остаются только плоды человеческого труда, размышлял про себя Машеров. Они, вливаясь в общий поток людских дел, живут в последующих поисках и деяниях. Важно лишь, чтобы их заметили, осмыслили другие люди. Тогда они будут жить в памяти, в опыте людском. Но беда - страшная, непоправимая, - если труд твой гибнет, не сделавшись достоянием других. Тогда, считай, его не было вовсе, как не было и тебя, лидер партии! А, как известно, нет ничего страшнее, чем черная пустота…

Он уснул в пять утра. А в восемь часов поднялся, принял ванну, легко позавтракал и вышел из подъезда дома, у которого его уже ожидала «Чайка» и одна из сопровождающих машин с охраной.

В областной центр съехались все руководящие кадры республики. Машеров выступал с докладом «О мерах по реализации указаний Генерального секретаря ЦК КПСС, Председателя Президиума Верховного Совета СССР тов. Брежнева об успешном выполнении капитального строительства и производства промышленной продукции в завершающем году десятой пятилетки».

— Три дня назад, — сказал он, — Леонид Ильич в беседе со мной сделал основательный анализ положения дел в капитальном строительстве нашей республики, дал весьма ценные указания, практические советы и рекомендации… Особое внимание он просил уделить завершению работ на таких важнейших для народного хозяйства объектах, как Пинский завод кузнечно-прессовых автоматических линий, «БелавтоМАЗ», Мозырский нефтеперерабатывающий завод, Гродненское объединение «Азот», «Беларуськалий», «Химволокно», Гродненский завод синтетических волокон, Минский комбинат строительных материалов…

Называл он и другие предприятия. Среди них — Могилевский комбинат шелковых тканей, Кобринская прядильно-ткацкая фабрика, Крупский льнозавод, Борисовский мясокомбинат. Сегодня мы знаем, насколько «дальновидно» из Москвы Леонид Ильич ускорял строительство в Белоруссии объектов, многие из которых стали зоной экологического бедствия.

«Приветствовал» строительство таких объектов и Машеров. Например, в конце сентября 1980 года ЦК КПБ, Президиум Верховного Совета БССР, Совет Министров республики поздравили коллектив строительного треста № 3 города Солигорска, который досрочно выполнил задание десятой пятилетки и «проявил особые усилия» в строительстве новых мощностей в производственном объединении «Беларуськалий» для выпуска 4 миллионов 150 тысяч тонн минеральных удобрений в год, где в короткие сроки впервые в стране созданы уникальные копры и технологические линии по производству калийных удобрений галургическим способом. Ныне каждая шестая тонна, проданная на мировом рынке, - белорусская. А это - 15 процентов мирового производства калийных удобрений.

К сожалению, при строительстве калийных комбинатов и других промышленных объектов не всегда должным образом решались вопросы защиты окружающей среды, что привело к серьезным экологическим последствиям.

Ученые Белгосуниверситета, исследуя экологическую обстановку в Солигорском промышленном районе, установили, что из солигорских гор ежегодно стекает три миллиона кубометров соленой воды, которая тоже ежегодно увеличивает засоленность близлежащих земель на 70 — 80 метров. Словом, природа не остается в «долгу» перед людьми…

Миллионы гектаров некогда плодородных земель выведены из сельскохозяйственного оборота из-за горных работ, эрозии, подтопления, засоления. Бедствием для Беларуси, Украины и некоторых областей России явилась чернобыльская трагедия.

А еще начались строительство гигантских свинокомплексов, мелиорация земель...

— Петр Миронович всегда лично интересовался, как идут у нас дела, и всегда давал все, что надо, — рассказывал директор Института мелиорации. — Мелиорация была провозглашена приоритетным направлением, трест «Полесьеводстрой» был тогда настоящим государством в государстве. При Машерове на Полесье начались зимние паводки и песчаные бури летом, но ЦК КПБ погоде не мог приказать…

Но если бы земли Полесья не осушались, сегодня от высокоурожайной сельскохозяйственной Брестчины осталась бы половина области.

— Занять в то время другую линию и не содействовать строительству крупных предприятий, выступать против гигантомании было просто невозможно, — вспоминает А. В. Горячкин, бывший постоянный представитель Совета Министров БССР в Москве. — Все были уверены, что тем самым Белоруссии оказывают большое доверие, за счет новостроек она поднимет экономику.

Разве мог кто-нибудь в то время выступить против строительства Гродненского завода «Азот», «Беларуськалия»? Честно говоря, технической грамотности и опыта в этом вопросе не было. Академии наук (СССР и БССР), возглавляемые А. П. Александровым и Н. А. Борисевичем, тоже не насторожились, что какое-нибудь химическое предприятие в будущем принесет вред человеку. Никто настойчиво, твердо, убедительно не поднял голос, все поддерживали мнения, что крупные предприятия развивают республику, а значит, и страну. Намечали лишь единичные мероприятия, которые, считалось, гарантируют безопасность проживания человека, экологическую чистоту: вентиляция, водообеспечение, очистка от газов и другие. Этого ученым казалось достаточно.

Впрочем, многие объекты поручали строить именно Белоруссии, мотивируя тем, что здесь высокая исполнительская и технологическая дисциплина. Этим принципом особенно руководствовался бывший министр химической промышленности СССР Л. А. Констандов, насаждая в республике десятки вредных для человека предприятий. В Беларуси его хорошо встречали, шли навстречу. Он умел убеждать, в том числе и Машерова, и Косыгина.

Я был членом ЦК КПБ, депутатом Верховного Совета БССР Ни разу не слышал, чтобы первый секретарь конфликтовал с кем-нибудь, жаловался, спорил с высокой трибуны насчет целесообразности строительства тех или иных предприятий из-за того, что они вредны для населения. Хотя мы все свято верили в гигантоманию, в то, что поднимать экономику нужно любыми средствами. Вперед смотрели не дальше ближайшего десятилетия. Многое перенимали за границей, хотели догнать Францию, Западную Германию. А на Западе сразу же увидели, чем вредна гигантомания, быстро нашли средства, чтобы предотвратить негативные последствия...

Тем не менее в магазинах было достаточно товаров. Белоруссия обеспечивала Москву и Ленинград мясом и картошкой. Помнится, не хватало яиц. Быстрыми темпами начали строить птицефабрики, и проблема была решена. За четыре года и восемь месяцев десятой пятилетки в специальных хозяйствах отрасли было получено 6,6 миллиарда штук яиц и 246 тысяч тонн мяса птицы.

Машеров пристально следил за тем, как развивается в республике племенное животноводство. По его рекомендации ученые по племенному делу объездили десятки американских ферм, привезли оттуда высокопродуктивный скот голштинской породы. Потом были поездки в Германию, Данию, по Европе. Диссертацию одного из энтузиастов этого дела Евгения Раковца, будущего кандидата сельскохозяйственных наук, заметили в «верхах», а сам Машеров «дал добро»: именно чернопестрый скот должен кормить-поить республику в будущем. И, как показали время и опыт, его стратегическое решение было правильным.

А как быстро сошла с повестки дня проблема отсутствия в продаже детского молока! Правительство страны, возглавляемое Косыгиным, работало компетентно, быстро реагировало на колебания экономики. Однако часто требовалась помощь республике и от Москвы.

Волновали ли экологические проблемы Машерова? Да, он беспокоился, что Беларусь теряет свой зеленый природный цвет. В 1971 году на XXVII съезде Компартии Белоруссии, в докладе, о проблемах экологии было лишь одно предложение. А вот на XXVIII съезде, через пять лет, экологии в своем выступлении он уделил довольно много внимания.

— Наш общий долг перед настоящим и будущим, - сказал он, - заботиться об охране окружающей среды, о том, чтобы передать ее новым поколениям обогащенной добрыми находками, достоянием, преобразованным нашим трудом. Мы должны оставить потомкам не только индустриальные гиганты, но и ухоженные поля, чистый воздух, зеленый шум лесов, незамутненную ясность рек и озер.

Машеров понимал, к чему может привести строительство вредных гигантских производств без природоохранных мероприятий. В последний год своей жизни он посетил Солигорск, чтобы выяснить возможность внедрения импортных технологий переработки солеотвалов.

Руководитель республики не только заботился о развитии новых отраслей производства, но и ставил на повестку дня поэтапное решение тех глобальных проблем, которые диктовала жизнь. В данном случае — обеспечение экологической защиты природы и человека. Для этого он искал опору в людях науки. Даже в свой предпоследний в жизни рабочий день Машеров провел встречу с учеными Академии наук БССР.

***

Машеров принял самое непосредственное участие и оказал активную поддержку конструкторам МАЗа в создании автопоездов. В конце шестидесятых Председатель Совета Министров Алексей Косыгин посетил Минский автозавод. Ему показали всю производимую у нас технику.

— Я видел в Швеции большие автомобили, почему таких нет у нас? — спросил Алексей Николаевич, имея в виду автопоезда. Михаил Высоцкий, генеральной конструктор, переглянулся с директором и говорит:

— Сейчас покажем.

И повел в экспериментальный цех, а там стоит наша гордость: автопоезд.

Показали Косыгину. У того улыбка на лице:

— Вот это сюрприз! Молодцы, что работаете, не отстаете. Давайте нам быстрее эти автопоезда.

Кровь по жилам заиграла от радости у главного конструктора:

— Разрешите, Алексей Николаевич, приобрести хороший западный автопоезд — для изучения конкурента.

— Естественно. Приобретайте — поддержим.

И купили несколько разных образцов для исследований. Очень скоро появились и наши экспериментальные образцы. Вот какое вдохновение, рабочее и продуктивное, двигал по стране Косыгин!

Сделали эти автопоезда, но возникли прблемы с организацией серийного выпуска, хотя сам Косыгин поддерживает. Как бы не так.

В ту пору никто в СССР автопоездов не выпускал, и зарубежные фирмы, делавшие их, можно было сосчитать по пальцам. В этой ситуации нужно быть одержимым, чтобы чего-то добиться.

Но трехосные автопоезда уже вызвали бурную реакцию у Кременчугского автозавода, который специализировался на выпуске трехосных автомобилей. Шило в мешке не утаишь. И о том, что белорусы творят втихаря что-то запретное, скоро стало известно. «Друзья-товарищи» подняли шум и громко настучали в ЦК КПСС. По партийной линии можно было прихлопнуть задумку быстро и эффективно.

Оттуда поступила команда Первому секретарю ЦК Компартии Бело-русии Машерову: «Разобраться!» И Петр Миронович приехал на завод.

Он часто бывал здесь. Высокий, элегантный, любил посмотреть новые машины. Улыбнется, вежливо обнимет, спросит о самочувствии главного конструктора Высоцкого. Но на этот раз Машеров был строг:

- Показывай, что вы тут напартизанили, - сказал директору Демину, бывшему партизанскому командиру.

- Партизанить - дело хорошее. Профессия нужная, в нашем деле не обойтись, - отозвался Демин.

- Не выкручивайся. Я-то думал, что ЦК все знает, а оказывается, из Москвы видней. Говорят, вы какую-то диверсию спланировали?

- Смотря для кого. Для наших противников да, - отозвался Высоцкий.

Автопоезда Машерову понравились.

- Хорошая диверсия! На очередную Государственную премию! — улыбался он, сияя глазами.

Но он был политик, понимал, что надо иметь самую высокую «крышу». Хотя он и знал, что эти автопоезда поддерживает Косыгин. Пользуясь моментом, генеральный конструктор предложил показать их в ЦК КПСС.

Петр Миронович немного задумался и согласился:

- Возражать не буду, а в Москве сами разбирайтесь…

- Как на крыльях, мы доработали три модели автопоездов, - вспоминал Высоцкий, - рассчитанные на перевозку соответственно двадцати, двадцати четырех и двадцати пяти тонн груза. 20 ноября 1970 года три автопоезда уже стояли в Москве, возле головного отраслевого института Минавтопрома. Хотели сначала показать свои «зубры», с согласия Машерова, нашему земляку, министру автопрома А. М. Тарасову.

Но последовала команда пригнать автопоезда в Кремль.

Можете представить, что подумал и почувствовал Тарасов, когда ему позвонили из Кремля и попросили быть на показе минских автомобилей. Он любил Минск, МАЗ, и меня он назначил главным конструктором, будучи Председателем белорусского Совнархоза. В 50-е годы он стал директором МТЗ, поставил завод на ноги, заложил базу будущих побед наших тракторов. Позже возводил Волжский автозавод в Тольятти, по его настоянию создавали Камский автогигант. Тарасов считал, что в делах мы с ним заодно. И никакой «партизанщины» до сих пор не было.

И когда он узнал, что наши автопоезда уже в Кремле, так стукнул кулаком по телефонному пульту, что тому пришел конец… Но вынужден был приехать. Помощник Косыгина был с министром знаком и посоветовал:

— Александр Михайлович, ты лучше технику посмотри, а то еще от Косыгина попадет…

В конце 1973 года директор МАЗа И. М. Демин и главный конструктор завода М. С. Высоцкий показывали автопоезда находящемуся в Белоруссии Председателю Совета Министров СССР Алексею Косыгину, это была уже третья встреча.

Машеров представил Косыгину директора и главного конструктора Минского автозавода, его старых знакомых, и тут же, около автопоездов, состоялась почти получасовая беседа. Высоцкий сделал тогда в своем дневнике записи:

Демин. Мы показываем автомобили, которые созданы и освоены, Алексей Николаевич, после вашего пребывания на нашем заводе в феврале 1968 года. Первый в этом ряду — автомобиль МАЗ-516Б с поднимающейся третьей осью. Грузоподъемность — четырнадцать с половиной тонн.

Косыгин. Интересный автомобиль. А эта ось поднимается?

Высоцкий. Да, эта. Без груза автомобиль движется как двухосный, с грузом — как трехосный. Его особенность в том, что грузоподъемность почти удвоилась, и вес увеличился всего на полторы тонны.

Демин. Рядом — автопоезд с новой кабиной, МАЗ-5432.

Косыгин. Красавец автопоезд…

Высоцкий. Главной особенностью этого семейства является то, что после вашего поручения по созданию скоростных автопоездов сконструирована новая кабина. В ней созданы все условия для длительной работы и отдыха водителей.

Косыгин (открывая дверь кабины). Это настоящая гостиница для водителей.

Машеров. Да, здесь хорошо оборудованы спальные места.

Высоцкий. При нынешних автомобильных перевозках водителю приходится быть в дороге иной раз несколько суток. Вот мы и постарались обеспечить ему «гостиниду на колесах». Кстати, Алексей Николаевич, на этом автомобиле установлен новый чешский восьмицилиндровый двигатель мощностью в двести девяносто лошадиных сил. Он создан в соответствии с комплексной программой по созданию интегрированного автомобиля. В ближайшее время ждем отдельные узлы из других стран СЭВ.

Косыгин. На выставке, Петр Миронович, показывают такие красивые автомобили, а на дорогах совсем другое видишь…

Машеров. Минские автопоезда, Алексей Николаевич, и на дороге красивы, только завод очень мало их выпускает.

Высоцкий. Мы знаем, Алексей Николаевич, ваше отношение к автомобилям с прицепами, но все же хотим показать трехосный автомобиль с прицепом. Общая грузоподъемность поезда - двадцать пять тонн. Двигатель восьмицилиндровый, но с турбонадувом, мощность - триста сил.

Косыгин (пройдя вдоль автопоезда). Такие автопоезда неустойчивы, прицепы виляют, другое дело - полуприцеп.

Высоцкий. Можно добиться того, чтобы прицепы не виляли. Все зависит от длины сцепки и прицепа. Этот автопоезд устойчиво движется со скоростью 80 километров в час.

Демин. Только что пять таких автопоездов вернулись из пробега по всем республикам страны, прошли 17 тысяч километров через Челябинск, Омск, Семипалатинск и другие города.

Машеров. И все вернулись?

Демин. Все вернулись вместе без всяких поломок. И замечаний к ним нет.

Косыгин. Сейчас заявки на них появятся со всех республик страны... (прощаясь с руководителями завода). Спасибо вам за хорошие машины!

...Вернувшись на завод, Михаил Высоцкий долго молча стоял у кульмана в своем кабинете, а потом вызвал ближайших помощников.

— Какой срок дало нам министерство на переделку кабины — три месяца? Так вот, давайте работать. Про ту, что сделали, забудьте. И про «Мерседес» забудьте. Надо сделать новую, еще лучше, и чтобы видно было сразу — это МАЗ, а не беспомощная копия машин западных фирм.

***

Хотя и были устойчивыми достижения в экономике республики, Машерову все же работалось непросто. Об этом убедительно свидетельствует эпизод, о котором рассказала его жена Полина Андреевна:

«Вернувшись из Москвы, c XXV съезда КПСС, муж сказал: “Все-таки есть на свете правда и справедливость. У нас такие замечательные люди, они так хорошо поработали, что дела в республике не позволили вывести меня из Политбюро. А как хотели это сделать. Видимо, кому-то я очень мешаю...“».

Сколько раз приходилось слышать жене, как Машеров в чем-то убеждал Брежнева. Например, за год до смерти просил его, чтобы сняли с республики поставки во Всесоюзный фонд: тогда несколько месяцев не прекращался дождь, урожай был в значительной мере погублен.

Известная московская поэтесса Екатерина Шевелева хорошо знала Петра Машерова. Она приезжала в Россоны, чтобы написать очерк о молодом учителе в альбом-сборник о талантливой молодежи страны, проявившей себя в разных отраслях производства, науки, культуры и искусства. Но война помешала задуманному.

Шевелева написала многоплановое произведение - поэму «Коммунист». В ней создан динамичный образ человека, руководителя, деятеля, которого хорошо знали и на широких колхозных просторах, и в заводских цехах:

В его маршруте — гомельский завод,

Там новой жаткой занят коллектив.

Ну, а потом он в самый обмолот

К оснежицкой пшенице прилетит!

Она работала корреспондентом «Литературной газеты». В один из дождливых дней ее вновь принял Машеров. Шевелева стала свидетельницей телефонного разговора с Брежневым. Вот как журналист описала этот случай в той же поэме «Коммунист», посвященной памяти Петра Мироновича (еще при жизни Брежнева. - С. А.):

Хлеба стоят у нас почти в болоте.

Не сможем цифры плановой достичь.

Уверен я, что вы меня поймете,

Леонид Ильич! —

Добавил он для четкости картину,

Что и в прогнозе дальнем солнца нет…

Выслушав «вдумчивый» ответ Брежнева, сказанный «благожелательным, спокойным тоном», Машеров, по словам поэтессы, «вдохновленный», ответил:

- Да, мы поищем «формулу успеха».

Спасибо, Леонид Ильич!

Приехав на дачу, лег в гамак - подарок Фиделя Кастро, которым очень гордился. Плохо себя чувствовал, сказывалось отсутствие почки, сильное нервное напряжение: как в таких погодных условиях найти «формулу успеха». А с неба ручьями текла вода. Дождь, дождь, дождь. Без перерыва. Казалось, природа беспощадна к людям. Вышла во двор жена, обратилась к мужу:

- Отец, отец (позже, когда внуки появились, называла его дедом), ты же простудишься…

— Ну и пусть. Если дождь не кончится, лучше мне умереть. Весь урожай погиб…

Белорусссия расположена в зоне очень неустойчивых погодных условий. Так, в лучшем по погоде 1976 году в среднем по республике собрали 28,1 центнера зерновых с гектара, а в наиболее сложном по погодным условиям 1979 году — всего 15,9 центнера. (А хлеборобы колхоза «Оснежицкий» Брестской области получили по 44,8 центнера зерна с гектара). И еще характерный пример. Сморгонский и Ошмянский районы Гродненской области расположены рядом. Засуха (1979 г.) коснулась их одинаково. Почвенные условия — в пользу Ошмянского, а конечные результаты — наоборот. Почему бы отстающим не поучиться у соседей? Вот почему Машеров требовал, чтобы «учились работать в любых условиях по программе максимум, хоть, как говорится, камни с неба».

А взять систему обобщения и распространения передового опыта в сельском хозяйстве. Что для этого делалось? Здесь не обойтись без документов, конкретных ситуаций, примеров.

Вернемся к упомянутому республиканскому семинару по сельскому хозяйству, последнему при жизни Машерова, проходившему на Гродненщине. Его участники знакомились с опытом работы колхозов, совхозов, межхозяйственных объединений, предприятий сельхозтехники и других организаций Берестовицкого, Волковысского, Гродненского, Мостовского и Щучинского районов.

В те же дни в Гродно начал работу Пленум ЦК КП Белоруссии, на рассмотрение которого был вынесен вопрос «О задачах партийных, советских и хозяйственных органов республики по дальнейшему увеличению производства, заготовок и повышению качества продукции животноводства в свете требований июльского (1978 года) Пленума ЦК КПСС». Машеров предложил совместить работу пленума с республиканским семинаром.

Рассмотрение данного вопроса было вызвано тем, что в республике создалось значительное отставание производства и заготовок мяса и молока от потребления населением этой продукции. Участники семинара и пленума изучали опыт передовых хозяйств Гродненской области по высокоэффективному использованию энергетических средств и организации кормопроизводства на промышленной основе. Специализация и концентрация открыли здесь широкие возможности для повышения продуктивности земли, максимального использования резервов, быстрого наращивания производства мяса.

— Он, как учитель, посеял доброе семя на белорусской земле, — рассказывал Владимир Демьянков, бывший председатель Щучинского райисполкома. — Впервые на семинаре руководящих кадров республики и Пленуме ЦК партии Петр Миронович определил задачу добиться урожайности зерновых по 35 центнеров с гектара, а валовой сбор зерна довести до 9-10 миллионов тонн. «Это невозможно, — думали многие. — Каким образом?»

Однако первый секретарь не просто выдвинул такую задачу. Он всесторонне изучил вопрос, советуясь со многими специалистами, известными хлеборобами, и убедился, что таких рубежей можно достичь.

Реализация выдвинутой программы сразу же натолкнулась на сопротивление консерваторов. В ЦК КПБ поступила записка-протест группы ученых-аграрников. В ней в скрытой форме предложение Машерова объявлялось авантюрой. Авторы записки утверждали, что достичь намеченных показателей в сельском хозяйстве республики за 10-12 лет практически невозможно. Машеров, как всегда, применил метод убеждения, а когда этого оказалось недостаточно, проявил волю, основанную на оптимистическом прогнозе и поддержке народа. Затем последовала огромная организаторская работа. В результате за три пятилетки колхозы и совхозы Белоруссии буквально вырвались из трясины отсталости, преобразив земли республики, значительно повысили их плодородие. Были построены современные поселки, дороги, животноводческие комплексы, машинные дворы. Коренным образом изменилась вся инфраструктура деревни, открылось много новых детских учреждений, школ, больниц, производственных и других объектов.

Очень интересовался Машеров, как налажена работа по наращиванию и производству продуктов животноводства на экспериментальной базе «Щучин» — крупном поставщике элитных зерновых культур и картофеля для головных семеноводческих хозяйств области. Хорошее впечатление осталось у него от посещения совхоза «Новодворский».

— Здесь — сказал тогда Машеров, — ясно прослеживается единая, взаимосвязанная, созданная на индустриальной основе организационно-технологическая линия получения кормового сырья, заготовки и переработки его, хранения, приготовления и раздачи кормов скоту.

Можно представить себе, как бы радовался он, если бы узнал, что в 1990 году трудящиеся Щучинского района собрали свыше 40 центнеров зерна с каждого гектара, а через двадцать лет — свыше 50 центнеров.

***

С простыми людьми, рабочими и колхозниками Машеров был искренним, приветливым, ценил их нелегкий труд. И они ему всегда отвечали таким же уважением.

Георгий Казарцев, бывший заместитель министра внутренних дел БССР, рассказал интересный эпизод:

— Помнится, приехали с Машеровым в Россоны на встречу с бывшими партизанами. Пока шли сквозь людскую толпу, нас забрасывали цветами, слышались возгласы: «Приехал наш Петр Мироныч!» А он не кичился, хотя и прилетел сюда со свитой, подходил к простым людям, здоровался с каждым за руку. С присущей ему доброжелательной улыбкой, обращенной к окружающим его людям, говорил:

— Здравствуйте! Как вы тут живете?

Народ любил его за простоту, везде вспоминают его добрым словом и сегодня.

В Воропаеве помнят, как однажды во время сенокоса к ним в поле приехал Машеров. Разлившаяся вода не позволила подъехать к косцам на машине. Тогда первый секретарь снял туфли, закатал брюки и босиком пошел по лугу к колхозникам. Попросил у одного из них косу и сделал прокос. Потом долго слушал их крестьянские заботы, а в конце твердо пообещал помочь в решении отдельных вопросов.

Но был и строгим, и чрезвычайно жестким, если видел факты бесхозяйственности, безразличного отношения к своим обязанностям.

Евгений Ляхов, заместитель ответственного секретаря газеты «Звязда», был свидетелем такого случая. Однажды пришлось ему быть в командировке в Воложинском районе. Во время беседы с механизаторами мимо поля на большой скорости ехали три грузовые автомашины с калийной солью, не накрытые брезентом. Ветер разносил по дороге ценное удобрение. Вдруг грузовики обогнала черная «Волга» и остановилась. Из нее вышел Машеров и направился к водителям; те высунулись из кабины, виновато опустив головы, с побледневшими лицами.

— Мы из-за пыли не видели, что вы едете сзади, потому и не уступили дорогу, — начали они оправдываться.

— Да не из-за этого я остановился. Что вы довезете до поля? Посмотрите, расточители, сколько добра на дороге оставили…

Лицо первого секретаря раскраснелось, глаза стали колючими. Таким рассерженным его люди видели впервые …

А. Я. Масальский, бывший заместитель постоянного представителя нашего правительства при Совете Министров СССР, вспоминал:

— Машеров зачастил в Москву, когда в Белоруссии начала развиваться химическая промышленность, строились отраслевые предприятия в Могилеве, Полоцке, Мозыре. За пятилетку был возведен комплекс радиотехнических заводов, расширены мощности химической индустрии, приборостроения и радиотехники. Республика дала в 1970 году 49 процентов калийных удобрений, выпущенных в стране. Объем производства продукции химической и нефтехимической промышленности за пять лет увеличился в 2,5 раза. А поставки… Когда были неурожайные годы в России, Белоруссия оказывала ей весомую поддержку. И до распада Союза ежегодно направляли 600 тонн картофеля в Москву, Ленинград, другие республики. Но когда «сверху» принуждали поставлять продукцию, Машеров проявлял свою принципиальность, выходил на самый высокий уровень - к Брежневу, Косыгину.

Он предугадывал далеко вперед развитие тех или иных отраслей народного хозяйства. В Белоруссии по его инициативе начали создавать кабельную промышленность, позднее - приборостроение. Все настолько привыкли к широкой постановке им вопросов, что отношение «центра» к возможностям республики было очень серьезным и доверительным. «Если уж белорусы за что-нибудь возьмутся, - шутили в Госплане, - то обязательно доведут дело до конца… » Именно он «привез» в Москву идею строительства физкультурно-оздоровительных комплексов…

Надо сказать, семинаров, научно-практических конференций проводилось тогда немало. «А реальная отдача от них, - говорил Машеров в интервью «Правде», - не очень ощутима. В чем дело? Оказывается, походили, походили, посмотрели, пообедали, а потом разъехались - и точка. Нет потребности увиденное внедрять у себя. И контроля за этим нет. Вот и складывается “туристская” психология: поехать на семинар - как на отдых или развлечение…»

Правда, этой психологии тогда все больше противостояла практика ежегодных республиканских семинаров разных категорий работников по важнейшим вопросам развития экономики, науки и культуры. Так, после XXV съезда КПСС их было проведено около тридцати.

Бюро ЦК КПБ стремилось как можно глубже проанализировать работу республиканских министерств и ведомств. На одном из пленумов ЦК была, например, осуждена тенденция ряда министерств и ведомств к раздуванию управленческого аппарата, тяга к припискам. Особенно этим грешили министерства пищевой промышленности, монтажных и специальных строительных работ, сельского строительства, всесоюзного объединения «Западспецавтоматика», где работники аппарата получали солидные премии. А на деле - на двоих работающих в отрасли иногда приходился один руководящий работник.

В упомянутой беседе с корреспондентами газеты «Правда» Машеров сказал:

- Есть руководители, которые, переоценив свои возможности, перестают считаться с мнением других, самоустраняются от живого общения с людьми, проявляют к ним черствость и высокомерие. Такой работник находится у опасной грани, за которой кончается истинная деловитость и начинается голое администрирование… Или, например, не умея как следует наладить дело, но стараясь поддержать благоприятное впечатление о себе, некоторые прибегают к припискам и другим видам очковтирательства. Считаем своей задачей и впредь усиливать борьбу со всяческой показухой, когда пускают лишь пыль в глаза, когда словесный туман помогает выдавать мнимые достижения за истинные. Каковы именно эти успехи? Доказаны ли они? Нет ли тут побасенок, хвастовства, интеллигентских обещаний («налаживается», «составлен план», «пускаем в ход силы», «теперь ручаемся», «улучшение несомненно» и т. п. шарлатанские фразы, на которые «мы» такие мастера)? Чем достигнуты эти успехи? Как сделать их более широкими?

- До первой встречи с Машеровым много раз видел и слушал его на собраниях, митингах, с экрана телевизора, - вспоминал Роман Катужанец, ответственный работник ЦК КПБ. - И вот я впервые в его рабочем кабинете. Тогда в аппарате ЦК была добрая традиция. С каждым, кто приходил сюда на работу, первый секретарь беседовал непременно. Подобный разговор состоялся и со мной. Сорок минут длилась беседа у Петра Мироновича, из них минут тридцать разговор шел о Льве Толстом, о творчестве этого гения. В кабинете Машерова за стеклами полок виднелось полное собрание сочинений писателя в 90 томах (1928-1958 гг.), что, конечно же, было весьма непривычно. В то время кабинетный антураж партийного работника составляли главным образом тома Маркса, Энгельса, Ленина да еще материалы партийных съездов. Толстой у Машерова - не прихоть, не желание щегольнуть интеллигентностью, а естественная потребность души. Он так увлекся толстовской темой, что, достав из пачки «Золотое руно» сигарету, так и не закурил…

Почему Машеров с работником, которого брали на участок, связанный со сферой обслуживания, повел разговор в неожиданной для меня плоскости? Или он накануне размышлял о нашем реальном житье-бытье, советовался с Львом Николаевичем? Быть может, вспоминал и толстовские слова: писать - это легко, нужно только все слова расставить на свои места. Так и в любой работе легко, когда все делаешь толково, от чистого сердца. Когда народ понимает, чего ты хочешь. Думается, он как никто другой и в те времена знал правду о фальши, двуличии, коррупции, безнравственности в «верхах»…

Однажды, когда заведующий отделом находился в отпуске, ему пришлось информировать Машерова о положении в сфере обслуживания населения. Его заинтересовала зарождавшаяся практика создания подсобных хозяйств в системе Белкоопсоюза. Кондрат Зигмундович Терех, возглавлявший в ту пору этот участок, очень энергично взялся за новое дело. Когда работник ЦК «доложил» информацию, зашел Владимир Игнатьевич Бровиков, второй секретарь. Машеров попросил повторить сказанное. А потом, оттолкнувшись от частного факта, развернул целую программу действий - глубокую, как он умел это делать.

Поворот его мысли был неожиданным. Раньше в Белоруссии каждый крестьянин имел кожух, а то два-три. Один для работы, другой - выходной. Кожухи, производившиеся в д. Мотоль на Брестчине, позже стали называть дубленками. А почему сегодня мы не можем решить эту задачу: одеть каждого селянина в полушубок? Разведем овец, организуем обработку овчин, построим пошивочные предприятия… Разговор состоялся дней за десять до его трагической гибели. Не случись беды, задуманное, наверняка, стало бы реальностью. К сожалению, жизнь чрезвычайно круто и жестко, вопреки всякой логике, обошлась с одним из истинных реформаторов того времени. Садовник срезает лучшие цветы - это давно подмечено в народе…

Он стремился понять и защитить даже тех работников, которые провинились, которых, как все считали, надо исключить из партии. Однако, выслушав всех членов бюро, присутствующих в зале, в заключительной речи по-отечески журил человека, а потом поворачивал разговор в другом направлении - убеждал членов бюро, что работник проявил слабость характера или допустил ошибки из-за своей молодости, отсутствия жизненного опыта. В результате ограничивались обсуждением вопроса.

Особое внимание ЦК КП Белоруссии уделял повышению деловитости своих пленумов. Однако в стране, политические методы работы подменялись хозяйственными. Вот и на отдельных пленумах доставалось, например, Гомельскому обкому партии за плохой контроль за заготовкой кормов или уходом за озимыми посевами.

Много споров вызывала практика внедрения новых критериев для оценки работы кадров, о которой часто говорил Машеров. С некоторыми его высказываниями сегодня можно поспорить, в чем-то его можно критиковать. Небесспорно, к примеру, такое мнение: «Ну, взять хотя бы коэффициент отдачи минеральных удобрений, - приводил он пример в беседе с журналистами. - Через него, как через призму, можно видеть многие слабые и сильные стороны хозяйствования, уровень деловитости того или иного руководителя. Сейчас и распределяются удобрения в зависимости от эффективности их использования. А это мощный стимул совершенствования работы».

На одном из последних, при жизни Машерова, пленуме запланировали в сельском хозяйстве довести ежедневные надои от коровы: в июле - до 11 литров молока, в августе - до 10 и в сентябре - до 8; получить среднесуточную прибавку в весе крупного рогатого скота на откорме 800-900 граммов, свиней — 450-500 граммов.

***

Машеров не любил кабинетной работы. Его можно было встретить в самых неожиданных местах. Однажды он навестил Комаровский рынок, ходил, разговаривал с людьми. Иногда его останавливали на улице с какой-нибудь просьбой, и он принимал решение … И так всегда - не отрывался от людей, - шел не в кабинеты начальников, не в райкомы и райисполкомы, а на поле к комбайнеру, на ферму - к дояркам. Хотел знать настроения, взгляды рядовых тружеников. На машине добирался даже в самую «глубинку».

А взять «вертолетную эпопею». Никто не знал, где он появится. Тот мог приземлиться совсем в неожиданном месте. Люди, завидев в небе вертолет, считали, что в нем обязательно летит первый секретарь.

Вот характерный эпизод, о котором многие помнят на Гродненщине. В совхоз «Тарново» Лидского района позвонили из Гродненского обкома партии и сообщили, что туда должен прилететь Машеров. Условились, что на месте приземления его будут ждать две белые и одна черная «Волги». Шла уборочная кампания. Правда, в последние дни задождило. Колосья были влажные. Комбайн пройдет немного по полю и останавливается: наматывалась сырая солома, терялось зерно. Уборка велась под девизом: «Не потеряем ни одного колоска, ни одного зернышка». Колхозники работали в любую погоду.

Вскоре в небе появился вертолет, пролетел к Неману и развернулся. Усилился дождь. Но это не помешало крылатой машине приземлиться в назначенном месте. «Первый» был доволен урожаем ячменя: намолачивали по 50 центнеров с гектара.

Неподалеку обкашивал косой несжатые полосы у телефонных столбов старенький дед. Прихрамывая, он направился к высоким гостям. Машеров попросил старика: «Дед, дай косу». А тот в ответ: «От, начальник, это вам не ручка-самописка, ей косить нужно». И все же Машеров взял косу, по-крестьянски пристроился к ней, сделал небольшой прокос. Потом обратился к Шевелухе: «Теперь ты, сельхозник, покоси». Тот взмахнул косой, но ничего не получилось. Все поняли, что секретарь ЦК не умеет косить. Стыдно стало ему перед местным агрономом, которого только что обидел: «За ячмень тебе пятерка, а за то, как пашешь, - двойка». (Рядом трактор готовил землю под озимые.) Выручил Л. Хитрун, заместитель Председателя Совета Министров БССР, - он курировал сельское хозяйство: «Позвольте мне, Виктор Степанович», - попросил он у Шевелухи косу.

Настроение у всех было хорошее. Машеров полчаса вел искреннюю беседу: «Товарищи, хлеб нам очень нужен. Если соберем богатый урожай, часть обменяем на что-нибудь. Нужно, чтобы республика, ее люди хорошо жили». Вскоре попрощался со всеми за руку, попросил: «Пожалуйста, работайте». И вертолет взмыл в небо.

Лидер белорусских коммунистов и сам не боялся никакой работы. Еще пример. Приехал «первый» в Шумилинский район и прямо - на луг. Подошел к человеку с косой, начал беседу. Его собеседник говорит: «Ведь вы, Петр Миронович, не знаете, какой это тяжелый труд; вот покосили бы сами - узнали бы». Тот недолго думая снял пиджак, засучил рукава, взял косу. Косил долго, умело, как заправский мастер-крестьянин…

Встречи с первым секретарем не проходили бесследно. После таких бесед с людьми срочно собирались члены бюро ЦК КПБ, приглашались заведующие отделами ЦК, руководители областей и обсуждались те или иные вопросы по группе районов. Шел основательный разговор, принималось конкретное решение: сделать то-то и то-то в определенные сроки, назначались исполнители. Строго, даже жестко требовал Машеров, чтобы его информировали о выполнении намеченного. И многое успешно выполнялось. То, что республика вьщелялась среди других, — это результат плодотворной работы партийных, советских кадров, специалистов, рабочих, колхозников.

Была четко поставлена организация контроля за выполнением решений. Это дисциплинировало кадры: работники знали, что у них в любой момент могут поинтересоваться, как идут дела, что за факты бесхозяйственности, попытки мошенничества их накажут. Даже нерадивые подтягивались. Вырабатывались определенные стереотипы поведения. Экономика была главным полем деятельности партийных органов.

Машеров старался ежегодно бывать на отчетных партийных конференциях, партийно-хозяйственных активах. Бывали случаи, когда по четыре часа проводил на заводе, обходил цеха, интересовался технологией производства, говорил с рабочими у станков. После этого шел в заводоуправление и там продолжал беседу по возникшим вопросам.

Иногда, вместо того чтобы принять в кабинете, отвечал своему собеседнику по телефону:

— А чего ты ко мне едешь? Приеду сам — на месте все обсудим.

Журналист Андрей Колос рассказывал, как вручали Петру Мироновичу новый партбилет № 13 во время обмена партдокументов. К нему в кабинет зашел Н. Дубовец, первый секретарь Ленинского райкома партии Минска (здесь состояла на учете парторганизация аппарата ЦК КПБ. — С. А.), чтобы что-то уточнить. После беседы секретарь райкома спросил, когда можно прийти к нему, чтобы вручить партбилет.

— Как это прийти, Николай Азарович? — вместо ответа спросил Машеров. — Я что, дороги в райком не знаю? Сам приеду, там и билет вручите, заодно и с работниками встречусь.

Пришел, получил документ, долго беседовал с представителями райкома о делах в районе, столице, республике. Когда попросили сфотографироваться на память, не отказался.

Дважды в год он наведывался (считал своим долгом) в Ленинский район на промышленные предприятия, партийные конференции, собрания, другие общественные мероприятия. Вернувшись из Вьетнама, сразу же приехал в Дом учителя на районный праздник. Бывая в райкоме компартии, с улыбкой спрашивал секретаря:

- Почему вы не даете мне никаких поручений?

Машеров всегда избирался депутатом Верховного Совета от Ленинского избирательного округа № 1. Кстати, выдвигался предприятием, которое очень плохо работало, не решались социальные вопросы. Скажем, на станкостроительном заводе им. Кирова в очереди на жилье рабочие стояли по двадцать и более лет. Предприятие - старейшее в республике, первым отметило свое столетие, тем не менее «промышленное сердце» Минска было заброшенным, бедным.

Он помог изыскать средства и вывести предприятие из прорыва. Жилые дома по улице Маяковского, у Червенского рынка, во многих из которых живут заводчане, появились благодаря Машерову.

Летчик-космонавт, дважды Герой Советского Союза Владимир Васильевич Коваленок рассказывал: «Помню, как январским днем 1980 года я получил из района две телеграммы: от тружеников колхоза “Победа” и от рабочих деревообрабатывающего комбината. В телеграммах сообщалось, что коллективы этих организаций выдвинули меня на своих общих собраниях кандидатом в депутаты Верховного Совета БССР, просили дать согласие баллотироваться по Крупскому избирательному округу. И вот в канун выборов состоялись встречи с избирателями. Среди многих наказов был один, выполнить который, казалось, будет не под силу: помочь построить в районном центре Крупки больницу и поликлинику. Вопрос этот уже долгие годы не мог решиться. По словам секретаря райкома партии, вышестоящие организации несколько раз обещали помочь в строительстве, но дело с места так и не сдвинулось.

Большое понимание я встретил в ЦК Компартии Белоруссии. Петр Миронович Машеров поддержал меня и словом и делом. Председатель Совета Министров республики Александр Никифорович Аксенов тоже активно помогал решить этот вопрос. Когда составлялся план на пятилетку, казалось, что все будет хорошо, больницу начнут строить в 1981 году. Получив заверение, я поспешил обрадовать избирателей. Но радоваться еще было рано. Через несколько месяцев начались межведомственные тяжбы… А вскоре и новое неприятное известие: выделенные для больницы деньги переданы Госпланом республики в другой район, будто бы на более острые нужды. Какие такие нужды могут быть более острыми, чем здоровье людей, мне трудно было понять. Поэтому я срочно выехал в Минск. Хождения по инстанциям не давали результатов.

Снова пошел к Машерову. Он внимательно выслушал меня, стал тут же разбираться. Было видно, что его пытаются убедить в трудности положения. Был момент, когда он согласился отложить начало строительство на два года - перенести на 1983 год. Я понимал, что стоит с этим согласиться, и больницы в районе не будет. Что можно было предпринять?

Я сказал товарищу Машерову, что возвращаюсь в район и подаю заявление о снятии с себя полномочий депутата, потому что люди больше не поверят ни одному моему слову. Ожидал, что он начнет отчитывать за несерьезность и горячность, однако этого не случилось. Он снова созвонился с Председателем Совета Министров, пригласил к себе ответственных работников Госплана республики. Тогда, сидя в кабинете первого секретаря, думал: а не назойлив ли я? Может быть, пользуюсь особым отношением к себе, летчику-космонавту СССР и Герою Советского Союза? Что же делать? Уйти? Но кто же тогда решит этот вопрос? Какой же я буду депутат?!

Волнение мое было необоснованным. Он и не думал упрекать меня за настойчивость. Наоборот, сделал все, чтобы помочь моим землякам. К исходу дня вопрос о строительстве больницы в районе был решен. Деньги, отпущенные на ее строительство, были возвращены. Провожая меня, Петр Миронович сказал:

- Хочу пожелать тебе всегда, решая такие вопросы, не отступать. Мы служим людям, а это самая высокая должность, которая предназначена человеку…

Навсегда запомнил его рукопожатие. Не довелось ему увидеть момент сдачи больницы и поликлиники. Но благодарные жители Крупского района знают, что больница для них построена при его непосредственном участии».

Люди шли к первому секретарю, хотя по долгу службы этими вопросами надлежало заниматься другим работникам ЦК партии и Совмина республики. К нему обращались секретари парткомов, руководители предприятий, народные депутаты, потому что чувствовали не только какую-то особую симпатию, но и надежду на положительное решение вопросов.

Особая черта характера Машерова — порядочность. Ему можно было доверять тайны, не боясь, что разговор обернется неприятностью.

Он знал, что одиннадцатая, двенадцатая и тринадцатая пятилетки будут катастрофически тяжелыми, если ничего не изменится в политическом, социально-экономическом плане. К счастью, в то время открылись колоссальные нефтяные залежи в Тюменской области. СССР конкурировал с арабскими нефтедобывающими государствами. Страна получила где-то в пределах двухсот миллиардов рублей, которые мгновенно пошли в дело, хотя значительная сумма расходовалась на обычное «проедание». Например, решили закупать хлеб. Вместо форсированного развития села!

Несмотря на то, что в 1960— 1970-е годы абсолютно реально понималась необходимость интенсификации производства, повышения научно-технического уровня, перехода от слов к делу, тем не менее многое оставалось на бумаге.

Проявлялась основная слабость Брежнева: он был удовлетворен картиной внешнего благополучия и все время стремился поддерживать ее и нацеливал на это соратников по Политбюро: «Не позорьте страну, критикуйте, но в меру» и т. д.

Машеров обладал самой свежей и точной информацией. Однажды Юрий Смирнов, его помощник, взял со стола сборник, где было показано реальное соотношение уровня социально-экономического развития Советского Союза и западных государств, других цивилизованных стран, и был удивлен увиденным. На обложке стоял гриф «Совершенно секретно» — только для членов и кандидатов в члены Политбюро ЦК КПСС.

Машеров знал эти цифры, сопоставлял, подытоживал. Словом, понимал реальное положение, в котором мы находились.

— Мы съедаем собственные ресурсы, наше национальное достояние, — говорил он. — И этим несколько искусственно поддерживаем уровень жизни. А в целом эффективность экономики и производства падает, народ будет какой-то период жить в очень тяжелых условиях. Половинчатая, аморфная, непоследовательная экономическая реформа ничего не даст.

Он мучительно размышлял над информацией официальной и той, что скрывалась под запретными грифами секретности. Возможно, с этим связан подрыв доверия к КПСС, когда позже люди стали узнавать правдивую информацию.

Раздражался секретарь ЦК Александр Кузьмин, когда по приглашению отдела науки и учебных заведений приезжал в республику Л. И. Абалкин, заведующий кафедрой Академии общественных наук при ЦК КПСС. Образованный, неординарно мыслящий человек, он говорил о тяжелом экономическом положении, в котором находится страна, особенно о низком уровне развития.

Кузьмин после выступления ученого увидел «ошеломленных» идеологических работников, которые не знали действительного положения дел. Поэтому, чтобы сгладить их реакцию, комментировал выступление ученого по-своему:

— Знаете ли, ученые не бывают на передовых предприятиях, они оторваны от жизни, все видят в негативном свете, все им плохо. Нельзя так нагнетать, сгущать черные краски - ничего светлого не останется. А это - идеологически вредно.

Потом он вызвал заведующих отделами ЦК и запретил им приглашать таких ученых, которые «идеологически обезоруживают людей». Известные экономисты готовили для Политбюро ЦК КПСС правдивую информацию, которая потом засекречивалась.

В бытность Машерова увеличивалось количество научно-исследовательских институтов, научных сотрудников. Однако отдача научных учрежденийнередко была недостаточной, многие научные разработки не внедрялись.

Впрочем, экономическая система не была сориентирована на использование и широкое внедрение научных достижений. Легче было производить по отработанной схеме дорогостоящее, материалоемкое оборудование. Любая новация выбивала из общего графика, усложняла жизнь производственных коллективов.

Взять ситуацию с энергообеспечением республики. Все знают, например, про Игналинскую АЭС в Литве. Но не всем известно, что ее хотели построить в нашей республике - в районе Браславских озер. Отбивался от станции покойный Машеров. А что в результате? Все равно мы имеем ту же АЭС у себя под боком, в районе тех же озер. Только это не наша станция, а чужая. К счастью, АЭС уже закрыта.

Допускались перегибы и в развитии промышленности. Мало уделялось внимания развитию мощностей по выпуску товаров народного потребления, по переработке сельхозпродукции. Да и в «битве» за спасение поголовья скота, например, в то знойное, засушливое лето 1978 года, которую с легкой руки журналистов назвали «веточной кампанией», не все было продумано до конца.

И все же Машеров старался что-то изменить в масштабах республики. Ситуация раньше никогда не была такой экономически сложной, как в отдельных соседних республиках (например на Украине) и областях (Псковской, Смоленской). Белоруссия была пионером во многих, может быть, непоследовательных реформах. К примеру, Министерство автомобильного транспорта республики - первая в стране отрасль, перешедшая в порядке эксперимента на хозрасчет, самоокупаемость и самофинансирование. Это вскоре позволило повысить прибыль и рентабельность подведомственных предприятий, качество работ и услуг.

Министр Анатолий Евгеньевич Андреев, будущий Герой Социалистического Труда, не раз приходил к «первому» с этой идеей. Он поддержал ее, хотя все, в том числе и в Москве, и в республике, противились, доказывали абсурдность дела. Это было несколько утопично, так как на новые принципы хозяйствования выходила только одна отрасль, хотя все другие — взаимосвязаны, переплетены, жестко регламентированы. Машеров смог за начинанием увидеть перспективу, реальные практические результаты, поддержать транспортников. Позднее это нововведение стало широко внедряться в стране.

***

В последний год жизни Машерова вступили в строй такие действующие крупные предприятия, как Гродненский завод синтетического волокна, Жлобинская фабрика искусственного меха, Белорусский газоперерабатывающий завод, Новополоцкий завод белково-витаминных концентратов, Гомельский, Бобруйский и Березовский домостроительные комбинаты.

Значительно расширились мощности производственных объединений «Химволокно», «Азот», «Доломит», «БелавтоМАЗ», «Гомсель-маш», «Минский тракторный завод», Новополоцкого и Мозырского нефтеперерабатывающих заводов.

На рынке появилась продукция Бобруйского завода машин для внесения удобрений, Борисовского завода «Автогидроусилитель», Могилевского лифтостроительного завода и комбината шелковых тканей. За пять лет двенадцатой пятилетки были введены в действие основные фонды общей стоимостью около 19,4 миллиарда рублей, индустрия Беларуси дала сверх плана продукции почти на 2 миллиарда рублей.

Повысился материальный и культурный уровень жизни народа. Среднемесячная заработная плата рабочих и служащих в народном хозяйстве достигла 150,5 рубля.

Город-герой Минск украсило еще одно уникальное здание: строители стройтреста № 7 сдали в эксплуатацию Центральный крытый рынок на улице В. Хоружей. Новый рынок - один из самых крупных и красивых в стране. Общая площадь его - 5,5 гектара, крытый павильон рассчитан на 1200 торговых мест.

Машеров решил побывать на Комаровском рынке. До него дошли сигналы, что строители возвели новый крытый рынок с массой недоделок. Около пяти часов пробыл он здесь. Половина времени ушла на тщательный осмотр оригинального павильона, разговор со строителями, проектировщиками, работниками рынка. Затем он пошел по торговым радам.

В Минске, на Парковой магистрали (бывшем проспекте Машерова), был торжественно открыт крупнейший в республике кинотеатр «Москва» со зрительным залом на 1070 мест. В Гродно началось строительство областного театра кукол и Дворца культуры, в Минске — первой очереди метрополитена.

— Первая свая метро была забита 16 июня 1977 года, затем велись подготовительные работы, — рассказывает П. В. Кострома, проходчик. — Как-то мне сообщили, что на строительство станции «Московская» приедет Машеров, нужно сфотографировать. Освободили от работы. Вместе с начальником управления «Минскметрострой» А.А. Прокудиным сюда подъехали В. А. Микулич, первый секретарь Минского обкома партии, Г. Г. Бартошевич, первый секретарь горкома партии (кстати, при непосредственном участии Геннадия Георгиевича строились Минский метрополитен, Театр музкомедии, другие объекты социально-культурного и архитектурного комплекса. По его инициативе в середине 80-х годов началась реконструкция исторической части Минска - Троицкого предместья), а следом за ними — Первый секретарь ЦК КПБ.

Не стесняясь присутствующих, Машеров снял ботинки, накрутил на ноги портянки, надел резиновые сапоги, затем халат и каску. Все вместе прошли по станции «Московская». По тоннелю вышли к станции «Парк Челюскинцев». Он интересовался у рабочих, как идет проходка, откуда они приехали на строительство метро, как обстоят дела с жильем, заработком, обеспечением стройматериалами. Здесь же были выставлены фотопланшеты — проекты будущих станций. Каждый планшет он внимательно разглядывал, делал замечания проектировщикам. Предложил сделать станцию первой очереди метрополитена — «Парк Челюскинцев» — в стиле Хатынского мемориала.

Через некоторое время прошли до станции «Академия наук», здесь было полно воды. Никто не заметил, что Машеров направился к пульту управления. Видимо, решил поинтересоваться работой оборудования. Потрогал руками панели, приборы. Выпачкал руки в масле, вытер их тряпкой, потом снял спецодежду, вымыл руки. По просьбе рабочих сфотографировался вместе с ними в тоннеле.

Помимо трех перечисленных станций строилась еще одна — «Институт культуры». Здесь он тоже решил побывать. Когда въехали под мост, у площади Мясникова чуть не столкнулись со встречной машиной. «Чайку», в которой находился первый секретарь, никто не сопровождал… Машеров остался доволен результатами осмотра строительства станций метро.

Большое внимание он уделял проблемам продовольственного обеспечения населения. Так, в конце сентября в печати было опубликовано Постановление ЦК КПБ и Совета Министров БССР «О дополнительных мерах по улучшению организации работы колхозных рынков», в котором отмечалось, что за последние годы на колхозных рынках сократилась продажа мяса, молока, яиц, овощей и некоторых других продуктов. Соответствующим ведомствам было поручено принять меры по ликвидации недостатков в работе колхозных рынков, содействовать снижению рыночных цен, а Госплану БССР и Минскому горисполкому рассмотреть и решить вопрос о проектировании и строительстве в одиннадцатой пятилетке на Комаровском рынке гостиницы.

Анализируя цифры статистических данных, можно с уверенностью сказать, что Белоруссия в десятой пятилетке достигла заметных успехов в развитии экономики и культуры, ускорении научно-технического прогресса, обеспечении дальнейшего роста производительности труда и повышения качества работы. Показательны достижения в зерновом хозяйстве. Если в восьмой пятилетке среднегодовая урожайность была 13,1 центнера, то в девятой - 21,3, а в 1976 году - 27 центнеров зерна с гектара. Республика взяла уверенный старт.

В борьбе за подъем эффективности производства и качества работы важная роль отводилась укреплению социалистической дисциплины труда. Это как раз тот резерв, по мнению Машерова, который не требует капитальных вложений, но может дать большую и скорую отдачу.

В один из дней он поздравил вязальщиду Брестской фабрики верхнего трикотажа 3. И. Троицкую с выдающимся трудовым достижением - выполнением в десятой пятилетке пятнадцати (!) годовых заданий.

- Такие же благоприятные условия для создания высокой дисциплинированности, организованности и ответственности в работе, - подчеркивал Машеров, - должны быть в каждом коллективе. Реализовать эти условия, привести вдействие имеющиеся возможности - одна из важнейших задач партийных комитетов, советских и хозяйственных органов, общественных организаций.

Не все удавалось тогда из-за принижения роли экономических методов хозяйствования. Отставала социальная сфера. Но в целом обеспечивалось довольно динамичное развитие экономики и культуры, которым Машеров уделял особое внимание. На это способен только талантливый человек, который стремится быть личностью, человек нестандартного мышления. Его одержимость в работе, глубокая эрудиция позволяли успевать и за новостями художественной литературы и периодики. Он много работал над повышением своего образовательного уровня, «поглощал» целые стопки научно-публицистических книг. Вот такой пример.

В один из рабочих дней Машеров попросил подготовить для него следующую литературу: по истории Древней Греции и Рима, юридический справочник, книгу по сельскому хозяйству, «Очарованную душу» Ромена Роллана, избранные произведения М. Шолохова, К. Крапивы.

Он неизменно опирался на коллективный опыт, не поучал, не навязывал своего мнения людям, не стремился «давить» силой своего авторитета. Убеждал не аргументами власти, а властью аргументов, силой знаний и логики. Всегда старался заинтересовать собеседника проблемой, которую считал важной и актуальной, подробно и убедительно объяснял ее значимость. Давал дельные советы, подсказывал, учил и сам учился у людей, по крупицам черпал опыт.

Когда думаю о Петре Машерове, о его режиме - «не щадя себя», мне кажется, что для него всегда продолжался бой... Вспоминается однажды услышанная от него фраза: «Единственная возможность проявить мужество в мирное время — это как можно больше нагрузки и персональной ответственности брать на себя...»

Он всегда был и останется примером именно такого мужества.

Опасна власть, когда с ней

совесть в ссоре.

Уильям Шекспир

После гибели Машерова его фамилия начала замалчиваться: ее запрещалось использовать в официальной печати. Кому и для чего это понадобилось? Откуда и как произрастали корни запрета? Чтобы понять это, нужно окунуться в атмосферу взаимоотношений между членами Бюро ЦК КП Белоруссии, сотрудниками аппарата ЦК, коллегами по работе, в обстановку, царившую там при нем и после него.

Секретари входили в его кабинет свободно, заведующие отделами - по предварительной договоренности, чаще через помощника Крюкова. Любой инструктор, заведующий сектором мог также попасть к первому секретарю, хотя некоторые побаивались. В отличие от отдельных партийных лидеров, Машеров был доступен для рядовых партийных функционеров. Он любил, когда к нему без соблюдения субординации, без специальных вызовов заходили работники аппарата более низкого ранга. От них он получал ценную информацию, которую иногда скрывали секретари, заведующие отделами. Молодые работники не утратили своего романтизма, стремились как-то по-новому решать проблемы. Многие, возможно, хотели обратить на себя его внимание. Счастливые, довольные выходили они из кабинета. Впрочем, просто так сюда люди не шли, знали, насколько он загружен работой.

Машеров как бы со стороны внимательно наблюдал за собой: анализировал свое поведение, следил за манерой держаться на трибуне, среди людей, был очень требователен к одежде. Любил нравиться людям своей интеллигентностью, подтянутостью, стройной фигурой. Слушая собеседника, как правило, сосредоточивался, складывал руки на груди, следил, чтобы никто не заметил, что он в какой-то момент расслабился, допустил оплошность или ошибку. Многие партработники подражали первому секретарю.

В его работе, отношениях с людьми слова «не знаю» не существовало. Он очень много читал. Вечером уйдет домой, а назавтра возвращается с какой-то новой идеей, что-то интересное расскажет. Многие удивлялись: и когда он только успевал отыскивать информацию в разных журналах, книгах? Поэтому и работникам аппарата приходилось посещать библиотеку, перечитывать то, о чем он рассказывал.

Свое личное настроение на сотрудников он не переносил. А если просчеты допускали, - тогда держись! Но у него была изумительная черта: накричит за ошибку на кого-либо, а потом всем своим поведением старается снять инцидент. Никто не слышал, чтобы он бранился нецензурными словами. Вот Сергей Притьщкий, которого тоже уважали, так тот иногда употреблял в спорах «более понятные выражения»…

Машеров страшно не любил, когда ему лгали. Он мог заинтересоваться человеком, но если узнавал об обмане или о том, что его именем спекулируют, — больше этот человек для него не существовал. И в отношении к женщинам был «святым». В беседах с людьми бывал и возбужденным, и веселым, и шутливым, и острым на слово. На заседаниях бюро ЦК он обычно ходил по залу, иногда энергично жестикулируя, но больше стоял, слушая присутствующих. Однажды сделал секретарю приемной замечание за то, что та очень ярко накрасила ногти. Подает С. Степина бумаги, а он глянул на ее руки и строго, не повышая голоса, спросил:

— Что это такое?

Он умел быть строгим…

К сожалению, время тоже накладывает свой отпечаток на характер, стиль работы, поведение каждого человека, в том числе и первого лица.

Раньше многие стремились высказать свое мнение, поспорить с ним, но в последние годы его жизни поняли, что это не всегда приятно ему. Авторитет Машерова уже «горел» на небосклоне его судьбы, а власть в руках была невероятная — по сути, неограниченная, и поэтому на его личные недостатки уже никто и не указывал. Для достижения абсолютной власти ему понадобилось шесть-семь лет.

То, что Машеров говорил, принимали за истину, многие ему поддакивали. А тех, кто высказывал замечания, он уже не выслушивал до конца.

Заседания бюро ЦК всегда были серьезным событием. Те люди, которые готовили его, те, кого сюда вызывали, чувствовали большую ответственность. Заседания проходили два раза в месяц, по пятницам, в 10 часов утра. За каждым членом бюро, ответственным работником ЦК было закреплено негласно свое рабочее место. Скажем, Председатель Президиума Верховного Совета садился за столом по левую руку от председательствующего, за ним — Предсовмина. Напротив них — второй секретарь ЦК и далее — по партийной иерархии. При смене постов те же люди пересаживались в кресла своих предшественников.

Бюро ЦК было сильным мозговым коллегиальным центром. На нем шли напряженная обстоятельная проработка и обсуждение разнообразных вопросов по нескольку часов. Сюда нельзя было идти неподготовительным. Демагогов и «лалашников» здесь не терпели. Надо заметить, многим на заседаниях «хорошо» доставалось. Если речь шла о больших недостатках, Машеров очень злился, иногда срывался. Его продолжительные, хотя и глубокие, выступления иногда надоедали, но он никогда не говорил глупостей.

На одном из заседаний бюро утверждали членов коллегии Министерства строительства. Заведующий отделом дал наилучшую характеристику молодому мужчине. Но жесткий и принципиальный А. А. Смирнов, который занимал тогда должность председателя партийно-государственного контроля, доложил:

— Работник он хороший. Но недели две назад заснул в сквере перед обкомом партии. Почему заснул, думаю, объяснять не надо. Не на работе устал. Но место же выбрал для отдыха…

Смирнов был въедливым, насмешливым. В зале — смех. Можно, казалось, все превратить в шутку. Но нет… Машеров даже переменился в лице.

— Было такое? ..

Претендент потупился.

— Виноват. Выпили с товарищем по институту.

— Снять вопрос с повестки. Можете быть свободны. Работайте на своем месте. Но еще один факт… — и повернулся к министру: — Вы знали об этом?

Иван Матвеевич Жижель, профессионал своего дела, искренний белорус, друг многих писателей, — в молодости был актером, играл в театре у Голубка, подхватился:

— Партком треста дал оценку. ..

— Объявить министру выговор за подбор кадров и что не проинформировал отдел! — жестко высказал Машеров.

Категорически, без голосования. Жижель сидел рядом с Иваном Шамякиным. Писатель, еще молодой, с юмором воспринял этот веселый эпизод, но поразился, ощутив, как задрожал заслуженный строитель. Ему стало жаль человека.

— Успокойтесь, Иван Матвеевич. Что вы так расстроились? Не будут вам записывать выговор, — попытался утешить министра.

— Как успокоиться, брат ты мой? Да и не это волнует — запишут, не запишут. С 1925 года в партии, и не имел ни одного предупреждения даже, — оправдывался Жижель.

- А вы скажите об этом Петру, только выберите момент после вопроса, который успокоит и порадует его.

- Думаешь, послушает?

- Вы же его лучше, чем я, знаете, он - добрый.

- «Добрый»...

Шамякин, как член ревкомиссии ЦК, после рассмотрения остальных вопросов остался в зале, его заинтересовало, чем закончится история с Жижелем?

Заседание продолжалось пять часов. И все это время старый человек волновался. Наконец он улучил момент, попросил слово.

- Петр Миронович, больше сорока лет в партии и… не имел ни одного взыскания, — и.. захлебнулся человек, пропал голос.

Он внимательно посмотрел на него, понял о чем речь, снисходительно улыбнулся и обратился к членам бюро:

- Ну, что, товарищи? Предлагаю ограничиться замечанием.

Все его дружно поддержали.

И Жижель вмиг стал Жижелем, в коридоре - юморист, хохотун, анектодчик, как Андрей Макаенок. Между прочим, Ивана Матвеевича любил Якуб Колас, в доме его Жижель был первым гостем на любом празднике, юбилее. Человек этот был необычной энергии и настоящий строитель. Восстановление Минска, лучшие его районы, к примеру, Ленинский проспект, от Дома правительства до площади Победы, застраивались под его руководством. Такими были коммунисты!

Заведующие отделами, помощники первого секретаря тоже имели свои «влиятельные» места. Этой традиции придерживались и в дальнейшем. Кстати, о помощниках первого секретаря. Их статус был довольно высок. Как правило, они являлись членами ЦК КПБ, депутатами Верховного Совета БССР. Обслуживались служебным транспортом и проживали в «Дроздах» или пансионате «Атолино».

У Машерова был свой подход. В работе он отталкивался от установок, навязанных сверху, искал для них оригинальное решение. Как правило, утвержденная им группа из помощников, компетентных людей из партийного и хозяйственного аппарата для подготовки статей и бесед приглашалась к первому секретарю. Хозяин кабинета к таким беседам тщательно готовился, всесторонне их продумывал, настраивался на поиск свежих взглядов. Горячо приветствовал, восхищался, когда кто-то находил непривычный поворот мысли, интересную идею, развивал и углублял ее, насыщал и конкретизировал. Такой элемент творчества обязательно присутствовал в его характере. С каждым работником или группой товарищей он мог говорить по нескольку часов, собирать их по нескольку раз. Бывало, сидят на даче помощники первого секретаря ЦК, готовят доклад, и неожиданно приезжает Машеров, входит в комнату и говорит:

— У меня возникли некоторые идеи, - и начинает несколько часов подряд спорить со всеми, доказывать и убеждать.

После таких бесед выслушивались разные мнения, высказывались оценки, делались выводы, исполнителям оставалось нередко заняться лишь подбором фактуры. Но работа над материалом продолжалась, шло углубление выводов, правился текст. Неудивительно, что во многих республиках при подготовке статьи, докладов на пленумы из библиотек «изымались» белорусские газеты с «машеровскими» речами.

В приемную первого секретаря часто звонили помощники Брежнева и недовольно выговаривали:

— А что это ваш Машеров полез не туда? Неужели недостаточно сказал наш Генеральный?

Их возмущало, что белорусский лидер не любил стереотипов, строил доклад по-своему. Его выступления получались яркими, насыщенными фактами, философско-публицистическими. Правда, ради формальности и обязательной атрибутики, которых требовали «сверху», по традиции он упоминал и имя Брежнева.

В большинстве своем помощники - люди подготовленные, владеющие неплохим пером, отлично разбирающиеся в сложнейших служебных ситуациях. Они каждодневно наблюдают своих руководителей, знают о них все не понаслышке, а видят вблизи и, естественно, лучше, чем кто-либо другой, могут оценить достоинства и недостатки шефов, их сильные и слабые стороны, внутренний мир. Кроме того, они чаще, чем другие, общаются с семьями руководителей и с близкого расстояния видят личную жизнь «избранных» семей. Может быть, поэтому каждый руководитель так скрупулезно, придирчиво и неторопливо подбирает себе помощника, дорожит им и расстается с большой неохотой. Если же расставание все же неизбежно по тем или иным причинам, то оно делается с выдвижением, как бы в благодарность и с надеждой на длительное молчание. Словом, стараются разойтись полюбовно...

Возьмем того же Виктора Яковлевича Крюкова. Он помогал четырем первым секретарям ЦК КПБ. И все высоко ценили потомка кубанского казака. Прежде всего за умение угадывать мысли начальства. Он знал, что и когда сказать. Кого и когда впустить на прием. Какое у первого настроение. За коммутатором связи, среди десятка «горячих» телефонов действовал прямо-таки как жонглер. Так артистично и легко все у него получалось. Даже мат или иное соленое словцо, любимое кубанцем, воспринимались беззлобно, к месту.

В кабинете Виктора Яковлевича, рядом с приемной первого, толпилось немало руководящего люда разных рангов и ведомств, но среди них ни разу не возникало недоразумений по поводу очередности визита к первому. Крюков высказывал только одну просьбу:

- Братцы, имейте совесть, не задерживайтесь. Мы заросли бумагами по макушку. Не успеваем прочитать, не то что решения принимать по ним…

Крюкова все знали как весельчака, балагура, шутника, что, однако, не мешало ему быть предельно замкнутым и молчаливым, когда речь заходила о чем-либо серьезном. Он, как никто другой, умел держать язык за зубами.

Об отношениях Крюкова с ГАИ ходили легенды. Попытки стражей дорожного движения как-то воздействовать на него, чтобы он не превышал скорость движения машины, успеха не имели. Автомобиль, в котором он следовал в аэропорт или на железнодорожный вокзал для встречи первого, носился на предельных скоростях. Следуя дурному примеру, нередко превышали скорость и другие водители автобазы ЦК. Их задерживали. Понуря голову, нарушители переступали порог кабинета Крюкова. Тот выстреливал в их адрес «кубанское» красноречие, а потом брал под защитное крыло.

Крюков на работе «высиживал» до тех пор, пока Машеров не покидал свой рабочий кабинет. Телефонный звонок, его слово много значили для руководителей разных инстанций. Как правило, просьбы, указания, требования выполнялись без возражения. Иногда он использовал это в личных целях.

Как-то помощник первого секретаря Ю. Смирнов зачитал ему высказывание лорда Актона: «Всякая власть развращает, но абсолютная развращает абсолютно».

- Какой мудрый человек! Как правильно сказал! - воскликнул Крюков.

Помощников у Машерова было трое - Валентин Пономарев, Юрий Смирнов и Григорий Вечерка. Они, можно сказать, дополняли друг друга, поскольку каждый из них имел сильные и слабые стороны. Валентин Пономарев, конечно, обладал великолепным пером беллетриста. Он мог нарисовать выпуклый человеческий образ, характер, запоминающуюся бытовую картинку, красочную, остросюжетную ситуацию. Поначалу он пытался этим сдабривать речи, доклады, статьи Петра Мироновича. Далеко не все, конечно, проходило. Довлели официальщина, штампы, - и Валентин поостыл. Однако его не трогали, упреков до поры до времени не высказывали, так как в душе принимали за машеровского биографа.

Видимо, на такой вариант использования пономаревского таланта в глубине души рассчитывал и сам Машеров. Мол, пусть обретается на пятом этаже, живет рядом, наблюдает в текучке будней, запоминает, записывает, накапливает, - смотришь, потом и выдаст что-нибудь стоящее. Лично для себя из такого тепличного положения Валентин извлек максимум пользы - получил прекрасную квартиру, купил по дешевке подержанную, уцененную «Волгу», отремонтировал ее капитально, совершил две длительные командировки в Америку, вступил в Союз писателей. После этого наступило разочарование друг в друге - первого секретаря и его помощника. Ушел Пономарев из ЦК в группу обозревателей, созданную на Белорусском телевидении, затем на вольные писательские хлеба.

У Юрия Смирнова, историка, кандидата наук, - иная судьба. Будучи помощником, он работал много и добросовестно, отличался вдумчивостью, научной точностью, убедительной логикой, доказательностью при изложении материала. С подготовленными им речами, докладами, статьями первый секретарь выходил на трибуну спокойно, знал, что не поскользнется. Оценив такие качества, он потом рекомендовал своего помощника заведующим отделом науки и учебных заведений ЦК. На месте он оказался и в должности заместителя директора Института истории партии при ЦК КПБ…

Что же касается Григория Вечерки, то его стихией была экономика. Этой сферой он и занимался в аппарате Машерова, занимался со знанием дела. Глобальное видение проблемы, глубокий анализ, обоснованные обобщения отличали подходы Вечерки при рассмотрении любого финансово-экономического вопроса. Его въедливость, цепкость, постоянная неудовлетворенность порой злили сослуживцев, привыкших все брать с наскока, с первого захода. Григорий Николаевич оставался невозмутимым и несговорчивым до тех пор, пока не добивался полной ясности. Эти качества сыграли решающую роль при назначении его впоследствии заведующим планово-экономическим отделом ЦК, а затем первым заместителем председателя Государственного комитета по экономике и планированию Республики Беларусь.

Однажды Машеров поинтересовался у своего помощника, какое впечатление произвело его выступление. Он ревниво относился к тому, как оценивали его речи, аналогичный вопрос задавал нескольким работникам.

- Все хорошо, Петр Миронович, но в трех словах вы ударение сделали неправильно.

- А ты мне расставляй ударения, где считаешь необходимым.

Но сколько ни расставляли помощники ударения над некоторыми словами, он произносил их по-своему, «по-машеровски». (В последний год жизни Машерова помощником у него работал и Владимир Величко, талантливый публицист, выпускник Академии общественных наук при ЦК КП СС.)

…В один из приездов в Минск между Нордманом и Машеровым состоялся такой разговор:

- Скажи, Эдуард, откровенно, за что меня критикуют?

- Да вы сами знаете, - неохотно ответил тот.

- Нет, я хочу от тебя услышать.

- За длинные монологи. На бюро ЦК вы, например, растягиваете выступление до 30 минут. Люди сидят, хотят или нет, но вынуждены слушать. Всем известно, о чем идет речь, и без вашего заключительного слова.

- Да, есть такая слабость. Но ведь хочется, чтобы люди лучше поняли, прониклись идеей, которой болею сам.

- А если ошибаетесь?

- А ты, Эдуард, докажи, в чем моя ошибка.

Он мог проявить упорство. Однако отступал и менял позицию, если человек аргументированно доказывал ошибочность его точки зрения, не обижался на того, кто не соглашался с ним.

- А ты вот эту сторону вопроса не прояснил, - не соглашался первый секретарь, видя, что собеседник ошибается.

- Если бы я владел той информацией, которую вы мне сообщили, с вами бы не спорил, по-иному на проблему посмотрел, - оправдывался Нордман.

- Вот видишь, понял меня, - добродушно улыбался Петр Миронович.

…На одном из пленумов Минского горкома партии обсуждались вопросы строительства и архитектурного планирования города.

Очередной выступающий, Николай Чехлов, первый секретарь Фрунзенского райкома партии, высказал ряд критических замечаний в адрес архитекторов, в частности, то, что важнейшие архитектурные решения, влияющие на облик столицы, принимаются кулуарно, к обсуждению этих проектов не привлекается общественность, как это было раньше, когда Минск застраивался после разрушительной войны.

Присутствовавший на пленуме Машеров живо отреагировал на высказанные замечания, и между ними завязалась дискуссия. Стоя за трибуной, Чехлов вопросы Машерова уточнял и дополнял своими заключениями, иногда частично не соглашался с его репликами, замечаниями. Ведя полемику с первым секретарем, он не чувствовал никакой робости, не проявлял подобострастия, заискивания перед высоким авторитетом. Машерова всегда во всем интересовала суть дела, в него он глубоко вникал в ходе коллективного обсуждения, выслушивая разные точки зрения. Поэтому все знали, что надо говорить то, что думаешь, в чем убежден, а не подобострастно подстраиваться под кого-то, угодливо соглашаться со страшим по должности.

***

Но были и противоположные примеры. Отдельные работники аппарата ЦК партии, которые по служебным обязанностям были приближены к первому секретарю, использовали это в личных целях.

Обладая властью, трудно удержаться на высоконравственных принципах, честности. Не каждому это удается. Даже Степина, секретарь приемной первого секретаря, каким-то чудом заимела власть и влияние. Она ярко, эффектно одевалась. Хорошо усвоила за четыре года работы с Мазуровым, потом - за пятнадцать лет с Машеровым, «привилегию» своего «кресла», находящегося при первом лице.

Подружилась с женой Машерова и его дочерью Наташей, знала, как к кому относится «хозяин». Поэтому встречала одних почтительно; других - неприязненно, пренебрежительно; третьим - льстила, подхалимничала. И некоторые работники старались задобрить ее. Несмотря на невысокий служебный статус, она могла отчитать того или иного человека, «по-матерински» пожурить его. Пробыла в аппарате ЦК аж до печально «знаменитого» августа 1991-го…

Машеров не знал о «шалостях» своих близких помощников и помощниц, а может, прощал, закрывал на эти «шалости» глаза. Тем самым хотел как-то отблагодарить за их труд — высиживать допоздна в отдельные дни, когда сам работал до предела.

Довольно ровные, деловые, конструктивные, дружеские отношения были у него с А. Н. Аксеновым. Возглавив ЦК партии, именно Машеров предложил тогдашнему министру МВД в 1965 году пост первого секретаря Витебского обкома партии. С ним, вспоминал Александр Никифорович, работалось очень интересно, но и трудно, однако ни в коем случае не плохо. Он был крупной фигурой, прекрасным мыслителем, человеком с философским складом ума, очень сильным аналитиком, невероятным психологом. Это помогало ему в жизни и работе. Он никогда не мстил. Иначе при такой неограниченной власти с ним было бы тяжело работать. Бывало, полдня искал случай, чтобы дать понять обиженному человеку, что он лично ничего против него не имеет. Мол, вопрос в том, что дело, за которое тот отвечает, выглядит плохо и требует улучшения. И человек «отходил», исчезало и чувство обиды. Его уважали в аппарате ЦК, партийных комитетах за необычайную человечность. Поэтому прощали срывы. Многие партработники испытали на себе «машеровский» характер.

Он в исключительных случаях выезжал из здания ЦК с окончанием рабочего дня, но подчиненных не заставлял работать вечерами. Людей любил, берег. Вспылить мог, и нередко. Но быстро и отходил, старался погасить вспышку и если не прямо - положение не позволяло, - то в какой-либо форме мог покаяться, извиниться. Очень редко кто таил на него обиду.

Однажды он приехал в Витебск. Аксенов возглавлял тогда обком партии. По одному из вопросов они не поняли друг друга, сильно поругались. Машеров даже накричал на Аксенова, тот обиделся. А назавтра надо было вместе ехать в один из районов и, естественно, разговаривать. Заходит утром секретарь обкома к нему в гостиницу, а тот поднимается навстречу, протягивает руку и говорит: «Ты прости меня, ты прав был, когда уговаривал меня». Аксенов в ответ: «Как вы можете так разговаривать? Я же человек, первый секретарь. Хорошо, что сдержался». Кипело на душе у Александра Никифоровича, а вот так встретил… и все как рукой сняло. Чего уж тут злиться? Потом Машеров признался, что всю ночь не спал, переживал.

Через шесть лет Аксенова избрали вторым секретарем ЦК партии. И здесь они действовали в унисон, понимая друг друга, у них не было особого напряжения, серьезных стычек, как это иногда случается, если второй секретарь завидует первому, а тот держит его на дистанции. Не изменилось его отношение и после гибели Машерова.

Он помнил тех, с кем работал, кого глубоко уважал. Например, в 1978 году Институт истории партии при ЦК КП Белоруссии в издательстве «Беларусь» выпустил книду «Жизнь, отданная народу», посвященную памяти Председателя Президиума Верховного Совета БССР Притыцкого (он умер в 1971 году). Вступительную статью «Народный герой» для книги написал Машеров. У него даже через продолжительное время не вызывал зависти высокий авторитет Сергея Осиповича, в котором, «как солнце в капле воды, отражались лучшие качества и черты нашего народа: природная мудрость и смекалка, выносливость и стойкость в борьбе и жизненных испытаниях, огромная самоотверженность и глубокий советский патриотизм, душевная щедрость, богатое обаяние и скромность, безграничная любовь к труду и неисчерпаемый оптимизм…» Это его слова. Так высоко отзывался он о соратнике.

***

Некоторые историки высказывают мнение, что Машеров возле себя «держал» некомпетентных работников, чтобы лучше выглядеть на их фоне. Мол, таким дешевым приемом укреплял свой авторитет. Это неверно. Ведь его соратниками были такие известные люди, как Притыцкий, Сурганов, Аксенов…

Но были и такие, кто сразу же «правильно» отреагировал на его гибель и знал, как вести себя при новом первом секретаре ЦК Компартии Белоруссии. Среди них — бывший секретарь по идеологии Кузьмин. Надо сказать, что он был многим обязан в своей высокой карьере Машерову. На партийную работу после войны выдвигались, как правило, в большинстве своем фронтовики, участники партизанского движения.

Кузьмин в годы Отечественной войны был штурманом звена бомбардировочного авиаполка на Южном и Закавказском фронтах. Затем - на партийной работе: Советский райком, Минский горком, обком партии, а в последующем - заведующий отделом пропаганды и агитации ЦК КПБ. В феврале 1971-го его избрали секретарем ЦК по идеологии.

Александр Трифонович являлся инициатором многих хороших идей. Конечно, он не обладал ораторским талантом, качествами, которые возвышали бы его как идеолога. Но от природы он был неглупым человеком.

Кузьмин немало сделал, чтобы поддержать писателей В. Быкова, А. Макаенка, А. Адамовича. Он не опускался до того, чтобы переписывать за некоторых писателей отдельные главы, как, например, однажды сделал его предшественник секретарь ЦК С. Пилотович. Раньше, как правило, книги направляли в отделы ЦК на рецензию. Попала туда и пьеса «Погорельцы» Макаенка. Кузьмин не решался дать свое «добро», показал пьесу Машерову. Тот, прочтя рукопись, быстро решил ее судьбу:

- Хотя там зло, едко сказано, но все верно. Нет ничего страшного, если пьеса выйдет в свет.

Он считался с мнением Кузьмина. Судить об этом можно и по таким нюансам. Многие политические дополнения к докладу, подготовленные идеологическим отделом ЦК, не заслуживали того, чтобы их включали в текст. Машеров на этом настаивал, причем в категорической форме. Но видимо, Александр Трифонович приводил «убедительные» аргументы - мнения высоких московских авторитетов: он советовался с тем-то и тем-то, вот почему цитаты нельзя выбрасывать из текста.

Был случай, когда он обратился к Машерову с преддожением, чтобы тот скорее издал свою книгу, которой, по его мнению, «будут зачитываться, ибо ему нет равных в стране». А однажды высказал мысль, что Машерова пора называть Генеральным секретарем. Недослушав предложение, тот резко оборвал его и сухо ответил:

- Не надо льстить, это нехорошо.

А вот оценка Кузьмину, которую дал (через десять лет после его освобождения от должности. - С. А.) Виктор Шевелуха, его коллега по ЦК, секретарь:

«С экрана говорил Машеров. Он читал свой доклад на каком-то республиканском совещании или Пленуме ЦК КПБ. Читал торжественно, с пафосом, по-машеровски, значительно, рокочущим баритоном, с четкими интонациями и расстановками. Правда, текст доклада не совсем подходил к такому тону и стилю выступления. Речь шла о мясе, молоке и других сугубо прозаических вещах. Но таков был Машеров. В его устах все приобретало более весомый, более существенный, более романтический смысл и государственную важность. Сколько раз я слушал выступления и видел, как их воспринимала любая аудитория. Все подтягивались, чувствовали ответственность момента, свою причастность к большим событиям и государственным делам.

- Гениально, гениально, Петр Миронович! - на полусогнутых ногах, опережая других, подбегал к Машерову косноязычный поджарый Кузьмин, секретарь ЦК по идеологии, заискивающе заглядывая ему в рот и глаза. Эти сцены с участием Кузьмина повторялись часто. Его поведение вызывало не только смущение, но и внутренний протест, осуждение и возмущение у других приближенных. Знали, что Кузьмин участвовал в подготовке докладов Машерова. Знали и то, что он благоволил к нему больше, чем к другим, как к летчику - участнику сражений в Великой Отечественной войне.

Но надо же было Кузьмину и меру знать. Кто больше всех стремится к славословию и подхалимажу? Все знают: те, кто добивается более значимого положения в обществе, чем заслуживает. Добиваются любой ценой, в том числе и ценой шельмования других...»

Кузьмин по уровню общеобразовательной, а тем более теоретической подготовки — ниже всякой критики. Видение проблем, социально-политической атмосферы в обществе — близорукое, граничащее с примитивизмом, по своему мышлению, логике изложения, языку. И тем не менее он в Компартии Белоруссии курировал всю идеологическую сферу: пропаганду и агитацию, народное образование, науку, творческие союзы и т. д. и т. п. И, как говорится, держался на плаву.

Он отлично усвоил механизм действия партийного аппарата, освоил систему закамуфлированного заимствования интеллектуального потенциала. Скажем, первый руководитель ЦК ставит какую-то задачу, высказывает какую-то мысль. Или в Москве предстоит совещание по какой-то проблеме. Александр Трифонович брал все на карандаш, заносил в свой толстый блокнот. Потом начинал хитрую «раскрутку». Вызывал десятки людей — журналистов, ученых, творческих работников, специалистов, давал им задание: к такому-то числу в таком-то объеме изложить свои соображения по такой-то проблеме.

— Особо ценю — свежие мысли, — говорил с улыбкой собеседнику.

А чтобы подзадорить человека к творческому осмыслению, ему доверительно намекал: мы к вам присматриваемся, у вас есть возможность отличиться. Потом все суммировал, обобщал и выдавал на совещании как свои мысли.

Словом, Кузьмин не представал «голым королем», наоборот, слыл человеком мыслящим, наполненным интересными идеями, подпитывал ими руководство, что также высоко ценилось. Так и дотянул до пенсии, пройдя «школу» трех первых секретарей ЦК.

Александр Симуров, собкор «Правды», рассказывал, что еще задолго до чернобыльской трагедии в Институте физиологии АН БССР была создана лаборатория биохимии, возглавляемая доктором биологических наук, профессором Лидией Семеновной Черкасовой. Научное подразделение преуспевало по многолетним наработкам - и прежде всего в сфере изучения воздействия различных доз радиации на живые ткани и органы животных. Год за годом обогащались постановки опытов, теоретические выкладки, практические рекомендации. После ознакомления с черкасовской лабораторией у куратора Академии Кузьмина последовал недоуменный вопрос: а зачем нам это надо? К доводам профессора Черкасовой не прислушались. И лабораторию упразднили. Профессор, доктор биологических наук Черкасова, оставшись без дела, устроилась стрелком вневедомственной охраны и оберегала Министерство пищевой промышленности БССР. Днем сидела у двери, следя за входом и выходом посетителей, ночью сторожила все помещение. Целых пять лет!!! Шевельнулась ли хоть раз совесть у Кузьмина за надругательство над наукой и ученым? Даже после того, как громыхкул Чернобыль, они не вышли к народу и не покаялись за совершенное. Кто знает, скольким бы людям спасли здоровье и жизнь наработки и рекомендации белорусских ученых…

Вот что пишет о Кузьмине доктор исторических наук, профессор В.А. Бобков в своей книге «Возрождение духа ленинизма»: «Может быть, в первые годы на этой должности он и тянул воз, но уже в начале 1980-х годов не только приближенным, но и постороннему взгляду была видна неспособность этого руководителя. Время его давно прошло, он безнадежно отстал. Но упорно наряжался в старые доспехи.

Только в июле 1986 года Пленум ЦК КП Белоруссии освободил Кузьмина от обязанностей секретаря. Идеологическая общественность республики облегченно вздохнула. Правда с большим опозданием взяла верх. Урок, как видим, очень серьезный. И хотелось бы, чтобы он пошел впрок другим руководителям, кто хочет сохранить свое доброе имя и хорошую память о себе, остаться примером для других», — так заканчивает свою мысль профессор.

И все же, несмотря на противоречивые характеры, разные, иногда ошибочные взгляды на те или иные проблемы, на стиль и методы партийной работы, в аппарате ЦК Компартии Белоруссии работал дружный, сплоченный коллектив. И во многом деловой, творческий настрой царил здесь благодаря Машерову - яркой, неординарной личности, тонко чувствующей пульс жизни республики и ее людей.

Особые симпатии у многих партийных работников вызывал Леонид Спиридович - помощник секретаря ЦК по идеологическим вопросам. Он трудился с Т. С. Горбуновым, В. Ф. Шауро, С. А. Пилотовичем, А. Т. Кузьминым. Каждый из них - личность с разным уровнем знаний, со своим характером, стилем, склонностями, вкусами, наконец, капризами. Спиридович же был один на всех - со сформировавшимися взглядами и принципами. Совместимости со своими шефами он достигал одним - скромностью и нечеловеческим трудолюбием. Для него не существовало нормированного рабочего дня. Леонид Иосифович корпел над бумагами для начальства поздними вечерами, в выходные и праздничные дни. Дети и жена его видели редко. Он приходил и уходил, когда домашние уже или еще спали. Такой труд, такое отношение к делу можно выразить одним словом: самопожертвование…

«Что есть самое ценное в людях, человеческое? - однажды задал Машеров сам себе вопрос. И ответил: - Любовь! Убежденность! Преданность! Обязательно растущий интеллект! Способность».

***

А теперь посмотрим, как относился Машеров к привилегиям, точнее, атрибутам власти. На этот деликатный вопрос он реагировал совершенно спокойно: считал, что раз они узаконены, значит, ими можно и нужно пользоваться. За его квартирой и служебной дачей был закреплен комендант, а в штате обслуги «бегали» повара. Однажды Юрий Смирнов, помощник первого секретаря, набрался смелости и высказал свои «соображения»:

- Петр Миронович, возможно, отдельные привилегии - чрезмерная роскошь. Например, те же охотничьи особняки - ведь они редко используются и зачастую пустуют. За счет бюджета содержится большой штат работников, а это, в свою очередь, - лишние расходы?

Но на это замечание он не отреагировал. Наверное, был убежден, что атрибуты власти - привилегии — согласованы в Политбюро ЦК КПСС и Совмине СССР. Это, дескать, «не его каприз и желание», а «железная» необходимость. К тому же и зарплату имел неплохую. Как кандидату в члены Политбюро, на его счет перечислялась и валюта. Крюков, заведующий общим отделом ЦК, часто подчеркивал, что остается много неистраченных денег на представительские и «карманные» расходы Машерова, что ими пользуются все секретари ЦК. Бесплатно обедают в столовой. Члены и кандидаты в члены Политбюро ЦК КПСС во времена Брежнева обеспечивались хорошо и жили в достатке…

Его семья покупала продукты в «цековском» столе заказов, шила одежду в мастерской Совмина. Кстати, Машеров был педантом относительно одежды, старался всегда хорошо одеваться, не терпел, когда «морщил» пиджак.

После ухода Компартии с руководящей политической арены новые властьимущие хозяева перещеголяли своих предшественников. Привилегии стали более изощренными. За многими высокими лицами закреплялись не отечественные «Волги», а шикарные иномарки, увеличилась охрана их хозяев, служебных дач, квартир, прислуга. Четко регламентировались обеденные залы, спецполиклиники, пайки, спецмастерские и другие спецльготы. К сожалению, под льготное обеспечение и обслуживание подпал более широкий номенклатурный круг, включая народных избранников…

Машеров, бесспорно, хорошо знал свою силу, чувствовал, что имеет большой авторитет, и потому-то смело и решительно опирался на свою неограниченную власть в кадровых, организационных, политических, хозяйственных вопросах. Иногда трудно было объяснить, чем он руководствовался в неожиданных нестандартных ситуациях: вседозволенностью, порожденной многолетней властью, обстановкой того времени в стране и партии, а может, уважением, например к журналистам, или еще чем? Ведь остается же фактом, что он в последние годы жизни нередко злоупотреблял временем на заседаниях бюро ЦК, выступая с многочасовыми монологами, допускал субъективные ошибки в кадровых вопросах.

Александр Симуров, рассказывая об истории появления в «Правде» интервью П. Машерова «Уроки деловитости», описал финал расставания «правдиста» В. Кожемяко с первым секретарем:

«…Укладывая листы с текстом в папку, заспешил, стал прощаться, оправдываться, что до последнего рейса на Москву осталось всего два часа, а еще в аэропорт надо ехать.

— Виктор Стефанович, я приглашаю вас на футбол, — неожиданно предложил Машеров. — Сегодня играет минское «Динамо» с москвичами.

Кожемяко в первый момент даже не понял: в шутку сказано или всерьез. Начал путано доказывать:

— Спасибо... Никак не могу... Завтра дежурить по номеру... Да и билет в кармане, вот он... Нет, нет, исключено... и потом, я не такой уже болельщик... Беседу надо срочно в набор посылать — она в недельной заявке...

— Все уладим, Виктор Стефанович, — спокойно отреагировал Машеров. — Билет ваш давайте сюда. Мы его сдадим. А в Москве будете сегодня. После матча полетите моим самолетом…

У всех отвисли челюсти, а у Кожемяко больше всех. Его авиационный билет уплыл из кабинета в руки помощника. Принесли чай. Наскоро попив, Петр Миронович увез москвича на стадион, а я, ретировавшись, поспешил домой.

Дальнейшие события развертывались быстро и по отработанному сценарию. Авиаторы, другие службы заявили внеплановый вылет спецсамолета, конечно, не литерным рейсом, запросили время, воздушный коридор, начали готовить машину, взлет в Минске, посадку в Москве, во Внуково, встречу пассажира (им не сказали, кто летит)... Словом, в личном самолете кандидата в члены Политбюро ЦК КПСС, Первого секретаря ЦК КП Белоруссии в гордом одиночестве сидел журналист-правдист. У многих встречавших спецрейс в тот поздний вечер удивлению не было предела...»

И все же, по свидетельству людей, близко знавших Машерова, такие его поступки были эпизодическими, из-за чистой эмоциональности, некоего неуправляемого порыва души. Он не злоупотреблял этим, тем более для своих личных выгод. Ведь его как человека сформировало советское время, та эпоха...

Но запас нравственной прочности у него был сильный. ..

Не будет преувеличением, ежели скажем: Машеров по складу ума и мышления был похож на французского генерала де Голля и Рузвельта, Президента США. Он обладал способностью постоянно самосовершенствоваться.

— Сложилось впечатление, что он не мог умереть иначе, как трагически, а душу не покидает до сих пор ощущение, что над ним витал небывало жестокий рок, — сказал как-то в беседе Герой Беларуси, народный художник СССР М. А. Савицкий. — Отдавая дань уважения ему, отыскивая в нем достойное и заслуженное, отрицательное, привнесенное в его деятельность эпохой и им самим, мы сможем полнее осмыслить прошлое. Изучение жизни и деятельности Машерова — это один из шагов осмысления нашей Истории.

Трепет охватывает при мысли, какого труда требуют поиски истины, даже самой малой ее части.

Стендаль

Машеров, как первый секретарь ЦК КП Белоруссии, много внимания уделял вопросам идеологии. У партработников республики его книги были настольными. И это понятно. Идеолог должен убеждать людей. Он имел этот дар. Особенно тесно сочетались его педагогические способности с партийной принципиальностью, человечностью. Синтез этих качеств и создавал символ лидера республики, его авторитет. Если проанализировать доклады многих секретарей райкомов, обкомов партии, убеждаешься, что в них значительную часть составляют его речи, выступления и высказывания.

Выступая на одном из совещаний перед идеологами республики, он сказал:

- Ханжество, фарисейство, политиканство - таково лицо тех, кто пытается оболгать или извратить наши дела, наши успехи. В жизни человека должен быть непременно высокий смысл, именно высокая идея жизни.

Этому он посвятил всю свою сознательную жизнь, на это нацеливал других.

Он требовал, чтобы в каждом докладе, выступлении обязательно были разделы, посвященные проблемам идейно-политического воспитания людей. Впрочем, после XXIV съезда (1971 г.) за три года ЦК КПСС принял свыше 30 больших принципиальных, как тогда считали, постановлений по вопросам идеологической работы. Среди них: об организации соцсоревнований, об экономическом образовании населения, о вопросах интервоспитания, об идейно-воспитательной работе трудовых коллективов, о повышении требовательности к руководящим кадрам, об усовершенствовании среднего и высшего образования, о задачах общественных наук, кинематографии, литературнохудожественной критике и т. д.

Разумеется, обсуждение этих вопросов на пленумах ЦК, крайкомов и обкомов партии, на собраниях партийно-хозяйственного актива шло нарастающими темпами. Один ответственный московский партийный работник сообщил участникам пленума ЦК КПБ внушительную цифру: более 500 раз. «Мы можем сказать, что практически ЦК партии затрагивал все основные вопросы идеологической работы», - признался он.