Петруша и комар

ДЮРАЛЕЙ

В этот тихий февральский вечер рискну предложить моим читателям свой рассказ «Дюралей» — этно-эротический этюд на современные темы.

I

Андрею П. (имя вымышленное) встретился он в жизни дважды, оба раза при обстоятельствах по-своему примечательных. Первый раз вот так: ехал Андрей в метро, подъезжал уже к своей остановке. В вагоне бузила развеселая компания таджиков. Не слишком рослые, плохо одетые и очень подвижные, они вскрикивали что-то на своем наречии, что-то смешное, видимо: другие хохотали, хватаясь за животы, вскакивали с мест в возбуждении, срывали друг с друга шерстяные шапочки.

Нескромное поведение гостей столицы, будучи неприятно одним (хмурились и ворчали), развлекало скучающих других (улыбались). Мужчина в серой куртке на меху был в стане хмурых, он молча вертел головой, как немолодая сова, и вдруг гаркнул: «Разыгрались, чурканы? По ебальникам давно не били вас, мудачье?» Пассажиры повернули головы, некоторые даже раскрыли рты. Дама в пальто с каракулевым воротником улыбнулась и пожурила: молодец, мол, но нельзя ли было обойтись без непарламентских выражений. «Нельзя», — буркнул он и онемел вновь, будто и не он кричал. Что до таджиков, то они на мгновение замерли в недоумении (думаю, кстати, что они просто не поняли), ну а потом веселье продолжилось с удвоенной интенсивностью.

Андрея поступок мужчины впечатлил, определенно вызвал симпатию и — в то же время — несколько озадачил. Да, ведут себя как дома, и это бесит, но лучше ли вот так орать на весь вагон матом в присутствии женщин и детей? Андрей давно уже «разучился спросить о погоде без мата», но в присутствии «дам» понижал голос. Но не это смущало. Бросить вызов шести молодым и возбужденным мужчинам… «Что это? Уверенность в себе? Русское безрассудство?» — докапывался Андрей, в душе завидуя решимости. «Конечно, — взвешивал Андрей, — таджики (на самом деле они были киргизами) вели себя не агрессивно, пассажиров не задирали, но кто знает, что у чурок на уме? Тем более обкуренные какие-то».

Таджики, мужчина и Андрей П. вышли на конечной. Андрей тронул его за плечо, представился журналистом. В начале нулевых он действительно работал в газете «Расист». Это был таблоид, желтое издание на плохой бумаге, раскупали на лету. Подзаголовок у него был «Ироническое издание для неполиткорректных», в основном там были перепечатанные с сайтов «падонков» анекдоты, смонтированные в фотошопе коллажи и забористые стишки. В редакции работала парочка профессионалов — они могли часами спорить между собой о какой-нибудь гаплогруппе в геномах представителей разных народов и народностей, чья метафизическая совместимость с русскими была предметом особого исследования. Они распечатывали на принтере АЗ какую-то статистику этнической преступности и, кажется, входили в какую-то языческую организацию. Остальные были по части выпить и побалаболить. К ним относился и Андрей П. Через год газетку прикрыли. Там работалось весело, он вспоминал те времена с удовольствием и рассказывал о них охотно.

Мужчину звали Степаном. Горцы как ни в чем не бывало продолжали резвиться аки дети малые на платформе. «Бесы», — покачал большой головой Степан, отвернулся и как будто потерял к ним всякий интерес. На улице, у палаточки с пивом и сосисками, Андрей разговорил его. Степан рассказывал — хоть записывай. Слово за слово из недр его сознания вытягивались по цепочке гротескные уличные сценки, подредактированные школьные воспоминания, ненавязчивые обобщения, новости. Бородатые анекдоты — и те исходили из уст облагороженными: интонация и мимика реанимировали их.

Зарисовки из жизни «зверьков» и «чехов» удавались особенно.

— Ты в Чечне воевал? — догадался Андрей.

Степан поставил пластиковый стакан на столик.

— Я — мент, — сказал он.

Разговор разладился. Андрей не любил чурканов, но ментов он любил еще меньше.

II

Полгода спустя Андрей П., внезапно настигнутый голодом посреди улицы Миклухо-Маклая, завернул отужинать в кафе Galileo. Хорошее место, кстати. Недорого и порции от души. Многолюдно: юноши и девушки всех оттенков кожи, русская речь мешается со всеми возможными и невозможными языками — кафе на территории кампуса РУДН, Университета дружбы народов.

Андрей сел за столик с двумя желтокожими сестричками. Они щебетали на русском с экзотическим акцентом, который Андрей принял за китайский. Он навострил уши, но контекст был чужд, смысл ускользал в далекие не наши дали. Запив люля компотом, он, дабы соблюсти приличия, пожелал миловидным сестричкам приятного аппетита и всех благ. Девушки переглянулись и раскосо засмеялись. «Пошли», — сказала ему та, что чуть повыше ростом.

— В смысле?

— Вы торопитесь?

«Почему бы нет», — подумал Андрей. Купили вермута, сока и кусок лунного сыра маасдам.

Их комнатка в общежитии была опрятна. Молниеносно переодевшись в ванной, девушки предстали в топике и коротко обрезанных шортах (Таня) и майке с лого неизвестной Андрею рок-группы и желтых колготках (Яна). Андрей догадался, что имена русифицированы.

Яна заварила чай, ссыпав из жестяной банки горстку каких-то, что ли, высушенных бутонов в чугунный чайничек. «Жёлты жюравле», — пояснила она. Журавль так журавль, мысленно пожал плечами Андрей, запивая вермут горьковатым горячим напитком. «Прикольные телочки», — умилялся он, гадая, какая ему достанется (или обе сразу?). Беседа действительно наливалась фривольными обертонами.

— Признайся, Андрей, — пытала Таня, — вам же не нравятся азиатки.

Ебать да, а так нет, — догадался промолчать Андрей. Тем более что спать с азиатскими женщинами ему не доводилось.

— Я знаю, знаю, что ты подумал, — продолжала старшая сестра. — Ты думал: зачем они приехали в мою страну? Что им надо? Ты боиса нас.

— Вот еще.

— Мы не кусаем. Мы хорощи.

В доказательство Таня подсела на кушетку к Андрею и погладила его по голове. Прикосновение легкое. Так ребенок трогает волосы спящей матери (видимо, Таня. Сейчас Яна заторопится к подружке).

— Яна тоже хорощи. — Младшая подсела с другой стороны. — Смотри, какие азиатки хорощи. Дай руку. Гладкая кожа? Ты видел такое гладкая кожа?

Кожа на руках и шеях была и впрямь гладкой, она выглядела такой — это он сразу заметил, такой и оказалась.

— Ты русски?

— Да, я русский. А вы откуда?

— О, мы из разни. Очень далеко. Разни страны.

— Так вы не сестры? — дошло до Андрея.

Девочки переглянулись и расхохотались. Смеялись они долго, узкие глаза исчезли совсем, из щелочек выкатились слезы.

— Дюралей, — сказала Яна.

— Не понял.

— Ты понял. Дюралей. Мы для тебя на одно лицо. Я поняла. Как в вашем фильме Мими Но. Японец говорит японцу: «Эти русски на одно лицо».

Андрей вспомнил. Да, это сцена в лифте, где русские это Кикабидзе и Мкртчян. Ну и фамилия, очередной раз подивился Андрей. Таня рассказала, что она из северной провинции Китая (он тут же забыл название). Там говорят на особом языке и едят другую пищу. Яна из Лаоса. Их разделяют тысячи и тысячи километров. Каждый раз, вспоминая про «сестер», девушки начинали смеяться.

— Но мы же совсем разные! Потрогай, не бойся, дюралей. Теперь Яну.

Грудь Тани под топиком была холодней, чем ее бок и спина. А грудь Яны — теплей. Андрей удивился. Они допили вермут и вновь включили электрический чайник.

Руки Андрея требовали продолжения, но беседа вопреки его прогнозам вновь обрела обманчивую нейтральность. Вообще, надо сказать, поток мини-событий («случайных» прикосновений, зигзагов разговора) всецело контролировался девушками, гость не более чем плыл по течению. Это обстоятельство, впрочем, смущало его все меньше и меньше.

В целом в развитии событий ничего экстравагантного не было. Шло как по рельсам, накатанным еще с институтских его времен, общага и есть общага. Сбегали еще разок за вермутом, потом тан цы-медляки (по очереди). Дьявол опять прятался в деталях. Мяукающие акценты, ароматические (индийские, видимо) палочки, этот чай, от которого кружилась голова, особенности сексуального этикета, которые приходилось осваивать на лету.

Андрей попытался было подвести под их тройственный союз евразийскую базу, но «сестры» соседками по Евразии не были, они прибыли с другой планеты, хоть и не менее в некоторых отношениях «продвинутой». Яна поставила диск с китайским хип-хопом. До вращений на голове дело не дошло, но в такт подергивались все трое. Ну и неизменно беседа возвращалась к комическому эпизоду с сестричками. Они закатывались от сладкоголосого смеха, натурально хватаясь за плоские гладкие животики.

— Сестре. Дюралей. Он думал, мы сестре. А запах?

Лобок Яны был выбрит весь, у Таки — узкая короткая полоска. Запах действительно был разный. Андрей повалил Яну на кушетку навзничь. В голове «вертолеты».

— Нет! Нет! Так ты ничего не почувствуешь! — схватила его за плечо Таня.

Яна вырвалась. Они принялись убирать все с пластикового сдвоенного стола. Андрей попытался встать, чтобы помочь, но потерял равновесие и упал обратно на кушетку. «Я пьян», — понял он. «Плевать», — легко согласился он сам с собой. Голая Таня легла спиной на стол, голая Яна помогла Андрею П. (напоминаю, что имя вымышленное) раздеться и подняться.

— Нет, не так. Спиной.

Андрей лег спиной на Таню. Тело Тани было упругим, но не жестким. «Удобно?» — спросила она. «Хорошо, хорошо», — приговаривал Андрей, поводя лопатками и ягодицами. Яна легла на живот Андрея своим животом. Направив что надо куда надо, Яна сомкнула руки на шее Тани, а руки Тани обхватили спину Яны. Двигаться было трудно, почти невозможно. Этого и не требовалось. Яна делала все своими мышцами, все тело ее как будто пульсировало. Таня стонала — под тяжестью тел и от полноты страсти. Кажется, Андрей громко закричал и чуть не потерял сознание. В момент оргазма женщины сдавили его грудь тонкими сильными руками.

— О, господи, — прошептал он. — Такого со мной, кажется, еще не было. Это посильней «Фауста» Гете.

Он закрыл глаза.

— Расслабься, дюралей, — шепнула Яна, уронив лицо на его щеку.

Часть его тела все еще находилась внутри ее тела, и выпускать ее она не собиралась.

— Отдохни, — сказала Таня, — это начало.

Она тоже еще не отдышалась. Спина Андрея поднималась и опускалась в такт с ее дыханием.

«Теперь Таня», — подумал он, впадая в состояние дремоты. «Не надо думать, — сказала она. — Просто жди». Андрею показалось что она при подняла голову, чтобы взглянуть на дверь. Дверь была закрыта.

Через какое-то время (какое?) дверь открылась.

— Ахмед, — выдохнула Таня.

Андрей повернул голову. Это был высокий черный юноша, пестро одетый и с крашеными дредами. Ахмед отхлебнул из горлышка электрического чайника, стоявшего на полу, и начал раздеваться.

— Ты испугался, — обняла голову Андрея Яна. Ахмед хороший. Он сделает хорошо. Очень хорошо.

— Что сделает? Мне?

— Тебе не понравилось? Тебе было плохо? Хорошо? Тогда поверь мне.

— Что он собирается делать?

— Камерунский минет, — подсказала Таня.

Ахмед тем временем достал из кармана бермудов лубрикант и осторожно смазал вход в туннель Андрея. Женщины опять крепко сжали его тело своими. Ахмед начал медленно. Андрей ждал боли, но боли не было. Горячее входило теперь в его тело, продвигаясь осторожными толчками. Член Ахмеда достиг железы, и в ответ член Андрея напрягся внутри Яны, которая тоже начала двигаться, стараясь совпадать с движениями Ахмеда. «Хорошо?» — спросил голос, но Андрей даже не понял, чей он: Яны или Тани. «Вот и всё», — подумал он. Но Ахмед продвигался дальше.

Он продвигался дальше внутрь Андрея осторожно и уверенно. Теплое и живое скользнуло по поджелудочной и вошло в желудок. Он понял, что все его тело, не только живот, руки и ноги, а все, все внешние и внутренние органы его тела участвуют в этом движении. Андрей смежил веки. Волны тепла бежали по телу, под веками вспыхивали фосфены, в ушах пульсировал шум. Медленно, чтобы не повредить слизистые ткани, огромный орган любви Ахмеда проходил пищевод. «Расслабься, еще немного, еще немного», — уговаривал смутный голос. Горячее, появилось во рту, изнутри ткнулось в губы. Его язык лизнул головку снизу, со стороны уздечки. Ударило током наслаждения, Вспыхнул свет под веками. Он закричал опять, как тогда, час назад, но громче и глуше, и отключился.

* * *

Когда Андрей П. пришел в себя, был полдень. Он спал под простынкой на чисто застеленной кровати, одежда была сложена на стуле рядом с кроватью. На пластиковом столе лежала книга. Тело было пустым, как бывает после бурной ночи, яички, кишки и пищевод приятно побаливали. Голова тоже побаливала, но неприятно. Слегка мутило.

На кухне за столом сидели Яна и грузный мужчина в кремовом махровом халате.

— Степан? — узнал Андрей.

— Он самый. На, гуляка, поправься. — Степан протянул Андрею открытую бутылочку Тана. — Оттягивает.

Андрей отпил. Чайник замолк, Яна налила в чашку кипятку и опустила в нее пакетик Ахмада.

— Вынь пакет, рядом на блюдце положи. Ох, деревня, — вздохнул Степан. Действительно, Яна отпивала из чашки, не вынимая пакета.

— Ты… Ты же Яна?

Яна посмотрела на Андрея.

— Яна. А ты что думал?

— Я так и думал, прости. Башка раскалывается. Яна из…

— Из Института благородных девиц Наталии Нестеровой, — подсказал Степан.

— Степа шутит. Я из Душанбе, я говорила вчера.

— Да, да, — поторопился согласиться Андрей П.

— Погуляли, — констатировал он вслух. Яна улыбнулась краешками губ. Такая улыбка ей очень шла.

— А Таня?

— Таня?

— Ну Таня. Не знаю, как ее зовут на самом деле. А?

Яна пожала плечами.

— Андрюшка… — Степан положил тяжелую руку ему на плечо. Хотел еще что-то сказать, но раздумал.

Головная боль стала непереносимой, на лбу выступила испарина. Андрей взял со стола салфетку и вытер лоб.

— А этот? Ну этот. Ахмед, кажется?

Яна и Степан переглянулись в полном недоумении. Вдруг Степан зашелся хохотом. Он хохотал, брызгая слюной и хрюкая. Полы халата распахнулись, открыв мясистые волосатые ляжки. Вслед за ним, более тонко, засмеялась Яна. Глаза превратились в щелочки.

— Бесы. Бесы! — перекрестился Андрей.