Письма Амины

43

Я пришел в себя. Рядом с кроватью стоит Микаель. Вместе с другим санитаром они сняли с меня смирительную рубашку, теперь мы одни.

— Вставай, разбойник.

Улыбаясь, он помогает мне вылезти из кровати, поддерживает меня, пока я делаю первые неуверенные шаги. Все тело дрожит, но это нормально после фиксации. Я говорю Микаелю, что хочу писать, он помогает мне дойти до туалета.

— Справишься?

— Да.

Я закрываю за собой дверь, сажусь на унитаз и смотрю перед собой. Лицо становится влажным. Сначала я не понимаю, что это, а потом замечаю, что это льется из глаз. Внутри я ничего не чувствую, но снаружи, по лицу, бегут слезы. Микаель говорит со мной из-за двери, спрашивает, все ли в порядке, просит открыть.

Я плачу, не могу остановиться. Они ломают дверь и поднимают меня. Усаживают на постель и дают таблетки. Через какое-то время слезы иссякают.

Я сижу в кресле-каталке, меня везут в мою старую комнату. Кровать убрана, мои немногочисленные плакаты висят на старых местах. Мне помогают перебраться в постель, я поворачиваюсь к стене и поджимаю ноги. Микаель сидит на краю кровати, держит меня за плечо. Говорит, что теперь я дома, что все в порядке, что без меня было скучно. Завтра мы можем поиграть в шахматы, через пару дней я смогу пойти с остальными в бассейн. Они купили новый видеомагнитофон. Сядем, посмотрим гонконгские фильмы: «Крутые ребята», «Пуля в голову», «Киллер»… Старые добрые боевики Джона By.

Я сижу в комнате отдыха, руки слишком сильно трясутся, чтобы я мог скрутить сигарету. Я прошу Жирную Грету свернуть мне пару штук. Когда мне нужно прикурить, она держит передо мной зажигалку: это непросто, голова так и ходит вверх-вниз. Она рада мне помочь, раньше я с ней не разговаривал.

Дни идут, я сижу в комнате, тупо уставившись перед собой. Микаель принес мне стопку журналов, тех, что оставляют посетители, их разрешают читать. В палате курить запрещено, так что раз в день я встаю с постели и с пыхтением двигаюсь в комнату отдыха. Выкуриваю пять-десять сигарет подряд, настолько быстро, насколько быстро успевает их скрутить Жирная Грета. Со мной заговаривают, но я не отвечаю. Я трясусь, сначала потому что мне прибавили лекарства, никогда еще я столько таблеток не пил, и некоторые из них такие большие, что их трудно проглотить. А потом я трясусь, потому что они снижают дозировки. Мы же не хотим тебя убить, говорят они.

Я захожу в комнату к Томасу. Чтобы не напугать его, надеваю акриловый спортивный костюм. Он сидит на кровати, ая — напротив, на пластиковом стуле.

— Черт, как же грустно без тебя было. Я по тебе скучал, на самом деле.

Я пытаюсь улыбнуться.

— Я все думал, что же ты там делаешь. Почти завидовал. Не то чтобы мне хочется выйти, но я торчал тут и маялся от безделья.

— Да…

— Там все по-прежнему?

— Более или менее.

— Ты нашел свою Амину?

— Да…

— Если не хочешь об этом говорить, не надо.

— Ничего страшного…

— Черт, как же приятно тебя видеть… Я думал, спячу, торчать тут без дела, скоро мы…

Я встаю и ухожу к себе, ложусь. Я изнурен, но спать не могу.

Ночью я подхожу на пост. Карин сидит, откинувшись, на конторском стуле и читает книжку. До того как она опускает ноги, я успеваю увидеть кусочек ее ляжки под юбкой.

— Можно мне снотворного?

— Разве ты не выпил таблетку, Янус?

— Нет.

— Уверен?

— Нет.

Она встает, отходит и смотрит в журнале.

— Похоже, что ты уже принял таблетку, Янус. Тебе давали лекарство в половине девятого и таблетку снотворного в десять.

— А по-моему, нет.

— Я спрошу Еспера, он скоро вернется с обхода.

Карин снова садится за книжку.

— Хочешь чаю с ромашкой, может, поможет немного.

— Нет… А я умру от двух таблеток?

— Нет.

— Так почему же ты не дашь мне еще одну?

Она смотрит на меня так, словно я маленький ребенок, сморозивший глупость.

Возвращается Еспер, кладет на стол ключи и заглядывает в холодильник.

— Янус вечером принимал снотворное?

— Да. Разве в журнале не записано?

— Записано, я просто хотела убедиться. К сожалению, Янус…

Я возвращаюсь в комнату. Ложусь и всю ночь смотрю в потолок. По-прежнему ничего не чувствую. На следующий день я уговорил врача прибавить мне снотворное. Достаточно, чтобы отключиться за пятнадцать минут, но на ночь не всегда хватает. Иногда я просыпаюсь ни свет ни заря и смотрю, как свет медленно вползает в окно и движется по полу.

Меня вызывают к врачу.

Он сидит за письменным столом и изучающе на меня смотрит.

— Что произошло после того, как тебя выписали?

— Мне стало плохо.

— Как плохо?

— Очень плохо.

— И что ты сделал?

— Я приехал сюда.

— Поговорим об этом позже, когда тебе станет получше.