Пейзанизм

Глава 61

Жадность у меня... ну, запасливый я. Очень. Но уже рассвело. В любой момент могут обиженные туземцы заявится. А то и сам хозяин. Мохнатенький. Он ведь, наверняка, "поваляется, покатается кого-нибудь-поймалкиного мяса" поевши. И назад в свою яму придёт. Это они думали, что они медведя в яме держат, а он-то, наверняка, просто позволял стаду обезьян кормить себя, и жить рядом со своей берлогой.

Снова, как постоянный рефрен в этой Святой Руси, в голове застучало: "Ножки-ножки, уносите задницу, а то голову оторвут". Уносить -- я "за". Куда? Выходы с этой полосы земли между болотами, что на восток, что на запад -- наверняка там сейчас по толпе сильно раздражённых голядин. Они там "гоу-гоу" делают. От медведя. Ещё там -- полосы препятствий. Это же не британские береговые батареи под Сингапуром. Там-то обратных директрис огня не было. Вот японцы и пролезли через болота прямо к "томми" на задний двор. А здесь такими тонкостями не заморачиваются -- ловчая яма срабатывает всегда, с какой бы стороны ловимый не прибежал.

Нужен проводник, который проведёт... через что-то проведет. Через полосу укреплений, заполненную обиженными аборигенами. Или через непроходимое болото. Связанный "скалозуб" снова начал шевелиться. Крепкий мужик. Сперва его волхв дубиной своей от души приложил. Потом вот Сухан добавил. А все трепыхается.

Ох как ручки болят. Народное средство для восстановления кровообращения -- постучать обо что-нибудь твёрдое. Например, об голядскую морду. Кровообращение восстановилось не вполне. А на морде глаза открылись. Первым делом я выдернул у него эти... голядские клыки из пасти. Чувствительность у меня еще не очень. Координация с глазомером -- аналогично. Кажется, я несколько не под тем углом дёрнул. Там что-то хрустнуло. Мужик коротко взвыл и сразу оборвал крик. Попытка отодвинуть в сторону причёску типа "хиппи болотный" позволила обнаружить два глаза. Красных, мутных, очень злых. Посидели, посмотрели друг на друга. Дружеский, взаимно-приятный диалог не налаживается. Почему-то. Может, из-за существенной разницы в причёсках? Надо как-то сблизить позиции.

Пара команд Сухану, битого "скалозуба" перетащили к луже крови возле горла тела главной голядины. Там ямка такая. И земля плотная. Кровь глубокой лужей стоит. Сухан принёс горящее полена от костров, подержал болезного. Пока я сразу и стриг, и брил. Огнём. Несколько не рассчитал скорость процесса -- пока Сухану скомандуешь, пока тот команду исполнит... Команда простая - "мордой в кровь". Лужа несколько мелковата оказалась -- морда сразу вошла, а вот затылок пришлось притаптывать. Неровная стрижка получилась -- бакенбарды как у государя-императора Александра Третьего до общения с цирюльником - кустами торчат. Прошёлся точечно. Точка размером в торец горящего полена.

Свинью никогда оппаливать не приходилось? А живьём? А голядину? А, ну да... Так вот, разница -- в визге. Свинья, скотина, визжит, а служитель скотского бога Велеса -- нет. Молчит. Зубами скрипит. Не, не скрипит -- хрустит. Что я не сломал -- сам доламывает.

Точнее -- зубчики. Крепких мужиков волхвы себе в бойцы набирают -- и молчит, и сознание не теряет. Ножками елозит, а язык с привязи не отпускает. Доелозился -- попал по сломанному бубну. А у бубна не только обечайка сломана, но сам он пробит. На него же медведь наступил, а у медведя... ну, про невтяжные когти я уже говорил. Как он завыл... не медведь - "скалозуб". Когда рваную морду медвежью в середине бубна увидел. Задёргался, изо рта пена пошла. Выгибается весь. А по почкам? Мне ваши волхвохуевые переживания до... до одного места. Мне свою голову сберечь надо, мне человека своего сохранить надо. Я сюда не просился -- сами принесли. Ну и на. Кушайте что заказали. А попробуйте-ка, господа медведе-поклонники, простого попаданца. С парикмахерскими наклонностями.

Когда Сухан обновил полено из костра, а я решил этим инструментом голядине брови подправить... А то они у него как у Брежнева. А пиджака со звёздами -- нет. Стилистически... не гармонирует. Вот только тут бывший "скалозуб" разговорился. Донёс до меня своё глубокое и искреннее пожелание, задушевно так:

-- Убей.

Да я бы -- с превеликим... И многократно... Но -- я что, все это поджаривание только для кровопускания делал? Нет уж.

-- Убью. Когда выведешь отсюда.

Молчит. Не хочет. Поздно, дядя. Ты уже не девочка, ты уже первое слово сказал. Теперь и дальше говорить будешь. Хоть крыть, хоть выть, хоть материть. Я потерплю. Но ты мне все скажешь. И покажешь, и из этого вашего дерьмового святилища выведешь. А пока продолжим, поработаем визажистом -- у тебя в носу волосы растут. А вот и Сухан щепочку горящую несет.

-- Не выведешь -- сожгу. Не о тебе речь. Тебя -- точно. Вон кострища горячие. Запечёшься-прожаришся. Но сначала я этими углями ваш столб с черепами обложу. Он сухой -- полыхнёт хорошо. Вместе со всеми черепушками. И людскими, и медвежьими. Хочешь посмотреть?

Смотрит -- не понимает. Не моргает. Зрачки -- на всю радужницу. Пришлось пантомимически изобразить ближайшее будущее в данной местности. Берём в руки бубен. Он с одной стороны -- более-менее. Не рваный. Поплескал в него крови горстями, что из волхва натекла. Пошёл к костру, накидал зеркальцем в бубен углей, отнёс к идолу. Ножкой ямку поковырял между корнями, угли высыпал.

На второй ходке бубен у меня вспыхнул прямо в руках. Нет, не держит кровь волхва жара угольев. Не асбест. Чуть не обжёгся. Пришлось отшвырнуть бубен в один из прогорающих костров. Он там полежал маленько, по-горел. Потом вдруг полыхнул. Весь пламенем взялся. И чёрными хлопьями разлетелся. Как бандана моя.

Голядина снова завыл, как пламя над бубном увидел. Не, мил дружок, вы эту мерзость-гадость устроили, думали -- самые крутые. Ошибочка у вас. Я-то попаданец, я-то вас всех перемерзю-перегадю. Вы из людей души вынимаете -- попробуйте теперь с "бездушным" побороться. С инфо-психо-матрицей. Я вообще краёв не вижу. И не имею. И буду я души ваши крушить и ломать. Называя их при этом по науке: личностные системы морально-этических ценностей.

Дерева всякого сухого на поляне много -- погнал Сухана собирать и к столбу приставлять. Светло уже, уходить надо. Но я же зануда, я же "гигиенист". Чистоту люблю. У меня правило простое -- не оставлять за спиной нерешённых проблем. Без проводника -- не выйти. Пока желаемого нет - делаем возможное -- выжечь все. К едрене фене.

Моя целеустремлённость дошла. Голядина снова открыл рот:

-- Стой. Не жги древо Велесово.

-- Выведешь?

-- Выведу. Есть ход через болото. Покажу. Уговор: древо не жечь, меня -- зарезать. Костью. Вот нож костяной лежит.

А и правда, как-то я... торможу. Головой. Что не удивительно. Но забыть о поясе этого... уже безголового волхва... При моей... хозяйственности... Это уже собственное "безголовье" начинается. Тщательнее надо, Ваня, тщательнее. А раз тщательнее -- надо голядину к клятве привести. Иначе он нас туда заведёт... Опера "Иван Сусанин" изначально называлась "Жизнь за царя". А тут - "За бога". За того самого, замогильного. Точно заведёт.

-- Клянись.

Голядина начал клясться. Смысловую часть я уловил. Типа: выведу через болото. А потом пошёл речитатив на этом... голядском. Кажется, в конце, какие-то нехорошие пожелания самому себе. Типа: "И да забодает меня комар ежели что не так". Ответная часть в моем исполнении была существенно короче.

"И пусть будет ваше "да" - да, а ваше "нет" - нет". Голядина пробовал усомниться в полноте и действенности. Действенность была продемонстрирована древком сулицы по половым органам. Эта дрянь еще в моих словах сомневаться будет. Вопрос полноты -- отпал сам.

Быстренько собрались, быстренько понесли. Пояс волховской -- в узел, "скалозубу" - петлю на шею. Я еще и сулицу прихватил. Для подкалывания. Люблю подкалывать. Особенно таких. Особенно, точёным наконечником. В задницу.

Побежали. Если не вдоль бегать, а поперёк, то тут, между болотами, нешироко. Ещё до края болота не дошли, пришлось остановиться. Лапти знакомые под кустом углядел. Не лапти -- лапти-то я еще не различаю. Как финский карательный отряд в смоленских лесах в годы Великой Отечественной. А вот верёвочки на онучах... Не ошибся я -- Хохрякович. Я уже говорил, что медведь лапой лошади...? А что мишки скальп снимать любят? А тут скальп большой снят - от затылка до нижней челюсти. С глазами... Тьфу. Ходу, ножки резвые, ходу.

В какой-то момент просто мягкая почва под ногами сменилась чавкающим болотом. Стало светлее -- на болоте только маленькие корявые берёзы да сосенки. На кочках растут. И еще - мы теперь. Не растём -- бредём. По пояс в этом во всем.

Голядину я гнал вперёд. Придерживая ремнем от шейной петли и подгоняя его же собственным копьецом. Он дважды срывался с тропы. Что не удивительно -- со связанными за спиной руками, обожжённой мордой и сотрясением мозга. Нет, крепкий здесь народ живёт. Я его петлёй за шею вытаскиваю, он аж синеет весь. Ну, где фейс не обгорел. Где обгорел -- цвет уже не меняется. Там и так -- как стоп-сигнал. И ничего -- проперхается, прокашляется, пара уколов копьецом и -- пошли дальше. Хуже было с Суханом -- остановившиеся глаза и полное молчание. Проваливается в трясину и молча уходит в глубь. Ни попытки выбраться, ни крика о помощи. "Гвардия умирает, но не сдаётся". А этот не только не сдаётся, но и ничего при этом не произносит. Ни исторического, ни матерного.

Я не умею ходить по болотам! Я не знаю, что нужно сказать зомби, чтобы он не проваливался через каждый шаг! Соображалки хватило только на звуковой индикатор. Велел ему молится вслух. Начнёт тонуть -- услышу. А он все молитвы забыл. Ну конечно -- у него же молитва в душе, душа в пальце, палец -- у меня за пазухой. Грязным ногтем мне живот щекочет. Вспомнил "Отче наш". Велел повторять. Голядина начал возражать. Типа: христианские молитвы в качестве аккомпанемента марш-броску - договором не предусматривались. Я тебе не медсестричка, чтобы в задницу шприцем колоть! Да и шприца нет. Если в твою задницу колоть -- только копьём. Дольше пошли уже в два голоса: Сухан магнитофон изображает, голядина что-то акынское гонит. Ну и ладно.

Не ладно. На падаль слетаются мухи, на молитвы... Не слетаются -- приходят. Шагах в ста от берега дуэт превратился в трио. На берегу болота прорезалась медвежья туша. С таковым же рыком. Под пастью какая-то тряпка присохла, по боку -- полоса крови. "Поваляюсь, покатаюсь, Ивашкиного мяса поевши". З-зараза! Да когда же ты от меня отвяжешься?!

А он не такой большой. При свете дня. И не такой страшный. Издалека. Но вот же сволочь -- унюхал наш след и лезет в болото. По следу. Я бы точно утонул в этой трясине. От первого же рыка. Но мои... попутчики отнюдь не дёргались. Голядина улыбаться начал. Выразительно. Гаденько. Обожжённой мордой. А Сухану... все фиолетово. Пока я в трясине бултыхался, тропу ножками нащупывал... Ага, босыми ножками в этом во всем... только и щупать. А потом пиявок выколупывать. Из между... "Ну, вам по пояс будет".

Это Велесово воплощение полезло за нами. Ну что за скотский бог?! Я же ему плотный завтрак организовал, разминку с пробежкой предложил, кучу развлекательных и общеукрепляющих обеспечил. Или клиент хочет уточнить детали тренинга и тюнинга? Так приходите завтра -- сегодня у нас "ушла на базу" приключилась. Нет, лезет и лезет. И хорошо это у него получается. Догонит. И голядина моя как-то... воодушевляется.

-- Сухан, сулицей в медведя попадёшь?

-- Нет.

-- А если ближе подойдет?

-- Нет. Нельзя. Бог.

Твою... божественную сущность. Три раза... Через колено... Факеншитом уелбантуренным!

-- Клаусутти! Это зверь. Лесной. Просто зверюга. Не бог. Ам-ам, гав-гав, мур-мур, пук-пук. Зверь. Дичь. Добыча. Мясо. Шерсть. Дерьмо. Понял?! В глаза мне смотреть! Просто скотина! Понял?!!

-- Понял.

-- Возьми копье. Метни. Убей зверя. Делай.

Сухан примерился к сулице, прикинул расстояние. Далеко. Но - не мировой рекорд по метанию копья. Ну, так и тут -- не Олимпиада. Судица попала мишке в заднюю лапу. Правильно попала -- спереди медведя, стоящего на четырёх лапах, практически не прошибить. Как кабана-секача. Нет, конечно 7.62... под правильным углом... Ну и где я тут, по пояс в болоте правильный угол найду? А уж про хотя бы мосинскую трёхлинейку в этом среднем средневековье...

Тут я понял, что был неправ. Насчёт размера. Когда эта туша с места, из положения "половина в болотной жиже" взметнулась вверх... И огласила... свои эмоции... А потом она, завывая, побежала назад к берегу. А у меня за спиной раздался костяной стук. Это захлопнулись челюсти голядины.

-- Чего встал? Вперёд.

-- Да. Вилкаш ниозмуш.

Что это он там прошипел? Ладно, вперёд.

Среди многих небылиц, что обо мне по Руси ходят, есть и сказка будто я к медвежьему племени смертную злобу питаю. И сию давнюю историю как причину такой ненависти моей пересказывают. Да еще вспоминают мне первую, здешнюю, Всеволжскую зиму, когда я-де тьмы медведей истребил. Лжа сие есть.

По первости надобно сказать, что я ни к какому роду-племени злобы не имею. Хоть из людей, хоть из зверей. Ибо вижу в каждом не токмо породу его, суть его от прародителей данную, но и самого его, долю ему одному свойственную. Иное дело, что многие своего особенного не имеют и иметь не хотят, а живут по породе своей, как от дедов-прадедов заведено было. Ну так и воздаю я им за то полной мерою.

А другое надобно сказать про медведей истребление. В первую зиму во Всеволжске были люди мои наги и босы. И во многие дни не имели что и в рот положить. Медведи же в те поры были в краях наших жирны и мохнаты. И числом многие. Вот я той медвежатиной людей кормил, в шкуры медвежьи - одевал, салом медвежьим - лечил.

А что люди мои мне лесных хозяев дороже - так то истина есть. И не отпираюсь. Мне мои - дороже. И не только зверей лесных, но и людей прочих.

Мы снова двинулись дальше. Проваливаясь то по пояс, то по грудь. В это во все. Размазывая грязь по лицу, снимая с лица мокрую тину, чувствуя, как что-то интересуется моими ногами, отбиваясь от миленьких переливчатых мух, наблюдая волнистый след на воде там, где кто-то уходил с нашего пути, круги в лужицах, где кто-то с кочки спрыгнул, раздвигая своей грудью, своим мясом и костями... это все. Вырасту -- пойду в ирригаторы. Буду ирригировать вот такие... А потом асфальтом их... Ага. Сначала дай бог ума просто вырасти. А уж асфальт делать... Если живой буду.

Потом был островок в болоте. Мы просто попадали сперва. Потом долго отцепляли друг от друга пиявок. Такое гадское животное. Все знаю: они такие полезные, от всего лечат. И от туберкулёза, и от сифилиса. И пол женский на мужской подросткам меняют. Или наоборот? И погоду по ним можно, лучше чем весь Гидромет. Но её же, заразу, ничем не отцепить. Или одеколон, или нагрев. А так -- тельце отрывается, а сосалка остаётся. От пиявки можно избавиться только убедив её в своей собственной невкусности.

Среди наших упражнений в части личной гигиены между делом как-то привлёк внимание беглый взгляд голядины. Я уже говорил, что я -- человек мелочный. И такие мелочи, как взгляд нашего "Ивана Сусанина" - не пропускаю. Как-то он к двум берёзам на краю островка... как к давним знакомым. Но -- вскользь. Стараясь не привлекать моего внимания. А моё внимание... особенно, когда его "не привлекать". И вообще, я же в теле подростка. А подросткам просто положено проявлять... любопытство. Особенно, когда "не привлекать" и "тебе ещё рано". Проявил. Подошёл посмотрел. А на одной из берез след медвежьей лапы. Медведь весной, когда из берлоги вылезает, кору на деревьях дерёт. То ли тужится от запора, то ли кисти разминает. По высоте этих "отметок" среди медведей иерархия устанавливается.

У Сетона-Томпсона описывается как один очень... хитромудрый медведь... Или чем они думают? Так вот, он был маленький, но хитрый. Залезал на камни около деревьев и драл кору значительны выше. "Не по росту". Как большой. А еще нашёл место в ущелье, где было громкое эхо, прятался там и страшно рычал. И таким образом выжил своего старого больного соседа из удобной берлоги. Не выдержал пенсионер такого давления на психику, бросил свою "усадьбу", пошёл и с тоски... Ну не удавился же. Медведь же. Откуда у него верёвка? Так, заболел и умер.

Это я к тому, что здесь отметка когтей на берёзе -- на уровне глаз взрослого человека. "Пляшущих человечков" помните? Там вот, там так рост убийцы определили. Ватсон, естественно, задал нужный вопрос. Холмс, естественно, убедительно объяснил. В футах и дюймах.

Единственный медведь в округе -- голядская зверюга. Почему единственная? Медведи хорошо кушают. Очень хорошо. Поэтому у них охотничьи угодья от 100 до 400 квадратных километров. У самок меньше, у самцов -- больше. Самые большие -- у самых больших и старых. Самый большой и самый старый самец -- это самое воплощение Велеса. С сединой в паховой области. Не думаю, что он тут охотился. Но запах... А охотились за него туземцы. Но ведь они старательно подражают медведям. Так что и участок должен быть порядочный. Если я я прав, то эта метка -- отметка медвежьих когтей на берёзе -- фикция. Человеком сделанная. А зачем хоть человеку, хоть медведю драть кору на дереве в середине болота? Для границы охотничьего участка... место не подходящее. Медведю здесь делать нечего. А вот человеку...

Для начала, я велел Сухану заново перевязать голядину. Чтоб тот, в случае чего, не сильно дёргался. И оказался прав -- когда я достал этот костяной кинжал и начал раскапывать землю под сросшимися корнями берёз, голядина задёргался. Сильно. Успокоитель в форме кулака Сухана прилетел с адекватным усилием. Уже встряхнутым ранее мозгам много не надо. Тут слой почвы неглубокий. Глубже -- болото. Под верхними корнями берёз, с той стороны, где следы когтей на стволе -- кинжал стукнулся о что-то металлическое. Пришлось покопаться, пока расчищал. Потом звать Сухана для извлечения. Соображалку у мужика выбило напрочь, а вот "домкратность" выросла раза в три, как минимум.

Здоровый железный котёл. Или, скорее, казан. Все-таки, казан - посудина с толстыми стенками, обычно из толстого чугуна, с полукруглым дном. Толстые стенки -- чтобы тепло держал, даже когда с огня снят. Полусферическое днище -- для энергосбережения. Казан вставляют в отверстие очага, так что нагрев идет не только по днищу, но и с боков. Это на Руси можно обед на костре готовить, а в Степи -- никакого топлива не хватит. Почему в Степи? Потому что и казан, и очаг -- слова тюркские. От них, от степняков поганых. "К отчизны милой очагам".

От казана и "казна". На Руси ныне - ни казны, ни казначейства. На Руси это все "скотством" называют. А главный -- скотник.

Не научат, так я сам. Выучусь.

Голядина как очухался да увидел результат... наших раскопок -- совсем сдурел. Хоть и связан, а лезет, ругается по-своему. И по-нашему. И по матери. Когда свеже-обожжённая морда к тебе на коленках ползёт, в лицо лезет и брызгами слюней разъясняет своё неудовольствие... Пришлось этого возмущённого обойти. И врубить сзади. Когда на четвереньках да в раскорячку -- очень доходит. А если совместить с вздёргиванием за ошейник... Саввушка мне это в свое время очень доходчиво... довёл. А потом привязать плотненько к стволу дерева. А то дурак этот уже и поводок грызть начал. Ты мне бешеную собаку не изображай. "Бешеный" здесь я. Вы все так старательно из меня зверя делаете. Что Саввушка, что "людоловы", что "отравители". Теперь вы вот, присоединились. Голяди голядские. Ну вот вам и зверь. В моем лице. "С новыми трудовыми успехами вас, товарищи".

Меня снова трясло. Как тогда, на болоте с Марьяшей. Но -- дрючка не было. А был Сухан, который даже от комаров не отмахивался без моей команды. Поэтому "истерику победителя" пришлось быстренько свернуть. Голядину снова вырубили. Развязали, раздели, связали, привязали. Из одежды его сделали двойной мешок. Жалко будет, если дорогой развяжется или порвётся. И все посыпется. Казан вывернули эту тару. Ну так это другое дело, это уже вдвое легче. Килограмм 10-12. В основном серебро и чуть золота. Примерно две трети - просто монеты и куны. Но есть и украшения: браслеты, гривны, кольца. И на пальцы, и височные. Еще хрень какая-то. И две горсти серебряных нательных крестиков. Откуда у язычников - православные кресты горстями? Ну, Ванюша, ты и спросил. Крест на шее носят. Ещё там же носят голову. Ожерелья на Велесовом дереве забыл? Черепа в три нитки, каждая -- в три оборота.

Плевать, все -- потом. Двигать надо. Подымайся, "скалозуб". Уже и не скалится, и зубы не торчат. И голеньким ему несколько... застенчиво. В компании жалящих и кровососущих.

Он меня еще укорять вздумал.

-- Ты! Ты обещал не трогать святилище! Ты клялся клятвой сына твоего бога! Это серебро Велесово. Это божье. Не трогай!

-- Ты глуп. Я обещал не жечь ваш столп. О серебре в клятве не было ни слова. Ты видишь огонь? Нет. Потому что я исполняю обещанное.

И этот поц еще собирается учить меня честности! Волхв недоделанный. Ты же никогда LR-грамматику не программировал. Компьютерные вирусы или средства защиты от них же -- не делал. А главное, дядя, не приходилось тебе строить подсистемы реакции на несанкционированные действия пользователя с дружественным этому пользователю-придурку интерфейсом. И документы делать, где любая запятая может Стокгольмским арбитражным обернуться... Голяди - одно слово.

Не, ребятки, вы попали. Вы нарвались на редкостную сволочь. На "полного попаданца". Который еще и "невозвращенец". Который вернуться даже и не надеется. На попаданца, озабоченного собственным выживанием. Без всякого бонусятника за спиной. Мне, кроме как на самого себя - надеяться не на кого. На себя, и на ваш страх передо мной. И вы меня будете все боятся. Да, вы такие сильные и умелые, мудрые, древние и тыр вам с пыром. А я маленький, слабенький, ничего не разумеющий. Но... пока у меня молотилка со свалкой в порядке -- это вы под мой бубен плясать будете, это я из вас души буду вынимать и к стенке приставлять. Только так.

Вот я вляпался к вам жить. Не выбирал, не просил, но попал. И буду жить. А вам -- на выбор: одни "живут", другие "умирают". Потому что я уже здесь. И сейчас.

Когда ломишься через болото, когда впереди обожжённая голова связанного проводника, облепленная слоем крупногабаритных мух весёленькой расцветки, когда единственный способ самому спастись от них -- нырнуть в болото с головой... А сзади топает личный зомби с особо ценным грузом, но с выключенными мозгами... Очень много хочется сказать. Вне рамок русского литературного.

"Однажды позвал шах ходжу Насредина и сказал:

-- Слух о твоей мудрости дошёл до моих ушей. Докажи.

-- О! - сказал ходжа - Я могу выучить своего ишака читать Коран.

-- Ого! - сказал шах -- Что тебе для этого надо?

-- Э, - сказал ходжа -- двадцать лет времени, двадцать тысяч золотых и двадцать минут лицезрения тебя, о мудрейший, светлейший и повелительнейший.

-- Да -- сказал шах. - Но если нет, то тебе отрубят голову.

И шах дал ходже требуемое. Когда же ходжа пришёл домой, то жена накинулась на него с криком. Ибо даже мудрейшие совершают ошибки, и ходжа был женат.

-- Ты! - закричала жена ходжи. - Тебе отрубят голову, ибо невозможно научить ишака читать Коран! - У-у-у! - Продолжила она же -- Вот так я буду выть тот день. когда твоё тело бросят бродячим собакам на съедение.

И ходжа содрогнулся.

-- Но! - сказал ходжа. - Это будет через двадцать лет. Многие могут умереть за это время. Или я, или шах, или ишак. Или ты, дорогая.

Легенды гласят, что так и случилось. Все умерли. И шах, и ишак, и жена ходжи. Ибо на тот город напали злые чужестранцы и не осталось там ничего живого. Лишь один ходжа остался живым. Потому что значительно раньше ему пришлось бежать из этого города по совершенно другому поводу."

Я не ходжа - удалось обойтись без потерь в личном составе. Все-таки меня это здорово достало. До частичной отключки. Помню так, кусками. Как вдруг перестаю слышать "Отче наш" за спиной, оборачиваюсь, а Сухана нет. Только рука над трясиной торчит. С поднятым узлом. И погружается.

Успел. Успел подскочить, накинуть на эту руку конец голядского повода... "Скалозуб" вытащил зомби из болота как лошадь телегу тащит. Потом помню, мы с ним оба свались с гати. Смотрим с этим "скалозубом" друг другу в глаза через гнилое бревно, за которое оба держимся. И он кричит мне в лицо: "убей, убей!". А я хлопаю ладошкой по луже, его окатывает брызгами. Выплёвываю попавшее в горло на вздохе насекомое и сообщаю: "Вода. Болото. Клятва. Вперёд".

Как, все-таки, у нормальных ГГ все хорошо организовано. И не только у попаданцев. Дошёл ГГ до "куда ему там надо было", совершил свои подвиги. А про "назад" и говорить не надо. Или вертушки прилетели, или конёк-горбунок в три прыжка... А можно на авианосце в больничке, на хрустящих простынях... А про то, что возврат на базу -- самая опасная фаза боевой операции... Да ну, чего там... Зритель-читатель уже все понял, уже устал... Он-то - "да". А непосредственный исполнитель? Тоже устал, тоже все понял. Одного не понял -- он живой вернётся или как?

В военно-морском флоте есть даже специальный термин для тактического приёма. "Бой на отходе" называется. В Восточной Сибири целые сообщества были -- брали спиртоносов "на отходе". Туда-то спирт несли, а оттуда -- золотой песок. Монголы "на отходе" пол-мира завоевали. Приём называется - "притворное отход с возвратом". А как выдвигаются тревожные группы на погранзаставах? "Наше дело -- перекрыть возможные пути отхода". Про Афган, Чечню и прочие... горячие точки... Вообщем, смысл понятен -- бить нас должны были "на отходе".

Это я понимал. Когда выбрались на сухое, даже через туман в голове -- сквозило. "Вот тут нас как сейчас встретят...". Не встретили. Некому.

Снова -- отдышались, отплевались, с пиявками расстались. Они возражали, мы настаивали. Там травка такая вонючая растёт, если её разжевать и сделать из этой кашицы косметическую маску... Не для себя - для пиявки... Голядина снова свою шахидскую песню завёл: "убей, убей". Да я не против. Надоел он мне... Смотреть на эту голую, грязную, обожжённую, покусанную... Я бы с радостью. Но нечем -- кинжальчик костяной в болоте остался, обронился. А по клятве: "костью". Найду кость -- зарежу. А пока... Я своему слову хозяин: сам дал -- сам взял. Так что - "рота, подъем. Вперёд, рысью -- марш". Ага. Аллюр у нас... "три креста". По кресту на каждого.

Чем хорош зомби? - Усталости не чувствует. Именно, что не чувствует. Биохимия-то прежняя, молочная кислота выделяется и накапливается. Но пока -- идет. Сухан закинул меня на шею, на манер боа. Мешок на плечо, поводок от "скалозуба" - в руку. И пошёл. Как именно -- не помню. Все-таки многовато для меня всего. За последние четверо суток я спал всего часов восемь. Причём два -- на корточках в голядском порубе. И били меня... чересчур. И через болото я топал с взрослыми мужиками - вровень. Многовато мне.

Когда Сухан выбрался на край луга возле Рябиновки, развязанный "скалозуб" уже просто полз на четвереньках, на поводке. И выл. Картинка та еще: два голых мужика, в болотной грязи, в кровище. Третий -- на плечах. Вниз головой болтается. Все это подвывает, и двигается в сторону усадьбы. Что-то мне это напомнило... А, классика, - возвращение героев в "Стране багровых туч" к месту запасной стоянки космического корабля типа "Хиус". Не удивительно что нас заметили. Удивительно что визг Любавы я услышал даже на краю луга. Вот ведь, ножки коротенькие, а прибежала первой. Когда очень нужно - "размер значения не имеет".

Пока нас тащили в усадьбу я успел-таки выдать распоряжения. И насчёт "скалозуба", и насчёт Сухана, и насчёт мешка с серебром. А вот про себя любимого... такой звон в зубах начался. Вообщем, занесли меня в усадьбу как дитё малое. На руках. Под крышу дома. Моего.