Петруша и комар

ДРАМА В ДОМИКЕ РЕЧНОГО СУСЛИКА

Речной суслик — очаровательное существо с огромными еврейскими глазами и пронзительным голосом. Голос он подает редко и звучит голос странно, похож на… даже не знаю. На свисток игрушечного паровозика.

Олег Анисимов (далее Анисим) — деклассированный физик, существо опустившееся, неопрятное и ленивое. Он много пьет и еще больше спит. В основном спит. На кухне он пьет Chivas Regal с деклассированным филологом Гошей Полянским (Гоша). Гоша купил напиток в дьюти-фри по дороге из Эдинбурга (Эдинборо), куда его занесло по журналистским надобностям — сейчас он внештатный сотрудник «Эксперта». Он зашел без приглашения, но по поводу: сегодня день рождения жены Анисима — Вари, которой дома нет — отмечают на работе. Званые гости придут в субботу, все те же лица: сосед Анисима Вилен, Валера — друг Вариного детства, Вера — подружка еще со школы с маленьким и лысым любовником Костиком, Верин начальник — Мирослав Георгиевич. Хотя какая разница.

Сам Анисим на работу давно не ходит. Он кандидат наук, раз в месяц посещает семинар в лаборатории, где проработал десять лет на ускорителе электронов. Ускоритель разобрали, а Анисим с трудом следит за ходом мысли докладчиков, иногда просто дремлет, там все дремлют. Но Анисиму нравится. И он нравится: у него рыжая шевелюра и рыжая борода с проседью, он похож на физиков-ускорительщиков из советских фильмов. Годы ушли, но не бесследно. На самом деле ускорительщик-экспериментатор — работяга, успех эксперимента зависит в основном от умения откачать вакуум до нужной глубины, и приобретенные в знаменитом ФИАНе навыки очень пригодились Анисиму в реальной жизни: он неплохо зарабатывает установкой дорогой сантехники, в искусстве герметизации и затягивании прокладок ему нет равных.

Анисим и Гоша еще не успели напиться, но старт взяли резво. Друзья, верней старые знакомые, давно не виделись, им хорошо вместе. Они неуклюже злословят по поводу местных реалий нарождающегося XXI века.

— Загрузилсь мы в Боинг. Сижу один в ряду, девки — в следующем. Сейлзы-то ихние вечером бизнес-классом улетели, ну мы, быдло, в экономе.

— Сейлзы это нам хто? — притворно не понимает Анисим.

— Продавцы, Анисим, продавцы. Почти. Которые тебе гнилую морковь впаривают — те продавцы, а которые компутеры впаривают — это сейлзы. О чем я? Ну да, летим мы. Я кресло откинул, сплю под воркотню девок. (Как сивый врет Гоша, глаза-то закрыл, а ушки на макушке.) Сквозь сон вдруг слышу голос рыжей: «…и я ушла в пиар. Вот все вроде хорошо, Наташ, работа интересная, а пришла домой и реву. Мать не понимает, чего ревешь-то? А я реву и реву».

— Пиар это чево? — запаздывает с вопросом Анисим. Подливает обоим.

— Да ладно тебе шлангом прикидываться. (В речи Гоши нет-нет да и проскользнут весьма экзотичные обороты годов семидесятых.) Ты слушай дальше, чего говорит эта маркетинговая дура (колоритная восточная девушка, к которой Гоша безуспешно подъезжал весь предыдущий день). «Мама, у меня такое чувство, — говорю ей, Тань, — как будто я предала. Прям как будто близкого человека, что ли. Предала фондовый рынок». Фондовый рынок, Анисим! Так и сказала прям: я, говорит, предала фондовый рынок. Я чуть кресло не обоссал, сижу скрюченный, рот зажал, не заржать в голос. Овладел собой, а тут эта Таня, другая дурища, из микрософта (на самом деле менеджер по рекламе из того же PR-агентства — крутобедрая крашеная блондинка с узкими плечиками — при взгляде на нее у Гоши вообще слюна на штаны капала), она на это как ни в чем не бывало говорит: «А у меня к пиар, мне кажется, призвание. Нет, правда. Мне все говорят: и Джереми, и наши, да я и сама чувствую. А что, плохо тот фуршет я организовала? Ко мне все потом подходили и говорили: Танюсик, классно. Только вот с тостами прокололась. Ты заметила?»

— Тамада, что ли, по совместительству?

— Манда! При чем здесь тамада? Ты чо? Тосты, ну такие бутерброды маленькие. В смысле херовые тосты подала она, прикинь (Гоша также употребляет в речи «современные», «актуальные» словечки). И правда говно, другое дело, что это в принципе говно.

— То есть пиарщица это вроде официантки, что ли? Бутеры подавать?

— Да, Анисим, ты прав, вроде официантки. Я тебя всегда ценил за твой пытливый ум, но это не значит, что надо перебивать меня на каждой фразе. — Гоша плеснул себе в чашку. — Потому что дальше еще круче будет, тебе понравится. «А у меня, — Танюсик продолжает, — мой Коля…» «Так ты разве замужем?» — перебивают ее хором эти мокрощелки. «Нет, мы в гражданском браке». Они в гражданском браке, круто? «А мой Коленька, — гордо так говорит, — как раз на фондовом рынке работает. Трейдером».

— Грейдером?

— Трейдером, блять. Типа акции покупает-продает.

— A-а, спекуль! Официантка живет в гражданском браке со спекулем. Теперь понял!

Хохочут. «Спекуль». Слово-то какое. «Спе-куль». Прямо пахнуло НЭПом каким-то. Спекуль.

Свист речного суслика. Как детский паровозик.

Гоша поперхнулся чивасом.

— Это что?

— A-а, это? Это — подарок.

Анисим подводит полужурналиста и горе-эксперта к клетке. Это не клетка, а дом с детской площадкой и палисадничком. Суслик выглядывает из окошка с резным наличником. Емкость, изображающая песочницу, служит на самом деле кормушкой. В нее уже засыпаны продолговатые семена каких-то злаков. Мордочка суслика чистенькая с огромными миндалевидными глазами. Смущение побеждает любопытство, и он скрывается в глубинах своего островерхого терема.

— Ни хрена себе, — поражен Гоша, — да у него настоящие хоромы!

Жена Анисима, Варя, считает, что он, речной суслик, просто красавец. Анисим считает, что глаза речного суслика похожи на глаза Вари.

У Анисима есть сотовый телефон. Сотовый телефон — устройство, которое стремительно ворвалось в интимную жизнь обывателя, решив, между делом, и некоторые коммуникационные проблемы флирта: для того чтобы воспользоваться службой знакомств, например, надо просто бросить SMS на определенный номер. Но иногда дары цивилизации выходят боком, скажем, если забыть заблокировать клавиатуру от случайных нажатий.

Звонит телефон. Анисим прерывает беседу, берет телефонную трубку, кричит алло, но до его алло никому нет дела. Слышны лишь невнятные шумы, характер которых трудно определить, да и незачем. Анисим уже собирается бросить трубку, как оттуда, сквозь белый шум помех, доносится голос его жены. «Какое?» — кричит Варя. «Что «какое»?» — переспрашивает Анисим. Ему отвечает, однако, не жена, а звучащий глухо мужской голос: «Пестрое, махровое». Шум внезапно смолкает, и до Анисима, несмотря на опьянение, доходит, что это шумела струя воды в ванной, а теперь не шумит, выключили. «Да что же это?» — спрашивает трубку Анисим, но отвечает ему лишь собственное воображение — там пауза, в течение которой ничего не происходит, если не считать того, что Анисим как раз пытается собрать растерявшиеся мысли, да Гоша прислушивается, не подавая виду. «Какие у тебя странные глаза», — оживает голос жены. «Как у речного суслика, ты видел речного суслика?»

Что происходит далее: Анисим стремительно трезвеет. Заинтригованный происходящим дружок бубнит про «посошок», «стременную» и «ход ноги», но временно трезвый хозяин выставляет его за дверь и сам выпивает посошок, стременную и ход ноги.

«Тварь!» — рычит Анисим. «Сука!» — неистовствует деклассированный физик наедине с собой и своей реальностью. «Убью, мразь!» — потрясает кулаками. «Убью!» «Убью, мразь», — все твердит этот бывший интеллигент, но уже как бы спокойно и даже деловито, и это закономерно, потому что хорошо известно: чтобы совладать со стрессом, нужно заключить себя в рамки какой-то деятельности, и дело, пусть и никчемное, но у него теперь есть — он ищет молоток, которым прибивал вчера отвалившийся плинтус. А, вот он.

Сцена вторая. Ночь. Свет луны на ущербе подсвечивает содержимое комнаты, однако предметы с трудом различимы, лишь белым пятном горит посреди пола футболка Анисима, вымазанная чем-то черным. Сам он, неразличимый в глубине комнаты, открыв рот, лежит неподвижно на кровати. Нет, он не мертв. Он пьян, спит. К приоткрытой двери, если приглядеться, тянется дорожка черных пятен на паркете. В гостиной горит свет, стул опрокинут, окровавленный молоток валяется под телевизором. Но поистине ужасное зрелище можно видеть на журнальном столике, где стоит клетка, точнее то, что от нее осталось. Часть прутьев выломана, остальные помяты. Домик, в который забилось обезумевшее от ужаса ни в чем не повинное существо, размозжен ударами молота. Повсюду кровь, в крови разбросанные по столу и по полу остатки продолговатых зернышек, засыпанных в кормушку с вечера его же, Анисима, заботливой рукой.

Сцена третья. Анисим просыпается от странного звука, возможно, приснившегося ему. Уже светло. Он свешивает ноги с постели, встает, неуверенно поднимается. Его мутит. Дверь в гостиную приоткрыта, видно, что там горит свет. Под телевизором валяется молоток. Речной суслик робко высовывает черный усатый нос из своего жилища и приветствует Анисима криком, похожим на свист игрушечного паровозика (видимо, он и разбудил незадачливого сантехника). Поприветствовав хозяина, зверек принимается за свой завтрак — насыпанные в «песочницу» злаки.

Анисим улыбается, однако улыбка его улетучивается, когда он обращает взор к шкафу, дверца которого распахнута, демонстрируя пустоту на месте платьев и костюмов супруги. Его вновь начинает мутить. Держась за желудок, он подходит к столу, на котором лежит записка. На листе А4 фломастером написано:

пьяный проспится дурак никогда