Вниз по лестнице и несколько болезненных шагов по улице, мимо охранника «Севен-илевен». Вид у него такой, словно ему хочется меня вышвырнуть, но не хочется до меня дотрагиваться. Я избегаю блестящих поверхностей, меня обслуживают раньше других, расступившихся, чтобы пропустить меня. Болит губа, и, когда говорю, звук получается с каким-то присвистом. А я показываю на сосиски в стеклянной витрине и кладу на прилавок деньги. Они по-прежнему похожи на отрезанные пальцы. Я всасываю в себя жир, и соль, и мясо.
Захожу в охотничий магазин. На стенах — зеленая одежда, сапоги, удочки, я подхожу к кассе. Вообще-то я и так уже похож на жертву неудачной охоты. Продавец, мужчина лет сорока в удобной верхней одежде, пытается сделать вид, что не замечает ничего необычного.
— Чем я могу вам помочь?
— Охотничий нож.
— Так, а скажите, пожалуйста, для чего?
— Для охоты.
— У нас большой выбор. А на какого зверя?
— На большого.
— Вроде косули?
Вроде человека.
— Да, вроде того, на большого.
Он открывает ящик с ножами, расположенный под прилавком.
— А как давно вы охотитесь?
— Я только начал.
Он выкладывает на прилавок два ножа. Один — с красной пластмассовой ручкой, другой — с деревянной.
— Больше.
— Простите?
— Больше, он должен быть больше.
Он вынимает два других. Один наполовину вытаскивает из ножен, чтобы я посмотрел на сталь.
— Это немецкий, «Золинген», очень хорошего качества.
— Больше.
Он показывает мне другие — шведский, финский, хорошие охотничьи ножи, говорит он.
— Больше.
— Не думаю, что у нас… Подождите-ка секундочку.
Он выходит в подсобку, наверняка чтобы позвонить в полицию. Возвращается с темно-синим пластиковым пакетом, открывает его и аккуратно вынимает нож, вложенный в ножны.
— Это канадский нож. Для охоты на медведя. На лося. По большому счету, мы закупили его для полноты коллекции.
Это большой нож, длиной с мою руку до локтя. Продавец с благоговением кладет его передо мной, показывает мне детали, с гордостью в голосе объясняет, как им пользоваться. Рассказывает, что на нож дается пожизненная гарантия.
Для кого?
Он упаковывает нож, и я расплачиваюсь.
Я пишу письма тем немногим людям, что есть в моей жизни.
Если я вернусь в квартиру, то порву их; если нет, они останутся лежать на кровати. Перед мамой я извиняюсь за то, что у нее из-за меня было столько тревог. Я бы хотел быть лучшим сыном, здоровым сыном. У брата я прошу прощения за квартиру. Много раз. Надеюсь, у него хорошая страховка. Спрашиваю, помнит ли он аквапарк в Белахое.
Я пишу Амине. Пишу, что, надеюсь, ей хорошо там, где она есть, что она счастлива.