Pig in a Poke

1. Прибытие

Видавшая виды фура подъезжает к Ростову. Тягач — старый КАМАЗ с таганрогскими номерами, прицеп — потертый рефрижератор. В кабине двое. Старший, сопровождающий груз — усталый мужик в зеленой форменной «русской горке» без знаков различия. За рулем тертый гражданский мужик. Старший дремлет, водила молча крутит баранку.

— Ни хрена я в этом навигаторе не понимаю! — очнувшись, говорит старший. — Далеко еще?

— Подъезжаем. Вон уже указатель «Ленинакан», справа будет военный аэродром. Дальше пойдем по главной, километра через три поворот, там по Дачной до Таганрогской. Потом дворами на Медицинскую, за перекрестком налево и опять во дворы. Минут через двадцать будем.

Сопровождающий прячет купленный недавно и оказавшийся бесполезной игрушкой навигатор. Расслабился, всматриваясь в темноту, разрезаемую светом фар.

— Нас точно сегодня разгрузят? — в свою очередь интересуется едва ли не в сотый раз водила.

— Да точно! Я же звонил. Ждут…

Третий пассажир, о присутствии которого не догадываются ни водитель, ни старший, тоже отслеживает маршрут. Правда пользуется он не дешевым «Престижио», а продвинутой системой в титановом корпусе с буквенно-цифровой маркировкой.

Минут через пятнадцать фура, миновав приземистое серое здание КПП с большой красной надписью «1602-й военный клинический госпиталь Министерства обороны Российской Федерации» и, неуклюже покрутившись по дырявому асфальту мимо обветшавших хрущевок, упирается в неприметные хозворота.

Ощутив, что машина остановилась, нетабельный пассажир разминается. Четыре часа пути, невзирая на подготовку, вымотали его не меньше, чем двоих легальных попутчиков…

Не обманул старший водителя, их действительно ждут. Фары освещают троих охранников. Караульные в касках, бронежилетах, вооружены новенькими автоматами. Такое впечатление, что под охраной у них не медицинское учреждение, а стратегический объект. Так оно отчасти и есть.

Один из караульных, щурясь, машет рукой, требуя погасить свет. Водитель выключает фары, оставив габариты и освещение в кабине.

Сопровождающий выпрыгивает на асфальт, разминая спину потягивается.

Широко и крепко шагая, к фуре подходит дежурный по КПП. Военные оглядывают друг друга, словно обнюхиваются два битых жизнью караульных пса.

Сопровождающий протягивает документы. Дежурный их внимательно рассматривает, и возвращает.

— Что так долго?

— Маршрут новый, дорога в хлам. Из Новоазовска по графику выбыли в полдесятого, но по новой инструкции шли, «огибая крупные населенные пункты и оживленные блокпосты» — процитировал он на память. — Все двести двадцать верст, что твой танковый полигон. Мимо деревень чуть не на брюхе пришлось ползти. Нигде ни знаков, ни указателей. Два раза свой поворот проскочили.

Дежурный кивает, удовлетворившись полученным объяснением.

— Ладно, сейчас осмотрим и все. Открывай! — говорит он водителю. И назад, одному из своих, — Бусыгин, залезь!

Водитель спускается, идет назад, по ходу надевая толстые рабочие перчатки.

Пассажир в рефрижераторе выключает планшет, на ощупь прячет его в штурмовой рюкзак, подтягивает под руку изготовленный к бою короткий автомат с вороненым глушителем, замирает.

— Сам откуда? — спрашивает дежурный сопровождающего.

— Саратов. Точнее Энгельс. Аэродром. Батальон охраны. Капитан, начальник дежурной смены.

— Я новочеркасский. Росгвардия. Ты что, доброволец?

— Ну, типа, да. Сам знаешь как оно. Пригласили куда положено, предложили рапорт писать…

— Понятно. Ну и как там? Нам ничего почти не рассказывают…

— Деньги, конечно, платят. За сопровождение так и вообще тройной оклад. Да только как на этих посмотришь, так никакого бабла не хочется. Сейчас, говорят, меньше стало, а в позапрошлом — каждую неделю возили.

Водитель, сорвав пломбу, отбрасывает одну из створок. Бусыгин, ежась и дыша ртом, освещает фонариком утробу рефрижератора. Дежурный тычет оттопыренным большим пальцем через плечо:

— Сколько там?

— Да кто ж их на загрузке считает. Все бегом, в темноте. Только смотрим, чтобы местные не попадались, пусть сами их и хоронят.

— Эти откуда?

— Под Саханкой снаряд в казарму пришел. Взвод положило, считай. Еще четверо минометчиков. В блиндаже угорели по пьяни. Плюс семеро из окопов. Только прибыли. С судимостями. Накурились и пошли Пищевик отбивать… Укропы одной пулеметной очередью под своим опорником срезали. То, что от них осталось, вернули в обмен на пленного ихнего. Наших кадровых было трое, так их вертушкой забрали…

— Нормально! — кричит Бусыгин.

— Ну, трогай! — отдает команду дежурный. — Заезжайте прямо в ангар.

Миновав распахнувшиеся ворота, фура пересекает асфальтированный плац и ныряет в громадное сооружение.

Шульга машинально проверяет автоматный предохранитель. Судьбу тщательно подготовленной операции определят ближайшие два часа…

В глубине мрачного зала, освещенного несколькими моргающими лампами мертвенного «дезинфицирующего» света, ждут четверо хмурых подвыпивших санитаров. Все их оборудование — ручная четырехколесная тележка, какими обычно пользуются вокзальные грузчики. За спинами подручных Харона в темноту уходят ряды хромированных стеллажей с квадратными тяжелыми дверцами.

Водитель глушит двигатель и отключает холодильное оборудование. Все, его работа закончена. Он и сопровождающий выбираются из кабины. Закурив, медленно идут к корме рефрижератора. Вслед за ними, переговариваясь, тянутся и санитары.

Бригадир санитаров, небритый хмыреватый мужик лет сорока пяти с бегающими глазами и дергаными движениями психопата, экзаменует одного из своих «бойцов».

— А знаешь, почему «Груз-200», Олежка?

— Ну, хрен знает, с Афгана, вроде, пошло…

— А в Афгане как появилось?

Олежка новенький. Порядков еще не знает, а потому недовольно пожимает плечами. Его меньше всего интересует происхождение этого слова, но и послать свое непосредственное начальство он не решается, а потому делает вид, что слушает.

— Стандартный советский военный гроб «Изделие «Г-3», два метра десять сантиметров в длину, восемьдесят пять в ширину, — продолжает назидательно бригадир. — Вместе с цинковой оболочкой, транспортировочным ящиком и телом весит около двухсот кило. Понял, салага?

— Да чего уж тут не понять.

— Это тебе еще повезло, парень, что лето холодное. Видел бы, что было в августе четырнадцатого. Сотнями везут, жара тридцать градусов, половина холодильников не фурычит… Открывай! — прерывается лектор, дойдя до задних дверей прицепа.

Водитель, дождавшись кивка сопровождающего, дергает ручку. Створка отлетает в сторону. Пассажир внутри снова замирает, готовый к бою.

Световое пятно китайского фонаря вырывает из мрака картину из фильма ужасов. Прицеп почти на треть заполнен смерзшимися телами. Голые и одетые. Чистые и окровавленные. Некоторые упакованы в черные мешки. Свалены небрежно и наспех, словно туши на скотобойне.

Бригадир оценивает фронт работ.

— Чего все разные? Опять не из морга, а прямо с поля грузили?

— Как принял, так и сдал, — отвечает сопровождающий. — Ты мне машину пошустрее освободи. Спать хотим, чуть живые …

— Да не ссы, начальник. Все сделаем.

— Сильно смерзлись? — профессионально интересуется один из санитаров, круглолицый приземистый парень.

— Да не очень. Пять часов в заморозке. Так, сверху разве что прихватило.

— Ладно, давай наверх! — командует бригадир. — Раньше начнем — раньше кончим. Работы часа на два, и так уже полночи тут кукуем… Вперед, орлы!

«Кукующие орлы» в грязных, не по размеру, халатах лениво подкатывают тележку. Двое, используя ее как лестницу, неуклюже забираются внутрь.

— Распишись, — сопровождающий тычет бригадиру разграфленный листок и ручку. — И считайте их, блядь!

— Да ладно, начальник! — лыбится бригадир, малюя на ведомости неразборчивый росчерк. — Все пучком будет. Если и ошибемся, то не больше чем на два-три. Один хрен завтра половину в крематорий засунут …

Санитары, что влезли вовнутрь, уже ходят по телам, оценивая с какой стороны начинать разгрузку.

Лежащий под коченеющими трупами пассажир спокойно и сосредоточенно ждет, слушая разговоры.

— А вот из ВКонтакта: «Здравствуй! Это игра «Синий кит», я — твой куратор. Первое задание: найди ближайший военкомат и узнай, где записывают добровольцами в ДНР» …

— Гы, гы! Вот еще. Путин, Медведев и Шойгу приходят в публичный дом …

— Это херня, слышал. А знаешь, чем вагон с трупами отличается от вагона с гондонами?

— Не…

— Гондоны нельзя вилами разгружать…

Не переставая балагурить санитары тянут за ноги первое тело, скидывают его бригадиру с напарником. Те, подхватив за конечности, опускают, словно свиную тушу, на дно багажной тележки. За первым следует второй, третий труп…

Когда тележка наполнилась, ее откатили к работающим холодильным камерам. Вытягивая поочередно поддоны, перевалили на них по два, а то и сразу по три тела.

Сопровождающий приседает на один из ящиков, что раскиданы по ангару. Его неумолимо тянет в сон. По инструкции он обязан присутствовать при разгрузке, но кто их соблюдает, эти инструкции. Территория охраняется, санитары опытные, да и кому нахрен нужен этот страшный груз? Не растащат… Тем паче, что общага для персонала, где им выделены две койки, в пяти минутах ходьбы. Несколько раз клюнув носом, он, наконец, принимает решение. Бог не выдаст, свинья не съест.

— Мы отойдем на полчасика! — окликает он бригадира. — Если что — вот мой номер. И пока не закончите, чтобы ни капли! Иначе доложу руководству, разгонят всех к бням!

— Да ты че, начальник! — делано возмущается бригадир. — Я без понятия, что ли? Вот и новенького взяли. Из городского морга, интеллигент. Так что теперь нас больше, значит и закончим скорее.

Водитель и сопровождающий идут к воротам, растворяются в темноте.

— Разгонит он, — бурчит бригадир. — Ты поищи дебилов, чтоб тут за восемь тыщ ишачили. Если б не хабар, послал бы нахер эту работу. У меня два высших и три судимости…

Разгрузка продолжается. Пассажир, укрытый в глубине рефрижератора под несколькими слоями тел ждет, вспоминая все, что знает об этом месте.

Пятьсот двадцать второй центр приема и отправки погибших, более известный как ЦПОП, хоть и находится на территории госпиталя, но является отдельной закрытой частью и подчиняется напрямую штабу военного округа. Как и все засекреченные объекты, с самого начала центр был хитрым бюрократическим конгломератом. Ангар и установленные в нем семнадцать холодильных блоков, рассчитанные на четыреста восемь тел, по документам являлись «Вторым филиалом 111-го государственного центра судмедэкспертиз». Взвод охраны был от Росгвардии. «Временно прикомандированными в распоряжение» считались также специалисты 124-й лаборатории, которая занимается опознанием тел и современный мобильный крематорий, обтекаемо именуемый в официальных документах «Комплексом промышленного сжигания биологических отходов «Инсениратор ИН-50.1К» производства Санкт-петербургской компании «Турмалин».

Охрана, служба материально-технического обеспечения, судмедэксперты, санитары, рабочие, операторы крематория и, кроме того, прикомандированные, расписывались за получение зарплаты в ведомостях совершенно разных структур, как военных, так и гражданских. Но, как и все в России, что связано с делами секретными, подчинялись они ФСБ. А есть ли более охраняемый секрет в этой стране, чем погибшие в бесконечных необъявленных войнах?

В девяностых сюда доставляли с Кавказа и потом развозили по всей стране тела погибших солдат. С приходом Путина ЦПОП под Вторую Чеченскую был укомплектован итальянским холодильным оборудованием с камерами из высококачественной нержавеющей стали стоимостью более миллиона долларов.

Во времена «нефтяного благоденствия» правительство денег не считало. На установление личности погибшего, когда была в этом необходимость, тратились десятки тысяч рублей. Каждому, согласно инструкции, перед «выпиской» выделялись цинковый гроб, фуражка, камуфляжная форма, икона, венок от военного ведомства и государственный флаг, которым накрывается гроб.

После 2008 года поток погибших стал уменьшаться, и центр начал помалу приходить в запустение. Финансирование урезали, специалисты разъехались по более хлебным местам, оборудование частично пришло в негодность. Рабочие, обслуга и санитары помалу выродились в стандартный персонал обычных российских моргов — циничных опустившихся алкашей.

Война в Украине и Сирии года на полтора оживили замершую активность. Однако, основной поступающий сюда контингент, «ополченцы» и «добровольцы» российского гражданства, был «материалом» неофициальным и «политически нежелательным». Потому, невзирая на то, что в пиковые месяцы здесь приходилось принимать сотни трупов, бюджет центру серьезно не увеличили.

С началом военных действий каждую перевозку «Груза-200» из «ЛНР» и «ДНР» сопровождал чуть ли не взвод охраны под началом сотрудников ФСБ. Теперь же, когда война превратилась в рутину, а лозунг, неосторожно озвученный премьером: «Денег нет, но вы держитесь», медленно, но верно воплощался в жизнь, группу обеспечения сократили и те, кому было поручено организовывать эвакуацию тел, вынуждены были довольствоваться гражданским водителем и опальным саратовским капитаном.

Что, собственно и позволило воплотить в жизнь совершенно безумный план переброски снаряжения и оружия для спецгруппы.

Разгрузка шла уже около часа. Дело ночных санитаров — только машину освободить и предварительно отсортировать на предмет наличия опознавательных признаков. В начале десятого придут патологоанатомы и фсб-шники, руками утренней смены проведут первичное опознавание по документам, отфотографируют, снимут отпечатки пальцев и возьмут пробы на ДНК. Потом, сверившись с базами данных, определят судьбу каждого. Решат, кого отправить в городской морг и оттуда передать родственникам, кого самолетом отвезти в свою часть, где похоронить как «погибшего на учениях», а кого, от греха подальше, тут же закинуть в передвижной крематорий.

Прежде чем отправить трупы в холодильные камеры, санитары тщательно обыскивают одежду и лезут во рты плоскогубцами. Содержимое карманов и золотые коронки считаются их законной добычей. На телах оставляют только жетоны, документы и прочие предметы, позволяющие идентифицировать личность, за них можно запросто и срок получить. В этом стратегическом морге со дня его основания все стучат друг на друга…

Бригадир привычно оценивает одежду «груза». У тех, у кого она осталась, конечно. На предмет что взять себе, что отдать бригаде, а что снести Любке-миньетчице на ларек секонд-хенда.

Рефрижератор помалу освобождается. Уставшие грузчики, уже не балагуря, подбираются к дальней стене, где под прямоугольной сварной рамой из уголка, почти неразличимый во мраке, скрывается черный термомешок. Еще немного, и машина будет разгружена…

— Данила! Бляха-муха! — вдруг радостно орет бригадир. — В кармане куртки пузырь, ноль семь!! Целый!!!

В вытянутой руке обладателя двух образований и трех судимостей сверкает бутылка с надписью «Шахтерская особая. Забойная». На этикетке изображен шахтер в каске, штурмующий что-то своим трудовым орудием, которое держит словно винтовку, наперевес. Данила роняет скрюченную руку очередного трупа и, будто зомби, молча делает пару шагов вперед…

Не проходит и трех минут как боевая четверка с военной четкостью отработав бригадирскую команду «шабаш» и напрочь позабыв про недогруженную тележку, располагается вокруг ящика с нехитрой закуской. Взяв в руки пластиковые стаканы, санитары без тоста накатывают по первой.

Бригадир, свято соблюдающий принцип «между первой и второй трупная муха не пролетит», снова разливает и поднимает, на сей раз с «генеральским» тостом:

— Ну, дай Бог, не последняя!

Четверка, не чокаясь, так же синхронно пьет, закусывает и помалу расслабляется.

Пассажир в черноте мешка чутко вслушивается в происходящее за бортом.

Пузырь раздавили в три с половиной тоста. Прожевав кусок хлеба с килькой, бригадир опускается на ящик и откидывается спиной на холодильную камеру. Действительно «забойная» — во как с третьего полтинника растащило. Ща, вот пять минуточек перекемарю, допьем, и с новыми силами… — думает он, прикрывая глаза …

…во время внеплановой приемки неопознанных тел вольнонаемные сотрудники Второго филиала 111-го государственного центра судмедэкспертиз Кутас (старший), Ковжун, Списовский и Цесаренко, исполняющие обязанности санитаров, грубо нарушив правила безопасности и трудовую дисциплину, организовали на рабочих местах распитие крепких алкогольных напитков неизвестного происхождения. Ввиду того что в алкогольных напитках предположительно содержалась примесь неопознанных медицинских препаратов, предположительно клофелина, Кутас, Списовский, Ковжун и Цесаренко после распития оказались не в состоянии продолжать выполнение служебных обязанностей и были обнаружены в бессознательном состоянии рабочей сменой 522-го ЦПОП и КПСБО «Инсениратор ИН-50.1К» в 9.17 утра.

Всем четверым под руководством внештатной сотрудницы ФСБ РФ Якимович оказана медицинская помощь.

Санитарам Кутасу, Ковжуну, Списовскому и Цесаренко за нарушение трудовой дисциплины и срыв графика приема тел объявлен выговор. Капитан запаса Прачев, сотрудник МГБ ДНР, прикомандированный к ЦПОП, который сопровождал машину и самовольно оставил место разгрузки, лишен месячной премии…