Пионер Советского Союза (СИ)

Интерлюдия IX-1

— …этот чёртов голландский! Не хочу! Надоел он мне!!

— Не дерзи! — немедленно возмущённо взвивается мой переводчик.

— Не стану больше учить эту муть!

— Станешь. Станешь, Саша, иначе как ты собираешься общаться со своими родителями? Как ты в школу станешь ходить?

— Эти пидарасы мне не родители, а в школу я буду ходить в русскую, а не в голландскую.

— В Амстердаме нет русских школ.

— А я и в Амстердам никакой не собираюсь, не поеду я туда!

— Это решать не тебе, Саша. И потом, отчего тебе не нравится Амстердам? Очень культурный старинный город. Чрезвычайно красивый, я был там много раз.

— Ага, «культурный». И толпы пидарасов на улицах.

— Саша! Прекрати употреблять это нехорошее слово! Прекрати, или тебе опять придётся принимать лекарства для снижения уровня немотивированной агрессии.

— Не надо лекарства, я с них дурею.

— Тогда веди себя хорошо и будь послушной.

— Почему Вы обращаетесь ко мне, как к девочке?

— Оговорился. А Амстердам действительно очень красив, это одна из самых красивых столиц Европы, можешь мне поверить, я много где побывал.

— Всё равно Ленинград лучше, я в Ленинград хочу.

— В Санкт-Петербург? Пфф! Жалкая, неудачная пародия на европейское великолепие. Там я тоже был и могу уверенно утверждать, что до уровня Европы Петербург не дотягивает.

— А что мне на Европу равняться? Плевал я на всю эту Европу, мне своя страна дороже.

— Саша, Европа — это культурная колыбель всей человеческой цивилизации.

— А мы зато всю эту «колыбель» в дымину разнесли.

— Это ты о чём?

— Забыли, какой сегодня день, Тимофей Дмитриевич? Что в этот день в сорок пятом году случилось?

— Ах, вот что ты вспомнил.

— Да, я про День Победы, про наш праздник.

— Саша, вот лично я этот день никаким праздником не считаю.

— Как так?

— Кощунственно праздновать день победы в самой страшной войне в истории Европы, унесшей жизни десятков миллионов человек. Тем более что отечественная война являлась фактически войной братоубийственной. На стороне Германии воевали сотни тысяч, если не миллионы советских граждан, а целые народы были депортированы в Сибирь и Казахстан за «пособничество фашистским оккупантам».

— Но…

— И я уверен, что очень скоро день окончания войны станет и у нас в России называться Днем Скорби.

— А как же «праздник со слезами на глазах»?

— Саша, так называемая «Победа» в «В.О.В.» — по сути, поражение. «Освободители» Европы были ничуть не лучше, если не хуже, гитлеровских «завоевателей». США и Англия смотрели сквозь пальцы, отдали на откуп «победителям» Восточную Европу — а их зверства там помнят до сих пор, когда все лица женского пола от 8 до 80 лет поголовно были изнасилованы, шли повальные грабежи, убивали просто так, для развлечения. При этом о зверствах гитлеровцев сведений не так уж и много. И Холокост — это было «совместное мероприятие». То, что начал, но не доделал Гитлер — доделали Сталин и русские «освободители». Всех евреев, «освобожденных» из гитлеровских концлагерей, отправили в товарных вагонах в пункты фильтрации, по дороге не кормили, не давали воды, не отпускали по нужде — и 90 % от «спасенных» погибли или при перемещении в эти пункты, либо уже там от зверств русских «освободителей», в сравнении с которыми гитлеровцы казались светочами гуманизма.

А вот после таких слов моего преподавателя я просто молча захлопнул свой рот, возразить мне было нечего. Что тут возразишь-то? У меня было гораздо больше шансов словами убедить волка стать вегетарианцем и перейти на морковную диету, нежели доказать Тимофею Дмитриевичу всю глубину его заблуждений. Н-да, такое не лечится. В морг…

— …Лена, вижу похож что я не на рядовой Вермахта, — недовольно бубнит себе под нос «папаша» Мюллер, рассматривая в ростовое зеркало своё отражение. — Похож на глупый артист убежать из цирк.

— Нормально-нормально, мне нравится, — говорю я, сдувая пылинку с плеча переодетого в полевой мундир новоиспечённого рейхсфюрера.

— Лена, так не бывает!

— Бывает.

— Это глупость, Лена!

— Не глупость, мне лучше знать!

— Глупость! Медаль «за 25 лет службы» не бывает у рядовой. Не может быть! Вместе с такой медалью у рядовой «Рыцарский крест»?! Чушь!

— А мне нравится, красиво получилось.

— И нагрудные знаки парашютиста Люфтваффе и «за танковую атаку» вместе не бывает! Ещё нашивка снайпера, много глупо тут. Совсем глупо — манжетная лента «Африка».

— Да всё нормально, всё правильно, так и должно быть!

— Плохо.

— Хорошо. Теперь автомат на шею повесьте… вот так.

— Так мне неудобно.

— А как удобно?

— Так, — Мюллер перевешивает автомат у себя на шее стволом направо.

— Ладно, можно и так.

— Но так я не смогу быстро начать стрелять, мне неудобно.

— А как его правильно вешают?

— Вот так, — Мюллер снимает с шеи автомат и вешает его себе на плечо.

— Нет, так не пойдёт, — не понравился мне результат. — Вешайте обратно, как было.

— Это неправильно, Лена.

— Мне лучше знать.

— Непонятно, откуда взять рядовой пистолет-пулемёт.

— Как откуда? — удивляюсь я. — А как же солдат без автомата?

— Рядовому положен карабин. Пистолет-пулемёт бывает у командир отделения.

— Странно. А мне казалось, что автоматы у всех солдат были, кроме, разве что, лётчиков. Я много раз в кино видела, как по полю идёт толпа немцев и все с автоматами, стреляют постоянно. А наши по ним из окопов из винтовок стреляют, только почему-то обычно мимо. Немцы же в наших из автоматов попадают.

— Солдаты Вермахта идут в полный рост по полю на окопавшийся противник?

— Да. А чего? У них ведь автоматы у всех, а у наших только винтовки. Автомат же сильнее винтовки, верно?

— Лена, это глупость! — возмущается бывший шеф Гестапо. — Так можно делать только тот, кто хочет умирать. Офицер не сможет посылать свой солдат в такой атака! Если офицер даст такой приказ — солдаты сами убить его или звать Гестапо!

— Да что Вы всё затеяли: «Глупость, глупость»! Не глупость, я ведь в настоящую атаку не посылаю Вас. И автомат наденьте уже правильно, как я Вас учила, господин Мюллер, а не как Вам удобно. Стрелять из него Вам всё равно не придётся. Наверное.

— А если нужно стрелять?

— На крайний случай у Лотара в коляске пулемёт будет.

— Лотар плохо стрелять из пулемёт, всего три занятия, очень мало опыт.

— Сойдёт, вы же не войну там развязывать будете. У охранника, скорее всего, даже и оружия нет боевого, травматика только.

— Что есть «травматика».

— Несмертельное оружие, делает больно, но не убивает. Всё, хватит болтать, каску надевайте.

— Так?

— Пониже на глаза.

— Так?

— Да, всё отлично. Пойдёмте мотоцикл выбирать уже. Кстати, мне что-то не понравился ни один, какие-то они несерьёзные все.

— Это есть настоящий, подлинник мотоцикл Вермахт!

— Всё равно выглядят убого.

— Какой глупый вид! — в очередной раз сокрушённо вздыхает Мюллер, смотрясь в зеркало. — Ваши полицаи такие глупые, что не поймут?

— Не поймут. Они ведь такие же фильмы смотрели, как и я.

— И не остановят для обыск? Вблизи видно будет, что у Лотар усы приклеен.

— Он смешной такой с этими усами стал, жесть! А так думаю, что не остановят. Конечно, в любой другой день остановили бы скорее всего, даже наверняка, но только не сегодня.

— Почему?

— Говорила же, День Победы у нас, праздник. Военных куча на улицах, в Москве парад. Вас за чокнутых реконструкторов примут, за артистов. Подумают, что вы с Лотаром с какого-то представления едете.

— Возможно, оружие лучше спрятать в коляске?

— Ни в коем случае! Что вы за фашисты тогда будете, если без автоматов?

— А пулемёт?

— И пулемёт нельзя прятать, на коляске просто обязан быть пулемёт, иначе не бывает.

— Бывает и очень часто.

— Не бывает, мне лучше знать.

— Но откуда у артистов боевое оружие, особенно пулемёт?

— Никто и не подумает, что оно боевое, подумают, что это муляж.

— Что есть «муляж».

— Макет. Всё, идёмте уже во двор, а то Лотару, наверное, надоело катать Светку на этом чуде техники.

Мы с Мюллером вышли из комнаты и стали спускаться со второго этажа вниз по лестнице. С улицы отчётливо доносился рёв мотоциклетного двигателя, периодически перекрываемый довольным повизгиванием Светки. Это она на Лотаре каталась. Не на самом нём, конечно, а в коляске мотоцикла, на месте пулемётчика, Лотар только управлял старинным уродцем.

Пока мы шли по лестнице, Мюллер всё время тихо ругался по-немецки (ему не нравилось, как он с моими подсказками оделся), а я в это время пыталась решить, нужно ли привязывать к мотоциклу георгиевскую ленточку или нет. С одной стороны, у нас в Москве на День Победы их буквально к любому транспортному средству привязывают, от железнодорожных локомотивов до детских колясок. Но с другой стороны, георгиевская ленточка на фашистском мотоцикле — не слишком ли это авангардно?..