Пип-шоу

Глава 18

Майлз

Тоскливый (прил.) — глубокая, но романтическая меланхолия.

Я смотрел на ее лицо, наконец обретя покой, когда Бебе погрузилась в сон. Я чертовски волновался, задаваясь вопросом, не обманули ли меня мои инстинкты, что я должен был отвезти ее в больницу, несмотря на предупреждения ее подруги. Она была в полном беспорядке, о чем мне говорили ее глаза, которые то открывались, то закрывались, прежде чем она заснула. Боялся за нее и боялся ее, мое тело дрожало и заставляло меня ощущать, что я не тот человек, каким видел себя долгие годы, если такая крошечная женщина, как она, может поставить меня на колени.

Потребность прикоснуться к ней была непреодолимой. Самое простое прикосновение, ощущение ее ресниц на моих губах, ощущение ее век, трепещущих во сне под моим ртом. Я хотел поцеловать ее, попробовать на вкус, обладать ею, но просто находиться с Бебе в одной комнате было испытанием. Я боролся с двумя противоречивыми желаниями в моей голове — одно говорило мне бежать как можно дальше, а другое требовало разбудить Бебе и заставить ее наконец подчиниться, как она должна была сделать уже давно.

Когда мне позвонили, я даже не раздумывал. Бросился туда, и в следующую секунду мне показалось, что я перенесся в другой мир, когда вошел в клуб и увидел Бебе в отключке на диване. Мир, где красивые девушки слишком много пили и принимали сомнительные наркотики; мир, где Бебе и я могли быть вместе, где было проще всего перекинуть ее через плечо и в то же время отбросить осторожность и забрать ее с собой домой, где ей самое место.

Когда я увидел Бебе на своей кровати, ее волосы рассыпались по моей подушке, мое сердце сжалось от боли. Я не мог заставить себя положить ее в белую комнату. Ее место здесь, в моей спальне, на простынях, которые пахли мной. Бебе была такой ошеломляющей, такой уязвимой, лежа здесь. Мое сердце колотилось от непонятной боли, и как бы сильно я ни хотел прикоснуться к ней, не мог заставить себя сделать это.

Я смотрел, как Бебе засыпает, как тяжелеют ее веки, как сон уносит ее от меня. Поднялся с пола и сделал шаг назад к двери. Мне нужно было уйти. Я не мог находиться так близко к ней, не мог позволить себе потерять хладнокровие, когда Бебе была всего в нескольких дюймах от меня. Я ничего не хотел так сильно, как прикоснуться к ней, снова заключить ее в свои объятия и вдыхать ее сладкий аромат. Но я не мог справиться с этим, давление было настолько сильным, что думал, что моя голова взорвется. Мне нужно было убраться к чертовой матери от нее.

Спотыкаясь, я вышел из спальни, держась за дверной косяк. Голова кружилась, тошнота брала верх, когда я наполовину шел, наполовину падал в гостиной. Когда дошло до дела, я не мог находиться рядом с ней, не мог выносить ее близости, потому что боялся, что Бебе причинит мне боль или я причиню боль ей. Ничто в моей голове не имело смысла. Единственное, что было преобладающим и очень ясным, это то, что мне нужно было уйти. Быть на улице, одному, на холодных улицах, было бы лучше, чем оставаться с ней наедине в моей квартире.

Я шел по лестнице, дрожа с каждым шагом, приближавшим меня к моему холодному месту назначения. Швейцар на этот раз не сказал ни слова, хотя, казалось, его беспокоили мои внезапные отлучки, когда я не покидал квартиру по меньшей мере год до этого. Я пошел прочь от него, от замкнутого пространства многоквартирного дома. Мне нужно было уйти от всего этого.

Холодный воздух сильно ударил меня, зябко и угрожающе, его ледяные пальцы обхватили мое горло. Спотыкаясь, я пошел по улице, только тогда осознав, что забыл куртку. Холод кусал мою кожу, отчаянно пытаясь проникнуть сквозь тонкую ткань рубашки и заставляя кровь стыть под кожей. Я боялся, боялся больше, чем когда-либо за последние годы.

Остановиться означало думать о Бебе в моей постели, поэтому я продолжал идти. Шаг за шагом, одно мгновение сливалось с другим, пока не начал дышать легче, без панических вдохов, от которых воздух едва попадал в горло. Я пошел по улице, удаляясь от центра города и направляясь к парку, в котором уже бывал раньше, когда еще думал, что моя агорафобия — это то, от чего я избавлюсь.

Парк был закрыт коваными железными воротами, но я легко перелез через них. А потом оказался внутри. Маленькие пруды замерзли, парк был тих и спокоен в полуночный час. Рассвет еще не наступил, но если я задержусь здесь надолго, то увижу, как над тихим парком взойдет солнце.

Я сел на каменную скамейку, мое сердце бешено колотилось, а голова болела от мыслей, отчаянно пытавшихся пробиться в беспокойную часть моего мозга. В первую очередь я думал о Бебе, образ ее спящего тела на моей кровати разрушал мой разум. Я был зол на себя за то, что ушел, но мое тело никак не могло позволить мне остаться в квартире.

Шок от того, что я увидел ее лично, почувствовал ее упругое тело под кончиками пальцев и почти — черт возьми, почти — попробовал ее на вкус, был слишком сильным. Я никогда не хотел ничего большего, но даже не мог заставить себя остаться в одном здании с ней. Настоящий страх поселился глубоко и прочно в моих костях. Я боялся ее. Я, Майлз Рейли, разорван в гребаные клочья из-за маленькой тусовщицы, которая взяла надо мной верх.

— Бебе, — пробормотал я себе под нос, уронив голову на руки.

Впервые в жизни позволил внешним силам взять верх. Я слушал, чувствовал. Я молчал, потрясенный всеми звуками, которые делали тишину такой ошеломляющей.

Щебетание птиц. Шелест листьев на ветру. Звук машин вдалеке. Все это создавало идеальный хаос, которого мне не хватало долгие годы. И в каком-то смысле, извращенном, чужом смысле, это было странно успокаивающим.

Заставить себя высидеть целый час сначала казалось кошмаром, и я считал каждую секунду, обхватывая губами цифры, когда они срывались с моих губ. Я не мог уйти. Мне нужно было остаться здесь, позволить своему телу успокоиться, а разуму перестать шататься. Может быть, через час я буду готов снова встретиться с Бебе. Может быть, через час я смогу снова обнять ее.

Может быть, я смог бы сказать ей, что действительно чувствую. Может быть, только может быть, смогу сказать эти три маленьких слова в ответ.

Потому что я тоже это чувствовал. И я точно знал, о чем она говорила, когда пробормотала их мне в своем одурманенном состоянии. Я точно знал, что она имела в виду, потому что во мне горел тот же огонь. Угли, которые зажгли ее собственную искру, ярко горели в моей душе, и в кои-то веки я не боялся своих чувств. Нет, я боялся ее.

Мою Бебе.

Потому что она была красива.

Потому что она была сломлена.

Потому что она была такой же, как я, и в то же время не похожа ни на кого, кого я встречал раньше.

Притяжение, которое я чувствовал к девушке, было магнетическим, огонь — страстным, поглощающим меня, как ничто, что я когда-либо чувствовал раньше, даже собственную панику и страх. Я никогда никого так сильно не хотел, никогда не жаждал другого человека так, как жаждал ее. И именно поэтому я боялся.

Я потеряю ее.

Несомненно.

Бебе уйдет, когда узнает, чем я занимаюсь — чем мне приходится заниматься, чтобы поддерживать свой бизнес. Да, она уйдет, когда узнает правду обо мне.

Насколько я был одержим. Постыдные ванны с антисептиком. Спрятанные сигареты. Темная, вонючая комната в глубине квартиры. Она не стала бы оставаться рядом с таким сумасшедшим. Не она. Когда я потеряю ее, то окончательно сломаюсь. Это будет мой конец.

Я сидел там, пока шли секунды, а страх становился все больше и больше. Я наблюдал, как растет моя паника, пока она не превратилась в большой блестящий пузырь, как те, что я надувал в детстве. Большой радужный пузырь с мыльной водой и детскими мечтами. А потом он лопнул.

Все закончилось, вот так просто. Пузырь исчез, страх взорвался в огромном небытии парка.

Я поднялся на ноги. Подсчеты, которые вел, превратились в ничто, пока все цифры не слились воедино, и я остался наедине с одним желанием, одним самым глубоким, самым темным желанием в моем сердце — обладать Бебе, независимо от того, насколько эгоистично, насколько погано, насколько зло с моей стороны это было.

Мои ноги быстро несли меня обратно в квартиру, и я смотрел на восход солнца над городом, пока шел назад домой. Я замерз, моя кожа была как холодный мрамор, пока я шел к зданию. Посмотрел наверх, но в моей квартире не горел свет. Бебе, должно быть, крепко спала, и мысль о том, что ее волосы разметались по моей подушке, заставила мой член затвердеть. Отчаянно желая погрузиться в нее, я промчался мимо швейцара, который уже даже не пытался скрыть свой шок, и поднялся по лестнице. По две ступеньки за раз.

Ввалившись в свою квартиру, я схватился за дверную ручку — скорость, с которой бежал к своему дому, лишила меня самообладания. Я запыхался, даже мои энергичные тренировки дома не подготовили меня к жестокой погоде на улице. Но ничто не могло отвратить меня от единственного, чего я хотел. От того, чтобы держать ее в своих сильных руках, заставить ее пообещать, что она больше никогда не сделает ничего подобного. Заставить ее поклясться, что она будет хорошей девочкой для меня.

Я вошел в спальню, и мое сердце упало, когда увидел, что она пуста. Простыни были смяты, и я сразу же заметил одну вещь.

Бебе сняла со стены белую рамку. Она достала белую бумагу и написала на ней губной помадой записку.

Спасибо.

xoxo Бебе

Я уставился на эти слова, представляя, как она царапает их и исчезает в своей квартире. Мне хотелось злиться, но я не мог найти в себе силы обидеться на нее. В конце концов, я понял, что это значило для Бебе. Почему она сбежала.

Ухмыляясь про себя, я вставил испорченный белый холст обратно в раму и повесил ее на стену. Ее ярко-розовая помада теперь была центром внимания всей моей комнаты, и я усмехнулся, глядя на нее, украшающую мою стену.

Было бы так легко впасть в отчаяние в тот момент, зная, что Бебе оставила меня. Но я не мог заставить себя сделать это, не мог заставить себя расстроиться из-за этого. Потому что теперь я победил самый большой страх из всех.

Я рассмеялся про себя и покачал головой, забираясь обратно в свою кровать, простыни которой были еще теплыми от ее тела, завернутого в них. Я вдыхал ее запах, наполняя свои ноздри всем тем, что делало ее такой уникальной, такой чертовски особенной для меня. Моя прекрасная девушка, моя потрясающая Бебе.

Отныне все будет по-другому, потому что Бебе заставила меня победить монстра, который разлучил меня с ней. Отныне я не буду мужчиной, которого она хотела.

Я буду мужчиной, которого она заслуживает.