— …всего перечисленного, с моей точки зрения, вполне достаточно, — с уверенным видом утверждает стоящий у стола Гейдрих. — Мой фюрер?
— Что? — поднимает голову задумавшийся за столом Гитлер. — Ах да. Вы правы, Рейнхард, Вы правы. У меня нет к Вам вопросов. Господа, у кого-то ещё есть вопросы к Имперской безопасности? Ну, раз вопросов нет, то на этом сегодняшнее совещание можно… Мартин? Вы что-то хотели спросить?
— Если позволите, мой фюрер, — под взглядом Гитлера Борман поднимается из-за стола и с милой и дружелюбной улыбкой людоеда поворачивается в сторону Гейдриха. — Группенфюрер, я хотел задать Вам один вопрос, но Вы так тут всё прекрасно описали, что мне, право, даже неловко.
— Ну, что Вы, господин рейхсляйтер, конечно же спрашивайте, — Гейдрих возвращает Борману не менее дружелюбную улыбку крокодила.
— Нет, лучше не стану, мне неудобно. Такая мелочь, пустячок.
— Спрашивайте, спрашивайте. Я с удовольствием отвечу.
— Не буду. Наверное, это просто ошибка или чья-то неумная шутка.
— Мартин, что там у Вас? — не выдержал Гитлер. — Перестаньте юлить, говорите.
— Хорошо, мой фюрер, раз Вы настаиваете, — вздыхает Борман. — В таком случае мне просто в чисто познавательных целях интересно, если всё, о чём нам тут рассказал господин Гейдрих правда, то как тогда можно объяснить тот факт, что фотокопия обсуждавшегося нами сегодня документа в Берлине публикуется в открытой печати?
— Где публикуется?
— В открытой печати, мой фюрер. В газетах. В газетах, которые свободно распространяются среди населения.
— Что?! — вскакивает на ноги Гитлер. — Бред, Мартин, что за бред Вы несёте? Откуда у Вас такая информация? Я не верю. Гейдрих?!
— Это совершенно исключено, мой фюрер, — спокойно отвечает тот. — Думаю, господина Бормана кто-то ввёл в заблуждение, а вот намеренно он это сделал или случайно — в этом ещё нужно разобраться.
— Вы уверены? — спрашивает Борман.
— Абсолютно.
— В таком случае, мне остаётся только принести Вам свои самые искренние извинения, группенфюрер, — Борман картинно разводит руками и сокрушённо вздыхает. — И ведь я сразу, сразу сказал, что это чья-то ошибка.
— Я принимаю Ваши…
— Простите, группенфюрер, — Борман прерывает Гейдриха на полуслове и продолжает: — Один маленький нюанс. Взгляните, мой фюрер, быть может, это Вас заинтересует?
С этими словами Борман раскрыл свою чёрную кожаную папку и вытащил оттуда развёрнутую на последней странице слегка помятую газету, которую и протянул Гитлеру. Тот, взяв её в руки, некоторое время изучал газетный листок «Берлинского вестника автолюбителя», а затем медленно-медленно поднял от газеты голову и молча вопросительно посмотрел на Гейдриха. Гейдрих судорожно сглотнул…
— …И как же это так получается, товарищ Тимошенко, что данные о размещении наших войск немцы печатают у себя в каких-то… каких-то помойных газетках? Как, я Вас спрашиваю?
— Товарищ Сталин, я не готов сейчас ответить на Ваш вопрос.
— Причём даже не текущее положение, а с учётом наших стратегических планов развёртывания? Как это можно объяснить?
— У меня нет ответа на этот вопрос.
В полной тишине Сталин, попыхивая трубкой, дважды прошёлся вдоль кабинета. Стоявший на вытяжку около карты нарком обороны провожал его движение поворотом головы. За окном кремлёвского кабинета взволнованно и раздражённо каркнула ворона.
— И речь идёт даже не о приграничных округах, а вообще обо всей европейской территории СССР, включая Московский военный округ.
Тишина. Сталин ещё раз прошёлся по кабинету.
— Товарищ Тимошенко, а до того, как мы получили столь странную газету, кто вообще мог обладать настолько подробной и всеобъемлющей информацией о наших стратегических планах?
— Такой информацией обладал начальник Генерального штаба товарищ Шапошников.
— Ещё?
— Ещё я, как нарком обороны, мог затребовать и получить её.
— Это всё?
— Нет. Также подобная информация могла бы быть подготовлена для Вас, товарищ Сталин.
— Очень интересно. Получается, у нас всего трое подозреваемых. Причём один из них — это товарищ Сталин, да?
— Я этого не говорил.
— Но прозвучало это именно так. Хорошо, — Сталин постоял на месте, выпустил в воздух клуб дыма, снова зашагал по кабинету и продолжил: — А как же так получилось, что только по Западному Особому военному округу совпадений с реальным положением войск менее 50 %, тогда как по всем остальным округам оно составляет от 80 до 100 %? Чем это у нас Западный округ отличается от остальных?
Пауза. Снова мягкие шаги по натёртому паркету.
— Есть мнение назначить товарища Павлова, — Сталин чиркает спичкой, закуривает новую трубку и продолжает: — назначить товарища Павлова начальником Генерального штаба. Он у нас надёжный, не раз проверенный в бою товарищ. Как Вы думаете, товарищ Тимошенко, товарищ Мерецков справится с управлением Западного округа?
— Так точно, товарищ Сталин, справится. А что же с товарищем Шапошниковым?
— А у товарища Шапошникова, насколько нам известно, проблемы со здоровьем. Серьёзные проблемы. Есть мнение предоставить товарищу Шапошникову отпуск. По болезни. Продолжительный отпуск.
Тимошенко сочувственно посмотрел на Шапошникова, но промолчал. Последний неподвижно сидел на своём стуле, низко опустив голову. Через некоторое время вновь раздался голос Сталина:
— На сегодня у нас всё, товарищи. Все свободны. Товарищ Берия, товарищ Меркулов, задержитесь.
Шум отодвигаемых стульев, гомон людей, покидающих кабинет. Когда за выходившим последним Молотовым закрылась дверь, Сталин указал трубкой на стулья у стола и сказал:
— Присаживайтесь, товарищи, — хозяин кабинета прошёл к своему креслу, сел, положил погасшую трубку в пепельницу, вздохнул и сказал: — Шапошников не виноват, не трогайте его, это не он. У старика действительно скверное здоровье, пусть съездит на юг, в Крым, на Кавказ, подлечится. Его голова нам ещё понадобится.
Пауза. За окном на солнце нашла чёрная туча, в кабинете стало темновато, и Сталин включил настольную лампу.
— Есть мнение разделить народный комиссариат внутренних дел на два — собственно НКВД и НКГБ, выведя подразделения, подчиняющиеся Вам, товарищ Меркулов, из подчинения товарища Берия и образовав на их базе новый наркомат. Задачи, стоящие перед новым наркоматом будут, собственно, прежние: разведка, контрразведка и прочее. Новым наркомом предлагается стать Вам, товарищ Меркулов.
— Благодарю за оказанное доверие, товарищ Сталин.
— Ну, Лаврентий, как же так получилось, а? Откуда всё-таки у немцев такая карта? Теряешь хватку?
— Коба, я…
— Молчи, не оправдывайся. Я ещё не всё сказал. Вот, — Сталин выдвинул верхний ящик своего стола и достал оттуда пачку из нескольких листов. — Может быть, товарищи наркомы, правильнее было бы, если бы кто-нибудь из вас принёс мне эти бумаги, а? Взгляните.
Листы бумаги отправились двум сидящим напротив друг друга наркомам, а Сталин откинулся на спинку кресла, расковырял пару папирос «Герцеговина флор» и принялся набивать свою трубку. Шуршание бумаг, взволнованное бормотание. На улице сверкнула молния, раздался удар грома и начался сильный ливень.
— Товарищ Сталин, но ведь это же…
— Верно мыслите, товарищ Меркулов. Да, это оригиналы. В газете отпечатана скверная копия, а это — оригиналы.
— Но откуда?!
— Будете смеяться, но мне прислали это по почте. Просто обычной советской почтой в самом обычном конверте с маркой. На марке, кстати, изображён товарищ Берия. Это, намёк мне на то, что ты, Лаврентий, уже не тянешь?
— Коба…
— Шучу. Так вот, товарищи народные комиссары. Найдите мне отправителя этих бумаг. Конверт можете взять у Поскрёбышева. Кровь из носа, встаньте на уши, вывернитесь на изнанку, но найдите его! Если понадобится, то все вооружённые силы СССР, весь военно-морской и воздушный флот — в вашем распоряжении. Ищите. И срока вам — месяц на всё. Советую начать поиски с оборудования, на котором это было отпечатано. Внятного ответа, как такое вообще можно напечатать, я пока не получил. Разберитесь с составом бумаги. В общем, не мне вас учить. Цели поставлены, задачи определены — за работу, товарищи!
Оба наркома рывком поднялись со своих мест:
— Разрешите идти, товарищ Сталин?
— Идите. И ещё, — за окном вновь ударил гром, — народный комиссариат водного транспорта недолго и восстановить. Может быть, кто-нибудь из вас имеет желание возглавить его?..
На заднем сиденье автомобиля сидят двое мужчин в гражданской одежде. Один явно не по погоде одет в долгополый плащ, на голове его шляпа, на носу — тёмные очки. Другой одет в обычный, хотя и несколько старомодный, костюм, а шляпы у него вовсе нет. Тот, что без шляпы, внимательно изучает какие-то бумаги, второй терпеливо ждёт, периодически посматривая в окно на проплывающие мимо виды Мюнхена. Водитель отделён от этих двоих стеклянной перегородкой. Наконец, мужчина без шляпы прекратил читать, выпрямился, и поражённо уставился на второго:
— Неужели Вы это всерьёз?
— Увы.
— Но это же чушь! Ересь! Путешествие во времени, гостья из будущего, друг, переместившийся в Берлин из России. Какой-то бред. Этот Ваш Лотар — просто обычный сумасшедший, которому самое место в концлагере.
— Я так не думаю, господин профессор. Лотар показался мне мальчиком весьма смышлёным, отнюдь не сумасшедшим. Его привезли ко мне прямо с поля, из трудового лагеря, где их отряд гитлерюгенда собирал красную смородину по трудовой повинности. Ему даже руки не дали помыть, не то что переодеться. Мальчишка так и ввалился ко мне в кабинет в рабочей одежде и с руками, по локоть вымазанными в ягодном соке. И что бы Вы думали? Он ничуть не потерял присутствия духа, не испугался и сразу добровольно согласился на сотрудничество. Оказывается, он и сам собирался прийти в гестапо и всё рассказать, только не знал, куда идти. Ко мне его бы просто не пустили, а районные отделения… согласитесь, это не их уровень.
— Всё равно. Простите, но делать столь серьёзные выводы на основании слов какого-то мальчишки…
— У нас есть не только его слова.
— А что ещё?
— Вот, взгляните.
— Что это такое?
— Артефакт из будущего. Материальное доказательство.
— Ерунда какая-то. Марс. Молочный шоколад. Причём тут шоколад? Что Вы мне голову морочите? Мало того, что почти похитили меня во время прогулки ради такой вот с позволения сказать «беседы», так ещё и издеваетесь?! Если я арестован, то так и скажите, не нужно издеваться над пожилым человеком!
— Я уже приносил Вам свои извинения за несколько эээ… излишне резкие движения моих людей. Поверьте, Вашу шляпу в лужу они уронили и наступили на неё совершенно случайно. Я заплачу Вам за неё.
— Да причём тут деньги?! И вообще, что это за дурацкий маскарад? Простите, господин Мюллер, но в этой шляпе, в тёмных очках и плаще жарким летним днём Вы напоминаете мне персонажа из скверного художественного фильма. Для полноты картины Вам недостаёт только чёрного зонтика и надписи «шпион» на спине.
— Это прежде всего в Ваших интересах, профессор. С некоторых пор знакомство со мной может дурно отразиться на здоровье.
— Какая новость! А мне вот, откровенно говоря, всегда казалось, что знакомство с шефом гестапо КАК ПРАВИЛО дурно отражается на здоровье.
— Я не это имел в виду. Обстоятельства несколько изменились. Скажите, Вам известно, что Гейдрих помещён под домашний арест?
— Эээ… Первый раз слышу про это. Гейдрих? Он же любимчик Гитлера!
— Вот именно поэтому его арест всего лишь домашний. И я серьёзно опасаюсь того, что сам буду арестован после возвращения в Берлин. И мой арест будет уже не домашним, а обычным.
— Но… что происходит?
— Насколько мне известно, всю полноту картины пока вижу только я, а теперь вот ещё и Вы, профессор. Проход в будущее — реальность. Причина ареста Гейдриха и этот проход — звенья одной цепи.
— Чушь какая. Но даже если так, если всё так, как Вы говорите, то зачем, почему Вы обратились именно ко мне, обычному престарелому профессору географии?
— Во-первых, из-за Ваших геополитических взглядов, профессор.
— А я никогда их не скрывал. Я всегда утверждал и утверждаю, что континентальный евразийский блок — единственный разумный путь для Германии. Союз Берлин-Москва-Токио невозможно задушить, это аксиома евразийской политики!
— Я знаю об этих Ваших взглядах, профессор. Раньше я мог бы и поспорить с Вами, но теперь…
— Что «теперь»? Что-то изменилось?
— Но Вы же читали протокол, господин профессор. Война с Россией — дело решённое, это даже не обсуждается. Вот только Лотар приоткрыл нам будущее. И теперь можно с уверенностью утверждать, что это будет самоубийственная война. Германию раздавят, разорвут и… в общем, «горе побеждённым».
— Так и пошли бы с этим Лотаром к Гитлеру, что Вам нужно от меня?!
— Думаете, Гитлер стал бы слушать? Если к нему попадёт Лотар, то война с Россией, пожалуй, начнётся ещё в этом году.
— Возможно. Этот недоучка всегда был слишком высокого мнения о своей выдающейся непогрешимости. Он извратил, переиначил всю мою теорию! Когда я в последний раз разговаривал с ним, то прямо сказал, что он толкает Германию к краху, к бездне! Он и этот его ненаглядный Риббентроп. Это же надо было додуматься…
— Перестаньте. Я ничего не слышал, а Вы ничего не говорили.
— Простите, увлёкся. Но Вы сказали «во-первых». Это подразумевает как минимум «во-вторых». Каковы иные причины?
— Но Вы же умный человек, господин профессор. Вы уже и сами давно догадались, что это за «во-вторых». Конечно же, во-вторых я обратился к Вам из-за Ваших учеников.
— Из-за учеников или из-за ученика?
— Хорошо, Вы правы. Из-за ученика. Когда Вы в последний раз виделись с ним?
— Весной, в начале мая он приезжал ко мне в гости.
— Но ведь Вы можете быстро связаться с ним, возникни такая необходимость? Связаться напрямую, наплевав на имперскую безопасность.
— Предположим.
— Война с Россией — самоубийство.
— Согласен. Даже если мы и разобьём русских, что само по себе сомнительно, особенно в свете того, что Вы мне тут наплели о пришельцах из будущего. Так вот, даже если мы и разобьём русских, то всего лишь станем лёгкой добычей англосаксов.
— Необходимо убедить фюрера, что война с Россией не только не отвечает интересам Рейха, но она просто губительна для него. Рейх не переживёт такой войны.
— Думаете, Гитлер станет слушать меня? И, честно говоря, я ему уже про это говорил, пусть и не столь откровенно. Результат равен нулю, он будто бы в каких-то отвлечённых эмпиреях обитает.
— Вы правы, профессор, Вы совершенно правы, увы. В отношении России Гитлер глух к голосу разума. И, тем не менее, я считаю, что нужно попытаться донести информацию из будущего до фюрера. А уж гестапо, пока я им руковожу, окажет в этом всемерную поддержку.
— Что Вы сейчас сказали?
— Красивый, говорю, город Мюнхен. И девушки тут красивые…