Пламя

Глава 22

♫ VEIGEL – Довези

Они ввалились в квартиру, когда на улице почти стемнело. Весело смеясь, Даша скинула обувь.

– В этой гостиной очень не хватает дивана, – вздохнула она, остановившись в центре комнаты.

Разгоряченное бокалом вина тело требовало ровную мягкую поверхность, на которую можно свалиться и отдохнуть. Кровать не подходила – на ней спят, а Даше совсем не хотелось спать, она собиралась побыть еще немного времени в обществе этого синеглазого здоровяка, заставляющего ее краснеть и хохотать от его пошлых шуток.

– Я бы обошелся и без дивана, если бы был телевизор, – сказал Никита, посмотрев в стену и, очевидно, представив, что на ней транслируется какой-то сериал или фильм. – Да-а. Смотрел бы и лежа. Все, решено. Сразу после завтрашней смены иду в магазин выбирать телек!

– Точно, у тебя же смена.

– Анжела, милая, поставь будильник на 6:40! – попросил он.

– Поставила будильник на 6:40, 6:50, 7:00, 7:10 и 7:20, – не без усмешки пропела голосовая помощница.

– Как же хорошо она тебя знает, – прыснула со смеху Даша.

– Это у меня пять основных утренних стадий, – расплылся в улыбке Никита. – Отрицание, гнев, торг, депрессия и принятие!

– Потрясающе, – пробормотала она, заметив, как он замешкался у двери в свою спальню. – Ладно. Передавай завтра привет Еве.

– Хорошо.

– Кстати, ты чего к ней вечно цепляешься?

Плахов повернулся к ней и прищурился. Даша сглотнула. Она не знала, что означает этот его взгляд – соблазнительный и злой одновременно.

– Потому, что пострадавшему плевать на гендерное равенство: он хочет, чтобы его вынесли из пожара. Он мечтает выжить. Я ничего не имею против Евы, даже уважаю ее, и все такое, но ничто не способно меня переубедить в том, что наша работа – для мужчин.

– Но ведь есть исключения, правда? – Даша пожала плечами. – Девушки имеют ряд преимуществ в некоторых…

– О’кей. Всего один эксперимент. – Никита подошел к ней.

И у нее подкосились ноги от нахлынувших чувств. Должно быть, он был пьян, раз подошел к ней так близко. Стоило отодвинуться – подальше от искушения. Но Плахов сам прервал неловкое молчание: сначала сел на пол у ее ног, а затем и вовсе разлегся на спине. И вытянул руки по швам.

– Давай.

– Ты о чем? – Даша покраснела.

Он облизнул свои чувственные губы.

– Ну, давай, попробуй сдвинуть меня с места.

– Чего? Ты серьезно?

– Естественно! – прикрикнул Никита. – Давай, живее! Ну! Вокруг все затянуто дымом, стены и пол соседнего помещения горят! С каждой секундой становится все жарче!

– Ох, е… – Она заметалась, не зная, с какой стороны подступиться.

– Сейчас путь к спасению лежит через окно! К нему пожарные подставят лестницу, тебе нужно только поднять пострадавшего, подтащить к окну и поднять на подоконник!

– А можно спустить вниз по лестнице? На первый этаж? – прикинула Даша. – Там ведь нет огня?

Плахов тихо начинал ржать. Она еще не понимала, почему. Способность мыслить логически всегда была ее сильной стороной. Что плохого в том, чтобы прикинуть, как проще и безопаснее вытащить пострадавшего из огня? Неужели пожарные так не делают?

– Закрой глаза, – попросила Даша.

– Я и так без сознания.

– Просто я в платье – неудобно над тобой кочевряжиться!

– Да не буду я смотреть тебе под юбку!

– Вот и закрой их! Ты же пострадавший? Страдай молча и с закрытыми глазами, не мешай профессионалам тебя спасать!

Под его тихий хохот, больше похожий на бульканье, она взяла его сначала за одну руку, потом за другую, встала у изголовья, потянула и… и ничего, собственно говоря. Плахов не сдвинулся ни на миллиметр.

– Ничего-ничего, сейчас сменим тактику. – Даша плюхнулась на задницу возле головы Никиты, попыталась приподнять его торс, подлезть под него, обхватить сзади подмышки. – Черт! – Отпустила пострадавшего. Встала. – А если у тебя травма позвоночника? Это может привести к параличу.

– Нет у меня никаких травм, – продолжал тихо ржать Плахов.

Она изловчилась, обхватила его под мышками и потянула.

– Аа-а-аргх!

Потянула еще раз. И еще.

Выругалась, упала рядом с ним.

Увы, но тело пострадавшего так и не сдвинулось с места. Взрослого мужчину девушке было не сдвинуть. Либо не хватало специальной подготовки, либо в фильмах все это время показывали какую-то лажу.

– Как страшно, Никит, – задыхаясь, прошептала Даша. – А если бы это был настоящий пожар, я бы не смогла тебя спасти!

– О чем и речь, – без тени самодовольства произнес он, перевернувшись на бок и посмотрев ей в глаза.

– Ты прав, у тебя сложная и опасная работа, – выдохнула она, смущаясь под его взглядом и дыша все чаще. – Я теперь буду переживать за тебя. Мы ведь… мы… соседи.

Никита смотрел на ее губы.

Это было плохо. Очень плохо.

Что они вообще делали? Мозг сигнализировал об опасности, а тело – к черту тело! Разве оно не слишком долго ждало, чтобы к нему прикоснулись сильные мужские руки?

Даша осторожно потянулась к нему, и тут в дверь раздался настойчивый стук.

– Ты кого-то ждешь? – Плахов рывком сел.

– Нет, а ты? – Даша поднялась.

– Никого не жду.

– Может, не будем открывать? – пытаясь восстановить дыхание, произнесла она.

Но тут стук повторился вновь – еще громче и настойчивее.

– Посмотрю, кто там, – сказал Никита и поднялся.

Пока он направлялся к двери, Даша вскочила, отряхнула платье, поправила волосы и приложила ладони к пылающим щекам. Ее сердце разогналось до такой скорости, что отдавалось грохотом в ушах. Когда со стороны двери послышался шум, девушка вытянула шею, чтобы лучше рассмотреть происходящее в коридоре, и тут кровь заледенела в ее жилах.

– Мама? – беспомощно пискнула она.

Ей потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя. Молоточки паники так громко колотили в виски, что на мгновение Даша перестала что-либо понимать и слышать, она думала, что грохнется в обморок, но, к счастью, устояла на ногах.

– Никита, – представился Плахов. – Друг вашей дочери.

«Просто снимает у меня комнату!» – хотелось выкрикнуть Даше, но девушка сдержалась.

– Любовь Андреевна, – недоверчиво произнесла женщина.

– Позвольте вашу сумочку и шляпку, – галантно промурлыкал парень. – Положу так, чтобы не помялось. Вы проходите-проходите.

– Ну, привет, дочь. – Тон ее голоса наполнился металлом, когда Любовь Андреевна обратилась к дочери. Она прошла в гостиную.

«Устоять на ногах. Выдержать. Дать мягкий, но уверенный отпор», – проговорила про себя Даша.

– Привет, какими судьбами? – с улыбкой произнесла она вслух.

– Решила посмотреть, как ты тут… – женщина метнула взгляд на Плахова, – устроилась. Пришлось ждать под дверью целых полчаса! Я же не знала, что тут есть другой вход, но потом увидела вас и догадалась подняться следом.

Значит, она видела, как они с Никитой поднялись в квартиру с улицы. Отправилась за ними, а затем несколько минут топталась у двери, пытаясь подслушивать?

– Может быть, чаю? Кофе? Или сок? – Плахов был сегодня самой вежливостью.

Ах, да, точно: обольщение женщин это ведь по его части. И в усмирении Любовь Андреевны он мог быть полезен. Даша готова была побиться о заклад, что именно его присутствие в комнате и удерживало женщину от перехода на крик в формате ультразвука или от тихих едких комментариев – никогда не знаешь, что конкретно матери захочется сегодня применить для устрашения отбившейся от рук дочери.

– Мне вредно пить на ночь, – бросив на него оценивающий взгляд, заметила Любовь Андреевна. Затем взглянула на раскрасневшуюся Дашу, затем снова на парня. – Так, значит, вы… живете здесь с Дарьей?

– Я ее квартирант. – Никита очаровательно улыбнулся и указал на свою спальню. – Просто снимаю комнату.

– Просто снимаете, – прищурилась она. Глаза-сканеры прошлись по его лицу, скользнули по одежде и вернулись обратно. – Вы выглядите значительно старше моей дочери.

– Мы почти ровесники. – Плахов дернул плечами. – Просто я плохо выгляжу. – И, заметив, как выгнулась ее бровь, добавил. – Работа такая.

– Какая?

– Пожарный.

Любовь Андреевна глянула на дочь с немым вопросом: «Еще один?» – видимо, имея в виду, что Лера с Сашей тоже нашли себе бойфрендов в части и теперь подсуетились для нее. Даша старалась сохранять самообладание и просто дышала ровно – вдох, выдох, вдох, выдох. Оправдываться она точно не собирается.

– Хорошая профессия, – брезгливо произнесла женщина.

– Ладно, вам, наверное, нужно пообщаться. – Плахов всплеснул руками. – Не буду мешать. Всего доброго. Рад был знакомству!

Даже мастер обаяния поспешил сбежать от ее невыносимой матери. Едва не откланялся и чуть не запнулся по пути – так торопился спрятаться от нее в своей комнате. Это о многом говорило.

– Он хотя бы красивый, – цокнув языком, прошептала Любовь Андреевна. – И работу нормальную мы ему, может, и найдем. Но вот то, что мужчина без собственной жилплощади и ты позволяешь ему жить у себя, это уже звоночек, дорогая моя. Что будет дальше? Он сядет тебе на шею?

Даша стиснула зубы. Приказала себе сохранять спокойствие, затем молча указала на кухню и жестом попросила мать пройти вслед за ней. Когда они вошли туда, девушка закрыла за ними дверь.

– Садись, мама. – Она придвинула ей стул.

Женщина жадно впитывала глазами детали окружающей обстановки. Очевидно, оценивала наследство. Или искала, что еще можно покритиковать.

– А что скажут люди? – опустившись на стул, спросила она у дочери.

– Даже не хочу знать, что ты имеешь в виду, – выдохнула девушка, чувствуя, как ее уже начинает знобить.

– Вы живете с этим мужчиной как муж и жена. Ладно, ты не боишься, что он тебя поматросит и бросит, но как потом смотреть в глаза соседям?

Даше понадобилось не меньше полминуты на то, чтобы прийти в себя и в полной мере осознать то, о чем она говорит. Она помотала головой прежде, чем ответить.

– Каким соседям, мам? Я здесь даже не знаю никого. И ты не заметила: у меня даже вход отдельный – в кафе и в квартиру. На дворе двадцать первый век, многие пары живут вместе перед тем, как пожениться. Может, это не очень хорошо, но в каких-то моментах удобно. Люди проверяют, подходят ли они друг другу, пытаются понять, комфортно ли им вместе. Это больше не преступление, мам. И никто не спросит у меня штамп в паспорте, если я живу с мужчиной. – Она сжала пальцы в кулаки. – Если ты пришла ругаться, то лучше уходи.

– Кафе? – спросила женщина.

– Это единственное, что ты услышала? – изумилась Даша. – Да, я собираюсь открыть кафе в помещении внизу.

– Не смеши меня, – отмахнулась та. – Для этого нужны огромные деньги. Организаторские способности и талант как минимум! – Она посмотрела на дочь с сочувствием. – А ты просто студентка, которой от бабушки досталось помещение в центре. Несмышленый ребенок, по сути. Влезешь в долги, наиграешься в предпринимателя и в итоге все равно сдашь эти квадраты кому-то в аренду!

«Кусь» туда, «кусь» сюда – мать как обычно отыскивала у нее слабые места. Неуверенность в себе, детские страхи и комплексы, боязнь осуждения. Выбив почву из-под ног девушки, Любовь Андреевна чувствовала себя победительницей. Сначала она придумывала несуществующие проблемы, а потом сама помогала Даше находить решения.

– Может быть. – Девушка пожала плечами. Она села за стол напротив матери и искренне улыбнулась. – Возможно, я виновата перед тобой в том, что родилась заурядной и без ярко выраженных способностей и талантов. Но я все же попытаюсь осуществить свою мечту.

Это. Было. Неожиданно.

Настолько, что Любовь Андреевна, привыкшая к тому, что дочь пасует перед ней, оправдывается и плачет, просто зависла. Она смотрела на Дашу, словно не узнавая ее, и хлопала глазами, не в силах произнести ни звука.

– А как же учеба? – выдавила она наконец после паузы.

– Переведусь на вечернее. Как Саша.

– Это не одно и то же, что дневное.

– Значит, брошу универ. – Даша дернула плечами. – И поступлю в кулинарный колледж. Или не поступлю.

– Но ведь это твое бу-ду-щее! – беспомощно пробормотала женщина.

– Вот именно, – улыбнулась девушка. – Мое. – Она посмотрела на мать с сочувствием. – И я хочу прожить его сама. Ошибаясь, набивая шишки, жалея о них и каждый день перешагивая через комплексы, которыми ты наградила меня в детстве.

– Дашенька… – Ее губы затряслись, женщина выглядела оскорбленной.

– Меня больше не нужно опекать, мама. Можно просто любить. Можно переживать за меня. Можно иногда предложить помощь. Но не контролировать, не указывать и не унижать. – Даша поставила локти на стол и подперла ладонью подбородок. – Только так. По-другому у нас общаться не получится.

– Ты так изменилась, – разочарованно вздохнула Любовь Андреевна.

– Я много времени потратила, живя так, как хотела ты.

– Я тебя не узнаю. – Она покачала головой. – Ты словно не моя дочь, а кто-то другой. Мне так страшно…

Даша улыбнулась. Облегчение – вот что она ощутила, распознав очередную манипуляцию, которая должна была вызвать у нее чувство вины.

– Но ничего. Ты просто запуталась. Я тебе помогу. – Мать наклонилась через стол и погладила ее по плечу. – Перееду к тебе сюда, помогу с кафе. Деньги, опыт, да и совет взрослого человека в этом деле не будут лишними.

Даша не верила своим ушам. Она сделала глубокий вдох и медленно выдохнула. Ей пришлось собрать весь остаток сил, чтобы сказать ей главное:

– Нет.

– Тебе тут одной не справиться, – словно не услышала Любовь Андреевна. – Живешь в голых стенах, без ремонта, без мебели. Что я, совсем, что ли, бессердечная? Оставлю свою единственную дочь в таких условиях? Помогу. Со всем помогу. И квартиру обустроим, и тебя в порядок приведем, и с кафе все организую. Беру все на себя, чтобы ты смогла нормально закончить учебу, не отвлекалась на всякую…

– Нет, – повторила Даша. – Нет, мама, нет. Услышь уже, пожалуйста. Ты не будешь здесь жить. Ты не будешь руководить ремонтом или командовать в кафе. Ты не будешь диктовать мне, как жить и что делать. Максимум, где пригодится твоя помощь, – в выборе цвета обивки мебели. Из двух оттенков, если вдруг буду сомневаться. И только если я сама попрошу тебя об этом.

– Даш, я же от всей души.

– Это мое условие, мама.

– Вот так родишь, ночами не спишь, кормишь, воспитываешь, вкладываешь всю себя! – Любовь Андреевна соскочила со стула, обиженно всхлипывая. – А она потом…

– Быть родителем – это тоже не только родить и вот это все, что ты перечислила, – уже в спину ей устало бросила Даша. – Это обнять при необходимости, поцеловать и сказать, что все будет хорошо.

Можно было уже не продолжать. Не для кого. Мать сбежала, хлопнув дверью, и не вернется, пока не придумает новый план по возвращению контроля над ней. Такие люди не меняются. Могут только сделать вид, да и то на время. Привыкшие так жить, манипулировать, изливать на близких свой яд, они уже вряд ли сойдут когда-то с этих рельсов.

Слушая повисшую в квартире тишину, Даша жалела только об одном. Она действительно очень любила маму. И все еще верила, что где-то в идеальном мире та будет искренне радоваться ее успехам, хвалить, поддерживать и крепко-крепко обнимать при встрече.

Сама она будет именно такой мамой. Можно даже не сомневаться.

Посидев немного в одиночестве за столом, девушка подошла к окну. Забралась на подоконник, обняла колени и долго любовалась вечерним городом. Как ни крути, она все-таки почувствовала вину за то, что огорчила мать. Нельзя отстоять свою свободу и ничего не лишиться. Всегда чем-то платишь. Всегда сомневаешься, правильно ли в итоге поступил.

Ей не хотелось быть одной в этот момент. Нужно было поделиться с кем-нибудь своей болью или, может, своим теплом. Даша решила: а что, собственно говоря, она теряет? Всего лишь девственность? Невелико богатство. Ради ночи в объятиях красивого и сильного мужчины – такая ли уж большая плата? Она ведь не собирается в него влюбляться, мечтать и строить совместные планы. Другие ведь девушки могут так – лечь к нему в постель, зная, что после ничего не будет. Вот и Даша тоже. Все лучше, чем оставаться сегодня одной.

Она направилась в спальню Плахова, уверенная, что потом ни о чем не пожалеет. Из комнаты доносилась негромкая музыка. Даша закусила губу. Еще можно передумать. Да к черту! Девушка осторожно толкнула дверь ладонью и замерла, когда та открылась.

Никита спал на своем матрасе. Голый по пояс. На животе, уткнувшись лицом в подушку. Даша впервые видела его широкую, мускулистую спину, покрытую в области затылка и ниже грубыми рубцами и темным обезображивающими шрамами. И у нее перехватило дыхание, а по спине поползли мурашки. Плахов мог быть груб или смешил ее без остановки, но никогда он не подавал вида, что может быть уязвим, что испытывал боль.

Эти уродливые отметины на его спине рассказывали больше иных слов. Месяцы сна на животе, обработки, перевязки, большое количество обезболивающих – вот о чем они говорили. Он, не раздумывая, закрыл собой товарища, чтобы потом ни разу не пожаловаться на муки, которые пришлось переживать день за днем. В одиночку. И на страхи не восстановиться до конца и не вернуться на службу. Потерять все. Никита просто молчал об этом при посторонних. И, наверное, только сослуживцы в душевой могли видеть эти раны и понимать цену, что он заплатил. Ведь вряд ли девицы на одну ночь, заметив шрамы, осознавали глубину того, с чем пришлось соприкоснуться их обладателю.

– Анжела, выключи музыку, – с трудом переборов желание подойти и коснуться ожогов на спине Плахова, узнать, каковы эти грубые узелки и пятна на ощупь, тихо сказала Даша.

– Выключаю, моя госпожа, – также тихо проговорила колонка.

Девушка улыбнулась, вырубила свет и закрыла за собой дверь.