Пионер Советского Союза (СИ)

Глава 31

— Мы с тобой прямо как два бурундука, — говорит Ленка, шлёпая рядом со мной по лужам своими сапожками.

— Скорее, как два придурка, — возражаю ей я. — Особенно у меня вид дурацкий, в этом плаще жёлтом.

— Ты же сам голубую куртку отказался надевать.

— Потому что видно, что она женская.

— Плащ тоже женский.

— Не до такой степени.

— Ладно, не бурчи, тут недалеко, дойдём как-нибудь.

— Надо было хоть зонтик взять.

— У нас дома оба зонтика такие яркие и разноцветные, каких тут не бывает. Если только у клоунов в цирке. С зонтиком из будущего мы сразу выделялись бы.

— Всё равно выделяемся.

— И потом, кто же знал, что тут дождь пойдёт?

— В начале ноября в Ленинграде? Ну, я бы сказал, что в такое время и в таком месте осадки выпадают с завидной регулярностью.

— Сань, что-то народу сегодня много на улице, тебе не кажется?

— Ну и ну! Лен, ты дура? Сегодня же война началась!! Забыла?!

— Ой. Блин, забыла. Не, правда забыла, Сань. Совсем из головы вылетело, кажется, это всё давно было.

— Балда. Видишь, как плохо сразу в двух мирах жить. Теряешь связь с реальностью.

— Как там Светка, интересно? Надеюсь, Тимофей Дмитриевич спас её.

— Тимофея Дмитриевича теперь самого спасать впору, если он выжил при бомбёжке.

— От кого?

— От госбезопасности. Помнишь, он сам говорил, что товарищ Меркулов приказал ему доставить нас любой ценой и что за это он головой отвечает. Головой. У нас это не шутки, Лен, тем более, если такое сказал нарком НКГБ. Думаю, если мы не найдёмся, Тимофея Дмитриевича вполне расстрелять могут. Вообще-то, если не найдёмся, не поздоровится и самому Меркулову.

— Я как-то не думала об этом в таком ключе. Наверное, они там сейчас уже все леса Белоруссии прочесали, нас ищут.

— Не, не прочесали пока, хотя потом обязательно прочешут. А пока ещё не прочесали, не успели, ведь тут и десяти минут не прошло с момента нашего ухода. Лен, их там, может, до сих пор бомбят, представляешь?

— Ужас какой. Сань, я раньше ещё под бомбёжкой не бывала.

— Я, вообще-то, тоже.

— Чего-то я никакой охраны не вижу около твоего дома, Саш.

— А как ты это представляла себе? Полосатую будку с вооружённым милиционером в ней около подъезда? С такой гордой надписью: «Пост охраны квартиры 26», да? Не беспокойся, Лен, охраняют наверняка, нас заметят. Я даже не знаю, успеем мы домой зайти или нас раньше в милицию заберут. Вовка в садике, наверное, его и не увидим.

— Жалко.

— Угу. А ты про каких бурундуков говорила?

— Когда?

— Когда по мосту шли, помнишь? Ты сказала, что мы с тобой на бурундуков похожи.

— Ах, это. Ты не знаешь, Сань, это персонажи такие мультяшные — Чип и Дейл их звали.

— Чего это не знаю? Очень даже знаю, видел про них мультики, когда у этих сидел. Они ещё с толстым котом воевали постоянно.

— Вот я про них говорила.

— Имела в виду, что мы спасатели?

— А разве непохоже? Им же действительно некуда бежать, кто им ещё поможет, если не мы с тобой?

— Где они тут жить-то будут? Ни дома, ни денег, ни документов.

— Всё равно лучше, чем там. А у нас всё, край, у нас им крышка. Женьку нельзя в детдом, ты же знаешь, какой он тютя, его там заклюют.

— Факт, заклюют.

— Вот. А баба Дуся просто умрёт без него, она только ради Женьки и живёт. Без него ей и жить незачем станет.

— Ладно, в Москву приедем, спросим товарища Сталина. Не думаю, что он в такой малости откажет — принять учительницу-пенсионерку с внуком. Поможет и с документами и с жильём. Тем более, Женька хоть и тютя, но в компьютерах здорово разбирается. Гораздо лучше тебя или, тем более, меня. Он и программировать умеет немножко. Ты же и математических каких-то программ наставила на ноутбук, да? Вот Женька и будет сидеть программировать. Не, такого ценного кадра товарищ Сталин не то что возьмёт, с руками оторвёт и никуда не отпустит. Женька же со своим компьютером один больше насчитает, чем целый институт.

— Наверное. Открывай дверь. Саш, а твоя мама нас не побьёт сейчас?

Хороший вопрос. Я открыл дверь подъезда, пропустил вперёд себя Ленку, а сам всё думал — достанется нам на орехи или нет? Вообще-то, запросто влететь ремнём может, у мамки это не задержится.

Мы с Ленкой опять в моём мире, тут третье ноября сейчас и сегодня война с Англией началась. Сегодня и, одновременно, три недели назад. Мы три недели в Ленкином мире прожили.

Там как получилось-то? Я Ленку из разбитого вагона вытащил, и мы с ней в воронку от бомбы сразу плюхнулись. А Ленка никакая была, вовсе невменяемая, мычала что-то. Опять же, по руке ей левой здорово стеклом попало, кровь сильно текла. И она как-то ухитрилась портал в 2013 год открыть из той воронки, хоть и не в себе была. Кажется, ей подвал и не нужен вовсе для этого, достаточно просто ниже уровня земли оказаться.

Вот мы с Ленкой в будущее и провалились вдвоём, а Светка там осталась, в 1940-м, под бомбами. Но Ленка там, в воронке, всё кровью из руки своей заляпала, так что я не опасался, там всё равно время остановилось, можно не торопиться никуда.

Я Ленку, грязную и растрёпанную, домой довёл, а там как раз и её мама вернулась. Ой, что было! Ленка в крови вся, побитая, поцарапанная, платье на ней порвано.

Меня чуть не убили.

Хорошо, Ленка несколько в себя к тому времени пришла, заступилась. Это, говорит, не он вовсе, он меня защищал, а напали хулиганы. Удивительно, но милицию Ленкина мама не вызвала. Похоже, милиции она не доверяла и считала, что без неё справится лучше.

Ленкины травмы, к счастью, оказались вовсе несерьёзными. Даже самая страшная, на руке, всего лишь очень глубокой царапиной была, хоть и шрам от неё потом останется наверняка — будь здоров! Во всё предплечье! Я бы не парился ничуть от такого, но она-то — девчонка! Ей, наверное, неприятно будет.

Потом ещё решали, что со мной делать. Ленка уйти прямо сейчас в 1940-й год не может. Она же раненая, как она потом объяснит маме, отчего её царапины так быстро зажили? Ей тут, в 2013-м, лечиться придётся. Ну, и я с ней застрял. У Ленки жить я не могу (она ведь девочка). Нас Женька Киселёв выручил (да-да, тот самый предатель).

Ленка позвонила ему по мобильнику и договорилась, что я поживу у Киселёва с недельку. «Неделька» та растянулась на три, но это не столь важно.

Киселёв жил с бабушкой. Он ей наврал, что я его друг, приехал из Санкт-Петербурга, и это он меня пригласил в гости. Кажется, бабушка ему не поверила, но она была старой учительницей и решила не лезть со своими советами. Меня же никто явно силой не привёл, я сам, добровольно. И к маме не рвусь. Вот она и решила, что мальчишки сами разберутся и расскажут ей потом всё.

А вот родителей у Киселёва не было, он только с бабушкой жил. Папы своего он вовсе не знал (тот слинял куда-то ещё до его рождения), а мама его глупо и совершенно нелепо погибла в автобусе по дороге на работу полгода назад. Какой-то придурок (Женька почему-то всегда называл его вкусным словом «чебурек») на гружёном кирпичами «КАМАЗе» вылетел на встречную полосу и врезался в пассажирский автобус. Его мама погибла на месте, её даже хоронили в закрытом гробу, так как собирали по кускам по дороге.

И Женька остался без мамы. А папы и не было. Осталась только бабушка, мамина мама.

Так Женька стал жить с бабушкой, уже без мамы. Жили они вдвоём в однокомнатной квартире, в старом доме (такие тут «хрущёвками» называют) в паре сотнях метров от нового Ленкиного высотного дома. И учился Женька в одной школе с Ленкой, только на класс младше её.

А ещё он помог мне, когда сообщил Ленке, где меня пидарасы ненормальные прячут.

Так что я ему и зуб выбитый простил, и руку сломанную. Хотя перед этим фингал знатный поставил. Да ладно, до свадьбы заживёт. И я поселился у Женьки, в его квартире.

Спал я на старой кровати его мамы, та всё равно пустовала теперь. Вторая половина мая, Женька всё ещё ходил в школу, а вот я прохлаждался (каникулы — класс!). Нет, я не только спал и в носу ковырял, конечно. Я помогал Женьке и бабе Дусе (Евдокии Никитичне) как мог. И кран на кухне починил (аккуратно, чтобы не сломать), и полку перевесил (электродрель — это жесть!!), и кровать Женькину наладил, а то у неё ножки шатались. И я кафель в ванной положил.

Кафель новый ещё его мама покойная купила и хотела положить. Сама она не умела и собирала деньги, чтобы нанять мастера. Собрать деньги не успела, погибла. А без неё денег стало совсем мало и о мастере вовсе забыть пришлось. Женька от отчаяния сам, как мог, пытался тот кафель положить, но… Неудачно, мягко говоря.

Ага. Примерно так он кафель и положил в ванной. Я пол дня сдирал то, что он успел-таки «сделать». А потом ещё два дня делал правильно. Вроде, получилось.

Ещё я в магазин ходил за продуктами. Во-первых, бабе Дусе тяжело, ей уже семьдесят два и ноги больные, а во-вторых… Во-вторых, у них денег нет.

Ленка мне по секрету рассказала (чтобы баба Дуся не слышала), что это её она несколько раз видела, копавшуюся в помойном контейнере. То есть, с деньгами совсем труба, раз даже еду себе (себе, не Женьке!) она искала на помойке. И я ходил в магазин сам, постоянно «забывая» на кассе чеки, а бабе Дусе врал каждый раз про акции, скидки, распродажи, ошибку продавщицы (дал сто рублей, а мне на сдачу — четыреста с мелочью!). На самом деле, деньги мне Ленка давала, у неё много было. Ей Мюллер тысяч двести подарил, когда мы прощались с ним.

Собственно, из-за этих несчастных денег Женька и оказался в том положении, откуда я его отбил у банды Гейдара. Они, оказывается, у младших деньги отнимали, всю школу данью обложили, им каждый ученик по двадцать рублей в день приносить должен был. И приносили. Все приносили. А Киселёв не принёс. У него просто не было двадцать рублей в день, он не принёс. И его «поставили на счётчик». Он ещё и с процентами «долг» отдавать был должен, а у него и просто на двадцать рублей в день денег не было.

Вот. И тут я такой, весь в белом. Дон Кихот приехал. Из психушки.

Конечно, мне наваляли. Хорошо хоть, не сильно, одним зубом отделался. Только вот эти козлы не знали, что вслед за мной за ними придёт Гестапо. На полном серьёзе, настоящее Гестапо. И оно пришло, в лице Мюллера.

На самом деле, всерьёз пострадал только главарь шайки, Гейдар. Но вот уж тот ответил за все свои художества по полной и даже с избытком. За пару дней до начала летних каникул Женька рассказал мне, что в школу из больницы вернулся этот Гейдар. Вернулся, ага.

Он попытался снова встать во главе своей стаи, но там все места уже поделены были. Его не взяли. А когда бывшая его стая узнала, что именно с Гейдаром случилось и от чего он в больнице лечился… Мне даже жаль его в какой-то степени, хоть он и козёл. А самого Гейдара его стая… эээ… словом, надругались они над ним. Много раз и в самых разных формах, а фантазия у членов стаи в этом плане была весьма богатой. Напоследок они его просто все вместе хором обоссали. Буквально.

Так Гейдар из вожака стаи в одночасье стал ничтожеством, которое последняя шестёрка может в любой момент пнуть ногой. Только вот на этом его злоключения не закончились. Эта история с низвержением вожака стаи уже на следующий день стала известна всей школе. Женька рассказал мне, что на перемене одиннадцатиклассники выгнали Гейдара из туалета. Ему, мол, теперь нельзя пользоваться мужским туалетом. И Гейдар, волей-неволей, потащилось в женский. Ленка на другой день подтвердила мне всё это, сильно смущаясь. Она сама встретилась лицом к лицу с Гейдаром в девчачьем туалете, тот как раз выходил оттуда.

Ленка говорила, что старшие девчонки сначала долго смеялись над Гейдаром и подначивали его, но потом, всё же, пользоваться женским туалетом ему разрешили. Пусть. Стесняться его уже всё равно не нужно, а все свои туалетные дела Гейдару до конца его дней придётся и так делать сидя, стоя он больше не может. То последствия откровенного разговора с главой Гестапо.

Но во всём можно найти свои положительные стороны, сказала Ленка. Говорит, зато Гейдару теперь точно армия не светит. Он в военкомат представит абсолютно подлинную, а не липовую, справку об инвалидности. И любая врачебная комиссия ту справку мгновенно подтвердит. Действительно, таких в армию не берут. Только что в этом хорошего-то, в армию не ходить? Я не понял.

А Женька нормальным парнем оказался, зря я о нём плохо раньше думал. Тютя, верно, но это от того, что без отца растёт, я так думаю. Зато он умный, без троек учится. Ленка, колбаса, была до соплей довольна, что у неё по алгебре годовая тройка получилась, а вот у Женьки по алгебре за год «отлично».

Ой. Вот, я и дома. Звонок в дверь.

Мама!!!

Ой, мои хорошие!! Ой, радость-то какая! Сашенька! Леночка! Проходите скорее.

Ага.

Ленка-то прошла, но я маму знаю. Вперёд сестру пропустил, на всякий случай. Обычай такой у нас, людей, женщину вперёд пропускать. Это ещё с древности так повелось. В древние времена сильный и могучий мужчина на ночь закрывал вход в пещеру огромным камнем. Утром, проспавшись, сильный и могучий мужчина, поднатужившись, отваливал от входа в пещеру огромный камень и… вежливо пропускал вперёд женщину, внимательно наблюдая за той из глубины пещеры. Если на женщину тут же не набрасывались дикие звери и не съедали её, могучий мужчина выходил из пещеры сам. Так вот было раньше.

Шутка.

И точно. Ахи, поцелуи резко оборвались и началось ожидаемое:

Мамка одним движением руки швыряет Ленку на кровать, а я сразу отворачиваюсь к стене, знаю-знаю. Слышу отчаянный Ленкин крик: «Сашка, отвернись!!». Так, я уже, вроде.

Против ожидания моего, звонких шлепков ремня по голой попе не последовало, я вместо этого какое-то хлюпанье слышу. Оборачиваюсь. Смущённая Ленка оправляет на себе юбку, а мамка плачет, обнимает и гладит её. Ну, тут и мне досталось. Поцелуев и обниманий, я имею в виду, а не ремня и оплеух.

Здравствуй, мама. А я тоже соскучился.

Опасность миновала.

Жалко, Вовка в садике, его тоже обнять хочу. Вовка на Женьку похож, только Женька ещё более бестолковый, хоть и старше.

Зато Женька в шахматы играет здорово, меня он на раз-два делает. Вот, со Светкой познакомить бы его, пусть бодаются. А чего? Они ровесники почти, им вдвоём интересно будет, наверное. Точно, познакомлю!

Познакомлю, потому что… Потому что Женьке и бабе Дусе придётся всё равно переселяться в 1940 год, в 2013 для них жизни больше нет.

Почему?

У Женьки нет родителей. А баба Дуся так и не смогла оформить на него опекунство. Ей не дают, говорят, она слишком старая. И неважно, что она бабушка — всё равно старая. А нет опекунства — нет и пособия на Женьку, и живут они вдвоём на одну только пенсию Евдокии Никитичны. Женька вообще сейчас непонятно кто. Родителей нет, живёт непонятно где. Ну, официально непонятно где, по бумагам.

Мы с Женькой рядом, на соседних кроватях спали, он ночью шёпотом (чтобы бабу Дусю не разбудить) рассказывал мне, как он боится. Боится, что его заберут. Оказывается, к ним уже два раза какие-то люди приходили, его куда-то увезти хотели. Увезти из дома. Зачем? Куда? Он — тут живёт! Зачем его увозить? Только вот у него нет ни родителей, ни опекуна. Женька Киселёв очень боится, трусит просто.

А ещё, я заметил, когда Женька боится, он кошку свою гладить начинает, это бзик у него такой. Поднимает с пола на руки и гладит, с кошкой на руках ему не так страшно. А Белянка (это кошка) только довольна. Лежит на Женьке, урчит. Она белая вся, только правая передняя лапка чёрная, её Женька в январе на улице подобрал, пожалел. Белянка вся тогда такая несчастная сидела около подъезда, замёрзла, вот её Женька и подобрал. Теперь с ним живёт.

А сегодня последний день занятий в школе был, дневники раздавали с годовыми оценками. У Женьки только по физкультуре трояк должен быть (тюфяк!), а так он хорошист. Я сидел дома, книжку «Дети капитана Гранта» читал. Они там как раз почти до Новой Зеландии доплыли и тут…

Баба Дуся на кухне чистила картошку к супу (за рыбой я с утра сходил в магазин), и тут Женька врывается в квартиру. Весь мокрый, растрёпанный, без портфеля. Что случилось?

За ним пришли!! Прямо в школу! Он видел, две тётки, мужчина и полицейский. С дубинкой и наручниками! Они пришли его «спасать». Женьке ещё повезло, у него классная была нормальной тёткой. Загородив своим телом вход в класс, она громко (чтобы все слышали) разговаривали с пришельцами. И Женька понял. Он всё понял. Он понял, что это она для него, это всё, чем учительница ему может помочь. Он открыл окно и выпрыгнул вниз, со второго этажа. И фиг с ним, с портфелем, не до него.

Женька примчался домой, к бабушке. Но… чем же поможет ему бабушка? Даже если у неё под подушкой спрятан пулемёт, разве это поможет? И я позвонил по мобильнику Ленке. На помощь!

Вот. А вот Ленка поможет. Тут, в 1940-м году, никакие «общества защиты детей» не достанут, тут мы неуязвимы. Нужно только с товарищем Сталиным договориться, чтобы тот разрешил Женьке и его бабушке переселиться сюда — и всё.

А почему не разрешит? Женька, по нынешним временам, просто ну очень высококвалифицированный специалист. И его бабушка тоже. Конечно, она старенькая, работать не сможет, но хоть даже и поговорить с ней товарищу Сталину интересно будет. Тем более, баба Дуся присутствовала на его похоронах и кое-что помнит, хоть и совсем девчонкой тогда была.

Фу…

Мам, ну не лезет больше, честное слово. Не лезет. Ленка напротив меня тоже сидит осоловелая.

Закормила своим борщом.

Вкусный, конечно, но три тарелки — это перебор. Ой, ещё и компот?!

Дзыннь! Дзыннь!!

Звонок в дверь. Это кто там? Мамка идёт открывать. В желудке тяжесть, сонливость. С трудом удаётся улавливать смысл разговора в прихожей.

Вы кто? Зачем? Куда? Не пущу, дети только что вернулись! Нет!!

В комнату входит капитан НКВД. Сняв с головы фуражку, он смущённо так говорит: «Извините, у меня приказ». Кругловы Александр и Елена? Собирайтесь.

Мамка в истерике вся. Как так? Они — дети. За что их арестовывать?! А капитан, помявшись, сказал, что никто нас арестовывать не собирается, просто у него приказ перевезти нас в более охраняемое место, в связи с последними событиями.

В связи с какими событиями? Нападение англичан? Так, где Баку, а где Ленинград! Ну, какие тут англичане?!

А он говорит, что не в этом дело. Вы что, говорит, радио не слушаете?

Конечно, не слушали, мы же обедали. Какое тут радио? И тогда лейтенант выдал фразу, сразу повергшую меня в шок:

— В Москве было покушение. Стреляли в товарища Сталина…