Пикник на Тенерифе [Пикник на Тенерифе. Король нищих. Святой в Голливуде. Бешеные деньги. Шантаж. Земля обетованная. Принцип Монте-Карло]

Принцип Монте-Карло

Эта история, за достоверность которой ручаться трудно, об одном букмекере, заключавшем пари на скачках. Однажды ему пришлось отправиться в длительную поездку на собственной машине. Уже поздно вечером он проезжал мимо гостиницы с необычным названием «Ровный Стивен».

Странная вывеска привлекла его внимание, приближалась ночь, а в этих суровых и безлюдных местах трудно рассчитывать на кров и еду на каждом перекрестке, так что он решил заночевать там, а заодно и удовлетворить свое любопытство. Хозяин гостиницы охотно объяснил, откуда появилось любопытное название.

— О, все очень просто. Меня зовут Стивен, Ровный — это моя фамилия. Так что я просто переставил слова местами, и получилось «Ровный Стивен». Мне показалось, что это должно привлекать людей, вызывать их любопытство, как в вашем случае.

— Довольно остроумно — использовать преимущество своей фамилии, — одобрил букмекер. — Держу пари, это помогает вам привлекать клиентов.

— Не совсем так, — заметил хозяин. — Мои постояльцы надолго не задерживаются. Как вы могли заметить, в здешних краях не так уж много развлечений. Да и на добрых тридцать миль в округе нет ни одной живой души. Недавно я овдовел, представляете, как мне одиноко, не говоря уже о моих дочерях. Трое чудесных девушек, а им даже сходить на свидание не с кем. Кому захочется тащиться за тридцать миль к подружке и еще тридцать миль до ближайшего кинотеатра, а потом то же самое в обратном порядке. Уйдет уйма времени и сил. Теперь вы понимаете, насколько тщетны их попытки выйти замуж!

Букмекер сочувственно кивнул, потом выслушал еще несколько подобных жалоб, но голод заставил его сменить тему беседы и попросить ужин, который вскоре принесла красивая, пышная блондинка по имени Бланш. Она все порывалась принести еще что-нибудь, даже когда он наелся до отвала.

— Зубочистку не желаете? — предложила она, явно желая поразвлечь его беседой.

— Благодарю, — вежливо уклонился он. — У меня был трудный день, пора и отдохнуть.

Стоило ему только войти в свой номер и начать раздеваться, как в дверь постучали, и на пороге появилась красивая брюнетка.

— Меня зовут Кармен, — представилась она. — Я только хотела убедиться, что у вас есть все необходимое.

— Спасибо, больше ничего не надо, — успокоил он. — Я много путешествую и все вожу с собой.

Когда же удалось избавиться и от нее, забраться под одеяло и пробежать на сон грядущий бюллетень скачек, дверь отворилась вновь, и в комнате оказалась рыжеволосая красавица в коротенькой ночной рубашке.

— Меня зовут Джинджер, — сообщила она. — Я хотела проверить, удобная ли у вас постель.

— Спасибо, все в порядке, — заверил ее букмекер.

— Но я хотела сделать это сама… Можно? — настаивала девушка.

— Если вы это сделаете, — чопорно предупредил он, — мне придется выйти.

Наконец и эта оставила его в покое. Со вздохом облегчения он уже собирался потушить свет, как дверь с грохотом распахнулась настежь, и, пылая от негодования, на пороге появился теперь уже сам хозяин гостиницы.

— Что происходит? — прорычал он. — Я вынужден всю ночь слушать нытье и вздохи своих дочерей, самых красивых девушек в округе! Они старались выказать вам свое расположение, а вы не удостоили вниманием ни одну из них! Вас что, наша фамилия не устраивает?

— Но я же говорил, моя профессия — букмекер, и дело я имею только с неравными величинами.

Мистер Теокритиус Вей не был букмекером из этого анекдота, но, надо признать, по роду своей деятельности ему часто приходилось заниматься именно неравенствами, и был он таким же однолюбом, как уже упомянутый букмекер.

Действительно, одно из самых старых, но вечно молодых и прибыльных открытий в этой области было прямо связано с тем же каламбуром, «равенство-неравенство, чет-нечет». В любом баре, где он отирался в поисках дармовых удовольствий, у него неизбежно возникал спор с собутыльниками, кому платить за выпивку. Тогда он предлагал пари, а если компаньон извлекал из кармана монету, чтобы сыграть в орлянку, то обращался к нему с неуловимой усмешкой.

— Оставим эти детские игрушки, хотя неплохо можно заработать монетою с двумя орлами. Сыграем лучше в «Монте-Карло».

Он всегда любил давать высокопарные названия, намекавшие на достоверность и традиций, всем играм, которые изобретал.

— А что это такое? — следовал естественный вопрос.

Тогда мистер Вей извлекал из кармана горсть мелочи и позвякивал ею в сжатом кулаке, не оставляя сомнения, что у него в руке находится изрядное число монет.

— Я зажал в руке горсть монет, — снисходительно просвещал он невежду. — Ты достанешь из кармана свои, и мы одновременно кладем их на стойку. Предположим, у тебя окажется нечетное число монет, и общее количество также будет нечетным, тогда ты выиграл. А если общая сумма будет четной, то проиграл. И наоборот. Здесь все честно, ведь никто не может узнать, сколько монет другой выложит на стойку. Шансы на выигрыш пятьдесят на пятьдесят.

В первый раз мистер Вей предпочитал проиграть, это давало ему право настаивать на продолжении игры. Игра шла за игрой, азарт нарастал, ставки росли. Если простофиля сам настаивал на продолжении, то мистер Вей великодушно предоставлял ему возможность попытать счастья с вероятностью пятьдесят на пятьдесят. После этого у его жертвы не оставалось никаких шансов угадать, чет или нечет в общей куче монет. Если ему приходило в голову положить нечетное число монет, то сумма всегда получалась четной, и наоборот, Легче было найти человека, у которого правая ступня была на левой ноге, чем обыграть мистера Вея. Этот трюк принес ему больше денег, чем Альберту Эйнштейну его теория относительности.

Любящий родитель окрестил его Теокритусом — еще одна жертва неоправданного оптимизма. Уже в нежном возрасте сверстники не стали сокращать его имя до уважительного Тео, они единодушно называли его Тик. Эта кличка пристала к нему, как банный лист. Под ней он был известен в более зрелом возрасте, если быть точным, в самом расцвете сил, когда его путь пересекся со Святым, который, собственно, и является героем этого рассказа.

Однако вопреки установившемуся за последнее время мнению, что истоки всех преступлений взрослых кроются в несостоявшихся надеждах и неудачах подрастающего поколения, надо сразу заявить, что Тик Вей постоянно получал в школе хорошие оценки и проявил особую склонность к математике. Но вместо того, чтобы стать инженером или ученым, все его способности были направлены только на то, чтобы облапошить какого-нибудь простака благодаря поразительному умению манипулировать с цифрами.

В свои сорок с небольшим он все еще оставался коротышкой. Широкоплечий, с довольно приличным брюшком, мистер Вей даже в своих неизменных ботинках на толстой подошве вряд ли был выше пяти футов. У него была важная, петушиная походка, как будто он постоянно готов был ринуться в драку. Так люди невысокого роста повышенной агрессивностью часто пытаются компенсировать свои несолидные габариты. Его грубое, аморфное лицо казалось озлобленным на весь род человеческий. Но если хромосомами он был обречен на второстепенные роли в драке, то это компенсировалось его превосходством, когда с точностью и скоростью электронной машины он просчитывал варианты в своих бесконечных пари, подчиняясь железной логике и непреложным законам вероятности.

Для Тика Вея знание вероятности выпадения того или иного числа при игре в кости было детской забавой. Он испытывал глубокое презрение ко всем недоумкам, с азартом играющим в кости в надежде на слепой случай, так как еще мальчишкой знал, что шансы на выигрыш при первом броске были не больше, чем один к трем, один к двум, чтобы выбить десятку, а если игрок попадал в затруднительное положение, и от этого броска зависел исход игры, то вообще, один к тридцати пяти. Ему не составляло труда сопоставить шансы и вычислить, что для бросающего шансы на выигрыш не больше сорока девяти процентов.

Более сложные выкладки для покера тоже не составляли для него труда. Ему не надо было долго размышлять, чтобы вспомнить, что вероятность выпадения подряд двух карт одной масти — один к двадцати трем. С цифрами в руках он мог легко доказать, что не стоит удерживать младшую пару из двух, а лучше сбросить ее и прикупить три новых карты. Кроме того, он знал не меньше пяти способов крапления карт, не говоря уже об исключительной ловкости рук, которая могла свести на нет любую теорию вероятности.

Саймон Темплер впервые столкнулся с ним в баре отеля «Интер» в Майами Бич. Это был еще один образчик архитектуры, каждый год появлявшихся в этом городе и претендовавших на титул «отеля года». Он был больше, выше и роскошней всего, что построено раньше и, кроме того, гораздо дороже. Человечество осваивало дорогу в космос, и отель сразу откликнулся на это появлением «Марсианского зала» или «Пейзажа Венеры», а посыльные сновали в новеньких, поблескивающих побрякушками пластиковых шлемах.

Стоял один из тех ненастных дней, когда, казалось, у природы осталась только одна уныло-серая краска, и она щедро окрашивала все на свете в этот удручающий цвет. В этот самый день, ровно в четыре часа пополудни в одном из баров отеля («Космическом» — как утверждал путеводитель) появился мистер Вей. Первый же бармен узнал в нем одного из самых шумных, но щедрых на чаевые клиентов, что позволило ему приветствовать гостя с некоторым подобострастием и фамильярностью одновременно.

— Хай, Тик. Что новенького?

— Все то же, Чарли. Один, двойной, как обычно.

— Да, сэр.

И он начал ловко смешивать и переливать содержимое многочисленных бутылок.

— Видишь ли, Чарли, в этом мире осталось еще столько беспомощных остолопов, что просто удивительно, как они еще дышать умудряются без посторонней помощи.

— Да, таких много. Вы о ком-нибудь конкретно?

— Не так давно у меня был спор с одним твердолобым барменом.

— Вам следует держаться подальше от этих второразрядных баров, Тик.

— В самом деле? Все началось с разговоров об этом зале. — Голос мистера Вея был слышен даже в самом дальнем закоулке бара, очевидно, он хотел показать, что привык к вниманию публики. — Кое-кто хочет нам навязать астрологию и всю галиматью, что с ней связано. Так что мне просто необходимо было указать, насколько он глуп. «Посмотрим на это дело с другой точки зрения, — говорю я ему. — Знаков зодиака всего двенадцать, как и месяцев в году. Но если почитать гороскопы, то их предсказания одинаковы для всех родившихся под одним знаком. А теперь возьмите любую компанию за карточным столом. Держу пари, что, как минимум, двое из них рождены в одном месяце, но среди них не окажется такой пары, чтобы выиграла одинаковое количество денег». И что, вы думаете, я услышал в ответ? Этот остолоп пытался мне доказать, что с вероятностью пятьдесят на пятьдесят найдется такая пара.

Бармен продолжал протирать невидимые пылинки на безукоризненно чистых бокалах. Посетителей заметно прибавилось, начинались самые горячие часы, и ему было не до разговоров.

— Тут нет ничего странного, Тик. Ведь, если…

— Ты хочешь принять его точку зрения, Чарли, не надо так утруждать свои мозги. «Люди рождаются каждый день на всем белом свете, — убеждал меня этот идиот. — Так что каждый месяц на свет появляется приблизительно равное число, а если разделить год на две части, то получится шесть месяцев. За покер садятся вшестером, следовательно, они родились в той или другой половине. Вот и получится пятьдесят на пятьдесят…» И это называется логикой?

— Здесь есть доля здравого смысла, — упрямо настаивал бармен. — В конце концов#..

Мистер Вей повернулся к ближайшему посетителю, который прислушивался к их беседе, и предложил при соединиться к дискуссии.

— Ну, объясните ему, — предложил он, — почему ему выше бармена никогда в жизни не подняться.

— Вот именно, мистер Джекобе, — настаивал бармен. — Вы прекрасно играете в бридж — как вы оцениваете шансы в данном случае?

— Я вовсе не уверен, что ваш коллега такой уж глупец, — заметил новый арбитр в этом споре. — Если только совсем немного. Как я понял, двое из этой шестерки должны быть рождены в одном месяце. Если следовать его логике, пятеро из них могут родиться в пяти разных месяцах, значит, нам нужно найти вероятность рождения шестого игрока в одном из этих пяти месяцев. Семь месяцев мы отбрасываем, значит, шансы будут пять к семи.

Мистер Вей ответил уничижительной ухмылкой.

— Что-то такое витает в воздухе этих баров, — заметил он с отвращением. — А теперь я попрошу вас выслушать с научной точки зрения правильный ответ. Любой из них мог родиться в одном из двенадцати месяцев. Возьмем январь. Каковы шансы первого игрока родиться именно в этом месяце? Или он родился в январе или нет, то есть шансы пятьдесят на пятьдесят. Ну, допустим, он родился в этом месяце. То же самое относится и ко второму игроку, и к третьему, и так далее. Так если окажется, что все пятеро рождены не в январе, то это равнозначно тому, что подброшенная монета будет пять раз падать орлом вверх. Конечно, подобное возможно, но я буду ставить перед каждым броском два к одному против.

Наступило недолгое молчание, вскоре прерванное нестройным хором голосов.

— И вы называете такой ответ научно обоснованным?

— Возможно, я и глуп, но…

— И это то, что вы называете логикой?

— Ну, хорошо, — возразил мистер Вей еще громче и вызывающе. — Каждый, кто называет другого сумасшедшим, должен иметь мужество доказать свое мнение. Я для этого не пожалею и пачки зеленых.

С этими словами он достал пачку денег и швырнул один банкнот на стойку бара.

— Ставлю десять долларов против пяти, что двое из любых шести мужчин, сидящих здесь, родились в одном месяце.

Прежний арбитр раскурил свою сигару и медленно заявил:

— Ну, если на то пошло, и вам не терпится поставить десять к пяти на то, что любой дурак оценит, как пять к семи, то я принимаю вызов.

Его сразу поддержал нестройный хор голосов, всем хотелось участвовать в этом беспроигрышном деле.

Этот случай являлся классическим примером того, каким образом Тик Вей умудрялся зарабатывать себе на жизнь. Сначала следовало предложение, вызывавшее активный интерес публики, но основанное на ложных предпосылках, которые впоследствии воспринимались ими как собственные. И, наконец, им предлагалось решение на первый взгляд настолько абсурдное, что даже посредственные умы считали его очевидной бессмыслицей, и, таким образом, появлялось благородное желание доказать этому самоуверенному нахалу, что он заблуждается.

Тот факт, что Саймон Темплер не принадлежал к части публики, которая сразу захотела поставить наглеца на место, объяснялся не его сверхъестественными способностями в математике, а скорее — жизненным опытом и чутьем, которое безошибочно подсказывало, когда нужно появляться на сцене.

После такого выступления может показаться несколько неуместным упоминание о Хильде Мейсон, которая мало чем отличалась от любой другой привлекательной девицы ее возраста. Но Святой сразу выделил ее среди других обитателей пляжа отеля «Интер». Надо заметить, у нее были роскошные каштановые волосы, карие глаза, а главное — она была преступно молода и прекрасна. Самое интересное состояло в том, что сопровождавший ее повсюду невзрачный пожилой мужчина, годившийся ей в отцы, на поверку действительно оказался ее родителем — явление на пляжах Майами если не уникальное, то наверняка выдающееся.

— Надеюсь, я не слишком поздно? — сказала она Темплеру.

— Ни в коем случае, — улыбнулся он в ответ. — У меня в запасе еще целых тридцать минут, что позволит нам выпить по коктейлю.

— С удовольствием разделяю ваше предложение, — заметил ее отец, усаживаясь в соседнее кресло, — поскольку вам от меня не отделаться. Я зашел, чтобы составить Хильде компанию на случай, если вы опоздаете. Я всегда учил ее, что точность, пунктуальность и вежливость — это явления одного порядка. Правда, последнее время трудно рассчитывать на то, что все исповедуют ту же философию.

Саймон заказал напитки официанту, к счастью, оказавшемуся поблизости, так как зал уже заполнялся посетителями. Но свободных мест оставалось еще много, и внимание вновь пришедших сразу привлекал хриплый голос мистера Вея, триумфально возвещавший собравшимся.

— Октябрь! Вот и еще один парень, родившийся в этом месяце! А это пока еще номер пять. Кто теперь сможет доказать, что моя точка зрения ошибочна?

— Из-за чего весь этот шум? — поинтересовался Джорж Мейсон.

Саймон описал ему ситуацию, снабдив ее собственными комментариями, и Мейсон покачал головой в ответ.

— Этот человек явно не в себе, или у него завелись лишние деньги, с которыми ему не терпится расстаться.

Публика постепенно начала концентрироваться вокруг источника возмущения, испытывая вполне безобидное желание поддержать победителя и освистать побежденного. Тем более их не смутила потеря нескольких долларов в первом раунде.

— Даже дуракам иногда везет, — проворчал любитель бриджа, который, сам того не замечая, стал выразителем мнения оппозиции. — Но это не доказывает его правоты. Если меня хотят убедить, что вероятность рождения в одном месяце шести игроков, случайно оказавшихся за одним столом, действительно такова, вам нужно выиграть по крайней мере дважды из трех, причем люди должны быть совершенно случайные.

— Можно подумать, все вы сговорились встретиться сегодня в баре, — протестовал мистер Вей. — Или вам кажется, что здесь есть подставные лица? Мне отвратительна сама мысль об этом. Хотите попробовать еще раз? Даже если мы повторим раз двести, результат будет тем же, шансы на выигрыш не изменятся.

— Но здесь пока не так много людей…

— Давайте выйдем на улицу и спросим шестерых прохожих по вашему выбору. Или, если захотите, пошлем кого-нибудь в контору за книгой «Кто есть кто» — что-то подобное у них должно быть под рукой. Вы назовете шесть имен или выберете их наугад, вслепую.

Спор продолжался без малейших намеков на то, что накал страстей утихнет или тема себя исчерпает.

— А я не знала, что в баре может быть так интересно, — заметила Хильда. — Мне следовало бы скрыть свой возраст, чтобы начать посещать их пораньше.

— Что ты, наверно, и делала, — спокойно заметил ее отец, — только боялась заходить в модные и дорогие. Ведь там не любят, когда их дурачат.

— Откуда ты знаешь?

Святой ухмыльнулся.

— Об этом мне хотелось бы узнать подробнее, — пробормотал он. — Но как-нибудь в другой раз, без свидетелей. Сейчас у меня нет особого желания покинуть это уютное местечко и тащиться на другой конец города, но я связан обещанием доставить эту юную леди в небольшой ресторанчик «У Джо», где она отведает несравненных каменных крабов. После чего последует еще один марш-бросок на шоу с Корал Гейбл, которое не терпится увидеть. К сожалению, еще не наступило то счастливое время, когда озарение свыше просветит театральных продюсеров, что позднее окончание представления — самый верный способ обеспечить ему враждебный прием у той части публики, которая любит плотно и со вкусом поужинать…

— Не беспокойтесь обо мне, — добродушно напутствовал его мистер Мейсон. — Я побуду здесь еще немного и заодно продолжу свое образование в области математики.

— Постарайтесь только, чтобы плата за обучение не оказалась чрезмерной, — фамильярно напутствовал его Темплер.

И только потягивая белое испанское вино в ожидании, когда подадут крабов с бутылочкой «Вимема Гевюрцт-раминера», Саймон понял, как легкомысленно он поступил.

— Надеюсь, папа будет вести себя разумно, — сказала Хильда.

— А есть какие-нибудь сомнения? — спросил Святой. — До старческого маразма ему еще довольно далеко.

— Он человек азартный, увлекающийся. И не забыл, что тридцать лет занимался статистикой в страховой компании. Конечно, это всего лишь приукрашенная форма счетоводства, но мой отец считает, что это дает ему право высказывать свое мнение по любому вопросу, связанному с математикой, и ему будет трудно удержаться в стороне от спора в баре.

— Думаю, большого вреда это не принесет… Надо признать, ничего подобного мне в голову не приходило. Похоже было на обычный спор у стойки, все несли какую-то чушь по поводу вероятности… Кстати, а не посчитать ли нам действительную вероятность для такого случая.

Перевернув меню, он стал что-то писать шариковой ручкой.

— Вы в самом деле можете оценить их шансы? — удивилась Хильда.

— Не секрет, что я получил старомодное образование — сплошная отвратительная зубрежка и никаких скидок на футбол или музыку. Мне кажется, я мог бы разобраться в этом деле.

— Тогда все объясните мне. Ведь я даже экзамен по домоводству завалила.

— Посмотрим. Первый игрок может, как уже говорилось, родиться в любом из двенадцати месяцев. В каком месяце вы появились на свет?

— В апреле.

— У следующего парня остается только одиннадцать месяцев, что явно не учитывал тот горлопан в баре.

— Похоже на правду.

— У третьего всего десять и так далее.

— Ну, пока даже мне все ясно. Для четвертого останется только девять месяцев, а для шестого — семь. Но…

— В соответствии с теорией вероятности, только не надо спрашивать меня почему, чтобы найти вероятность совершения события, надо не складывать отдельные вероятности, а перемножать их. Вот так.

И он написал на обратной стороне меню:

11 10 9 8 7

12 * 12 * 12 * 12 * 12

— Не забудьте, мы еще собирались на шоу, — заметила она.

— Ну, это не отнимет много времени.

После несложных вычислений у него получилось:

385

1728

— Прекрасно, — задумчиво протянула Хильда. — Но каковы же теперь шансы?

— Теоретически это означает, что из тысячи семисот двадцати восьми шестерок игроков только в трехстах восьмидесяти пяти комбинациях все игроки родились в разных месяцах, то есть в этом случае мистер Горлопан проиграет пари. Если из тысячи семисот двадцати восьми вычесть триста восемьдесят пять, получится одна тысяча триста сорок три. — Святой округлил в уме цифры и присвистнул. — Выходит, шансы, что по крайней мере два игрока родились в одном месяце в три с половиной раза выше. А все считали его дураком, когда давал два к одному! Да, этот парень далеко пойдет!

На ее лице на мгновение появилось обеспокоенное выражение, но Хильда тут же овладела собой.

— Надеюсь, эти рассуждения не слишком отличаются от занятий статистиков в страховых компаниях. Папе, вероятно, такие вещи знакомы, не так ли?

— Надеюсь, — отозвался Темплер, но остаток вечера прошел без той беззаботности, которая отметила его начало. И даже его очаровательная спутница ничем помочь не могла. Святой чувствовал, что спорщик из бара отеля «Интер» принадлежит к древнейшему и изобретательному племени мошенников. Подобный тип, который строит всю интригу на математике, Темплеру еще не встречался.

Подозрения усилились, когда он встретил этого дельца на следующий день. После пары часов, проведенных на пляже, он отправился на поиски чего-нибудь освежающего и сразу заметил его за одним из столиков у бассейна, выставившего на показ свою грушеобразную фигуру в цветастых гавайских шортах. Он разглагольствовал в компании прыщавого молодого человека и двух пожилых дам довольно чопорного вида.

Столик, как и все остальные на террасе, был накрыт пестрой скатертью с синими, красными и белыми полосками трехдюймовой ширины. Мистер Вей щелчком подбрасывал сигареты на пару футов над столом, а затем они в беспорядке падали на полосатую скатерть.

— В Пакистане в нее играют повсеместно, и это практически национальная игра, ее называют Бросок Тигра из-за игровой доски, которая раскрашена на желтые и черные полоски. Игра ведется разными палочками из слоновой кости, но масштаб приблизительно совпадает — ширина полоски равна длине палочки, совсем как сигареты и скатерть. Надеюсь, вам понятно?

И он наглядно продемонстрировал это.

— Затем вы бросаете палочку или сигарету на доску или скатерть и смотрите, как она упадет. Во время броска палочка должна вращаться вокруг своей оси, и переворачиваться в воздухе, чтобы было невозможно контролировать точность броска. Если она не выходит за пределы одной полосы — вы выиграли, а если касается границы между полосками, то проиграли. Вот так… Надо только дождаться полной остановки.

Святой задержался, оставаясь на некотором расстоянии от столика, но не далее, за спинами нескольких зевак, заинтересованно вникавших разглагольствованиям мистера Вея.

— Вот так раджа выказывает свою милость. Вы понимаете, если раздать всем голодным по рупии, на следующее утро они все равно проснутся голодными. А играя в Бросок Тигра, счастливчик может сколотить себе приличную сумму. Парень, ведущий игру (он получает на это разрешение у самого раджи), показывает им, как можно быстро разбогатеть.

Но вот как объясняет это парень, который ведет игру:

«Смотрите, — говорит он, — ведь даже если палочка падает поперек полосы, у нее все равно есть возможность полностью уместиться на ней, значит, шансы на выигрыш гораздо выше. А чем меньше угол между палочкой и полоской, тем больше вероятность выигрыша». Но я скорее поверю в бескорыстие жулика, чем этой сказке о радже-филантропе.

Не дав никому даже перевести дух, он достал еще одну сигарету из пачки и продолжил свои наставления.

— Ну вот сейчас я вам покажу, как на этот вопрос ответит любой, у которого есть хоть крупица здравого смысла. Палочка упадет или под прямым углом, или под любым другим. Все очень просто. Шансы пятьдесят на пятьдесят. Конечно, она может упасть точно поперек полосы и целиком уместиться на ней, так сказать, выигрыш на волосок от поражения. Но вероятность этого настолько мала, что ею можно пренебречь. Так что вопрос остается прежний, поперек ли?

— Одну минуточку, — прервала его дама с почти таким же пронзительным голосом. — И это вы называете равными шансами, пятьдесят на пятьдесят, а она может упасть или поперек, или еще двумястами различными способами. Это у вас называется крупицей здравого смысла?

— Прямой угол равен всего девяноста градусам, — поправил ее молодой человек, — поэтому правильнее будет сказать, что других вариантов будет восемьдесят девять…

— Вы смеетесь надо мной, пытаясь подражать всем этим диким варварам? — проворчал мистер Вей. — И это вы считаете разумной точкой зрения? Ее нечем подкрепить, кроме бесполезного сотрясания воздуха.

Даже из того одеяния, в котором он находился, ему удалось извлечь пачку банкнот и хлопнуть ее об стол с таким видом, как будто дает пощечину.

— Готовы вы держать со мной пари на деньги? Я утверждаю — сигарета будет чаще касаться границы между полосками. Сделайте бросок, и мы увидим, кто из нас выиграет. То же самое я докажу любому, кто пожелает усомниться в моей правоте.

Саймон ловко избегал непосредственного участия в споре с этим задирой и присел на свободное место за столиком неподалеку, где он немедленно приказал официанту принести ему холодного пива, карандаш и бумагу. Когда все это принесли, он отхлебнул божественный напиток и занялся расчетами. К этому времени показательный урок игры в «Бросок Тигра» шел полным ходом, мистер Вей сам назначил себя банкометом и стал доказывать окружающим, что они столь же невежественны, сколь и доверчивые пакистанцы.

Техника этого трюка у нашего Макиавелли осталась все той же, что и вчера. Снова некая проблема, связанная с вероятностью и поданная с известным артистизмом, как нечто сногсшибательное.

Поскольку популярный рассказ о математической теории не входит в задачи данного повествования, мы опускаем расчеты, которыми Святой подтвердил свои предположения, заметим только, что на этот раз решение проблемы отняло у него гораздо больше времени.

Очень удобно было успокоить себя, что такое мелкое мошенничество не стоит его пристального внимания, и типы, которые платят мистеру Вею за ликвидацию пробелов в своем образовании, не терпят невосполнимого ущерба своему кошельку. Но почему-то это утешало слабо. Но тут его вывел из задумчивости голос Хильды Мейсон.

— Привет. Приятно видеть мужчину, который в ладах с арифметикой.

Саймон улыбнулся и привстал.

— Я уже начал беспокоиться из-за твоего отсутствия на пляже сегодня утром. Стало казаться, что мы слишком засиделись в ночном клубе.

— Я легла спать довольно поздно… Потом у меня было о чем поговорить с отцом.

Рядом с ней стоял Джордж Мейсон в махровом халате, выглядя растерянным и усталым.

— Как послушная дочь, она без малейшего упрека выслушала мой рассказ о том, какого дурака свалял я вчера вечером, — пробормотал он, присаживаясь рядом. — После того, как вы меня оставили, я оказался вовлеченным в спор и высказал свое мнение, но, к сожалению, в мои расчеты вкралась ошибка. Хильда рассказала мне правильный ход расчетов, который, как я теперь понимаю, и является ответом на вопрос, по поздновато. Так или иначе, я ухитрился просадить ему пару сотен, выбирая наугад имена из справочника «Кто есть кто». Потом мы принялись за «Бросок Тигра», который, как я вижу, продолжается до сих пор.

Девушка тем временем осмотрелась, и ее взгляд упал на листок бумаги с расчетами Святого.

— Вы уже посчитали? — спросила она.

— Да, но заработал такую головную боль, что ее может унять только еще один бокал холодного пива.

— Скажите нам ответ.

— Хорошо, только не просите меня объяснить ход рассуждений. Это гораздо сложнее, чем случай с игроками в покер и датами рождения. Теоретические шансы в этом случае распределились так: семь к четырем против того, что сигарета или палочка целиком уместится на одной полосе.

После этих слов наступила многозначительная пауза.

— Мне казалось, это честное пари с равными шансами, — мрачно произнес Мейсон, — потому что… Наверное, не стоит объяснять, почему мне так казалось, не так ли? К тому времени я выпил несколько больше обычного, и это только усугубило мое безрассудство. Потом он предложил сыграть с ним на квит в некоей немудреной игре, которую назвал Монте-Карло. Короче говоря, умнее я не стал, но на семь сотен беднее — это точно.

— И вот наступил наш последний день здесь, — заметила Хильда.

Она была слишком молода, чтобы быть столь удрученной, как ее отец, но предательский блеск глаз и легкое подергивание губ выдавали ее состояние.

— Это имеет для вас такое значение?

— К сожалению, да. Мы не принадлежим к тем людям, которые обычно отдыхают на таких курортах. Просто отец выходит на пенсию, и, прежде чем он твердо сядет на режим жесткой экономии, мне захотелось вывезти его в свет, чтобы потом было о чем вспомнить. Мы собирались провести здесь пару недель… Я работаю секретаршей и могу со временем внести свою долю. Но здесь мы чужие, надо это признать…

— Не надо меня жалеть, — с вызовом заявил ее отец. — От подобных случаев даже миллионеры не застрахованы. Я еще не настолько сломлен, что не могу себе позволить пригласить вас на ленч.

Святой задумчиво кивнул.

— Ни один миллионер не смог бы позволить себе больше, Джорж.

— Уже ничего нельзя сделать? — Хильда с надеждой взглянула на него.

— Официально нет, — ответил ей Святой. — Денег у вас не выманивали, я имею в виду явно. Никто не продавал вам воздушных замков или участков на Млечном Пути. Можно обвинить человека, что он жульничает в карты, но что это делают с вероятностью того или иного события… И не смотрите на меня такими глазами, Хильда, я тоже здесь на отдыхе.

С другой стороны, он уже думал о том, что в чисто математическом состязании с мистером Веем у него не больше шансов, чем у — хромого на беговой дорожке…

Но все-таки в половине пятого он снова появился в том же баре и занял стратегическую позицию за столиком недалеко от стойки. На его внешности совершенно не отразились несколько часов мучительных раздумий в поисках нужного решения. Теперь на столике лежали три обычные фишки для покера. Темплер тасовал их, переворачивал, затем что-то записывал и, казалось, был целиком поглощен своим делом.

Тик Вей появился в баре и сразу обратил внимание на необычного посетителя, сделал заказ и проглотил наживку.

— Черт побери, — нахально поинтересовался он. — Чем это ты там занимаешься, парень?

— Рад, что ты завел об этом разговор, приятель, — нимало не смущаясь, ответил ему Святой. — Поможешь мне решить одну проблему? Мне кажется, что о вероятностях тебе известно больше, чем обычному человеку.

— Возможно, это так и есть, — признал мистер Вей. — Что так тебя интересует?

— Простенькая игра, — улыбнулся Темплер. — Мне показали ее в поезде по пути сюда. Говорят, в древности в Китае играли мандарины. «Донг Хай» или что-то вроде того. Все предельно просто. Играют тремя фишками в форме диска. На одной из них на обеих сторонах нарисован иероглиф, я заметил его крестиком, на другой этот иероглиф или крест нарисован только с одной стороны, а третья фишка остается чистой со всех сторон.

Тонкий ценитель азартных игр незаметно оказался за его столиком.

— О’кей, и каковы же правила?

— Фишки убирают в коробку или шляпу, перемешивают и по одной, не глядя, кладут на стол. Вам видна только одна сторона диска. Надо угадать, что находится на противоположной стороне, иероглиф или пустое место?

Каждому понятно, что если на столе лежит фишка иероглифом вверх, в игре участвует одна из двух фишек, а на ее обратной стороне иероглиф либо есть, либо нет. Шансы равны… Как говорится, пятьдесят на пятьдесят, или так кажется.

— Что ты хочешь сказать?

— Когда я старался угадать, что на обратной стороне, угадывал примерно в половине случаев, а парень тот гораздо чаще…

Мистер Вей склонился над фишками и погрузился в раздумья. С самого начала ему было ясно, что здесь скрывается какой-то трюк, которого он не знал. Кроме того, он старался разнообразить свой репертуар. На правильный ответ ушло не более минуты, но он и виду не подал, что разгадал шутку.

— Здесь нет ничего необычного, парень, — заметил он. — Просто людям кажется, что если они не выигрывают, — значит, их обманывают.

— Но зачем изобретать подобную игру, когда можно было просто бросить жребий. Те же пятьдесят на пятьдесят, и никаких хлопот с фишками и шляпой.

— Откуда мне знать? Может, эти мандарины были настолько богаты, что у них никогда при себе не было мелочи или им не нравилось бросать монету. Как вообще начинается любая азартная игра?

— Но равные шансы…

— Что может быть сложнее, чем рулетка. А между тем, больше половины играющих в казино ставят на равные вероятности: красное — черное, чет — нечет, верх — низ. Это кажется им самым эффективным способом игры… Кстати, а почему бы нам не сыграть? На этот раз вам может повезти, и это будет доказательством равных шансов.

— Можно еще раз испытать свое везенье, — принял вызов Саймон. — Какую установим ставку? Пять баксов на обременят, надеюсь?

— Обычно я не ставлю меньше десяти, иначе игра не стоит свеч, но если вы стеснены в средствах…

— О’кей, — перебил Святой. — Пусть будет десять.

Он сгреб фишки в шляпу и перемешал их под столом.

— Кто первый?

— После вас, — уступил мистер Вей.

Саймон начал игру. Когда он оторвал руку от стола, на верхней стороне фишки стоял крест.

«Пусто», — сказал Темплер и перевернул ее. Так оно и оказалось. Теперь мистер Вей перемешал фишки и положил одну перед собой. На ней был нарисован крест.

— Крест, — сказал он и перевернул ее.

Другая сторона была чистой. Играл мистер, Вей хладнокровно. Несколько партий, и его карман облегчился сотни на три, но он сохранил спокойствие: на его стороне был математический расчет. И здесь он совершил ошибку, как простой любитель: предложил удвоить ставки. Удача отвернулась от него, и через несколько минут касса Святого пополнилась еще на пять сотен. Ставки опять удвоили, и Темплер сразу же выиграл два раза подряд.

— Это становится однообразным, — заметил мистер Вей. — Попробуем что-нибудь другое.

— Но мне только начало везти, — возразил Саймон. — Дайте отвести душу, в конце концов, это не может продолжаться бесконечно.

Мистер Вей пересчитал остатки наличности.

— Тогда вам придется взять мой чек — мои запасы подошли к концу…

— Чертовски сожалею, — перебил Темплер, но я не могу нарушить клятвы, данной бабушке на ее смертном одре, — играть только на наличные…

— Мне кое-что неясно, — сердито проворчал мистер Вей, — и я хочу еще раз взглянуть на эти фишки.

— Пожалуйста, — обиженно буркнул Святой. — Не забывайте, что один умный человек любил говорить: «Некоторым людям кажется, что если они не выигрывают, то это значит, что их обманывают».

Мистер Вей поднялся и молча ушел.

— Но как вам это удалось? — расспрашивала его Хильда Мейсон.

— Железная логика. Вы видите: две фишки двойные, и только на одной изображения не совпадают. В шляпе лежат три фишки и достаются оттуда наугад, так, что шансы извлечь из шляпы двойную фишку — два к одному, то есть вы выигрываете два раза из трех, если считаете все фишки двойными. Тик сообразил это сразу.

— Но почему же тогда он проиграл?

— Потому что я жульничал, — гордо заявил Святой. — Я добавил еще одну фишку, но только с одним крестом. Мне приходилось то подкладывать ее, то убирать, и этим я влиял на вероятность выигрыша… Кстати, вы проиграли ему семь сотен?

— Но мы не можем их принять от вас, — голос Хильды дрогнул.

— А почему бы нет? Ведь это ваши деньги, и я сделал это, чтобы вы не уехали домой, прежде чем мы получше узнаем друг друга…