Письма Георгия Адамовича Ирине Одоевцевой (1958-1965)

9

Manchester

23/II-<19>59

Chere amie Madame

Письмо Ваше получил и отвечаю незамедлительно. С моими замечаниями о стихах Вы не согласны: что же, дело Ваше! Но я уверен, что «Я не могу себе простить»[62] должно стать коротким стихотворением. У Вас страсть к длинным, и при Вашем жанре [63] это естественно. Но это – не совсем Ваш жанр, не прежний, и нужно его оборвать, т. к. в нем нечего развивать, и нужно молчание и точка. А вот в том, где о «чужом весельи», Вы бы могли из него сделать шедеврик в сверх-одоевцевском стиле. Но его надо именно удлинить и набить туда всяких перламутрово-воздушных прелестей, как Вы это умеете. Я не льстил Вам и не хотел сделать приятное, когда писал, что стих<и> очень хорошие: это правда. Что «lе style est de l'homme» [64], я конечно, знаю. Но с этим изречением произошло то, что со славой и апельсинной коркой у Мандельштама [65]. Его сообща и анонимно исправили, и только тогда оно получило верный смысл: lе style c’est de l'homme.[66] У Бюффона [67] с «de» было хуже.[68]

Насчет Померанца: тоже дело Ваше. В том, что Вы о нем пишете, мне не нравится, что он передает Вам дурные слова, да еще сочиняя и выдумывая (если он говорил обо мне). Я этого не выношу, и никогда это не делается с хорошими чувствами, даже если говорят, что это – «для вашего осведомления» и т.д. Так делала Вольская [69]: «он вас ненавидит, – я говорю это, чтобы вы это знали!» Я ей всегда отвечал, что меня это не интересует, а главное – я ей не верил. Ей было удовольствие это говорить. Но Померанец, м<ожет> б<ыть>, говорит по глупости.

В Фонд [70] я напишу непременно, но и Вы написали бы Полякову, описав свое положение. Прямая просьба лучше, больше действует. Но я напишу тоже.

Deux mots[71] относительно Покровского: при случае, незаметно, вверните ему, что я, кажется, болен, что-то с горлом или бронхами, словом, что мне запрещено говорить. Я обещал ему в конце марта для Пет<ербургского> Университета [72] лекцию о Пастернаке и уже два раза отлынивал. Но я еще не прочел всего «Живаго» [73], никакой лекции не хочу, да к тому же по горло занят Маклаковым[74] , которого должен как можно скорей кончить. Но мне не хочется опять надувать Покровского (хотя он до сих пор молчит), и нужна приличная причина. Только скажите ему это sans appuyer [75], так, между прочим. Если он желает, я прочту ему в июне. «Н<овый> Ж<урнал>» я еще не получил. До свидания, cherie. Заведите роман с Туроверовым [76], он лучше других, хотя дубинист. Где же Вы теперь ночуете, если бываете поздно в Париже? И вообще, что и как?

Ваш Г.А.