— …ходят на свободе?! Как, как такое может быть? — возмущаюсь я. — И что же это Вы, Тимофей Дмитриевич, столь легко говорите об этом? Преступники открыто, не скрываясь, ходят по городу, Вы про это знаете и молчите? Немедленно, прямо сейчас звоните в милицию, пусть их заберут!
— Саша! Ну что за чушь ты говоришь? — удивляется мой персональный переводчик с голландского. — Какие ещё преступники? Патрик и Жан — уважаемые и весьма состоятельные люди, к тому же, иностранные подданные.
— А что, иностранным подданным можно нарушать наши законы в нашей стране?
— Какие, какие законы, Саша? Они совершенно ничего не нарушают.
— Как это не нарушают? Вы мне сами только что сказали, что они… эти самые… которые… фу, мерзость какая!
— Саша! Ты прямо ископаемое какое-то, честное слово. Мне даже странно слышать такое от человека твоего возраста. Абсолютное большинство молодых людей не считают гомосексуализм чем-то плохим, а гомофобию, напротив, считают постыдным явлением.
— Не считают плохим?
— Не считают.
— А… а милиция? Ведь они нарушают закон!
— У нас, Саша, сейчас не тридцать седьмой год, уголовное преследование за гомосексуализм давно уже стало достоянием истории. Кстати, они и больными людьми также не считаются, сексориентация — личное дело каждого, и геи имеют такие же права, что и натуралы.
— Кто имеет такие же права?
— Геи, я же говорю.
— А это ещё кто?
— Нет, ну ты действительно как с Луны свалился, Саша! Геи — это общепринятое название гомосексуалистов.
— Надо же, а я и не знал. Всегда думал, что общепринятое название содомитов — это «пидорасы».
— Саша! Ещё раз услышу от тебя такое нехорошее слово, расскажу всё Жану и он… эээ…
— Побьёт меня?
— Да что же ты такое говоришь, Саша?! Разве можно бить человека, тем более — ребёнка?! Ребёнок равен взрослому, женщина равна мужчине, война, насилие в любой форме — зло!
— И что этот самый Жан сделает мне, если я скажу ему, что он пидорас?
— Жан огорчится. Наверное, придётся обратиться к психиатру, чтобы он прописал тебе какие-нибудь лекарства.
— Ещё лекарства? Да меня от этих-то тошнит постоянно, особенно от «Диане». Такая гадость!
— Вот и веди себя хорошо и не огорчай Жана и Патрика своими словами и поведением. Они же любят тебя, Саша, хотят тебе только добра. И чем ты недоволен-то? Посмотри, какие у тебя комнаты, сколько игрушек! Домашний кинотеатр, компьютер, нарядная одежда, косметика! Чего тебе ещё надо?
— Кстати, а кем они работают-то, эти извращенцы? Откуда у них деньги на всё это?
— Саша, они — не извращенцы. Это ты извращенец со своей пещерной гомофобией. А Патрик и Жан — футболисты, ведь я говорил тебе об этом, разве ты забыл?
— Не, про футбол я помню, сам играть люблю в него, но кем они работают-то?
— Ты что, глухой? Они — футболисты. Играют в одном очень известном клубе, не редко и за рубежом. А Жан вообще на прошлом чемпионате Европы сидел на скамейке запасных сборной страны! Так что денег у них много, зарабатывают они хорошо.
— Чем зарабатывают-то? Я так и не понял.
— Они играют в футбол, что тут неясного?
— А деньги откуда?
— Они играют в футбол.
— И за это им платят деньги?
— Очень хорошие деньги, Саша, заметь. И Патрик, и Жан в неделю получают больше, чем какой-нибудь профессор университета за год! Конечно, профессор берёт взятки со студентов, но даже и с учётом взяток его доход совершенно несопоставим с доходами успешного профессионального футболиста.
— Что за бред?! Люди ничего не производят, весело проводят время, пиная мячик, а в итоге денег у них больше, чем у уважаемого человека, у профессора? Это Вам не кажется странным, Тимофей Дмитриевич?
— Ничуть. Нормальные рыночные отношения. Профессия футболиста сейчас намного престижнее, чем профессия какого-нибудь там орнитолога или вулканолога с их никому не нужными и неинтересными заумными знаниями.
— По-моему, это глупо.
— Мир меняется, Саша. Сейчас у нас, слава Богу, не времена не к ночи будь помянутого Совка, сейчас у нас демократия. Ты вот, Саша, сам кем хочешь стать?
— Космонавтом.
— Кххх! — неожиданно для меня давится смехом мой собеседник. Что смешного-то он нашёл? — Саша, ну что за детские фантазии?! Ты ещё скажи «пожарником» или там «продавцом мороженого». Право, детский сад, штаны на лямках!
— Я хочу стать космонавтом!
— Саша! Ну… это же несерьёзно, согласись! Тебе тринадцать лет ведь уже!
— Ну и что?
— В твоём возрасте пора бы и поумнеть, задуматься о настоящей, престижной профессии, о такой профессии, с которой тебе будет легко и приятно шагать по жизни.
— «Легко и приятно»? Это Вы какую профессию в виду имеете, Тимофей Дмитриевич?
— Господи, Саша, да таких профессий масса! Сейчас очень многие юноши хотят быть экономистами, юристами, и даже бухгалтерами, управленцами, социальными работниками.
— И что из этого Вы бы посоветовали мне?
— Так. Дай-ка подумать. Ну, в большой спорт тебе идти уже поздно, ты староват. Да и… ещё причины есть. Зато ты, Саша, практически идеально подходишь для модельного бизнеса, у тебя достаточно симпатичное лицо, а над фигурой пока ещё не поздно поработать. Да, действительно, у тебя есть все шансы стать моделью высшего ранга. Конечно, просто так в модельный бизнес не пробиться, но Патрик и Жан помогут тебе. Опять же, хотя там натуралов и так уже практически не осталось, но ты всё равно будешь выделяться из основной массы моделей, таких, каким ты будешь, даже среди моделей пока ещё немного, тебе будет проще. Хочешь стать топ-моделью?
— Я не очень понял, что Вы мне предлагаете делать. Строить какие-то модели? Модели чего?
— Боже мой. Питекантроп. Австралопитек. Шимпанзе. Ты что, не знаешь, чем занимаются модели?
— Не знаю. И не нужно оскорблять меня, лучше объясните.
— О, Боже мой. Сейчас, погоди, — мой переводчик подошёл к полочке с видеодисками и принялся рыться в коробочках с яркими наклейками. — Не то… не то… ага, вот это подойдёт. Смотри!
Диск из коробочки с изображениями каких-то полуголых длинноногих тёток отправился в недра проигрывателя. Тот немного пожужжал, помигал огоньками, а затем гигантский плоский телевизор на стене ожил и начал демонстрировать цветное кино высочайшего качества. Под словом «качество» я понимаю в данном случае качество изображения, но никак не качество самого фильма, так как собственно фильм был настолько дурацким и бессмысленным, что не мог бы претендовать даже на роль киножурнала.
Судите сами. Три какие-то невероятно нелепо одетые тётки вышли из-за кулис. Прошли под громкую музыку по какой-то длинной штуке вроде сцены. Молча, уперев одну руку себе в бок, постояли на краю сцены. Изобразили на своих не изуродованных присутствием интеллекта лицах нечто, что страдающий близорукостью пожилой носорог метров с пятидесяти мог бы посчитать улыбкой. А потом развернулись и под всё ту же музыку ушли со сцены, виляя попами. Говорить никто из тёток даже не попытался, всё они делали молча.
Потом был ещё один выход, но с тремя другими тётками, одетыми ещё более нелепо, чем предыдущие (хотя я поначалу считал, что более дурацкой одежды придумать просто невозможно; ошибался я). Ещё три тётки. Ещё две практически голые. А потом… потом музыка как-то изменилась и под гром зрительских аплодисментов вышла она. Или оно. Или не-пойми-кто. Наверное, можно было бы и испугаться, если бы не было так смешно. Что же это на неё напялили-то, а? Ужас. Даже не представляю, сколько телевизора должен был выкурить портной, чтобы сшить такой костюм. На что тот костюм похож? Ну, как вам сказать. Попробуйте представить себе нечто среднее между копной сена и выкрашенным в розовый цвет корабельным якорем. Не можете представить? Однако, такую штуку как-то сшили и даже уговорили эту скорбную на всю голову тётку выйти в ней к людям. Отвратительное зрелище.
Наконец, бессмысленное кино закончилось. Тимофей Дмитриевич выключил телевизор пультом, полуобернулся в своём кресле в мою сторону и спросил:
— Ну как, Саша, понравилось? Возможно, лет через пять, и ты тоже сможешь вот так же блистать на подиуме!
— А я так и не понял, при чём тут модели. Модели чего?
— Саша! Вот эти восхитительные, обворожительные девушки, которых мы с тобой только что наблюдали, это и есть модели!
— Да вы что! — возмутился я. — Вы что, хотите, чтобы я нарядился идиотом и в таком виде гулял по сцене?! И потом, я даже если и захочу, то не смогу, это ведь занятие для женщин!
— Ну, во-первых, этот вопрос сейчас решаем. А во-вторых, бывают ведь и модели-мужчины, если уж на то пошло. Зато представь, какое у тебя будет будущее! Слава, поклонники, цветы, знакомства с политической элитой. Деньги, наконец! Ну, заманчиво?
— Как-то не слишком.
— Почему? — искренне удивился Тимофей Дмитриевич.
— Трудно объяснить.
— А ты попытайся, быть может, я пойму, и мы с тобой вместе придумаем тебе новую мечту, вместо этого детско-наивного «хочу стать космонавтом».
— Ладно, насчёт космонавта я согласен с Вами — это наивно. Наверное, у меня не получится, хотя я всё равно попытаюсь. Но… даже если быть и не космонавтом, я хочу что-то делать, что-то полезное, нужное людям.
— Угу. Кирпичи, например.
— Да хоть бы и кирпичи! Кирпичи тоже нужны. Да неважно что, лишь бы делать, созидать! Рабочий вытачивает на заводе детали, строитель строит дома, врач лечит людей, учёный делает открытия, колхозник растит и собирает урожай. Даже певец, тот тоже делает большое и нужное дело — поёт песни. Вовремя спетая хорошая песня — это очень важно! И все они — врачи, учителя, рабочие, моряки, шахтёры — они все что-то делают, творят, строят! Вот как я хочу жить, а не ходить бессмысленно по сцене, переодевшись копной сена.
— Знаешь, Саша, какое-то странное у тебя воспитание. Как-то ты очень уж сильно совковым духом пропитан. А насчёт твоих идей о творчестве — так они уже устарели, извини.
— Это как это устарели? Почему?
— А вот так. Знаешь, что по этому поводу сказал наш министр образования? Министр, не кто-нибудь там!
— Что?
— Сейчас, у меня тут как раз записано было, — переводчик вытащил из внутреннего кармана пиджака прибор, похожий на очень большой мобильник, немного повозился с ним, а затем продолжил: — Вот, слушай, цитирую: «недостатком советской системы образования была попытка формировать человека-творца, а сейчас задача заключается в том, чтобы взрастить квалифицированного потребителя, способного квалифицированно пользоваться результатами творчества других». Конец цитаты.
— Ничего не понял. Можно ещё раз?
— Пожалуйста, — Тимофей Дмитриевич снова прочитал мне со своего большого мобильника фразу министра образования и сказал: — Понял? Так что извини, но люди-творцы в наше время уже не нужны. Гораздо важнее и правильнее пытаться стать квалифицированным потребителем, нежели творцом.
— Кем важнее стать?
— Квалифицированным потребителем, Саша!
— Как-то это не слишком красиво звучит. По смыслу, если перевести на русский язык, то министр образования предлагает учить и воспитывать разборчивых в еде поросят, я его так понял.
— Саша! Опять ты всё с ног на голову ставишь!
— Прозвучало это именно так. В любом случае, поросёнком, даже очень хорошо разбирающимся в сортах корма, я быть не хочу. И ходячей вешалкой для нелепой и глупой одежды тоже быть не хочу, это не для меня.
— Ладно, не буду с тобой сейчас спорить. А к шоу-бизнесу ты как относишься?
— К чему?
— Ну, ты ведь сам говорил только что, что быть певцом — достойное занятие. Конечно, пробиться в шоу-бизнес заметно труднее, чем в топ-модели, но попробовать можно. Там главное реклама и весьма желательна какая-нибудь скандальная изюминка. Уметь петь тоже не помешает, хотя без этого-то как раз вполне можно и обойтись. Кстати, а ты сам-то петь умеешь?
— Нуу…
— Понятно, не умеешь.
— Почему не умею-то? Умею.
— Да? Попробуй, спой что-нибудь сейчас.
— Пожалуйста, мне не трудно, — я встал, отошёл к зарешёченному окну, и негромко запел:
Климу Ворошилову письмо я написал:
Товарищ Ворошилов, народный комиссар!
В Красную армию в нынешний год,
В Красную армию брат мой идёт!
Товарищ Ворошилов, ты, верно, будешь рад,
Когда к тебе на службу придёт мой старший брат.
Нарком Ворошилов, ему ты доверяй:
Умрёт он, а не пустит врага в Советский край!
Умрёт он, а не пустит врага в Советский край!
Слышал я, фашисты задумали войну,
Хотят они разграбить Советскую страну.
Товарищ Ворошилов, когда начнётся бой —
Пускай назначат брата в отряд передовой!
— Стой! Стой, прекрати!! — внезапно взвыл Тимофей Дмитриевич. — Перестань, Бога ради! Саша, что это ещё за мерзость?! Что гадость ты поёшь?! Какой-то совковый милитаристский бред! Это… это просто непереносимо, Саша! Гадко! Гадко!! Гадко!!!
— Почему? Хорошая песня.
— Очень, очень скверная песня, Саша. Никогда больше не вспоминай её, это очень гадкая песня!
— Как это гадкая? Она про Родину! Про Долг, про Совесть, про то, что человек должен…
— Прекрати! Саша, как же замусорена твоя голова совковыми бреднями, ужас! Какой, ну какой ещё долг, откуда?
— Долг перед Родиной!
— Чушь!! Никакого «Долга перед Родиной», как ты говоришь, не бывает, не существует и не может существовать!
— Как это не существует?
— А вот так. Смотри, сейчас я объясню тебе. Начнем с аксиомы, которая, с одной стороны, совершенно очевидна, а с другой — большинству людей, которым с самого раннего детства внушали обратное, просто не приходит в голову: изначально, по умолчанию, ЧЕЛОВЕК НИКОМУ НИЧЕГО НЕ ДОЛЖЕН. Любые долговые обязательства возникают только в том случае, если он добровольно и сознательно принимает их на себя. Повторяю — только. Никакой навязанный, силой или обманом, «долг» — долгом не является. Одно из важных следствий этой аксиомы — незаказанные услуги не подлежат оплате. Даже если тот, кто их не заказывал, ими воспользовался (и уж в особенности если у него просто не было выбора, воспользоваться или нет). Государственные законы часто отрицают этот принцип, однако мы сейчас говорим не о юридической, а о моральной стороне, на которую так любят упирать адепты патриотизма. Так вот, человек ничего не должен даже собственным родителям за факт своего рождения: он их об этом не просил, у него не было выбора, в какой семье, в какое время, и в каком месте рождаться. Он ничего не должен другому человеку, который его любит, за сам факт любви — даже если эта любовь искренняя. И уж тем более он ничего не должен куску территории, огороженному пограничными столбами.
И вот тут я всё понял. Да ведь он, мой переводчик, он просто сумасшедший! Это же больной человек, ему лечиться нужно! Насчёт Патрика и Жана я не совсем уверен, больные они или преступники, но Тимофей Дмитриевич болен на голову однозначно, тут сомневаться не приходится. Вскочил с кресла, волнуется, ходит по комнате и продолжает нести несусветный бред:
— Как уже было сказано, аналогия родины с матерью (или иным человеком) вообще некорректна. Кусок территории не является личностью. Кусок территории не может иметь заслуг. Кусок территории не предпринимал никаких усилий, чтобы данный человек появился на свет. Население этого куска (всё вместе) также не является личностью и в абсолютном своем большинстве (исключая нескольких родственников и знакомых, которые, конечно, никак не тождественны понятию «родина») не имело никакого понятия о появлении нового соотечественника — а если бы и имело, отнеслось бы к этому совершенно равнодушно. Так что, повторю еще раз, никаких «долгов перед Родиной» — и уж тем паче «неоплатных» — нет и быть не может, это не более чем миф, культивируемый правящей верхушкой с целью удержания власти и сохранения возможности бесконечно доить (и это еще в лучшем случае) своих подданных. На самом деле человек никому ничего не должен за то, что родился. Равно как и за то, что продолжает жить по месту рождения. Он это место не выбирал и, соответственно, никаких обязательств перед ним не несёт. И пресловутого «общественного договора» он не подписывал — его поставили перед фактом «подчиняйся нашим законам или иди в тюрьму». Уже сам факт этого насилия и принуждения лишает требование лояльности по отношению к родине какой-либо логической или моральной обоснованности.
— То есть, если на нашу Родину нападут враги, то защищать Вы её не пойдёте? — не удержался и ляпнул я. Умом-то понимаю, что спорить с законченным психом — дело совершенно гиблое, но вот не удержался, вякнул. И кто меня за язык-то тянул?
— С какой стати? Моя Родина — планета Земля. Насилие в любой форме — зло, квасной патриотизм — атавизм, а пацифизм — норма, армия отвратительна, когда к ней принуждают! Я ненавижу милитаристов, поклонников Советской власти, квасных патриотов, сторонников насилия государства над личностью. Для них человек — ничто, просто винтик тоталитарной машины. Но я — либерал, и горжусь этим! Для меня нет ничего выше личности, все государства, империи и так далее — ничто перед правами человека, личность выше общества, ребёнок с самого рождения равен взрослому, женщина равна мужчине!
Он ещё что-то там говорил, говорил и говорил, но я уже не слушал. Да, человек болен. И болезнь зашла уже настолько далеко, что я сомневаюсь в возможности вылечить его без применения сильнодействующих средств. Всё настолько запущено, что едва ли поможет хоть что-то менее мощное, нежели гильотина. Я, во всяком случае, не верю.
«Ребёнок с самого рождения равен взрослому». Какая чушь! Мне тринадцать лет, но я не считаю себя равным взрослому хотя бы потому, что самостоятельно не умею почти ничего. Я не умею работать у станка, не умею проектировать дома, не умею выращивать сады, ничего я не умею. Да я даже нормальным кочегаром на паровозе работать не смогу — у меня просто не хватит на это сил. Меня кормят, одевают, учат. Как же я могу быть равным взрослому, если ничего не делаю и даже не умею делать? Конечно, потом я вырасту, выучусь. Но ведь это только потом, а не сейчас! Пока же я, если честно, обуза для родителей, хоть и помогаю им по возможности с Вовкой, тот-то обуза в ещё большей степени, и по дому. А этот идиот равным взрослому называет даже новорожденного. Новорожденного, который вообще никто даже по сравнению с Вовкой! Идиот.
А это его «все государства, империи и так далее — ничто перед правами человека, личность выше общества». Неужели он сам не понимает, что говорит? Как это личность может быть выше общества? А если (вернее, когда) действительно придут враги? Что будет делать эта «личность» без общества? Ведь её, эту личность, просто сделают рабом или вовсе убьют, и никто-никто её не защитит, так как она «выше общества», она на общество наплевала. Или этот козёл быстро-быстро перебежит к врагам? А что, если Родины у него нет, и он даже не верит, что она вообще может быть, то отчего бы ему и к врагам не перебежать? Вот только, возьмут ли его к себе даже и враги?
Я вспомнил замечательную, душевную «Сказку о Военной Тайне». Знаете, мне кажется, что этот Тимофей Дмитриевич не тянет даже и на Плохиша, хотя я того раньше считал ну полнейшим ничтожеством. Думал, человек ещё хуже быть не может. Оказывается — может. Нет, в принципе Тимофей Дмитриевич на Плохиша похож, только вот у него, как говорится, «труба пониже и дым пожиже». Плохиш-то, как ни крути, но воевал. Нанёс бесчестный, подлый, предательский, но всё же удар, пусть и в спину. А Тимофей Дмитриевич, мокрица эта, не способен даже и на такое, духу у него не хватит. И максимум, на что он может рассчитывать у буржуинов — это чистить ботинки Плохишу, да доедать за тем огрызки печенья из корзины и вылизывать бочку из-под варенья.
А этот, который никакой, он всё говорил, говорил, и никак не мог остановиться. Что-то там про права ребёнка, про какую-то «ювенальную юстицию» (что бы это ни было), про всеобщее равенство, про то, что мужчина ничем не отличается от женщины (правда, что ли?). В общем «Остапа понесло», я и половины его бреда не понимал. Как же надоел он мне, а! И тут я придумал, как мне прогнать придурка. Чуть прокашлявшись, я ему ещё кусочек песенки спел:
Товарищ Ворошилов, а если на войне
Погибнет брат мой милый — пиши скорее мне!
Нарком Ворошилов, я быстро подрасту
И встану вместо брата с винтовкой на посту!
И встану вместо брата с винтовкой на посту!
Ух!! Как его проняло-то! Вот, кажется, я теперь знаю, что именно означает поговорка «бежит, как чёрт от ладана». Именно это я только что и наблюдал воочию! Тимофеич заткнулся на полуслове, подавился словом «ксенофобия», а затем просто выскочил из комнаты, хлопнув тяжёлой дверью, даже не попрощался. Да и хрен с ним, нужно мне больно его прощание.
Пока никого не было со мной, я быстро достал свои таблетки, наковырял очередную дозу и спустил все шесть полагающихся таблеток в унитаз. Ага, это я «методом Тома Сойера» лечусь. От чего лечусь? Да фиг его знает. После того, как таблетки принимать бросил, а стал вместо этого в унитаз их спускать, мне сделалось гораздо лучше, и рука болеть перестала, и не тошнит. А вот пока принимал, было как-то хреново, честно говоря. Голова вообще почти не соображала ничего, постоянно всё как через вату чувствовал, и спать хотелось. А ещё тошнило жутко. Сильнее всего тошнило от таких небольших таблеточек в бело-розовой картонной коробочке, «Диане-35» называются. Ну и гадость!
Я эти таблетки почти две недели пил, мучился. Сам пил, добровольно и с энтузиазмом! А если не пить, так ведь всё равно введут в организм, хоть бы и через уколы, укол-то можно больному сделать легко и без его согласия, вот и пил я таблетки. И, как оказалось, не зря! «Метод Тома Сойера» сработал! Мне доверили принимать лекарства самостоятельно, чем я успешно и занимался. Только вот Том Сойер поил своим лекарством щель в полу, а я своё в унитаз спускаю, но разницы-то нет никакой, верно? Зато здоровье улучшилось у меня и голова не болит больше. И не тошнит, это самое важное.
Чем бы заняться таким сейчас мне? Делать — ну совершенно нечего. Есть телевизор, но там такую чушь показывают, что просто противно включать. Есть диски с мультфильмами, но они не сильно лучше. Не знаю, в то ли в СССР и в РФ мультфильмов вовсе не снимали, то ли не дали мне таких, но абсолютно все мультфильмы, что есть у меня, иностранные. Больше всего американских, японских тоже немало. Японские лучше. В американских вечно драки какие-то: кошка бегает за крысой, бурундуки бьют кошку, придурок-дятел мешает всем вокруг себя, ещё дрянь всякая вроде пожирающего в лошадиных дозах шпинат моряка. Японские мультфильмы хоть красивые, пусть и непонятные. Зато какие там девчонки! Да, нарисованные, но красивые! И в таких офигенно коротких юбочках! У меня тоже пара таких есть.
Ну, чё ухмыляетесь! Да, есть пара юбок у меня и платьев девчачьих четыре штуки, в шкафу вон висят. Конечно, я не надевал ничего из этого ни разу, но они есть. Сначала я думал, что это какая-то ошибка, зачем мне девчачья одежда тут нужна? А этот придурок Тимофеич какую-то фигню рассказывать стал о «гендерной самоидентификации». Говорил, что в Германии, мол, мужик по городу в юбке гуляет и считает, что это нормально. А в Англии мальчишка в платье девчачьем в школу ходит и это тоже нормально. А ещё есть какие-то два остолопа, которые родили ребёнка и не говорят никому, мальчик это или девочка. Он, этот ребёнок, у них попеременно то в мужской, то в женской одежде ходит, то с куклой, то с ружьём игрушечным. Что из этого существа в итоге вырастет, мне страшно даже представить.
А вот сегодня я узнал, что никакой ошибки тут не было. Блин. Они, оказывается, пидорасы, эти Патрик с Жаном! Пидорасы!! И они — семья. Дико звучит, но они — муж и… ещё один муж. Бред. Во, козлы!! И, значит, меня они тоже таким сделать хотят, да? Жана я, кстати, пару раз в женском платье уже видел. Вот я влип-то! Это меня, советского пионера, хотят сделать пидорасом?! Чтобы я, как Жан, в платье ходил? Ну-ну.
Эх, оружия нет никакого, жаль. И рука не зажила пока ещё. Гипс снимут на следующей неделе, но всё равно в полную силу рукой я не скоро смогу пользоваться. Конечно, такую соплю, как мой переводчик, я, скорее всего, одной левой завалю, да ногами запинаю, он совсем хиляк. Но вот с Жаном или Патриком такой номер не пройдёт, они бугаи здоровые. Ни с одним из них мне не справиться без оружия, даже с действующей в полную силу правой рукой.
В общем, мне нужна помощь. Я в каком-то небольшом особняке сейчас нахожусь, не в клинике. У меня две своих комнаты, туалет, ванная. За окном — весенний лес за кирпичным забором. Ага, а на окне — решётка. Всё равно я в плену, не выпускают меня даже и погулять. Тимофеич говорил, что скоро в Амстердам полетим, документы уже готовы, просто тут у Патрика какие-то дела в Москве, он не только футболист, чем-то ещё занимается. Не, особняк не в самой Москве, но недалеко, причём я даже знаю где. Откуда знаю? Ну, я не совсем питекантроп, да и Лена мне кое-что рассказала. Мы когда ехали сюда (Жан рулил, Патрик со мной на заднем сиденье сидел, за руку меня держал, пидорас вонючий), так я на въезде в ворота особняка GPS-координаты прочитал с навигатора и запомнил. Вот, ещё сообщить бы Ленке это, может, поможет чем-нибудь?
Сообщить. Ленке. А как? Нет у меня тут связи никакой, ни телефона, ни Интернета. То есть, Интернет-то есть в компьютере, но он какой-то неправильный. Тут браузера вовсе нет никакого, либо я не нашёл его. Может, Ленка как-то и смогла бы запустить, но я же не она, я не умею. На рабочем столе нет ярлыка, в главном меню тоже не нашёл, так что… Откуда знаю, что Интернет есть? Так, игрушки-то работают! Тут все самые хорошие и новые игрушки без Интернета и не запускаются, а у меня на компе (гораздо более мощном, чем у Ленки дома) всё только самое лучшее! И игрушки тоже.
Со скуки шевельнул мышкой, экран загорелся. Да, всё как всегда. Знакомый рабочий стол с придурошной картинкой (тошнит уже от этих цветочков). Знакомые ярлыки. Интернета нет. То есть, есть, но связаться ни с кем нельзя. Поиграть, что ли, с горя?
Поиграть. Мне подписку аж на полгода вперёд купили, играй — не хочу, хоть сутками напролёт. Сейчас учебный год не кончился ещё, но учить меня ничему никто и не пытается (только голландский язык учу потихоньку). Да, учить меня не пытаются, но играть можно сколько влезет и в любое время суток. Играть. Играть — можно. Но… Блин, ну я и тормоз! А что, почему бы и нет? Ведь, в конце концов, это же тоже — связь!
Я дёрнулся на кресле и торопливо (левой рукой как неловко!) запустил двойным щелчком мышки по знакомому ярлыку игру. А координаты? Я их помню? Ха, помню, хоть и не записывал нигде. Помню!
Ну всё, только бы сработало, а уж тогда! Ух! Ленка. Она что-нибудь придумает. Может, наших из 1940 года позовёт. Посмотрю я, как эти пидорасы с товарищами из НКВД справятся, как Тимофей Дмитриевич будет сержанту госбезопасности рассказывать про толерантность и права человека. Эх, очень посмотреть на такое хочу. Здорово! Даже, прямо, петь хочется:
И встанем вместо брата с винтовкой на посту!..